- Производственная травма. Нос сломан, а в остальном все нормально. Жить будет. Участковый замычал что-то нечленораздельное и, судя по тону, матерное. Мало-помалу на площадке собралась вся группа. Понятые потрясенно молчали. Стоящие пролетом ниже оперативники с Петровки сдавленно ржали в кулаки, даже не пытаясь сохранить приличествующий моменту траурный вид. Слесарь выбрался из груды старухиного барахла, с трудом поднялся на ноги и, покрепче ухватившись за топор, сообщил:
- Сь-кундочку. Уставившись на баевскую дверь, как бык на тореро, он с отчаянной обреченностью зашагал вперед. Весь его вид говорил о необычайной целеустремленности и полнейшей самоотдаче, невиданной даже во времена ударных трудовых пятилеток. Всем сразу стало ясно: если понадобится, слесарь сокрушит баевскую дверь заодно с домом.
- Стоп, стоп, стоп! - Волин перехватил выпивоху на середине пути. - Хватит, старина. Довольно. Еще не до конца оправившийся от полета, слесарь мутно посмотрел на собеседника и сурово поинтересовался:
- Д-маешь?
- Уверен. - Волин мягко изъял из рук выпивохи "инструмент", повернувшись к представителю РЭУ, поинтересовался: - Где вы раздобыли этого Терминатора? Аж зависть берет. Нам бы такого в группу захвата, - и добавил громко: - Полагаю, если этим займется кто-нибудь из менее заинтересованных лиц, получится гораздо быстрее и, что немаловажно, без потерь.
- Разрешите мне! - Пионеристый сержантик подхватил у Волина топор, подошел к двери и, сунув лезвие в щель, сказал: - А коробка-то, и правда, дубовая. В эту секунду из востряковской квартиры донесся истеричный визг, и на пороге возникла бесформенная фигура в белой комбинации и с седым пучком на голове. В руке старушка Вострякова держала сковороду. Пока представитель РЭУ увещевал бьющуюся в истерике пострадавшую, расписывая ей бесконечные блага абсолютно бесплатного ремонта, - за слесарский, разумеется, счет, - шустрый сержантик успел вскрыть дверь. Получилось у него это очень ловко. На уважительную похвалу Волина парнишка зарделся и сообщил:
- Так я же деревенский. После армии в милицию подался. А у нас, в деревне то бишь, все привычные. Руками-то. Волин уже было кивнул поощрительно, но вдруг застыл, медленно повернулся к Саше и произнес:
- У этого парня есть дом в деревне. Или дача. И он жил там довольно продолжительное время. Возможно, даже родился.
- Я слышал, - ответил недоуменно оперативник. - Он это сказал вслух. Только что.
- Убийца. Я имел в виду убийцу, остолоп! Помнишь, в заключении судмедэксперта написано, что жертв расчленили очень быстро и что у убийцы есть навыки обращения с ножом, так? Вряд ли это врачебный навык, - медики не отрезают пациентам головы. И не мясник! Мясники разделывают туши топорами. Что остается?.. - Волин повернулся к сержанту. - Скажи, сержант, ты мог бы отрезать голову поросенку?
- Какому поросенку? - Паренек несколько растерялся.
- Не важно. Любому. Свинье. Или корове. Уже забитой, конечно. Мог бы?
- Могу, - кивнул тот. - Я крови не боюсь. Мы в деревне, бывало, и поросят, и бычков резали.
- Я не о крови, - отмахнулся Волин. - Физически смог бы?
- Вообще-то я не очень люблю это дело, - замялся сержант, - но если нужно - могу.
- Как быстро? Паренек задумался, поскреб крепкой пятерней в затылке, хмыкнул:
- Могу быстро. Если нож хороший взять, охотничий, какой у моего дядьки, да одежка старенькая, чтобы не жалко, или, к примеру, фартук резиновый, так и за полминуты управлюсь.
- Вот! - Волин посмотрел на Сашу и поднял указательный палец. - Соображаешь, к чему я?
- Соображаю, - кивнул оперативник.
- Вообще-то, я не очень хорошо управляюсь. У нас мужики и быстрее могут. Вот хотя бы дядька мой. Он охотник, привычный. Его вся деревня уважает, - добавил сержант, простецки радуясь, что сумел помочь хорошим людям.
- Спасибо, родной, - улыбнулся парню Волин. - Слушай, Саша, тут, по-видимому, ничего интересного уже не будет, так что сделай-ка вот что. Бери участкового, отвези его в ближайший травмпункт. И этого, Терминатора отечественного, прихвати. Пусть ему там нашатыря дадут понюхать, что ли, я не знаю. На обратной дороге заскочи в отделение и попроси их связаться с Петровкой. Надо проверить по межведомственной базе, есть ли у Баева дом или дача в деревне. И сделать это нужно как можно быстрее. Ответ пусть сообщат дежурному, на мое имя. Потом позвони в прокуратуру. Когда Лева вернется, пусть оставит список, а сам идет домой отдыхать. Утром он мне понадобится свежим и бодрым.
- Так Левушкин у нас всегда свежий и бодрый, - вздохнул деланно Саша. - Вот везет же некоторым. И домой первыми отправляются, и от пьяных придурков с топорами им бегать не приходится. За что же мне такая пруха, а, Аркадий Николаевич?
- Кстати, хорошо, что напомнил, - Волин посмотрел на часы.
- Вернешься, доложишься и рысью домой, спать. Понял?
- Во! - расплылся довольно Саша. - Как говаривал кот Борис: "Это дело".
- Иди, иди, кот Борис, - кивнул ему Волин и, повернувшись к представителю РЭУ, сержанту и понятым, сказал: - Ну что, товарищи, приступим к осмотру?
* * *
Охранник обошел третий этаж, проверяя, надежно ли заперты двери. Рабочий день уже закончился, и до утра здесь никто не появится. Оставались четвертый и пятый этажи, где размещалась служба "777", но они "квартиранты" спокойные, особенно не шастают. Вот первый и второй этажи - другое дело. Переговорный пункт работает допоздна, и народу хватает. Кому позвонить, кому телеграммку отбить, кому факс получить. Случаются и неприятности. Вот давеча у одного "нового" отказались факс принимать из-за матерных слов. Так он такой дебош устроил - беда. Пришлось всю смену на подмогу звать. А у этого "нового" - трое охранников, каждый поперек себя шире. Тоже, ясное дело, вмешались. Ну и пошла потеха - заглядение. Пока наряд не приехал - не успокоились. А в отделении-то стали проверять, у этих охранников пушки под пиджаками. Вот тебе и служба. Охранник "догулял" до конца коридора, проверил туалет, развернулся и пошел обратно, к лестнице, выключая свет. По мере его продвижения коридор погружался во тьму. Последний ряд выключателей. Щелчок. Лампы мигнули и погасли. Теперь коридор освещался только с лестницы. Охранник спокойно двинулся вперед. Внезапно желтый прямоугольник перечеркнула черная тень. Кто-то вошел на этаж. Охранник невольно сбавил шаг и положил левую руку на коробочку рации. Правую опустил к кобуре. Сбросил большим пальцем клапан.
- Кто здесь? - спросил он громко. Фигура вынырнула из-за угла и остановилась. Она была четко видна на фоне желтого пятна света.
- Покиньте этаж, - потребовал охранник. - Посторонним вход запрещен.
- Простите, - нерешительно произнес незнакомец. - Похоже, я слегка заблудился. Служба "777" здесь находится?
- Этажом выше. А что вам нужно?
- У меня там работает знакомый. Охранник приблизился, остановился метрах в пяти. Он чувствовал себя гораздо увереннее, оставаясь в полумраке.
- Спуститесь на первый этаж, на стене, слева от лестницы, висит служебный телефон. Справочная - 5-24. Позвоните, узнайте, работает ли сегодня ваш знакомый. Если работает, пусть закажет пропуск.
- Хорошо, конечно. Посетитель вновь скрылся за углом. Охранник убрал руку с кобуры и зашагал вперед. Нормально. Не буйный попался. А то ведь такие экземплярчики встречаются - кошмар. Приходится за шиворот с лестницы стаскивать. Пока шею не намылишь, ни фига не поймут. Вообще-то, у него на вахте тоже стоял служебный аппарат, но тут вот какое дело: разрешишь позвонить одному, за ним обязательно придет второй, потом третий. Если первому можно, то почему им нельзя? Тут надо так: или уж всем разрешай, или никому. Охранник свернул за угол и… нос к носу столкнулся с давешним незнакомцем. Тот стоял, привалившись плечом к стене, и смотрел себе под ноги.
- Черт, - охранник вздрогнул. - Вы меня напугали. Взгляд незнакомца, обращенный на охранника, был тусклым, почти безжизненным. Он медленно поднял руку, и охранник увидел покрытое мелкими зубчиками широкое лезвие. Отличный импортный нож для разделки мяса.
- Что… - охранник невольно попятился. Незнакомец растянул губы в тонкой улыбке, которая не затронула блеклых глаз. Он чуть наклонил нож, так, чтобы луч света скользнул по голубоватому лезвию. Была в этом блеске странная, почти магическая притягательность. Охранник попятился, медленно опуская руку, сжал пальцами рукоять "макарова". Незнакомец очень быстрым змеиным движением отлепился от стены и шагнул вперед. Он смотрел охраннику прямо в глаза. Охранник задышал часто, судорожно дернул пальцами, стараясь скинуть клапан кобуры и вытащить пистолет, прежде чем произойдет непоправимое, но убийца был уже совсем близко. Его скрюченные сильные пальцы впились охраннику в лицо, закрывая нос и рот, вскидывая голову вверх. Тот замычал, забился в тщетной попытке вырваться. В глазах его отразился ужас. Не отводя взгляда, незнакомец спокойно поднял нож и полоснул по широкой, чисто выбритой шее, чуть выше адамова яблока. Прошептал тихо:
- Чш-ш-ш-ш. Кровь хлынула на пятнистый комбинезон. Охранник захрипел перерезанным горлом, захлебываясь собственной кровью. Незнакомец продолжал вглядываться в быстро затягивающиеся поволокой смерти глаза жертвы, шепча: "Чш-ш-ш-ш. Чш-ш-ш-ш". Как будто убаюкивал засыпающего. Глаза охранника закатились. Колени подогнулись, по мышцам пробежала волна судорог. Убийца мягко опустил мертвое тело на пол, осторожно закрыл убитому глаза и выпрямился. Вытерев лезвие о штанину жертвы, убрал нож. По полу быстро расплывалась черная лужа. Боря несколько секунд смотрел на нее, затем вышел из коридора и прикрыл дверь, ведущую на этаж.
* * *
Многие думают, что во время "сеанса" оператор получает не меньшее удовольствие, чем клиент. Жаль, что этим многим не довелось испытать это самое "удовольствие": посидеть ночь за телефоном, когда дико, до неимоверности, хочется спать. Постонать в пылком "оргазме", в то время когда жутко болит голова или, например, зуб. Полчаса выслушивать от подвыпившего скота, утопающего в животной злобе и слюнях, грязные угрозы, после того как отказываешься приехать к нему домой и "прямо сейчас трахнуться по-нормальному". Это ведь клиент может закончить разговор, когда ему вздумается, а оператор обязан выслушивать все, что бы ему ни сказали, пока у звонящего не пропадет охота говорить. Нет, поначалу "сеансы" забавляют. Испытываешь нечто, похожее на эйфорию, от возможности говорить об "этом" открыто, прямым текстом. Но к новизне ощущений довольно быстро привыкаешь. Она просто растворяется в буднях. Остается лишь неприятная сторона дела, довольно скучная работа, рутина. Кое-кто начинает ненавидеть клиентов тихой, но лютой ненавистью. Другим приходится лечиться. После года работы они физически не могут заниматься нормальным сексом. Перемыкает какие-то "контактики" в голове. Да мало ли что еще случается. Человеческая психика - очень тонкий агрегат. Чтобы вывести его из строя, совершенно не обязательно лупить кувалдой. Иногда бывает достаточно и легкого щелчка. В этой работе дольше всех удерживаются либо откровенные "пофигисты", готовые вечно ржать и над клиентами, и над собой, и над работой, либо равнодушные. Маринкина сменщица была "пофигисткой", Маринка - равнодушной. Она вообще не испытывала эмоций. Ни "до", ни "во время", ни "после". Вот и сейчас, повесив трубку, Маринка потянулась за сумочкой, выудила передатчик и пачку сигарет. Нажимая клавишу вызова, она одновременно прикуривала. Пальцы тряслись, и огонек "зиппо" выплясывал перед кончиком сигареты разудалую джигу.
- Что случилось? - послышался в динамике голос телохранителя, расщепленный треском помех.
- Он снова звонил.
- Когда? Маринка посмотрела на часы и даже присвистнула от удивления. Последний клиент оказался на редкость разговорчивым типом. Хотя ему, в общем-то, не требовался секс. Скорее возможность поплакаться. Встречаются и такие мужчины. Обычно "деловые", "крутые", "новые". Они не могут показать слабость в обычной жизни, но отдушина им нужна не меньше, чем всем остальным. Толковых психоаналитиков в достаточном количестве у нас пока нет, обратиться к психиатру не позволяет гордость. Для них оператор службы "777" - самый благодарный слушатель. Вроде священника. Лучше самых близких друзей. Он никому и ничего не расскажет. Тебе не придется встречаться с ним каждый день и отводить глаза, стыдясь проявленной слабости. Говори что хочешь и сколько хочешь. Только не забудь потом оплатить. Тебя выслушают, посочувствуют. Оператор обязан быть доброжелательным и мягким, подстраиваться под настроение клиента. "Плаксы" ведут разговор сами, оператору остается лишь поддакивать. А иногда не требуется даже этого. Сиди себе, слушай. Таких клиентов девчонки называют "перекуром". В этот раз Маринка успела даже придремать. Сказывалось нервное напряжение.
- Больше часа. Точнее, час двадцать.
- Когда? - по голосу телохранителя было ясно, что он недоволен. - Почему вы не сообщили раньше?
- Не могла, - окрысилась Маринка. - Я, между прочим, на работе. У меня был звонок.
- А вы не могли пустить этот звонок побоку или закончить его побыстрее?
- Не могла. У нас очень жесткий контроль. Три жалобы - и тебя автоматически увольняют. И, кстати, мы не имеем права заканчивать разговор первыми. Это - привилегия клиентов.
- Ладно, оставим данный пункт за кадром, - сказал телохранитель. - Он что-нибудь сказал?
- Одну фразу. "Было пять, стало четыре".
- Хм, - озадачился телохранитель. - Вы узнали, где расположен ваш телефонный узел?
- Я даже взяла телефон и адрес.
- Вот как? - в голосе охранника прозвучали уважительные нотки. - Продиктуйте-ка, я запишу. - Маринка торопливо продиктовала адрес и номер телефона, с которого звонил Боря. - Отлично. Теперь слушайте. Сейчас я проверю этот адрес по милицейской картотеке, наведу справки о жильцах. Возможно, придется туда съездить. Пока я с вами не свяжусь - не спускайтесь вниз, ясно? Даже если скажут, что пришла ваша мама.
- Я и так никуда не могу выйти. У меня рабочая ночь впереди. И, между прочим, моя мама умерла, когда я была еще совсем маленькой.
- Извините, я не знал.
- Ничего.
- Тем не менее. Пока я с вами не свяжусь, вы не выходите из здания ни в коем случае.
- Хорошо.
- Значит, договорились. Отбой. Маринка положила передатчик в сумочку и откинулась в кресле. Ей очень хотелось спать. Такова была дурная особенность ее психики. В стрессовой ситуации - или непосредственно после - Маринка совершенно теряла ощущение времени. Она словно наблюдала за собой со стороны. Иногда, если потрясение было особенно сильным, засыпала и могла проспать сутки подряд. Но только не сейчас. Сейчас она не могла позволить себе подобной роскоши. Придется держаться. И дело даже не в работе. Маринка выбралась из кресла, налила себе чашку исключительно крепкого кофе. Глоток, еще один. Глаза слипались. В качестве тонизирующего ей подошла бы эмоциональная встряска. Скажем, если бы сейчас в комнату влетел Сергей Сергеевич и заорал, что она, Маринка, уволена, - во-о-он!!!! - это бы помогло. Резкая трель разорвала уютную тишину, как зазубренный нож мешковину. "Пора за работу, - орал телефон. - За работу!" - др-р-р-рзынь! - "Клиент ждет!" - др-р-р-рзынь! - "Он не должен ждать!" - др-р-р-рзынь! - "Он всегда прав!" - др-р-р-рзынь! - "Снимай трубку, стерва!!!" Сердце екнуло и, сжавшись до размера сушеной горошины, покатило к горлу, забилось под челюстью с сумасшедшей скоростью. На лбу сразу выступили градины холодного пота. Зато сон, и правда, отлетел, как по мановению волшебной палочки. Маринка заполошно рванулась к столику, расплескав кофе. И, уже протянув руку, вдруг поняла, что не мигает сигнальная лампочка, а это означало, что звонок идет не через коммутатор, а по внутренней линии. Кому это она понадобилась в такой час? Маринка, унимая тяжелое дыхание, сняла трубку. За весь срок работы по внутреннему ей звонили всего два раза. Первый - во время тестирования. Второй - вызывал Сергей Сергеевич. И то, и другое - в первую неделю службы.
- Рибанэ, слушаю, - сказала Маринка. На том конце провода молчали. Это не было поломкой на линии. Сквозь легкое потрескивание помех отчетливо различалось чье-то дыхание. - Слушаю вас. Звонящий засмеялся, и Маринка почувствовала, как волосы на ее голове шевелятся от ужаса. Смех был тихим, похожим на шорох сожженной, гонимой ветром листвы. Она не спутала бы этот смех ни с каким другим. Так смеялся Боря, когда звонил ей в первый раз. Только теперь он был где-то рядом. Боря смеялся все громче и громче. Маринка почувствовала тот же безграничный ужас, который ей пришлось испытать вчера утром, стоя на лестничной площадке, пока Миша осматривал квартиру. Она немо открывала рот, стараясь разорвать стальной обруч, сдавливающий грудь и мешающий дышать. Вот и все, билось в голове. Ловушка, подстроенная Борей, оказалась безупречной в своей простоте. Очевидно, он специально звонил ей, рассчитывая, что рано или поздно Маринка додумается "снять" номер телефона и сообщить о нем телохранителю. И теперь, когда она осталась в одиночестве, Боря пришел, чтобы убить ее. Смех внезапно смолк.
- Что… тебе нужно? Почему ты преследуешь меня? - выдохнула Маринка.
- Почему? Ты знаешь почему, сука! - рявкнул Боря, и она вдруг услышала в его голосе нечто большее, чем просто злость. Это была ненависть. Звенящая, как перетянутая струна, глубокая, будто ночное небо, ужасающая своей мощью и разрушительным потенциалом, сметающая остатки разума, словно ураган. Даже если Боря не был психопатом раньше, он неизбежно сошел бы с ума под гнетом собственного раскаленного добела чувства. - Ты, мать твою, знаешь почему!!!
- Но я… даже не знаю тебя, - прошептала Маринка. - Никогда не слышала о тебе раньше! За что ты меня ненавидишь?
- Знаешь, сука! - От ярости Боря задыхался, шипел, словно плавящийся жир на горячей сковороде. - Знаешь и очень хорошо. А теперь ты знаешь еще кое-что. Как бы ты ни пряталась, что бы ни делала, какой бы охраной ни окружила себя, - ничто не поможет. Однажды я приду за тобой, и тогда тебе останется только молиться! Ты поняла?!!
- Оставь меня в покое, сумасшедший ублюдок! - завопила в ужасе Маринка. - Слышишь? Оставь меня в покое!!!
- Слышу, - крик Бори вдруг скомкался, завял. Маринке показалось, что он внезапно устал. Ненависть, пылавшая безудержным лесным пожаром, стихла, хотя и не исчезла совсем. - Я оставлю тебя в покое. Оставлю. После того как ты умрешь.