- Правильно! - радостно воскликнула Ирина. - Но на работу в Москве он устроился только в шестьдесят девятом. Я копнула и выяснила, что приехал он в Москву и прописался тоже только в шестьдесят девятом. А это значит, что десять лет он еще оставался на Колыме. И знаете, что он там делал?
- Мыл золото? - наугад сказала Дежкина.
- Нет! Работал вольнонаемным в том же главке, что и Шаповалов. Шаповалов по специальности в зоне был слесарем. А мы знаем, что Василюк тоже отличный слесарь. Так вот в зоне он тоже руководил бригадой слесарей. Так что они точно были знакомы.
- Господи, и откуда ты все это узнала? - искренне удивилась Дежкина.
- Это ж золотые годы лагерей были, - улыбнулась Калашникова. - Тогда про каждого зека все записывали. Кем работал, какие книги из библиотеки брал, о чем в страшных снах кричал.
Клавдия была на седьмом небе от удовольствия. Не от того, что дело потихоньку раскручивалось. И даже не оттого, что всплыла связь Шаповалова с Василюком. Честно говоря, плевать она хотела и на того и на другого. Она радовалась тому, что эта молодая красивая стажерка без году неделю работает с ней и уже видит, слышит, замечает то, что даже Клавдия не сразу видит, слышит и замечает.
- Но и это еще не все. - Ирина захлопнула тетрадку.
- В каком смысле? Еще что-то?
- Я просмотрела личное дело Шрама. Знаете, когда на него было первое дело?
- Ох, уже не помню.
- В пятьдесят втором. Арестован за квартирную кражу. Но был отпущен за недостаточностью улик. А знаете, кто проходил с ним по одному делу?
- Вспомнила! - воскликнула Дежкина так громко, что люди в вагоне обернулись и посмотрели на нее как на ненормальную. - Вспомнила, откуда я его видела, этого мужика с фотографии Бербрайера! Это ж и был Василюк! Мы тогда всех его бывших подельников опрашивали, когда в розыск на Шрама подали. Но этот был в завязке, как он сказал. Ну, Ирочка, ну, ты даешь… И все равно, как ты мне объяснишь пальчики? Я вчера всю ночь голову над этим ломала.
Ирина ничего не ответила. Отвернулась к окну и принялась рассматривать проплывающие мимо черные скелеты деревьев. Клавдия заметила, что она пытается скрыть улыбку.
- Что? - Дежкина тронула Ирину за плечо.
- Нет, ничего. - Та наигранно пожала плечами.
- Ну перестань. Что ты еще раскопала?
Когда Калашникова повернулась и посмотрела на Клавдию, ее глаза блестели от возбуждения.
- На окне найдены отпечатки указательного и среднего пальцев правой руки. На дверной ручке в кухню - средний и указательный правой руки. На дверце трюмо - средний, указательный и безымянный правой руки. Правой руки, правой руки, правой руки. Везде только правая рука. Ни о чем не говорит?
- Так это… Они, значит, его руку… - от неожиданности Клавдия не могла прийти в себя. - Все так просто, оказывается? И как ты догадалась?
- Ладно вам. Просто свежим глазом посмотрела. Если бы вы сели перечитывать, сами бы заметили.
- Сергиев Посад, конечная! - передал грубый булькающий голос по селектору. - Поезд идет в депо!
На улице опять светило солнце и было даже как-то весело. Торговки тянули со станции полные баулы товара, носились по дорожкам дети, глазели по сторонам туристы.
- Ты там была когда-нибудь? - кивнув в сторону лавры, спросила у Калашниковой Клавдия. Она глядела на купола, щурясь от яркого весеннего солнца.
- Где, в музее? Не была.
- Зря. - Пропустив вперед бабку на велосипеде, Дежкина осторожно обошла огромную лужу посреди дороги, в которой уже барахтался перепачканный соляркой гусь. - Я раза три. Первый раз еще до свадьбы, потом мужа с Максимкой возила, а потом с Ленкой вдвоем приезжали.
- Мы тоже приезжали. - Калашникова ухмыльнулась. - Только меня не пустили туда. Это летом было, в жару. Ну я и оделась в шорты и в майку тоненькую без рукавов. Меня и не пустили туда. Все наши часа три там бродили, а я, как дура, должна была под стенами шататься… Интересно будет сейчас на этого Эдуарда посмотреть. Что ж в нем такое, из-за чего все женщины так к нему льнули?
- Ты, кстати, сказала, что он с тем молодым парнем как-то связан.
- Да. С тем, у которого паразит тропический в костях. Вальдберг ведь и в Индию выезжал, и в Африку, и в Швецию. Там и мог познакомиться с этим "моряком".
- Если он действительно моряк. - Дежкина задумалась. - А потом Левинсон сказал, что этот червь только в Центральной Америке водится, а в Центральную Америку Вальдберга как раз и не выпустили. Хотя они могли познакомиться и не в Центральной Америке.
Народу у лавры было столько, что не протолкнешься. И изо всех окрестных улочек все прибывали и прибывали люди.
- А почему такая толпа? - удивились Ирина. - В прошлый раз, когда мы приезжали, ничего подобного не было.
- Мама дорогая, я и забыла, что пост начался. - Дежкина остановилась и огляделась по сторонам. - Ну и где нам этого монаха искать, чтоб ему пусто было?!
Какая-то бабка, услышав ругательство Дежкиной, испуганно шарахнулась в сторону. Ирина чуть не рассмеялась.
- Вы тут не ругайтесь, а то вас на куски разорвут в порыве религиозного гнева. Мы же ему позвонили, предупредили. Он что сказал?
- Сказал, что будет ждать нас у канцелярии. - Клавдия не переставала вертеть головой. - Только где ее, эту канцелярию, найти?
- Сейчас спросим. - Ирина схватила за руку первого проходящего мимо священника и спросила:
- Молодой человек, вы не подскажете, где тут канцелярия находится?
- Я батюшка, а не молодой человек. - Священник погрозил ей пальцем. - А канцелярия сразу за трапезной.
- Извините, батюшка, но нам бы знать, где трапезная?
Священник оглядел Ирину с ног до головы, прикинул что-то в уме и наконец сказал:
- Ладно, пойдемте, провожу. Есть пока время. - И быстро зашагал по направлению к монастырю. Чтобы поспеть за ним, Ирине с Клавдией приходилось в прямом смысле слова бежать, то и дело рискуя сбить кого-нибудь с ног.
Вальдберг сидел прямо на ступенях храма и перочинным ножичком обтачивал какую-то деревяшку. Калашникова сразу узнала его. Все те же огромные уши, те же веснушки на все лицо. Еще издали заметив женщин, он встал и отряхнул от опилок рясу.
- Доброго здоровья, - поприветствовал он женщин, поклонившись. От этого поклона Клавдии стало немного неловко.
- Здравствуйте, Эдуард Артурович. - Она хотела протянуть ему руку, но постеснялась.
- Уже нет. - Он кротко улыбнулся. - Уже не Эдуард Артурович. Я теперь брат Симон. А вас как величать?
- Клавдия Васильевна. А это Ира, моя помощница.
- Ну пойдемте прогуляемся, - полупропел монах и медленно двинулся по аллее. - Погода нынче хорошая, в келье сидеть не больно охота.
- Пойдемте, - согласилась Дежкина.
- Ну, и что вас привело? - спросил он. - Вы сказали, что вы из милиции?
- Из прокуратуры, - поправила Клавдия. - Брат… Эдуард Артурович, мы приехали сюда, чтобы поговорить с вами о том времени, когда вы работали ночным сторожем на кладбище.
- A-а, помню, помню… Только называйте меня братом Симоном, еще раз настоятельно вас прошу.
- Постараюсь. Брат Симон. - Клавдия виновато улыбнулась. - Просто вы у нас проходите как Вальдберг Эдуард Артурович.
- Прохожу? - монах с любопытством, посмотрел на нее. - Где прохожу?
Дежкина вынула из сумочки фотографию и протянула ее монаху.
- Вот. Посмотрите внимательно. Вы тут никого не узнаете?
Монах долго пристально всматривался в карточку, потом извинился, достал очки и опять долго всматривался в фотографию.
- Как же не узнать? - он улыбнулся. - Тут же я. Вон там, у дерева. Я и старший слесарь наш, дядя Гена. А остальных не знаю никого. А что?
Клавдия и Ирина переглянулись.
- А вы не можете сказать, когда эта фотография была сделана? - поинтересовалась Калашникова.
- Когда сделана? - монах почесал подбородок. - Нет, не могу. Хотя постойте. - Он перевернул снимок. - Вот, тут же написано: "Второе ноября, похороны отца".
- То, что там написано, мы знаем. - Клавдия за спиной у Вальдберга показала Ирине кулак. - А вы сами вспомнить не можете? Ну, в какой это день было, почему вы на снимке оказались?
- Да вы что? - Монах посмотрел на женщин и улыбнулся. - Это ж двадцать лет назад было, откуда я помню?
- Скажите, а вы не могли бы… - начала было говорить Ирина, но монах вдруг остановился, отчего она чуть не налетела на него.
Повернувшись к Клавдии и Калашниковой, Симон строго посмотрел на них и тихо сказал:
- Будьте добры объяснить, в чем, собственно, дело. Не очень приятно сознавать, что тебя пытаются поймать на какой-то лжи. Если вы подозреваете меня в каком-то злодеянии, то прошу вас сказать, в каком именно?
- Извините, брат Симон, но пока мы не можем этого сделать, - как можно более вежливо сказала Дежкина.
- В таком случае, всего вам хорошего. - Монах поклонился и медленно пошел прочь по дорожке.
- Постойте! - Калашникова догнала его. - Подождите! Вы что, не будете с нами разговаривать?
- Нет, не буду. - Монах кротко улыбнулся. - Не хочу.
- Но мы ведь… - Ирина растерялась. - Но мы ведь можем официально вызвать вас на допрос.
- Если считаете нужным - вызывайте. А сейчас это моя добрая воля - разговаривать с вами или нет. Как и ваша добрая воля - открыться мне в ваших подозрениях. Правильно?
Ирина не знала, что ответить.
- Вы простите нас, - вмешалась Клавдия, - но мы не хотим говорить вам не потому, что боимся открыть тайну. Просто если вы узнаете, то это может повлиять на все ваши последующие ответы, а нам бы этого не хотелось. Понимаете?
- Понимаю. Но не согласен. Впрочем, ладно, ваше дело. - Симон огляделся по сторонам и указал на небольшую лавочку. - Так и быть, отвечу на ваши вопросы, а то действительно потянете меня в Москву, а у меня и тут дел полно.
- Эдуард Артурович… простите, брат Симон, вы не могли бы рассказать нам про тех людей, которые работали с вами. Ну, могильщики, сторожа, рабочие. Про этого дядю Гену, например.
- А что, его тоже в чем-то подозревают? - поинтересовался монах.
- Вот видите, - Дежкина бросила на него острый взгляд. - Хотели, чтоб мы вас подозревать перестали, а сами уже…
- Да, каюсь, грешен. - Монах на мгновение задумался. - Ну что я могу про него рассказать? Мужик и мужик. Работяга, короче говоря. Сидел, кажется, когда-то. А так ничего.
- Жена была у него?
- Нет, жены не было. - Монах помолчал немного. - Точно не было. Он все со своими железяками в столярке возился. Даже, бывало, и ночевать на кладбище оставался.
- Ночевать на кладбище. - Ирину аж передернуло. - Уж лучше домой пешком через весь город.
- А вы вот с жуликами всю жизнь общаетесь, подозреваете каждого. - Симон строго посмотрел на нее. - По мне так лучше на кладбище ночевать.
- Дружил он с кем-нибудь?
- Да не так чтобы очень. - Симон пожал плечами. - Вернее, со всеми дружил одинаково. Знаете, бывают такие люди - для всех приятели. Со всеми выпьет, всем поможет, всех деньгами выручит. Но не больше.
- Скажите, а вам с ним на пару работать приходилось? Ну там, надгробия устанавливать, ограды ставить?
- Конечно, приходилось. Я с ним почти все время и работал. Он даже просил меня, чтобы я к нему в помощники шел, но мне это было неинтересно.
- А деньги как, пополам? - поинтересовалась Калашникова, делая пометку в своем блокноте.
- Про деньги мы и не договаривались никогда. Мы работали, потом он мне платил сколько-то. А мне и неинтересно было, сколько он сам берет. Мне хватало, и ладно.
- А могилы вам копать приходилось? - вмешалась Калашникова, которой так хотелось самой раскрутить это дело.
- Приходилось, девушка. - Монах посмотрел на нее с улыбкой. - Там все делать приходилось. И копать, и закапывать, и территорию убирать.
- Ну хорошо, а кого еще помните? - спросила Клавдия.
- Всех помню, - ответил Симон, вынув из кармана четки. - Я тогда ведь только вышел из…
- Мы знаем. - Клавдия наблюдала, как ловко он перебирает бусины четок. Интересно, а он читает молитвы про себя, или это исключительно мышечный рефлекс? - Вы уж не обижайтесь, но мы все про вас знаем.
- Я и не обижаюсь. А на кладбище еще тетя Паша работала, старая такая женщина. Она вообще ни с кем не разговаривала. Она монахиней когда-то была. В гражданскую монастырь разрушили, ее на Соловки упекли. Вышла в тридцать пятом и сразу на кладбище устроилась. Говорила, что с мертвыми ей общаться приятнее, чем с нами.
- Она уже умерла?
- Да, уже умерла, наверное, - монах задумчиво смотрел на выходящих из храма людей. - Это ведь она меня, можно сказать, сюда привела.
- А как же Юсико Коминэ? - ехидно улыбнулась Калашникова.
- Юсико? - Глаза монаха на мгновение блеснули, но тут же снова потухли. - Юсико - это блуд.
- А солистка Большого?
- И солистка. И Мартина, и Рамона, и Гита, и балерина та, и Маша Шилкина. Все это блуд был. Я тогда просто себя не осознавал, большой страсти искал.
- А разве страсть - грех? - удивленно спросила Ирина.
- А вас так волнует этот вопрос? - Монах повернулся и пристально посмотрел ей в глаза. И Ирина вдруг почувствовала, что не может, не смеет отвести взгляда от этого конопатого лопоухого мужичка. Больше того, она вдруг почувствовала, что не может пошевелиться, что у нее трясутся ноги от какой-то непонятной слабости.
- Конечно, грех, - сказал он наконец и словно отпустил ее. - Любовь не грех, а страсть - грех.
- Ладно, о грехах мы потом поспорим, - вмешалась Клавдия. - Вы мне лучше про Мамина расскажите. Вас мы нашли, Егоршева отыскали, дядя Гена ваш умер три года назад. А вот про Мамина мы ничего не знаем.
- А что про него знать? - обрадовался вдруг Симон. - Тут он, в Сергиевом Посаде.
- Как это, тут?! - встрепенулась Дежкина. - Где?
- Да при храме. Я его переводчиком устроил. Он же филолог, МГУ закончил.
- Постойте, постойте, не торопитесь. - Дежкина замахала руками. - Вы по порядку. Как он тут оказался?
- Да я его и привез. Встретил года полтора назад на улице, даже не узнал сперва. Спился совсем, облик людской потерял. Ходил возле метро, у прохожих попрошайничал. Даже не узнал меня сначала. Ну я его бутылкой приманил, сюда привез. А тут мы его заперли в подвале, вымыли хорошенько, потом кормили только постным месяца два, пока он молить нас не начал, чтобы выпустили. Мы его не выпускали, конечно, еще месяц. Потом только разрешили по территории монастыря ходить. И только к середине лета он стал в город выходить. Снял комнатку тут неподалеку, монастырь платит ему немножко, а он переводчиком при гидах. Если хорошо себя вести будет, пойдет в семинарию русский язык преподавать.
- "Хорошо вести"! - Дежкина никак не могла понять, серьезно этот человек говорит или шутит. - Да вы знаете, что мы за это и вас посадить можем в тюрьму, и всему вашему монастырю кучу неприятностей устроить! Насильно посадить человека в подвал и держать на хлебе и воде!
- Ну конечно. - Монах с ухмылкой посмотрел на Клавдию. - Лучше было оставить его там, возле метро, попрошайничать. Глядишь, уже и издох бы к этому времени где-нибудь на свалке. Да вы лучше у него спросите, в обиде он на меня, что его сюда заманил, или нет. Если в обиде, я сам в тюрьму приду.
- Спросим. Обязательно спросим. - Клавдия достала из сумочки несколько фотографий Корытова и протянула Симону. - Этого человека никогда не доводилось встречать?
- Нет, вроде не доводилось. - Симон одну за другой вернул снимки Ирине. - Не помню.
- Ну хорошо, а на это вы что скажете? - Клавдия протянула ему еще несколько снимков.
Симон взял, начал было рассматривать и вдруг побледнел.
- Что это? прошептал он, глядя на Дежкину испуганными глазами. - Зачем вы мне это показываете?
Руки у него начали трястись. Он аккуратно положил фотографии на скамейку и отодвинул от себя, как будто эта пачка снимков представляла для него какую-то опасность.
- Это что? - тихо спросил он. - Кто-то раскапывает могилы на нашем кладбище?
- Вы же сами хотели знать, зачем мы здесь. - Клавдия вдруг пожалела, что так грубо обошлась с ним. Хотя, может, он просто играет. А если так, то он очень хороший актер. - Эти люди были убиты двадцать лет назад и закопаны в чужой могиле. Их раздели догола, бросили в незарытую могилу и засыпали землей. Дядю Гену убили три года назад. А три дня назад была убита Мария Даниловна Шилкина. Мы знаем, что закопали этих людей те двое рабочих, которые обкладывали мрамором могилу. Одного из них звали Гена, а имени второго не помнят. Оба этих рабочих были на похоронах. Фотография, которую мы вам показывали в самом начале, на которой вы узнали себя, и есть с тех похорон. Что вы на это можете сказать?
Монах ничего не отвечал. Смотрел на нее полными ужаса глазами и как будто пытался загородиться от нее рукой. Как ребенок, которому рассказали страшную сказку.
- С вами все в порядке, Эдуард Артурович? - испуганно спросила Клавдия. - Может, врача позвать?
- Как же это? - наконец подал голос он. - Как же так? Машу убили?..