- Да-да… - тихо пробормотала Клавдия. - Маленький, рыжий, прихрамывает, сидел… Ну здравствуй, Шрам…
15.40–17.55
Двадцать лет назад… Боже, как же давно это происходило, целых двадцать лет назад. Ленки тогда еще не было, а Макс не умел даже говорить. Клавдия аккуратно перелистывала пожелтевшие страницы дела и с каждой страницей словно возвращалась назад, в свою молодость.
Это было одно из ее первых дел. Вернее, она тогда считалась только стажером, как сейчас Калашникова. Убили троих человек - мужа, жену и старуху, мать жены. Убили страшно, зверски. Из дома ничего почти не пропало. Сестра жены не обнаружила только нескольких бутылок с импортными винами, золотых украшений и, как ни странно, железной коробки из-под крупы. Раньше такие коробки с надписями "крупа", "сахар", "мука", "манка", "чай" у каждой хозяйки были.
- Господи, сколько лет, сколько лет, - тихо шептала Клавдия, передавая Калашниковой страницу за страницей, протокол за протоколом, фотографию за фотографией.
- Так это Корытов их убил? - Ирина с интересом читала бумажку за бумажкой, чувствуя себя уже не следователем, а посетителем музея.
- Двадцать лет назад я не сомневалась. - Клавдия достала протокол осмотра места преступления. - Вот: "На дверных ручках, на столе, на оконном стекле обнаружены множественные отпечатки пальцев". Эти пальчики потом по картотеке всплыли. Шраму они принадлежали. А он тогда известной был личностью в Москве.
- Бандит?
- Вор в законе. Тогда это звучало почти как народный артист или председатель горкома партии. Это сейчас их даже шпана ни во что не ставит, а тогда с ними даже милиция считалась. Они уже сами и не ходили на дела, а жили за счет других бандитов. Им на блюдце деньги приносили.
- А зачем же он тогда на убийство пошел? Он что, не мог другим приказать? - Ирина одну за другой просматривала фотографии лежащей на полу женщины, мужчины с пробитым черепом, старухи в луже крови.
- А в этом вся хитрость. - Клавдия улыбнулась. - Мы тогда дело с трудом раскрутили. Помнишь, коробка пропала из-под крупы?
- Да. Ну и что в ней было?
- Мы до этого еще доберемся. Я сама долго голову ломала - что же в ней такое было? Сами бы мы ее пропажу не заметили. А потом мне в голову пришла одна любопытная мысль. Даже не мысль, а вопрос - а как же сестре жены удалось заметить исчезновение коробки? Причем почти сразу. Сначала про шкатулку с кольцами сказала, а потом сразу пошла на кухню, покрутилась маленько и про эту коробку заявила.
- Значит, знала, что в ней?
- Значит, знала. Мы ее прижали хорошенько, тут она и раскололась. Убитый, Шаповалов Сергей Петрович, незадолго до смерти вернулся с Колымы. А там он золотишко мыл. Отсидел сначала восемь лет за убийство, а потом завербовался старателем. Ну и кое-что домой привез. Ясно, что он там прятал, в коробке-то. Жена, видно, сестре рассказала по секрету. По ее словам килограмма полтора песочку.
- Ого… - Калашникова присвистнула. - Нехило. А Шрам этот где сидел?
- В том-то и дело, что тоже на Колыме. И в то же время, когда и Шаповалов. У них года в два разница была. Видно, узнал Шрам, что Шаповалов вернулся, ну и решил золото себе прибрать. Поэтому и не поручал никому. Во-первых, они с Шаповаловым знакомы были, а во-вторых, чтоб не делиться. В общем, причастность Шрама к убийству была доказана, но его самого так и не нашли.
- Вот откуда соляная кислота и ртуть в костях, - Ирина обрадовалась неожиданной догадке.
- Да, именно. - Дежкина подумала, что Ирина неплохо, в общем, соображает.
- А когда это убийство произошло? - спросила Калашникова.
- Тебе дату сказать? - Клавдия зашуршала старыми протоколами. - Я и забыла уже. Сейчас скажу. Ага, вот. Вечером четвертого ноября тысяча девятьсот семьдесят девятого года.
- Постойте, постойте. - Калашникова вскочила и достала из ящика стола папку с новым делом. - Не может этого быть.
- Почему не может? - Клавдия удивленно посмотрела на девушку.
- Потому. - Ирина лихорадочно перебирала бумажки. - Потому что похороны состоялись второго ноября. Следовательно, четвертого вечером, когда произошло убийство, Шрам уже лежал в могиле. Больше того, четвертого вечером, по показаниям жены Бербрайера, могила уже была обложена мраморными плитами.
- Как же это? - Дежкина еще и еще раз перечитывала дату в протоколе. - Четвертого, все верно. И отпечатки пальцев его, и сидели они с Шаповаловым вместе. Мистика какая-то. Он что, зомби, этот Шрам? Из могилы выбрался, и убивать пошел? Может, и правда, Вуду?
Калашникова внимательно просматривала протокол за протоколом, бумажку за бумажкой, отчет за отчетом.
- Больше всего меня сейчас интересует то, - сказала она вдруг, - что мы до сих пор не знаем, кто был тот, второй, которого вместе с Корытовым похоронили. И при чем тут этот тропический червяк, откуда? Кстати, убийство Шаповаловых совершал один человек или несколько?
- Двое. - Клавдия вынула из сумочки пакет с пирожками. - Поставь чайку, а то во рту аж пересохло от волнения… Двое их было. Но второго установить так и не удалось. Ни отпечатков, ни следов обуви, ничего. Но убивали двое.
- А как убили? - Ирина опять достала из дела фотографии. - Мужчине, я вижу, череп раскроили, старуху зарезали, кажется. А жену?
- А жене… - Клавдия вдруг хлопнула себя по лбу. Посмотрела на Ирину и сказала. - А ну-ка, догадайся.
Ирина задумалась на секунду и сказала:
- Судя по тому, как вы об этом спросили, ей наверняка свернули шею. Я угадала?
- Угадала. - Клавдии вдруг стало немного не по себе. - Ира, а ты не замечаешь, что мы уже способны радоваться от того, что человеку свернули шею?
- Ой, и правда. - Улыбка мигом испарилась с лица Ирины. - Ужас какой…
За окном вовсю светило солнце. Так хотелось выйти из кабинета и пойти просто прогуляться по парку. Клавдия вдруг вспомнила, что уже года два просто так не гуляла. Обязательно или по магазинам, или на работу, или, того пуще, на следственный эксперимент.
- Закипел. - Ирина поставила перед ней чашку чая. - Так о чем мы говорили?
- О гадостях. - Дежкина встала и потянулась, хрустнув суставами. - О всяких разных гадостях. Знаешь, Ириша, мне нужно пойти пройтись. Ты пока звони в архив. Пусть поднимают дело этого Шаповалова. И пусть выяснят, кто еще с ним сидел. Папку я тебе оставлю. Изучи хорошенько, может, какие свежие мысли появятся.
- Договорились. - Калашникова взяла папку.
На улице было тепло. Весну обещали раннюю, так оно и получилось. Впрочем, еще вполне могло повернуться и к зимней стуже. Приятно было перешагивать через лужи, ловя в них свое отражение.
Шаповалов, Шаповалов. Все опять замкнулось на этом Шаповалове. Тогда, двадцать лет назад, дело казалось простым и понятным, вся загвоздка была в том, что так и не удалось арестовать Корытова. Теперь все вообще запуталось. При чем тут бедная Шилкина? Как Шрам оказался в могиле раньше, чем совершил убийство? Не могли его закопать позднее, никак не могли. Кто был с ним? Кто этот парень в могиле? Зачем, наконец, убили Шрама, и кто это сделал?
В сквере снег еще не растаял. Пахло прелыми листьями и талой водой. Какая-то мамаша все бегала за своим двухлетним сынишкой. Мальчик убегал от нее, прыгал по лужам, поднимая фонтаны брызг и радостно хохоча. Все-таки то, что дети очень забавные, начинаешь осознавать только тогда, когда они уже вырастут и превратятся во взрослых дядей и тетей.
Фотографии. Нужно будет сравнить фотографию с похорон, которую Ирина привезла от Бербрайеров, и снимки всех подозреваемых. Дежкина вдруг вспомнила про ту сутулую фигуру со снимка. Где-то она точно этого человека видела…
Нужно будет завтра ехать говорить со всеми троими. Монаха и нового русского найти не проблема. С бомжем будет сложнее. Фотографию с похорон нужно будет им показать. Если не виновны, опознают. Если виновны - расколются. Хотя этот убийца, пожалуй, может и не расколоться. Он пока на несколько шагов их опережает. Очень профессионально работает. Как только чует неладное - сразу убирает свидетелей.
Да, это он три года назад убил Василюка только из-за того, что поломали могилу. А теперь вот Шилкину, как только узнал, что трупы раскопали.
Но веревочек с одним концом на свете не бывает, у каждой веревочки обязательно второй конец есть. И она, Клавдия Васильевна Дежкина, должна этот конец раскопать, как бы глубоко он ни был закопан.
18.40–19.46
- Сразу предупреждаю, у меня мало времени, так что, если можно, недолго. - Егоршев указал женщинам на небольшой кожаный диван и нажал на кнопку телефона на своем столе. - Галя, два кофе и мне, как обычно.
- Слушаюсь, Николай Андреевич, - промурлыкал приятный женский голос.
- Ну, что у вас ко мне? - Егоршев закурил дорогую сигару и выпустил под потолок облако сизого дыма. - Аудиторскую проверку мы в прошлом квартале проходили, с налоговиками у меня лады, с таможней тоже все тип-топ. И тут вдруг прокуратура.
- Мы не по поводу вашей коммерческой деятельности. - Клавдия с интересом рассматривала аляповатые картины на стенах. - Мы о делах давно минувших дней.
- Когда я челночил, что ли? - Егоршев ухмыльнулся. - Так там у меня тоже ничего такого. Или…
- Раньше. Про период вашей трудовой деятельности в качестве могильщика.
Клавдия сказала это как раз в тот момент, когда в кабинет вошла секретарша с подносом. Бедняжка чуть не уронила его вместе с посудой.
- А, вы про это… - Егоршев покраснел и бросил на секретаршу такой испепеляющий взгляд, что она стала двигаться со скоростью метеора. Когда она ушла и закрыла за собой дверь, он повернулся к Клавдии. - А погромче вы не могли? Они же ничего про это не знают. Я же их начальник.
- Ох, извините. - Клавдия виновато улыбнулась. - Не хотела вас ставить в неловкое положение.
- Ладно, что с вас возьмешь, черствые вы люди. - Николай Андреевич опрокинул в рот стопку коньяка и заел ее лимонной долькой. - Ну и что вас интересует?
- Вы помните кого-нибудь из тех, кто с вами работал?
- Всех помню. Кто вас конкретно интересует?
- Конкретно все.
- А зачем? - Егоршев ничуть не удивился вопросу.
- Надо, раз спрашиваем.
- Ну, тетя Паша была, на Библии повернутая. - Он налил еще стопку и выпил, галантно приподняв ее в честь дам. - Потом этот, бабник из дурдома. Не помню, как его звали. Он еще сторожиху пялил… Пардон, состоял в интимных отношениях.
- С какой сторожихой? - насторожилась Калашникова.
- А я помню? Шишкина или Чижкина, как-то так, короче.
- Шилкина? - уточнила Клавдия.
- Ага, точно, Шилкина! - обрадовался он. - Этот бабник пропал потом куда-то… A-а, вспомнил, его в Олимпиаду из Москвы выперли. Наверное, боялись, что он спортсменок иностранных перепортит. - Егоршев задорно гоготнул. - Ну больше его и не видели. Потом еще один был, профессор. Этого посадили. Он по пьяни то ли башку кому-то проломил, то ли ногу сломал - не помню. Потом еще слесарь работал. Васильев его фамилия была.
- Василюк, - поправила Ирина.
- Ну или Василюк, какая на хрен разница. - Скушав дольку лимона, Егоршев развернул шоколадную конфетку и отправил в рот. - Хороший был мужик, руки золотые. Больше всех на поляне имел.
- Поляна - это кладбище? - спросила Клавдия.
- Ага, оно. - Скушав конфетку, Егоршев распечатал пакетик орешков и принялся поедать их один за другим. - Этот Василюк ограды чинил, надгробия, мрамор мог левый достать, отникелировать шишечки сам умел - короче, с понятием. Сейчас уже, наверно, в директора выбился.
- Не выбился, - сказала Клавдия. - Умер три года назад.
- Правда? - Николай Андреевич забросил в рот очередной орешек. - А чего? Он же еще не старый вроде был.
- Убили его.
- Убили? Что вы говорите? - Егоршев даже не попытался изобразить удивление. Он вообще ничему вокруг не удивлялся, потому что ничего, кроме собственной персоны, не замечал. - И за что его?
- Он слишком много знал… - сказала Ирина многозначительно.
- Ну что ж, бывает. - Егоршев передернул плечами и выбросил пустой пакетик из-под орешков в корзину. - Все там будем рано или поздно.
- Скажите, а этого человека знаете? - Клавдия положила перед ним фотографию Корытова.
- Этого? - Егоршев взял снимок и наморщил лоб, заставляя мозги думать быстрее. - Он с нами не работал. Он к Василюку ходил. Какие-то у них дела общие были.
- А скажите, Василюк дружил с кем-нибудь на работе?
- Да, дружил. - Егоршев прикрыл ладошкой вырвавшуюся отрыжку. - Он с этим, с бабником дружил. Во всяком случае, работали они на пару.
Клавдия вынула из папки фотографию с похорон и протянула ее Егоршеву.
- Николай Андреевич, посмотрите внимательно. Вы никого на этом снимке не узнаете?
Егоршев потянулся за снимком, но в этот момент запищал телефон.
- Алло… Это ты, Люсек? - Николай Андреич поморщился и отвернулся вместе с креслом от женщин. - Да, еще работаю… Совещание у меня, совещание… Не знаю, когда приеду… Ну ладно, ладно. Только в следующий раз не обижайся, если я…
Но Люсек, видно, бросила трубку, потому что Егоршев развернулся обратно и швырнул аппарат на стол.
- Вот дура, блин… - Он нажал на кнопку селектора. - Галя, скажи Боре, пусть спускается к машине. И можешь идти домой, на сегодня - отбой.
Взяв, наконец, снимок, он долго рассматривал его и потом сказал:
- Там, у дерева. Это как раз и есть дядя Гена.
- А рядом с ним кто? - спросила Ирина, вытянувшись от нетерпения, как борзая перед броском.
- А рядом с ним бабник. Как же его звали, не помню… - Егоршев снова наморщил лоб.
- Эдик, - решила помочь ему Клавдия. - Эдуард Артурович Вальдберг.
- Точно, Эдик! - Николай Андреич облегченно вздохнул. - Да, это они вдвоем на снимке. А кто остальные - не знаю.
- Большое вам спасибо, Николай Андреевич. - Дежкина выбралась из этого чересчур мягкого и жутко неудобного дивана. - Вы нам очень помогли.
- Правда? - Егоршев заулыбался. - Ну приходите еще, если что. Кстати, если хотите знать, у нас самые дешевые компьютеры в городе. Если надумаете покупать, то…
- То ваш адрес у нас есть. - Дежкина вежливо улыбнулась. - А если вы вспомните что-нибудь еще…
- То у меня есть ваш телефон, правильно? - Николай Андреевич рассмеялся. - Сразу позвоню.
- Ну, что скажешь? - спросила Дежкина у Ирины, когда они вышли на улицу.
- Терпеть таких не могу, - ответила та, поморщившись. - Он вел себя так, словно он владелец огромной фирмы, а не какого-то занюханного магазинчика. Такие как раз самые тупые и самодовольные. Подумаешь, компьютерами он торгует. Сейчас все кому не лень торгуют компьютерами.
- Я не про это спрашиваю. Мне он тоже не сильно понравился. Но я спрашиваю, что ты думаешь о его словах?
- Это про Вальдберга? - Ирина пожала плечами. - А чего еще от бабника ожидать? Свинья, она везде лужу найдет.
- Да, если не учитывать того, что Шилкину убили вчера. - Клавдия остановилась у светофора. - Да и с Василюком, как мы узнали, у него были какие-то дела. Что ты на это скажешь?
- А что я могу сказать? - Ирина пожала плечами. - Надо поехать и поговорить с ним. Этого бомжа нам все равно не скоро найдут, чего ж зря голову ломать.
- А может, и правда? - Клавдия задумчиво улыбнулась, представив себе горящие на солнце золотые купола. - Давай завтра плюнем на все и смотаемся в Сергиев Посад. Сто лет уже там не была.
ПЯТНИЦА
10.15–14.28
За окном медленно проползали белые от снега поля, полуразрушенные, словно так и не восстановленные после войны, товарные станции, по трассе лениво двигались маленькие автомобильчики.
Клавдия с тоской смотрела на проплывающий мимо унылый пейзаж и в глубине души благодарила Бога за то, что живет в столице, а не где-нибудь в провинции. Ирина сидела рядом и что-то чертила карандашом в тетрадке.
- Что ты рисуешь? - поинтересовалась Дежкина.
- Связи, - коротко ответила Калашникова.
- Что? - Клавдия не поняла.
- Связи. - Ирина оторвала взгляд от тетради и посмотрела на Клавдию. - Кто с кем был связан и по какому делу. Чаще всего человек, на котором все замыкается, и оказывается виноватым.
- Чушь какая! - Клавдия громко засмеялась, заставив весь вагон на нее посмотреть.
- Почему это чушь? - обиделась Калашникова.
- Потому что так только в дешевых детективах бывает. Ладно, покажи, что у тебя получается.
- Вот. - Ирина протянула ей тетрадь. - Все почти замыкается на Василюке. И Шилкина, и Корытов, и Шаповалов, и Вальдберг. Тот, молодой, неопознанный, на Вальдберге замыкается.
- Так-так, объясни. - Клавдия придвинулась поближе.
- Смотрите сами: Шилкина и Вальдберг вместе Василюком работали. У Вальдберга с Шилкиной, как мы знаем, были, скажем так, более тесные отношения, чем просто у коллег по работе. А с Василюком они дружили. Могли они втроем сговориться на преступление?
- Могли.
- С Шаповаловым и с Корытовым Василюк тоже связан.
- Каким, интересно, образом? - Дежкина внимательно слушала рассуждения Калашниковой.
- Я сначала тоже никакой связи не видела. А потом подняла дело Василюка. Вчера, пока вы гулять ходили. И заметила одну любопытную деталь. Шаповалов сидел с шестьдесят шестого года по семьдесят второй в колонии строгого режима при шестом горнодобывающем главке. Потом устроился в артель старателей при той же конторе. Корытов сидел с шестьдесят девятого по семьдесят четвертый. В том же лагере. Потом год мыл золото и вернулся в Москву.
- Это я и сама тебе сказала. А Василюк?
- А Василюк сидел с пятьдесят второго по пятьдесят девятый год в том же самом лагере, что и Шаповалов.
- Ну и что? Шаповалов сел на целых шесть лет позже, чем Василюк освободился.