Большой общественный резонанс получила статья Антонова "Так что же с нами происходит?". В ней он разобрал концепции двух наиболее важных боровшихся тогда между собой направлений общественной мысли и практики, получивших названия "купцов" (сторонников рыночных отношений) и "кавалеристов" (готовых с шашкой наголо внедрять административные методы управления экономикой), и показал, к каким плачевным результатам приведет победа любого из них. К сожалению, этот прогноз оправдался, и даже с превышением.
Критическому анализу советского периода (от Ленина до Путина) посвящена работа Антонова "Капитализму в России не бывать!", публиковавшаяся в 2003-2005 в журнале "Молодая гвардия" и затем вышедшая отдельной книгой.
Он продолжил линию русских почвенников, отказывавших политической экономии в праве на существование в качестве науки о богатстве, оторванной от других областей существования и деятельности человека. Вероятно, впервые в послесталинское время им было заявлено, что никакой политической экономии социализма не существует и не может существовать, что вызвало переполох в стане советских политико-экономов.
Антонов пришел к пониманию экономики как науки и практики ведения народного хозяйства, нацеленных на то, чтобы страна хорошела, государство богатело, а люди развивались физически и духовно, жили дольше и становились человечнее. В реальных условиях, на определенном историческом этапе, государству подчас приходится отступать от этого идеала целостности, однако после преодоления чрезвычайных обстоятельств необходимо возвращаться к пониманию гармонического развития всех сторон жизни страны. С этих позиций он критикует всю современную экономику, которая построена в соответствии с идеалами "общества потребления" и оценивает состояние страны лишь с точки зрения роста производства товаров и услуг. Антонов рассматривает ее как "недоэкономику" или "предэкономику", которая, если не преодолеть ее ограниченность, заведет человечество в безысходный тупик.
Строго говоря, Антонов предлагает вернуть экономике ее первоначальный смысл (разумеется, на более высоком уровне, отвечающем условиям нового исторического витка). Как известно, само это название возникло в Древней Греции (по названию книги Ксенофонта "Экономикос") и означало "умение вести дом". Под этим понималось такое ведение хозяйства свободного гражданина Афин, которое обеспечивало бы ему достойную во всех отношениях жизнь, а отнюдь не наибольший денежный доход. В Древнем Риме также оценивали разные способы ведения хозяйства не с точки зрения наибольшей прибыльности, а по тому, способствуют ли они воспитанию лучших граждан. Однако наряду с этим существовала другая наука о богатстве, нацеливавшая на обогащение любым путем. Аристотель назвал ее "хрематистикой" (от слова "хрема" – имущество). И хотя в Новое время в Западной Европе вновь утвердилось название "экономия" и даже с прибавлением "политическая" (с претензией на управление хозяйством в масштабе всей страны), в действительности эта наука оставалась хрематистикой, ставящей задачей обогащение государства и особенно его правящего класса, но оставляющей за пределами своего внимания условия жизни большинства людей. Пора вернуть ей более широкое понимание существа общественной жизни.
Формула производства, предложенная Марксом для рыночной, торгашеской экономики (и некритически принятая советскими экономистами) – "товар – деньги – товар", не отвечает условиям подлинно человеческого общества, где производство должно служить не только удовлетворению потребности людей, но и возвышению их духовного и нравственного уровня. Настоящая формула такой человечной экономики должна быть иной: "человек – производство – более совершенный человек".
Чтобы сделать такое понимание экономики орудием практического инструмента для гармоничного развития народного хозяйства, Антонов предложил изменить критерии оценки состояния экономики страны. Показатель валового внутреннего продукта (ВВП) не может служить таким критерием. В погоне за ростом производства часто приносятся в жертву жизнь и здоровье людей, природная среда. Поэтому, – писал Антонов еще в начале 80-х, – в дополнение к ВВП надо принять систему других показателей. Это – численность населения и средняя продолжительность жизни граждан, уровень их здоровья и образования, плодородие почв и экологическая обстановка и др. Разработаны и методы приведения разнородных показателей к общей количественной оценке. Итоговый показатель – не скалярная величина, а вектор. Сопоставление вектора-идеала и вектора – действительного положения позволяет оценить степень отклонения от желаемой цели и обеспечить оптимальное движение по пути к "идеалу".
По мнению Антонова, использование новых подходов к экономике, включающих духовную составляющую, позволит России стать мировым лидером в XXI веке.
Антонов принимал участие в нескольких богословских конференциях. В частности, на конференции, проходившей в Почаевской Лавре, он выступил с докладом, в котором показал, что переход экономики страны на рыночные рельсы с неизбежностью приведет к усилению атак на Православие в России со стороны различных, в особенности протестантских, церквей и сект. Он разоблачал деятельность западных проповедников в России и критиковал власть, широко открывшую им двери в нашу страну.
Заметки недовольного
Эти заметки – сокращенный текст статьи, которую я написал по просьбе редакции "Литературной России". Коллеги попросили меня поделиться своими воспоминаниями о сотрудничестве с газетой, и я решил воспользоваться возможностью бросить взгляд на свой путь публициста в 1980 – 90-е годы. Поскольку в "Избранном" моей биографии (или автобиографии) нет, я счел целесообразным поместить здесь эту статью.
Чем же я недоволен?
Свою статью я назвал "Заметками недовольного", отчасти подражая Юрию Полякову с его "Заметками несогласного" в "Литературной газете". Юрию Михайловичу не нравилась политика российских либералов во власти. Он не собирается бороться с ней, но с ней не согласен, о чем и заявил urbi et orbi. Но, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Юрию Михайловичу, при его всесветной известности, можно так определять свою позицию. А если бы то же самое сказал я, то, могу предположить, иные критики немедленно уподобили бы меня щедринским глуповцам, которые говорили: "а мы несогласные" и упорно стояли на коленях. Чем приводили начальство в замешательство: бунта нет, но и настоящей покорности тоже нет.
А вот в том, что я недоволен нынешней ситуацией в стране (и в мире), я могу признаться совершенно откровенно, и никто меня за это не упрекнет. Ведь недовольных сегодня (впрочем, видимо, так и всегда было) великое множество. Но в большинстве своем они недовольны чем-то конкретным. Мое же недовольство, можно сказать, всеобъемлющее.
Я убежден в том, что человечество не понимает своего истинного призвания, живет, руководствуясь больше импульсами звериной стороны людской природы, чем заветами великих учителей нравственности. Но разве этим кого удивишь, если о том же говорили писатели, мудрецы и мыслители – от Гераклита Эфесского до Льва Толстого, а в наши дни – до Валентина Распутина и священнослужителей разных ступеней церковной иерархии? Я полагаю, что общественность в России и за ее пределами живет давно отжившими представлениями о мире и человеке, бродит в дебрях мировоззренческих фантомов, а соответственно, и политика государств и блоков строится на ложных или устаревших основаниях. Я считаю (если быть ближе к предмету нынешнего обсуждения), что и литературоведение осталось далеко в прошлом веке, что не раскрыта глубинная сущность творчества Пушкина, Гоголя, Достоевского, Льва Толстого, Чехова, не говоря уж о более близких к нам по времени непонятых Аркадии Гайдаре или Василии Шукшине. Никто из литературоведов даже близко не подошел к пониманию русской классической литературы как народнической, предвосхищающей национально-освободительную борьбу русского народа против положения России как криптоколонии Запада, в которое страну завели европеизаторы Романовы. Поэтому меня раздражают и поражают своим примитивизмом все ведущиеся ныне в СМИ дискуссии, которые в лучшем случае можно определить как "спор вчерашнего с позавчерашним". Меня поражает слепота наших политиков и аналитиков, которые никак не поймут истинной причины враждебных действий Украины по отношению к России и продолжают сваливать все на украинскую прозападную элиту, которая якобы не выражает мнения "братского" нам украинского народа. Я исследовал историю нашей страны со времен начала Киевской Руси и установил, что непримиримые противоречия, нашедшие выражение даже в религиозной сфере, существовали еще между Русью Южной (Киевской) и Русью Северо-Восточной (Владимиро-Суздальской), где и зародилась великорусская народность. Со временем они переросли в ярую враждебность со стороны Юга при снисходительном взгляде на украинцев со стороны Севера. И в дальнейшем враждебность Украины к России будет только нарастать. И она будет использована врагами России, которые не остановятся даже перед использованием Украины для развязывания военного конфликта между нашими странами. Они готовы разжечь и Третью мировую войну, лишь бы не допустить нашего подъема.
Но особенно недоволен я тем, что наши ученые и политики не понимают сути исторического процесса. А она заключается в том, что в мире ныне сосуществуют разные цивилизации, но большинство их либо уже завершили свое развитие и оставили после себя нации прагматиков, не способных к подлинному творчеству, либо еще не вступили в фазу развития. Единственная сегодня (по крайней мере, в пределах белой расы) живая (творческая) цивилизация – это Русская православная цивилизация, которая как раз сейчас выходит на первый план мировой истории именно в силу этого своего качества (оговорюсь: я не касаюсь мусульманской цивилизации, состояние и судьба которой вызывает у ученых диаметрально противоположные оценки). Но о судьбах русской цивилизации нужен особый разговор. Здесь же лишь отмечу: вместо того, чтобы использовать этот главный стратегический ресурс России, власть упрямо старается его уничтожить. Министр образования и науки Андрей Фурсенко даже главной претензией, предъявляемой им к нашей школе, назвал то, что она готовит слишком много творцов и созидателей и слишком мало исполнителей и потребителей. Нам упорно навязывают философию прагматизма – самую гнусную и бесчеловечную. Впрочем, чтобы перечислить все то, чем я недоволен, понадобилось бы написать другую статью. А так как от меня тогда потребовали бы и изложения позитивного решения названных проблем, то мне пришлось бы его предъявить, что чревато опасностью занять почетное место среди пожизненных обитателей психиатрической больницы. (Хотя свое понимание глубинного смысла творчества "Солнца русской поэзии" я все-таки рискнул высказать в очерке "Уроки Пушкина".)
Вот с таких позиций всем недовольного я и попытался изложить историю моих взаимоотношений с "ЛР".
Немного предыстории
В 1952 году я, новоиспеченный кандидат наук, был направлен в систему Академии наук СССР и привлечен к исследованиям проблем экономики сначала Дальнего Востока, затем Красноярского края и, наконец, Центра России. То, что я увидел и узнал во время экспедиций по этим регионам, просто потрясло меня. С одной стороны, гигантский размах строительства, в том числе уникальнейших сооружений. Достаточно назвать хотя бы туннель под Татарским проливом для соединения железной дороги Сахалина с общей железнодорожной сетью страны или Приполярную железную дорогу Салехард – Игарка. С другой стороны, это нищета и заброшенность громадных территорий в удалении от Москвы. Поражали и контрасты иного рода: огромные природные богатства и расточительность в их освоении: затопление или выжигание при строительстве ГЭС громадных лесных массивов, которых иной приличного размера стране хватило бы на десятилетия безбедного существования, сооружение объектов одними ведомствами и разрушение их другими – и все это "на законном основании". Стройки начинались и консервировались, снова возобновлялись и опять закрывались, и на всем этом грели руки оборотистые дельцы.
В 1960 году я перешел на работу в систему Академии строительства и архитектуры СССР. И там я увидел впечатляющие картины расточительства вследствие стихийного (при декларируемой плановой системе) развития городов и регионов.
Мне, кажется, удалось выявить причины такого хаоса в плановой экономике. Например, как решался обычно вопрос, где разместить новое крупное промышленное предприятие – в существующем городе или в чистом поле? В городе уже есть водопровод и канализация, энергоснабжение и какая-то социальная инфраструктура, в чистом же поле это все надо создавать заново, а это деньги – и немалые. В сталинские времена эти соображения не играли решающей роди: нужно было создать конструкторское бюро Макеева по разработке новых типов ракет для подводных лодок, – поезжай, конструктор, на Урал и выбирай место для нового города (и то все-таки это новое поселение краешком зацепилось за город Миасс). А позднее денег на все объекты всегда не хватало, и экономия средств приветствовалась. Поэтому в большинстве случаев решали разместить новое предприятие в существующем городе. И одно предприятие, и другое, и десятое – на размещении каждого добивались экономии. Но когда эти предприятия заработали на полную мощность, оказывалось, что все городское хозяйство на это не было рассчитано, и надо его реконструировать, на что требовались средства, несоизмеримо большие, чем достигавшаяся ранее экономия. И, главное, все эти расходы оказывались непредвиденными и для самого города, и для плановых органов, сваливались как снег на голову, и эти дыры нужно было срочно затыкать, урезая средства на развитие других объектов. Так и рождался этот хаос, города погружались в процесс перманентной реконструкции, государственный бюджет все время лихорадило. При этом большие города росли, несмотря на все запреты, устанавливаемые высшими инстанциями, а остальная страна теряла свои производительные силы, вплоть до того, что отдельные регионы уподоблялись пустыне.
Ну, а раз промышленность концентрировалась в городах, то и ведущие к ним железные дороги приходилось перманентно реконструировать, и сил и средств на строительство новых линий, могущих вдохнуть жизнь в обезлюдевшие регионы, не оставалось.
А я предложил заранее в расчеты по сравнению вариантов размещения предприятий расходы для варианта размещения в большом городе принимать более высокими, с учетом неизбежных в будущем затрат на реконструкцию городского хозяйства. Величину этих повышения затрат можно было установить, проанализировав процесс развития ряда крупных городов. Специалисты соглашались со мной, но на деле ничто не менялось.
Но особенно меня удивляло то, что все эти безобразия, поражавшие новичка, воспринимались опытными специалистами почти как норма. Мне же, воспитанному в советском патриотическом духе, они казались, по меньшей мере, проявлениями головотяпства, если не вредительства. И эти новые знания и чувства требовали выхода.
Я стал писать статьи в газеты и записки в правительственные органы. С трудом, в урезанном и смягченном виде, кое-что удалось опубликовать в "Строительной газете" и некоторых других ведомственных изданиях. Но мне хотелось поведать о своих впечатлениях и открытиях широкой общественности.
Я не искал славы, хотя знаки признания общественной значимости моей работы мне бы не помешали. Не рассчитывал я и на высокие гонорары или иные блага, хотя до 80-х годов остро нуждался и в деньгах, и в жилье. Двигало мною желание помочь стране, народу лучше распорядиться теми богатствами, какими наделил нас Бог.
Вот почему я начал свое наступление на издания, особенно популярные среди русской интеллигенции. Несколько моих попыток совершить прорыв в этом направлении были успешно отбиты редакциями.
Я продолжал совершенствовать свой научный инструментарий. Около десяти лет мне довелось прожить в Перове, и на работу я ездил на электричке. Вагоны в часы пик были переполнены, но я ухитрялся в дороге штудировать Маркса – первый том "Капитала", а потом и другие работы. Конечно, это совершенно разные вещи – изучать "Капитал", читая лишь те странички, которые полагалось по методичке для аспирантов, или прочитав весь том подряд. Поэтому, когда мне по службе было дано поручение разобраться, почему в нашем самом совершенном социалистическом хозяйстве плохо внедряется новая техника, я сразу же нашел ответ: оказалось, что в СССР, как и при капитализме, учитывается только оплачиваемый труд, а прибавочный труд остается вне учета. Естественно, что и границы применения машин у нас столь же узки, как и отмеченные Марксом для капитализма.
Отдавая должное гениальности Маркса, я все же должен отметить, что кумиром для меня он не стал. Скоро я дошел до статей Маркса и Энгельса о панславизме, а затем и до их откровенно русофобских работ, и это навсегда отвратило меня от немецких гениев. Я обратился к трудам Ленина, которые в вузе тоже изучались поверхностно. Но одновременно я изучал и труды славянофилов, которые первыми в XIX веке заявили о том, что Россия – самобытная цивилизация. Она не только не отстает от Европы (как полагали тогда и правящая элита, и российские "западники"), но и располагает в мировоззренческом плане таким богатством, какого Запад либо никогда не имел, либо растерял в ходе своего исторического развития. А потому спасение мира, в том числе и Запада, придет из России. Особенно запомнился мне девиз князя Владимира Одоевского: "Девятнадцатый век принадлежит России!" Без моего ведома в журнале Владимира Осипова была напечатана моя статья "Учение славянофилов – высший взлет русской мысли в доленинский период". Она вызвала много критических откликов (особенно яростно выступал по этому поводу Анатолий Иванов). С Лениным мне пришлось разбираться много позднее.