Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Дуглас 14 стр.


– Боюсь, ты проводишь слишком много времени в кругу адвокатов. Ты начинаешь меня допрашивать, словно я свидетельница в суде. Тщеславие помогает и сыщику, и актеру. Я хочу срывать овации и в том, и в другом качестве. Впрочем, надо признать, что в силу естественных причин у сыщика аудитория куда меньше.

– Но какая из двух профессий для тебя важнее?

– Разумеется, для меня важнее сцена! Я берусь за детективную работу от случая к случаю, в силу необходимости. Как только я пойму, что прочно стою на ногах и меня не столкнуть со сцены, я вздохну спокойно и махну рукой на все эти мелкие головоломки. Пусть их разгадывают те, кому это нравится, скажем сыщики из Скотленд-Ярда или детектив-консультант мистер Шерлок Холмс.

– Да неужели, Ирен? Порой мне начинает казаться, что ты впрягаешь телегу перед лошадью. Несмотря на все неудачи, твой интерес к Бриллиантовому поясу нисколько не ослабел.

– Поясу? – Ирен изогнула бровь. – Думаю, меня никогда не оставит желание разгадать эту головоломку. Это задачка для настоящего мастера своего дела: революция, особы королевской крови, пропавшие королевские драгоценности – чего здесь только нет! Тут я хочу дойти до конца. Но на все остальное, как только стану известной певицей, я с легким сердцем махну рукой.

Договорив напыщенным тоном эту фразу, Ирен направилась к выходу. Я громко фыркнула ей в след, однако подруга предпочла не обратить внимания на мою реакцию.

* * *

– Сегодня, мисс Хаксли, вы что-то витаете в облаках.

Я оторвала взгляд от верхушек деревьев и отвернулась от окна:

– Прошу меня простить, мистер Нортон. Не волнуйтесь, я быстро наверстаю упущенное. – С этими словами я принялась барабанить по клавишам.

– К чему же так терзать несчастную машинку? – рассмеялся Годфри. – Хорошо, коли я вас так смутил, скажу иначе. Сегодня, мисс Хаксли, вы на удивление рассеянны. Что-нибудь случилось?

– Нет, что вы. Я просто задумалась.

– И ваши мысли навевают на вас печаль?

– Не только. Я размышляла о своем покойном отце.

– Вот как, – произнес Нортон, будто бы не желая продолжать разговор.

– И чувстве вины. Я раздумывала над тем, что чувствую себя виноватой.

– Вы же дочка пастора, быть может, для вас это естественно, – едва заметно улыбнулся Годфри.

– Вам когда-нибудь… бывало стыдно, мистер Нортон?

Он рассмеялся коротко и резко, будто гавкнул.

– Полагаю, это чувство знакомо каждому человеку, помнящему свое детство. Разве вы, мисс Хаксли, будучи гувернанткой, не стыдили своих подопечных?

– Да, бывало. Стыд – очень полезное чувство. И вот теперь, когда я испытываю его сама, я ощущаю себя виноватой в том, что некогда стыдила других. Пусть даже в воспитательных целях.

– И чего же, во имя всего святого, вы стыдитесь?

Положив руки на колени, я уставилась на клавиатуру:

– Мистер Нортон, я была с вами не до конца откровенной.

– Так, похоже, сейчас начнется исповедь. Осмелюсь вам напомнить, что я адвокат, а не священник.

– В данном случае это не важно. Мне надо вам признаться… я хочу признаться, что живу с одним человеком…

– Живете с одним человеком… – повторил Нортон. Последовало долгое молчание, а замтем Годфри, откашлявшись, промолвил: – Надеюсь, вы не имеете в виду порочную связь, не получившую должного благословения…

– Нет, что вы! – Я подняла на адвоката полный ужаса взгляд. – Я живу в одной квартире с женщиной…

– Ну да, разумеется, – с явным облегчением вздохнул он. – Но в этом нет ничего особенного. Такое сейчас происходит сплошь и рядом. Из провинции в Лондон в поисках работы приезжает все больше и больше женщин…

– Моя соседка – актриса.

– Понимаю… Вне всякого сомнения, несколько неожиданно, учитывая, что вашим отцом был пастор… Впрочем, в Лондоне очень много актрис, и я нисколько не сомневаюсь в том, что некоторые из них – достойные, приличные женщины.

– Дело в том, что у нее есть еще и клиенты…

– Клиенты? Ясно…

– Да я не в этом смысле. Эти клиенты весьма уважаемые люди, хотя несколько необычные.

– Уважаемые, но при этом необычные, – эхом повторил за мной Годфри. Несмотря на то что его голос продолжал оставаться спокойным, я понимала, что с каждой фразой я запутываю его еще больше.

На данный момент он не имел ни малейшего понятия о том, куда я клоню, и, похоже, опасался, что я его огорошу какой-нибудь неприятной новостью. При этом он продолжал хранить достоинство. По большому счету, я сама не знала, как закончить столь неуклюже начатое признание.

– Так что у нее за клиенты? – мягко спросил мистер Нортон. – Какого рода услуги она им оказывает?

– Она… ищет их вещи.

– Ищет вещи? Которые пропали?

– Да. Или были украдены.

– Судя по всему, мисс Хаксли, вы говорите о работе частного детектива. Это полезное занятие, и услугами подобных людей нередко пользуются многие адвокаты. Так вы хотели мне рассказать именно об этом? Что ваша соседка женщина, частный детектив и актриса…

Когда мистера Нортона наконец осенило, он встал во весь рост, словно в суде:

– Не хотите ли вы сказать, что живете вместе с некой Адлер, которая совала нос в дела моей семьи и пыталась выяснить, где находится мой отец?!

– Боюсь, что так.

– И она отправила вас шпионить за мной!

Я не смела поднять на Годфри взгляда. Я узнала нотки ярости в рокочущем от возмущения голосе, который уже слышала за занавесками, полагая тогда, что он принадлежит "старому Нортону".

– Это просто возмутительно, мисс Хаксли! Вот уж от вас я такого не ожидал.

– Да я и сама от себя не ожидала. Честно говоря, я за вами не шпионила. Шпионить гадко – так я и сказала Ирен. И она была мной крайне недовольна.

– Экая мерзость! – Молодой адвокат принялся ходить по кабинету. – Как так можно! Развратить пасторскую дочку, отправить ее изводить человека…

– Да, вы правы, это ужасно, – заломила я руки, – Ирен ни в чем меры не знает. Хочет разгадать головоломку и ни перед чем не останавливается…

– Головоломку? Что в моей семье такого головоломного? На нашу долю выпала двойная мера несчастий и горестей, и больше ничего…

– А как же пояс?

– Пояс?

– Бриллиантовый. – Я сглотнула, а Годфри Нортон посмотрел на меня так, словно я рехнулась. – Бриллиантовый пояс Марии-Антуанетты. Говорят, что его в пятидесятых купил ваш отец. Сейчас его хочет приобрести мистер Тиффани.

– Бриллианты? Мария-Антуанетта? Тиффани? – Мистер Нортон опустился на стопку документов, лежавших на единственном свободном стуле. – Если позволите, мисс Хаксли, с этого места поподробнее. Недосказанность приводит к неверным выводам.

– Нам удалось узнать, что некий человек по фамилии Нортон по бросовой цене приобрел Бриллиантовый пояс. Украшение привезли сюда из Парижа после революции сорок восьмого года.

– Меня в то время даже на свете не было.

– Меня тоже. И Ирен. Именно поэтому она пыталась узнать как можно больше о семействе Нортонов. Это была единственная нить к бриллиантам. Она искала вашего отца, а вместо него нашла вас.

– Бриллианты, – покачал головой молодой человек. – Что… что за нелепые выдумки. Впрочем, я нисколько не сомневаюсь, что кое-какие слухи о моей семье все-таки ходят. Пусть уж говорят о драгоценностях, эта сладкая сказка скрывает горькую правду о прошлом. Знаете, пожалуй, я даже испытываю чувство признательности к этому мифическому Бриллиантовому поясу. – Он внимательно на меня посмотрел: – Вы, разумеется, в курсе, что я навещал вашу соседку?

Я молча кивнула, опасаясь, что одно лишнее необдуманное слово – и я признаюсь еще в одном гадком преступлении: в том, что подслушивала за занавеской.

Мистер Нортон вздохнул, погладил указательным пальцем черные усики и вдруг неожиданно рассмеялся:

– Ваша мисс Адлер, надо полагать, считает меня своим соперником. Думает, что я тоже охочусь за поясом и желаю сбить других со следа. Или, быть может, ей взбрело в голову, что пояс у меня?

– Нет, она так не думает, ведь если бы пояс был у вас, вы вели бы себя иначе. Она пыталась отыскать вашего отца, но ей это так и не удалось.

– Моего отца? – Лицо мистера Нортона приобрело странное выражение. Он вытащил листок из одного дела, оторвал уголок и что-то на нем написал. – Вот вам адрес моего отца. Пожалуй, ей стоит поговорить непосредственно с предполагаемым владельцем легендарного украшения. Берите! Мой отец живет по этому адресу. Я вас благословляю, мисс Хаксли. Пусть ваша неутомимая подруга отправляется прямо к моему отцу. Мне остается лишь пожелать ей удачи.

– Вы что, серьезно?

– Вы хотите сказать, что я с вами неискренен? Напрасно. – Он снова улыбнулся, на этот раз печально: – Я страстно желаю забыть мою семью, а в особенности – отца. Мне бы хотелось, чтобы о нем не вспоминали и другие. Моя мать мертва. Хотя бы ей уже никто не навредит и не причинит боли. Пусть мисс Адлер найдет этот чертов пояс и отдаст его мистеру Тиффани. Тогда, быть может, все забудут о Блэкджеке Нортоне.

– Прошу вас, мистер Нортон… Ирен повела себя непростительно, пытаясь раскопать историю вашей семьи. Она буквально потеряла голову в погоне за недосягаемым…

– Все мы этим грешны. Знаете, что стало для моей семьи недосягаемым, мисс Хаксли? Счастье. Мать ушла от отца, когда я был еще мальчишкой. Когда я чуть подрос, я начал понимать, сколько злословия и сплетен породило ее решение жить отдельно от мужа. Мне даже стало очевидным, сколь высокую цену ей приходится платить за свой поступок – и это несмотря на успех ее романов. Потом отец подал на нее в суд, соблазнившись гонорарами матушки, и выиграл. Естественно, мы стали жить беднее, есть меньше и одеваться скромнее. Закон Англии встал на защиту такого подлеца, как мой отец. Это разбило мамино сердце.

– У меня просто слов нет, чтобы выразить, как я вам сочувствую, – горячо произнесла я, – Прошу вас, не продолжайте, не терзайте себя.

– С юных лет я слышал о моей семье только ложь. Должен же я хоть кому-то рассказать правду? Вот возьмем вашу подругу. Благодаря ей пойдет еще одна вздорная сплетня – на этот раз о таинственных бриллиантах. Никому нет дела до утраченной чести, потерянной любви и разбитой надежды, до поломанных жизней… Это слишком скучно и неинтересно. Байки о бриллиантах куда завлекательней.

– Я не такая, мистер Нортон, – тихо промолвила я. – Во мне жива способность сочувствовать и сострадать.

– А вы ведь в непростом положении, мисс Хаксли, – грустно улыбнулся Годфри. – Вы пасторская дочь и потому привыкли к более строгим моральным устоям. Быть может, вы, как и многие, думаете о моей матери дурное…

– По всему тому, что я слышала, мне кажется, с ней ужасно несправедливо обошлись…

– Вы совершенно правы, однако, по английским законам, собственность жены принадлежит мужу, даже в том случае, если она самостоятельно себя обеспечивает и живет отдельно, потому что ее супруг – скотина и тварь самого низкого пошиба. Именно поэтому я и стал адвокатом, хотя эту профессию в моих глазах запятнал собой отец. Я желаю, чтобы законы были справедливыми. Я хочу представлять интересы женщин, которые не могут защититься от ненасытности своих мужей.

– Это заслуживает восхищения, – пробормотала я пристыженно. – Теперь я понимаю, почему вы так болезненно реагируете, когда кто-нибудь пытается разузнать о вашей семье. Я сегодня же обо всем расскажу Ирен и настою на том, чтобы она немедленно прекратила все расспросы. – Я встала.

– Нет! – Молодой человек схватил меня за запястье и тут же отпустил, поняв, что в своем порыве зашел слишком далеко. – Наш разговор был личным. Все, что здесь прозвучало, должно остаться между мной и вами.

Я разжала кулак и кивнула на скомканный клочок бумаги с адресом отца Годфри:

– А что мне делать с этим?

Адвокат одарил меня загадочной довольной улыбкой:

– Адрес отдайте своей подруге. Хочет идти по следу – путь идет, это ее право. Судя по тому, что я слышал от вас об Ирен Адлер, она не остановится, пока не перевернет все вверх дном. Что ж, удачи, пусть общается с этой поганью…

Тон его голоса и злоба в темных глазах заставили меня содрогнуться. Мне нравился Годфри Нортон, однако я отдавала себе отчет, что даже после нашего разговора знаю крайне мало о прошлом его семьи. И вот теперь во мне родилось чувство новой вины. Я не знала, что сказать подруге, и сильно сомневалась, что Ирен стоит двигаться в том направлении, которое столь неожиданно указал ей мистер Нортон.

Глава одиннадцатая
Визит к Блэкджеку Нортону

– Ты уверена, что Годфри Нортон отправляет столько денег именно на этот адрес в Кройдоне?

– Да, – кивнула я, чувствуя себя предательницей, оттого что заставила Ирен действовать фактически вслепую. Как и просил мистер Нортон, я ничего не рассказала подруге о его откровениях; более того, я собралась с духом и отдала Ирен бумажку с адресом лишь через месяц после нашего разговора с молодым адвокатом. – К чему об этом спрашивать сейчас, после того, как мы уже столько потратили на экипаж и железнодорожные билеты? Если тебя терзают сомнения…

– Нет. – Ирен вздернула подбородок, как это обычно бывало, когда она собиралась запеть. Этот жест, с одной стороны, привлекал внимание, а с другой – демонстрировал непоколебимость ее намерений. – Вполне вероятно, что в результате нашей увеселительной прогулки мы поставим точку в важном деле и раскроем старинную тайну.

– Мистер Нортон щедрый и внимательный. Работать с ним одно удовольствие. Может, не стоит разгадывать старинные тайны за его счет?

– Нелл, не пытайся пробудить во мне чувство симпатии к своему мистеру Нортону. Поздно. Во время нашей с ним встречи он не проявил ко мне ни щедрости, ни внимания. Ты говоришь, ему теперь известно, что мы с тобой вместе снимаем квартиру. Нисколько не сомневаюсь, что он до сих пор считает меня безмозглой надоедой. Думаю, вскоре он поймет, сколь сильно заблуждался.

– В таком случае ты знаешь, чего ждать в "Белом клене" в Кройдоне.

– Не чего, Пенелопа, а кого.

С этими словами Ирен погрузилась в угрюмое молчание, а я стала гадать, отчего на этот раз подруга назвала меня полным именем, что случалось очень редко.

Стояло позднее лето. Из-за просачивавшихся сквозь листья лучей казалось, что лицо моей спутницы прикрывает удивительная кружевная вуаль, сотканная из света и тени. Я понимала: сейчас подруга не станет слушать моих робких возражений – уж слишком много для нее значит наша поездка. И я как никто другой знала, что сейчас Ирен не пойдет ни на какие уступки.

Наш экипаж остановился у вычурных железных ворот. Ограда была высокой и ничуть не уступала по своему внушительному виду той, что окружала Королевский госпиталь в Челси, построенный в семнадцатом веке знаменитым Реном . Однако, в отличие от госпиталя, особняк, который являлся целью нашего путешествия, располагался в сельской местности, напоенной ароматами природы. Стояла абсолютная тишина, которую нарушали лишь крики дроздов и грачей, устроившихся на ветках белых кленов.

На правой стойке ворот висела табличка, извещавшая о том, что мы у цели. Однако наличие привратника свидетельствовало и о том, что, возможно, приехали мы зря.

– Вы по какому делу? – бесцеремонно осведомился он у нас.

Ирен высунулась из окошка экипажа, мастерски наклонившись так, чтобы не свернуть свою серовато-бежевую соломенную шляпку, отороченную голубым бархатом и украшенную пером кремового цвета.

– Мы в гости к одному из постояльцев, – промолвила она тоном, в котором удивительным образом сочетались высокомерие и шарм.

– Тогда вам придется отметиться в регистратуре при входе в дом.

– Разумеется. А вам придется открыть ворота моему кучеру.

Вскоре я услышала скрип петель, что мне показалось странным. Если особняк поддерживается в порядке, откуда взялась ржавчина?

– Большое вам спасибо. До свидания! – Ирен помахала привратнику рукой.

Наш экипаж двинулся дальше по усыпанной гравием дорожке, обсаженной по обеим сторонам платанами.

– Честно говоря, Ирен, – промолвила я, – мне кажется, тебе просто достаточно сказать "Сим-сим, откройся", и дело в шляпе.

Подруга улыбнулась моему комплименту, воздавшему должное ее силе убеждения, однако предпочла промолчать. Я чувствовала, что она как на иголках от переполняющего ее волнения, причины которого пока оставались для меня непостижимыми. Массивный особняк эпохи короля Якова громоздился справа от нас.

– Насколько я могу судить, средства, перечисленные сюда мистером Годфри Нортоном, тратятся с умом. Погляди-ка, Нелл, как аккуратно подстрижена живая изгородь!

– Ума не приложу, зачем ему эти траты. Он из города носа не высовывает.

Ирен одарила меня загадочным многозначительным взглядом:

– Когда доберемся до особняка, дозволь действовать мне.

– Когда это я тебе мешала? – парировала я.

Мы вышли из экипажа, поднялись по невысоким ступенькам и приблизились к дверям.

Ирен подергала за шнурок. Особняк был таким большим, что я едва услышала донесшийся издалека тихий звон. Со щелчком открылась смотровая щель, и на нас уставилась пара налитых кровью глаз.

– Мы к мистеру Нортону, – без обиняков произнесла Ирен.

Я пыталась хранить хладнокровие, однако, думаю, перья на моей шляпке слегка качнулись, выдав мое волнение. Откуда Адлер знала, что здесь проживает отец Годфри? Я же ни словом не обмолвилась о моем разговоре с молодым адвокатом. Я еще раз поразилась проницательности подруги, и у меня учащенно забилось сердце.

Глаза по ту сторону двери расширились от изумления:

– Так, значит, вы ни о чем не знаете… Сейчас я вас впущу…

– Благодарю. – Ирен с достоинством замерла в ожидании, пока по ту сторону двери лязгали замки и задвижки.

Как только дверь распахнулась, дворецкий (я решила, что раз человек, открывший нам дверь, работает в таком роскошном особняке, значит, он наверняка дворецкий) проводил нас в холл с полом, выложенным в шахматном порядке черно-белой мраморной плиткой – как раз в стиле Рена.

– Мистер Эджвэйт в канцелярии наверху, – промолвил впустивший нас мужчина.

– О чем это мы не знаем? – зашептала я на ухо Ирен. – Почему в частной резиденции есть канцелярия? И вообще: тебе не кажется, что дворецкий ведет себя слишком развязно?

– Он не дворецкий, а обычный швейцар. А эта "резиденция" куда более частная и вместе с тем куда более общественная, чем ты предполагаешь, – ответила подруга и на этом замолчала.

Когда мы вошли, худой сутулый мистер Эджвэйт поднялся из-за стола времен королевы Анны, чтобы поприветствовать нас:

– Присаживайтесь, дамы, прошу вас. Вы впервые в "Белом клене"…

Назад Дальше