Илья отметил, что они уже миновали станцию метро "Авиамоторная" и, следовательно, минут через пять будут на месте. Но никакого наводящего вопроса на подругу Лученкова, оставленную у Таганки чемпионку по плаванию, Илья придумать не мог, а производственные разговоры Лученкова Илью, честно говоря, совершенно не интересовали.
- Не я в этом виноват, в раздвоении, - вяло возразил он.
- Нам, институту, надо доказать делом, что мы нужны экономике и хозяйству страны. Это и есть сегодняшняя цель борьбы.
- Не докажем! - невесело ответил Илья. - Космические программы сворачиваются, атомные - тоже, а больше ничего полезного для общества мы делать не умеем. Вот и весь сказ.
Неожиданно он автоматически притормозил, осененный внезапной догадкой.
- Так вы, Леонид Митрофанович, полагали, что проект "КРД-Дельта" мог бы выручить институт?
- А почему бы и нет, если б он существовал? Раскрутили бы в качестве параллельной работы, - спокойно и деловито ответил Лученков. - К такой идее, как защита денег от подделки, надежная и простая защита от фальшивомонетчиков, можно привлечь многих. Включая иностранные инвестиции, привлекая корпорации международного масштаба. Совместные работы на государственном уровне хоть с Америкой, хоть с Великобританией… В защите своих денег нуждается весь мир, Пересветов. "Дельта" - это действительно миф? Действительно пьяная шутка гения Всесвятского?
Илья улыбнулся насмешливо.
- Разве Всесвятский когда-нибудь включал эту "Дельту" в план работ института? Если было бы хоть что-то реальное, так мы бы сейчас над этой "Дельтой" чертями прыгали. Ничего нет, Леонид Митрофанович. Миф, слух, сказка.
- Да, конечно… Пьяная шутка гения. Упражнения в абстрактном мышлении. Пусть так.
Илья притормозил, и Лученков вышел у центральной, парадной проходной института, в которую в свое время входили люди с громкими именами, создатели межконтинентальных и космических ракет, генеральные секретари партии, министры и маршалы всех родов войск. Были здесь и первый космонавт человечества Юрий Гагарин, и его научный отец Сергей Павлович Королев. Все это было. И все теперь, в 1995 году, приходило в забвение, дышало на ладан, умирало и здесь, и на космодромах. И надежд на возрождение не было практически никаких, если говорить серьезно и масштабно.
Глава 6
До своей лаборатории Илья добрался через четверть часа и был тут же бурно встречен завлабом Александром Викторовичем Шершовым, сорокалетним, крепким человеком, очень энергичным и добрым, но - с невысоким уровнем интеллекта. Однако - с уникальным умением организации дела и руководства подчиненными. Начальник, одним словом.
- Пересветов! Ты что хромаешь, не похмелился, что ли?! И побрит плохо! И вообще, тебя сегодня на заводе в цехе ждут, а ты, Илюша-джан, сюда бездельничать пришел! И на похороны Бориса Сергеевича не явился! Ну, Пересветов, такого я от тебя не ожидал! Это полное свинство. Эдак ты и на мои похороны не придешь?!
- На ваши похороны, Александр Викторович, я обязательно приду!
- Ага! Укусил, да? Укусил начальника, Илюша-джан! Моей скорой смерти желаешь?
То, что Шершов называл Илью с приставкой "джан" (точнее - "джян"), говорило о добром в целом расположении духа начальника. Шершов долго работал в Армении и именно оттуда вывез это ласково-уважительное - "джан" ("джян").
- Желаю вашей скорой смерти! - решительно заверил Илья, ибо известно было - какие бы нелепости Шершов ни говорил, но лучше всегда было соглашаться с ним.
- Желаешь?! - обрадовался Шершов. - Это очень хорошо! Мне нравится такая откровенность, Илья-джан! Я постараюсь тебя вскоре ублажить и подохну! Но почему все-таки не пришел на поминки, Илюшка? Это правда очень нехорошо. Покойный очень обижался. Его дочка Валя-джан тоже очень обижалась.
- Александр Викторович-джан! - вспыхнул Илья. - Вы же понимаете, что если я не пришел на похороны ВСЕСВЯТСКОГО, значит, обстоятельства меня по рукам-ногам повязали и я шевельнуться не мог!
- Да? Ага! Конечно! А Спартака Дубина тоже в кандалы заковали?
- И его не было? - насторожился Илья.
- И его, родимого! Академик уходит в мир иной, а у гроба стоит кто угодно, кроме любимых учеников! Валя плачет! Непонятно - папу жалеет или Илюшу-джан на поминки ждет? Это так нехорошо, Пересветов, что мне стыдно на тебя смотреть!
- Хватало там народу, - буркнул Илья. - А где Спартак?
- Пока на работу не явился. А может быть, уже пошел в цех.
Через час позвонили на завод, в цех, - Дубин там не объявлялся.
Поскольку Спартак Дубин не появился на работе и к полудню, то в обед ему позвонили домой - но дома его не оказалось, а сестра его Валерия ничего путного объяснить не смогла. Это обстоятельство слегка встревожило Илью. Он припомнил, что расстался со Спартаком при полном физическом здоровье и нормальном состоянии души того, и ни пропасть, ни загулять в городе Сычевске он не мог никак - хотя бы потому, что денег у него не было.
В конце рабочего дня заботливый Шершов принялся снова искать Спартака, но опять же безрезультатно.
Глава 7
Зря разыскивали Спартака Дубина в стенах института и даже зря звонили ему домой. Уже вторые сутки пошли, как он не мог явиться не только на зов своего руководства, но даже и вернуться под крышу родного дома, потому что сидел в темном, сыром подвале и абсолютно не представлял себе, когда и как выберется из него.
Его несчастья начались еще поутру в воскресенье. К этому моменту Спартак пришел к окончательному выводу, что его обманули, обидели и оскорбили, а главное - лишили заслуженного приза в так или иначе, но состоявшейся опасной игре под городом Сычевском. Свою долю необходимо было получить. Любым способом.
Он дождался полудня, когда открывался пивной подвальчик "Кружка с пеной", вышел на улицу, через минуту спустился по трем ступенькам ниже уровня тротуара и вошел в полутемный, чуть отдающий кислятинкой пивной зал.
Одним из барменов пивного заведения был одноклассник Спартака - Димка Серебров, который по старой школьной дружбе порой ставил Спартаку кружку-другую за свой счет. Сам Серебров, успешно окончив физико-математический факультет университета, сразу и без каких бы то ни было душевных колебаний нащупал свою настоящую дорогу в жизни и быстро устроился к пивным кранам подвальчика "Кружка с пеной". Спокойное, солидное и доходное место. Мелкая шелупонь сюда не заглядывала по причине фантастических цен за каждый глоток пенистого напитка. Спартак мог позволить себе оплатить только пару кружек в месяц и по этой причине - из обостренной гордости нищего - заглядывал к дружку крайне редко. А дружескую даровую выпивку глотал с отвращением. Сереброва он презирал за измену высоким идеалам юности, за его лакейскую работу, но понимал, что, в общем-то, - "се ля ви" и ни хрена с ней не поделаешь. Можно процветать и в пивном подвале, и - каждому по его вере, и не суди других, коли сам не гарцуешь по жизни на белом коне победителя. Да и тогда не суди…
За чистой стойкой около медных кранов уже образовалась небольшая и слегка нетерпеливая очередь, а Серебров еще не появлялся. Спартак встал в очередь и через минуту увидел, как из глубины подвала вынырнул его счастливый одноклассник, на ходу натягивавший белую куртку. Серебров сказал на весь зал громко и весело:
- Здравствуйте, господа! Начинаем пить и веселиться, вечером можно потанцевать с дамами, а резвиться попрошу за пределами заведения!
С этой фразы он бодро начинал каждую свою смену, но после нее - обычно кивал, а порой за руку здоровался с завсегдатаями. На этот раз он полоснул по лицу Спартака косым взглядом и сделал какой-то неопределенный, но явно предупреждающий знак.
Спартак невольно насторожился. Он пересчитал в бумажнике свою скудную наличность и, когда подошла его очередь, сказал Сереброву:
- Маленький бокал… Мне тут нужно найти одного…
Серебров, не дослушав, заговорил, едва разжимая губы и не глядя ему в лицо:
- Тебя самого ищут. Сваливай отсюда. Из Москвы сваливай на пару недель.
Но маленький бокал с густой шапкой пены пододвинул через стойку и неуловимым движением не принял деньги - откинул их Спартаку.
Он понял, что никаких вопросов задавать не надо, - Серебров не из тех, чтобы запаниковать и струсить без нужды, и если он предупреждает, что его, Спартака, "ищут", то, значит, так оно и есть, а вот хорошего в этом нет ровно ничего.
С холодно и спокойно насторожившимся мозгом, Спартак прошел в тот уголочек, откуда мог видеть весь небольшой зал, присел к тяжелому дубовому столу без скатерти, всосал первый смачный глоток и изобразил блаженный, рассеянный вид, скользящим осторожным взглядом меж тем охватил весь зал.
И сразу увидел Куприянова. Вместе с хозяином заведения, улыбаясь и переговариваясь, они прошли к другому угловому столу, куда тут же метнулся официант с большими бокалами пива и тарелкой, полной раков, которых в меню сегодня не значилось. И вообще, раки здесь бывали крайне редко.
Куприянов даже и не взглянул на Спартака, будто не знал его, будто два дня назад, в субботу, не бил его с правой и левой руки, а его друзья - азиаты Керим и Асланов - не вязали ему ноги проволокой. Но никто, кроме Куприянова, искать здесь Спартака не мог. Азиатских помощников его Спартак в зале не приметил, но от этого не почувствовал себя лучше.
Куприянов был высок, узок, жилист, волосы зачесывал гладко и чем-то смазывал, так что они, словно резиновая шапочка для купания, прилипали к черепу.
На нем был прекрасный светлый костюм в талию, и если пытаться подобрать ему сравнение, то больше всего он походил на дипломата из какой-нибудь южноамериканской банановой республики.
Куприянов не скрывал, что жизнь его - хороша: запонки на манжетах белой сорочки блеснули янтарем, на тяжелом золотом кольце на пальце левой руки светился желтоватый камень, величиной с обломок кирпича. Он вытащил из замшевого мешочка трубку и неторопливо принялся ее раскуривать. В подвале курить было запрещено - но Куприянов сидел за столом с самим хозяином "Кружки с пеной", и, понятно, ни официанты, ни посетители замечания ему не делали.
И только когда из трубки Куприянова повалили густые клубы дыма - он в упор и жестко взглянул в лицо Спартака сквозь этот дым. Взглянул, словно прицеливался в него из пистолета.
Спартак кивнул ему, изобразив растерянную улыбку, но в душе оставаясь ожесточенным, собранным и готовым ко всему. Сейчас не тот момент, когда следовало изображать просителя. В один глоток Спартак выпил свое пиво, встал, пересек уже слегка наполненный зал, остановился у хозяйского стола и жалко пролепетал:
- Извините… Андрей Андреевич, нам надо поговорить.
Куприянов нехотя оторвался от беседы, внимательно взглянул в лицо Спартака и не ответил, вновь отвернувшись к хозяину.
- Вы не выполнили условий нашего договора, Андрей Андреевич, - голосишком молодого петушка пискнул Спартак. - Вы со мной не расплатились. И с исполнителями нашего шоу - тоже.
Куприянов тронул кончиком трубки бокал хозяина и спросил, будто они сидели одни:
- И сколько же суток, Петр Николаевич, пиво сохраняется свежим в этих железных бочках? Только не пудри мне мозги, я кое-что в этом понимаю.
- Уж кому-кому, Андрей Андреевич, но тебе я лапшу на уши вешать поостерегусь. Бочки не железные, а дюралевые, а внутри они - дубовые. И безо всякого химического консерванта при низкой подвальной температуре пиво идет свежим до двух месяцев. Свежак, оригинал пьете, Андрей Андреевич, не обижайте.
Спартак обозлился. Ему хотелось ударить по дымящейся трубке в зубах Куприянова так, чтоб она вломилась в глотку наглого деляги, влетела в его пасть полностью, а чтоб из носа у него валил дым, как из паровозной трубы. Эх, были бы силы для такого ковбойского поступка, был бы это стиль его жизни. Но вместо этого лихого поступка он снова просительно сказал:
- Андрей Андреевич, нам надо поговорить. Вы мне должны деньги.
Куприянов и не шелохнулся, а хозяин пивнушки нахмурился и взглянул на Спартака с осуждением.
- Вы становитесь навязчивым. Господин Куприянов в пивном ресторане - пьет пиво. И ведет беседы с друзьями. Извольте выйти вон.
Был ли подан какой-то незамеченный Спартаком сигнал, или подобная ситуация предусматривалась, но Спартак почувствовал, что словно железные клещи сомкнулись вокруг его правого локтя, и сиплый голос сказал на ухо:
- Пройдемте, сударь, в служебное помещение. У нас есть о чем поговорить.
Спартак дернулся, оглянулся, но угрюмое, низколобое лицо его собеседника оказалось совершенно незнакомым. Мужик был приземист, короткорук, глумливо улыбался, а локоть Спартака уже онемел от стальной хватки.
Можно было дико заорать и попытаться отбиваться - хозяин, пуще всего следивший за солидной репутацией заведения, тут же навел бы порядок, плюнув даже на Куприянова, в этом Спартак был уверен, но ведь он сам искал встречи, и пусть она складывалась не по его сценарию, однако вовсе отказываться от нее было нельзя. Он повернулся, подчиняясь железной руке своего пленителя, и, отходя от столика, услышал, как Куприянов спросил:
- А просто большую деревянную бочку вы мне не продадите? Для дачных нужд?
Уже перед самыми дверьми в недра служебного помещения Спартак приметил бледное лицо Сереброва и его испуганные глаза.
По короткому коридорчику они дошли до лесенки, ведущей в самые глубокие закрома подвала, и на верхней ступеньке Спартак получил такой удар по затылку, что, не считая остальных ступенек, кубарем свалился вниз, лягушкой распластавшись на цементном полу.
Его сопровождающий остался наверху и, выждав, пока Спартак придет в себя, сказал насмешливо:
- Сиди, сявка, и жди, пока тебя люди вызовут.
И прихлопнул за собой тяжелую, обитую жестью дверь.
Спартак огляделся. Подвал был освещен тусклой лампочкой, под самый потолок тесными рядами громоздились пивные бочки. Свободного пространства почти не было, да и на что оно было нужно Спартаку? Куда более худшим обстоятельством оказалось то, что нигде не было видно ни единого, даже самого крохотного, оконца, через которое можно было удрать, а бежать надо было, потому что беседовать с Куприяновым при таких обстоятельствах он не желал. Он вдруг понял, что эта беседа вполне могла закончиться тем, что его изуродованный труп законопатят в пустую бочку, погрузят в кузов машины вместе с другой тарой и сбросят на любой свалке. Куприянов явно собирался вести переговоры на своих условиях, и принимать их никак не следовало.
Беглый осмотр подвала подтвердил самые мрачные предположения Спартака - выбраться отсюда невозможно. Хозяин надежно сохранял свое добро за тяжкими стенами фундамента и тяжелой, обитой железом дверью. Которая, само собой разумеется, была заперта.
Следовательно, спокойно принялся анализировать ситуацию Спартак, рано или поздно - придут, изобьют и начнут ставить свои условия. Но какие?! Что с него, Спартака, взять?! Или - что он мог знать?! Что он должен Куприянову? Ведь, наоборот, это Куприянов с ним не расплатился.
И с неожиданной четкостью пришла ясная мысль - черта в стуле! Куприянов жаждет получить со Спартака свои деньги, которые - получалось - присвоили себе Илья, Корвет и эта проститутка с планеты Сириус! Присвоили и даже не сказали об этом ему, Спартаку, даже не предупредили, что продинамили Куприянова с его азиатами, чтобы он был готов к подобному повороту дела. Ну и сволочи!
Теперь игра пошла грязная, решил Спартак, в ней нет никаких законов чести и совести, и все способы борьбы сгодятся. Он чувствовал в своей душе боевой, непривычный задор и решил, что пассивно встречать опасность в данном случае не будет.
Он снова оглядел подвал в поисках оружия. Ничего! Ни доски какой-нибудь, ни палки, ни лопаты. Одни бочки. Но даже пустую бочку в качестве ударного предмета Спартаку использовать было не по силам. Мышцы у него дряблые и жалкие, но зато в черепной коробке - ясный, жестокий и холодный мозг.
Он внимательно посмотрел на горевшую под потолком мутную электрическую лампочку, заметил, что висела она на слабо укрепленном шнуре, и тут же сообразил, что оружие, и достаточно эффективное, у него под рукой есть.
Одна из бочек оказалась пустой, и Спартак выкатил ее под лампочку, встал на бочку и сдернул лампочку вместе с патроном с крючка, на котором она висела. Потом, передвигая бочку, содрал весь шнур проводки, так что теперь лампа болталась свободно и ее можно было установить в любом месте - она превратилась в переносную - такой пользуются в гаражах. Только там-то подобные лампочки на двенадцать вольт, а в руках у Спартака было двести двадцать! Двести двадцать вольт - достаточно хорошее оружие, если использовать его с умом.
Он поднялся по ступенькам к окованной двери и прижался к косяку. Прикинул схему своих действий, примерился к пространству площадки перед дверью, а потом осторожно вывернул теплую лампочку из патрона - на четверть оборота, так что включить ее можно было бы сразу. Подвал погрузился в абсолютную темноту. Оставалось только ждать.
Ожидание продлилось около получаса, и за это время Спартак не занервничал, не запаниковал - что отметил с горделивой радостью и гордостью за себя. Все такой же собранный и четкий, стоял он у косяка двери во тьме подвала, когда послышались с внешней стороны тяжелые шаги и кто-то со скрежетом отодвинул тяжелый засов.
Дверь начала открываться. Входивший увидел, что перед ним глухая тьма, и начал было реагировать.
- О, черт побери, что еще за…
Свет мгновенно вспыхнувшей лампочки ударил ему в лицо, ослепил. Спартак увидел, как его низколобый страж закрыл на секунду глаза, и со всего размаха ударил лампочкой ему в переносицу. Осколки стекла впились в лицо низколобого, снова мгновенно обрушилась тьма, и противник невольно присел - от боли и неожиданности нападения. А может быть, его слегка и оглушило электротоком! Но, так или иначе, противник был повержен, и даже более того - схватившись за раненое лицо, он непроизвольно шагнул вперед и покатился в темную глубину подвала.
Спартак тут же сообразил закрыть за ним дверь и задвинуть засов.
Буря восторга переполнила его душу! Впервые в жизни он одержал победу в рукопашной схватке! Впервые он одолел тупую физическую силу!
Он дал себе десять секунд для передышки.
Через несколько секунд из глубины подвала донесся утробный звериный вой и тяжелые кулаки обрушились на массивную дверь.
Уверенным шагом Спартак миновал коридорчик и вышел в пивной зал.
Куприянов все так же сидел за хозяйским столиком, теперь, правда, один, не курил, перед ним уже стояла кружка пива, увенчанная свежей шапкой пены.
Спартак пересек зал и сказал, чуть наклонившись над Куприяновым:
- Я желаю немедленно получить полагающуюся мне долю! Двадцать пять кусков!
Куприянов брезгливо отодвинулся, презрительно взглянул на Спартака, помедлил и процедил сквозь зубы:
- Вас уже уведомили, что в злачных заведениях я не веду бесед о делах. Но вы правы. Пройдемте на деловую территорию.
Он поднялся и, не ожидая согласия Спартака, направился в глубь служебных помещений.
Спартак двинулся за ним, отгоняя назойливую мысль, что он совершает ошибку.
Куприянов повернул по коридорчику направо и толкнул двери хозяйского кабинета, обитые черной лоснящейся кожей.
Спартак ступил за ним.