- Но почему вахта не подняла тревогу?! - недоуменно воскликнул Дима. - Может, их на судне в этот момент уже не было? И почему на берегу никто не заметил, что тонет корабль, и не принял никаких мер?
- Ну, на последний вопрос ответить в общем-то несложно, - сказал Шура, разливая "Чинзано" по граненым стаканам. - Во-первых, причал, где стоял "Партизан", находился довольно далеко, на отшибе порта. Так что народу там всегда немного. Во-вторых, когда начался шторм, погрузочно-разгрузочные и прочие работы в порту были прекращены, и вся портовая братия ушла в бытовки стучать в домино. (А сам "Партизан", если помнишь, был уже полностью загружен до случившегося). В-третьих, гасли рожектора, а судно, я более чем уверен, затонуло именно тот момент, когда вокруг была кромешная тьма…
Холмов выпил и, закусив куском хлеба, густо намазанным горчицей, продолжил.
- Что касается вахты… Да, здесь было самое слабое вено в цепи рассуждений: никаких логических объяснений их поведению в этой ситуации я найти не мог. Только тогда, когда узнал, что оставшиеся на судне хлопцы не отличаются собой святостью - не дураки выпить и так далее, а главное - что у вахтенного штурмана Нагишкина именно в тот день был день рождения - я стал догадываться, в чем было дело… Шура закурил, помолчал с минуту и негромко, но отчетливо произнес:
- Они просто-напросто выпивали, Вацман, элементарно бухали, отмечая день рождения товарища Нагишкина, который, скорее всего, и организовал это мероприятие. Условия идеальные: начальства нет и вернется не скоро, да и наверняка само под банкой, принюхиваться не будет. Команды тоже нет, заложить некому. Они подняли трап, закрылись в каюте и пропили все: штормовое предупреждение, и обрыв вартовых, и удар…
- Почему же они ничего не стали делать, чтобы спасти судно? - недоверчиво спросил Дима. - И почему ушли, никому ничего не сказав?
- Дальше было вот что, - объяснил Холмов, стряхивая пепел на пол. - Как я уже говорил, судно тонуло очень быстро. Поэтому единственное, что, очухавшись, успели сделать вахтенные - это сломя голову покинуть тонущий корабль, перебравшись на берег по носовым швартовым. Увидев грустную картину пускания родным судном пузырей, все четверо моментально сообразили, что орден Ленина им за это дело вряд ли дадут и что тут дело пахнет даже не увольнением, а судом. Отвести от себя вину не представлялось никакой возможности, скрыть - только на короткое время, отцепив и бросив в воду носовые швартовы. (Что они, кстати, и сделали, и объяснить этот бессмысленный поступок иначе как сильнейшей растерянностью я не могу). И, когда все было кончено, они сделали то, что обычно и делают в подобном положении простые советские мужики: пошли домой к тому, кто живет ближе всех, и напились с горя, отчаяния и безысходности до потери памяти…
Шура поднялся с кровати и, засунув руки в карманы, неторопливо подошел к окну. На улице свистел ветер, кружа сыпавшиеся из темных туч мелкие белые хлопья. Тучи висели так низко, что казалось, залезть на крышу - и ты достанешь их рукой.
- Как, однако, рано в этом году пришла зима… - задумчиво пробормотал Шура и, обернувшись к Диме, закончил. - Ну, а все остальное, как я уже и говорил, - роковая цепь случайностей и совпадений. Боновый, разговор гещи Сисяева с Федько, а самое главное - эпизод с медикаментами. Если бы капитану не заморочили голову этими наркотиками и рассказами о где-то, когда-то якобы украденных судах, то убежден, что он и сам довольно скоро бы сообразил, где находится его родимый "Биробиджанский партизан". А так он сразу заквохтал, как ошалелая курица: "Пароход сперли, пароход сперли!"…
Холмов хлопнул себя ладонью по ляжке и громко, раскатисто захохотал. Дима засмеялся вместе с ним. Так закончилось это необычайное происшествие в одесском порту. Осталось добавить лишь несколько слов. Официальное следствие полностью подтвердило правоту рассуждений Холмова. "Биробиджанский партизан" подняли быстро и тут же отправили на слом: латать его было невыгодно. Дабы не поднимать излишнего шума и не привлекать к этой истории повышенного внимания, вахтенных судить не стали, а просто выгналииз пароходства с "волчьими билетами". При этом им было настоятельно рекомендовано держать язык зазубами. Степана Григорьевича перевели в портофлот, капитаном пригородного катера. Помполит устроился в отдел кадров пароходства, инспектором. Что же касается Кисловского, то вскоре он пошел на повышение и стал зам. зав. одного из отделов УКГБ по Одесской области. Вообще, эта история особого внимания одесского обывателя не привлекла. Как того, собственно, и добивалось руководство ЧМП.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШУРЫ ХОЛМОВА И ФЕЛЬДШЕРА ВАЦМАНА
Часть Третья
Оживший мертвец
Глава 1
… - Пять минут, пять минут, бой часов раздастся вскоре… - бодро бубнил себе под нос Шура Холмов, расставляя на покрытом праздничной, почти белой скатертью столе тарелки с различными деликатесами: холодцом, дрожащим словно задница одетой в трико толстой одесситки, колбасой "с Привоза", сыром, копченым мясом и брынзой. Рядом с ним, высунув язык и скорчив довольную гримасу на лице, весело прыгал крепенький мальчуган лет шести. Это был Владик, сын Холмова. Шура, который, как вы помните развелся со своей женой несколько лет тому назад, с тех пор виделся с сыном весьма редко. Причин этому было несколько: и хроническая нехватка времени, и полное отсутствие желания лишний раз встречаться с бывшей супругой и ее мамашей, а главное - каждое расставание с Владиком расстраивало и угнетало Холмова настолько, что выбивало его из душевного равновесия минимум на день. Однако Новый год - любимый Шурин праздник - сын должен был обязательно встречать с отцом. Такой категорический ультиматум поставил Холмов после развода и бывшая жена не посмела ему в этом противиться. А сегодня было как раз 31 декабря - последний день уходящего года…
- Но, Владька, не балуй! - притворно нахмурившись прикрикнул на сына Холмов, когда тот, совсем расшалившись, едва не сшиб его с ног. - А то сейчас шелобан схлопочешь…
- Тэ-эк-с, вот и пирог готов! - торжественно провозгласил одетый в драный Мусин передник Дима Вацман, внося в комнату поднос с собственноручно испеченным бисквитным тортом. Шура тут же, жестом главы государства, вкушающего поднесенный ему хлеб-соль, отщипнул от пирога кусочек и принялся жевать с задумчивым выражением лица.
- Ну как? - с некоторой тревогой поинтересовался Дима, заметив, что особого восторга на лице Шуры, после того, как он проглотил пирог. не появилось.
- М-м-м… - неопределенно промямлил Холмов, сделав неопределенный жест рукой. - В общем, ничего, конечно…. Маленько суховат только…
- Я так и знал, - огорченно взмахнул рукой Дима. - Яйца, понимаешь, сильно мелкие были, поэтому необходимая пропорция не соблюдена….
- Плохому повару всегда яйца… не такие, - хохотнув, сострил Шура. - Ничего, сожрем и такой, за милую душу. Пропорция…
Вскоре стол был окончательно готов и все трое сели, чтобы проститься со старым годом. Однако не успел Холмов откупорить бутылку водки, как за дверью раздалось какое-то непонятное шебуршение, кто-то задергал ручку двери вверх-вниз. Затем ручка вдруг замерла, и через секунду послышался приглушенный шлепок, словно со шкафа упал мешок с картошкой. Переглянувшись, Дима и Шура, не сговариваясь, вскочили с мест и бросились к двери. Распахнув входную дверь настежь, друзья увидели странного человека, сидящего на полу и смотревшего прямо перед собой немигающим, осоловелым взглядом. Одет незнакомец был весьма нелепо: в какой-то непонятный, длинный балахон, грязный до такой степени, что его цвет оставался загадкой, шапку, вроде тех, которые носили древние стрельцы (тоже грязную, и съехавшую на один бок), и высокие сапоги, к которым прилипло по полтора пуда грязи. Щеки и нос пришельца были болезненно-оранжевого цвета, а на груди его топорщился какой-то непонятный клочок то ли ваты, то ли войлока грязно-серого цвета, в котором запутались корка хлеба, килька и засохший кусок сыру. Холмов и Вацман замерли в недоумении, вытаращив глаза на непонятное явление.
- Блин, да ведь это же Дед Мороз! - наконец вдруг сообразил Шура. - Вот так сюрприз! Ну, здравствуй, борода из ваты. Ты чего это на полу валяться вздумал?…
- Конечно Дед Мороз, - еле ворочая языком, подтвердил незнакомец. - А вы думали кто - папа Римский?
Ну че зенки пялите, помогите лучше подняться человеку…
Дима и Шура бросились поднимать с пола новогоднего гостя. Владик радостно прыгал вокруг, крича "Ур-ра, дед Мороз пришел!"
С огромным трудом встав на ноги, дед Мороз прислонился к стене и в такой позе простоял молча несколько минут. Затем он неуверенной рукой стал шарить в карманах балахона, извлек оттуда какой-то помятый листок бумаги, и вперив в него взгляд, с трудом произнес:
- Тэ-к-с… Стало быть, это у нас улица Заболотного шестнадцать, квартира номер…
- Какая еще улица Заболотного, это Молдаванка! - засмеялся Шура. - И где же ты, родимый, успел так нажраться?
Дед Мороз пробурчал что-то вроде "нажрешься тут..", громко икнул, и только сейчас заметил скачущего у него под носом с довольной физиономией Владика.
- А… мальчик, - попытался он потрепать по щеке Владика, но промахнулся и едва не заехал Диме ладонью по животу. - Хо-ороший мальчик. Как тебя зовут, мальчик?
- Владик! - крикнул Шурин отпрыск, с надеждой глядя на деда Мороза, который осторожно сполз по стене и поднял валявшийся на полу грязный холщовый мешок с приклеенными к нему звездами, вырезанными из фольги.
- А ну-ка отгадай загадку, Владик, - предложил дедушка Мороз, глядя на малыша мутным взглядом. (Видимо в нем заговорил профессиональный долг). - Отгадаешь - получишь подарок…
С этими словами дед Мороз извлек из мешка початую бутылку портвейна, горлышко которой было заткнуто свернутой трешкой. С недоумением посмотрев на бутылку, он тут же, зубами, вытащил трешку, небрежно выплюнул ее на пол и в один присест осушил содержимое бутылки. Отшвырнув пустой сосуд в сторону, дед Мороз начал снова рыться в мешке.
- Вот, - наконец достал он маленький игрушечный автомобильчик. - Если отгадаешь - твоя. А загадка у нас будет такая… Тут дед Мороз задумался и думал довольно долго.
- Ага, вот… - наконец вспомнил он. - Два конца, два яйца, а посередине… Или нет, конец там один был, кажется… Тьфу ты черт, забыл… Санта-Клаус снова напрягся и вскоре провозгласил.
- Во, вспомнил: "Может ли баба быть подполковником?" Владик обернулся, растерянно посмотрел на отца, который молча пожал плечами и стал часто-часто моргать глазами.
- Не знаешь! - торжественно провозгласил дед Мороз, выждав несколько минут. - Значит, машинка отправляется обратно в мешок. А отгадка тут проще пареной репы: "Может, ежели на нее уляжется полковник"…
- Да ты что, красноносый, совсем уже офонарел, ребенку такие загадки загадывать! - возмутился Холмов.
- А что, нормальная загадка, - сообщил дед Мороз, начав беспрерывно икать. - Эти байстрюки и не такое знают, смею вас уверить…
- Ну-ка быстро вали отсюда, обормот горбатый! - внезапно рассвирепел Шура, увидев, как Владик скривился и захлюпал носом. - Чтобы и духу твоего здесь не было….
С этими словами Шура схватил деда Мороза за шиворот и потащил к лестнице.
- Нехорошо… Нельзя деда Мороза под Новый год прогонять, - бормотал тот, пытаясь упереться ногами в пол. - Примета пло… Договорить Санта-Клаус не успел, так как загремел вниз по ступенькам.
- Идиот…. - проворчал Холмов, брезгливо отряхивая руки, которые он испачкал о грязный халат Сайта-Клауса. - Где только такого нашли, ему бы разве что в ЛТП дедом Морозом быть…
Друзья вернулись в комнату, оживленно обсуждая неожиданный новогодний визит. Лишь Владик угрюмо молчал, изредка всхлипывая. Он искренне сожалел, что приход деда Мороза закончился столь неожиданно, а новогодний подарок так глупо ускользнул из его рук.
- Ну-ну, сынок, подсыхай, нашел из-за чего расстраиваться, - ласково похлопал Шура сына по спине. - Неужели ты думаешь, что на Новый год ты останешься без подарка?…
С этими словами он достал из-под кровати большую коробку, в которой находился игрушечный электромобиль на батарейках. Естественно, через секунду от минорного настроения Владика не осталось ни следа. Он схватил электромобиль и попытался его включить, но безуспешно.
На помощь сыну пришел батька, но результата по-прежнему не было - что-то в автомобильчике заело. Пришлось Шуре вместо того, чтобы сесть за праздничный стол, достать из шкафа коробку с инструментами и заняться починкой своего подарка.
- Запомни, сынок, одну истину - все, что сделано в СССР, все сделано на редкость хорошо и добросовестно, - злобно говорил Шура Холмов, с раздражением ковыряясь отверткой во внутренностях игрушки. - Запомни сам и своим детям расскажешь….
За этими хлопотами время пролетело незаметно, и вот из приемника раздался суровый голос Юрия Владимировича Андропова, поздравлявшего весь советский народ с наступающим новым, 1983-м годом. Вытянувшись по стойке "смирно", Дима и Шура с серьезными выражениями лиц слушали Генерального секретаря ЦК КПСС, держа в руках стаканы, наполненные сухим вином (шампанского достать не удалось). Наконец выступление закончилось, на секунду-другую в эфире воцарилась тишина, после чего по комнате поплыли мелодичные и торжественные звуки кремлевских курантов.
- С Новым годом, Вацман! - провозгласил Холмов и голос его дрогнул.
- Пусть нам в этом году повезет…
Друзья чокнулись, осушили стаканы и стали слушать гимн. Обоим стало грустно, как становится, несомненно, грустно каждому взрослому человеку в этот момент. Вот и еще один год прожит, и стал короче к могиле наш путь, и неизвестно, что год грядущий нам готовит - радость либо совсем наоборот. Дима немигающим взглядом смотрел в черный проем окна, где тусклым красным и зеленым светом вспыхивали традиционные сигнальные ракеты, освещавшие занесенные снегом крыши соседних домов… Он подумал, что наверное его родные в далекой Америке тоже в этот миг поднимают бокалы с каким-то импортным, и без сомнения, очень вкусным шампанским. Но тут Дима вспомнил о 13-часовой разнице во времени и судорожно вздохнул.
- Да, вот и еще один год тю-тю, - задумчиво произнес Шура, плюхнувшись на стул и швырнув в рот кусок копченой колбасы. - Но скорбеть по этому поводу, я думаю, не следует, жизнь идет дальше, и отвертеться от этого факта, как говорил Бендер, невозможно. Давай-ка по такому случаю водочки оприходуем, по пятьдесят капель…. Дима очнулся от своих невеселых дум и протянул Шуре свой стакан. В этот момент дверь их комнаты резко распахнулась и на пороге возникла веселая, улыбающаяся Муся Хадсон. В руке ее также был стакан, почти доверху наполненный какой-то светлой, полупрозрачной жидкостью.
- С Новым годом, мужики! - торжественно провозгласила она, высоко подняв свой стакан, отчего приобрела некое сходство с американской статуей Свободы. - Чтоб у вас в этом году все было путем…
- С Новым годом, Муся, - засуетился Шура, приглашая квартирную хозяйку жестом к столу. - Присаживайтесь. Ну, вздрогнули! С Новым годом, с новым счастьем…
На следующий день друзья проснулись, когда старенький будильник, стоявший на шифоньере показывал четверть второго дня. Опухшие и помятые после бурно проведенного новгоднего веселья, они молча посмотрели друг на друга и прямо в трусах, не одеваясь, уселись за стол, с остатками праздничного пиршества. Однако опохмелка почему-то не принесла ни одному, ни второму желаемого облегчения.
- Предлагаю пойти на улицу, проветрить физиономии, - предложил Холмов. - Тем более, мне все равно надо малого отвезти мамаше…
Одевшись, Дима и Шура с Владиком вышли на улицу, где было настоящее царство ярко сверкающего в солнечных лучах свежевыпавшего снега. Снег подмерз и было чертовски скользко. Однако песком была посыпана одна лишь одинокая дорожка - от входа в подъезд соседнего дома, котором жил дворник Прокопыч до находившегося неподалеку, за углом ликеро-водочного магазина. На большее Прокопнча, а может быть, и песка не хватило. С удовольствием вдыхая свежий, морозный воздух, Шура и Дима чуть ли не физически ощущали, как под воздействием живительной прохлады их помятые с похмелья лица постепенно выправляются, приобретают правильные очертания, словно сжатая и смятая пластмассовая канистра, в которую наливают воду. Немного оклемавшись, друзья, под восторженные вопли Владика стали шутливо перебрасываться снежками. Забава продолжалась до тех пор, пока Дима ненароком не заехал Холмову куском смерзшегося снега в лоб с такой силой, что тот, крякнув, потерял равновесие и шлепнулся на задницу. - Ничего-ничего, - пробормотал Шура, когда перепуганный Вацман подскочил к нему, помогая подняться. - Бывало и хуже…
Наконец они дошли до остановки, сели в холодный и пустой трамвай с заидневелыми окнами и поехали на улицу Артема, где жила бывшая жена Холмова. Расставшись с сыном, Шура сразу помрачнел, ушел в себя, и стал неразговорчив. Дима тоже погрузился в невеселые мысли о своих таких далеких близких, о том, как здоровье его дедушки, Зиновия Ефимовича, и удастся ли Диме застать его в живых.
Так они и бродили молча по пустнынной и притихшей, погруженной в снег, словно укутанной ватой Одессе до тех нор, пока не стало смеркаться. Лишь тогда друзья заторопились домой, к теплу и уюту. Когда они подходили к своему дому на Пекарной 21 "Б", Холмов неожиданно остановился и, наклонившись, внимательно осмотрел освещенное уличным фонарем сплетение следов на снегу возле подъезда.
- Так, тут уже кто-то топтался в женских импортных сапогах 39-го размера, - проворчал он. - Причем топтался довольно продолжительное время - гляди, как снег утрамбован. Видимо, кого-то ждали. Уж не меня ли, часом? Блин, совсем отдохнуть не дадут человеку…
Едва друзья зашли в подъезд и стали подниматься по лестнице к себе наверх, как снизу их окликнула Муся Хадсон. - Шурик, к тебе какая-то баба приходила, - сообщила она, держа у лба мокрое полотенце. - Долго ждала, завтра обещалась с утра прийтить…
- Баба - это хорошо, - произнес Холмов свою коронную фразу и вздохнув, пошел дальше. Новогодний уик-энд подходил к концу…
Глава 2
Утром, когда Дима и Шура еще спали, в дверь осторожно, но настойчиво постучали.
- Кого там еще черти принесли? - отчаянно зевая, произнес раздраженным голосом невыспавшийся Холмов.
- Извините, ради Бога, мне необходимо срочно поговорить с Александром Борисовичем Холмовым, - раздался из-за двери испуганный женский голос.
- Одну минуту, - проворчал Шура, поднимаясь. - Вставай, - потряс он спавшего Вацмана. - Оденься, к нам баба пришла…
Минут через пять, когда Холмов крикнул "можно!", дверь открылась, и в комнату вошла женщина лет сорока, с обыкновенной, как пишут в милицейских ориентировках, внешностью. Единственное, что отличало ее от тысяч других гражданок с обыкновенной внешностью - это какое-то странное, отрешенно-настороженное выражение лица. "Словно ее из-за угла пыльным мешком по голове трахнули", - сразу возникла в голове у начинающего писателя Вацмана литературная ассоциация.
- Слушаю внимательно вас, - изобразив на лице внимание и любезность произнес Холмов.
- Насколько мне объяснили, вы, Александр Борисович, практикующий частным образом детектив, не так ли? - спросила посетительница, пытливо глядя на Шуру.
- Совершенно верно, - кивнул Холмов. - Дальше.