– Это вам тогда было хорошо, чистоплюям, – фыркнул Алексей Петрович. – Мы же всегда считались рабочими лошадками и золотариками. А потом и вовсе жизнь перевернулась, работать стало тяжело.
"Да, времена другие, – подумал Александр Александрович. – Теперь ни у торгашей по подсобкам запросто не пошарить, ни своего стукача отправить следом за подозреваемым греть пупок на Канарах. А западные коллеги традиционно настороженно относятся к милиции и любят только, когда им дают, вернее сдают, людишек из русской мафии, притихших или развернувшихся в их владениях. А сами что-то не очень. В этом он прав, работать стало в органах тяжело. И не только в органах внутренних дел, но и в госбезопасности".
– Естественно. За определенный период времени общество столь резко расслоилось, что его некоторые слои стали недоступней заморских стран. Особенно для вашего брата, – согласился он. – Куда милиционеру в казино или ночной клуб за валюту?
– Вот-вот, – поддакнул Молибога, настороженно ощупывая глазами сверток на краю стола: что там?
– А ты живи по теории относительности обывателей, – вполне серьезно посоветовал Снегирев.
– Это как?
– Она проста: десять лет вперед – бесконечность, а десять прожитых – просто легковерие.
Алексей Петрович посмеялся незамысловатой шутке и подумал, что, наверное, он зря так опасался этой встречи: не в правилах чистоплюя Александра Александровича, этого вылощенного и опасного своими интригами хитреца, идти на обострения и уж тем более затевать перестрелки. Скорее всего, он не хочет вообще никакой войны между группировками – зачем она ему, сытому и спокойному, привыкшему к размеренной жизни высокопоставленного гебистского чиновника? Пусть стреляют и рискуют другие.
Наверняка, он жаждет всеми силами удержать в руках Пака, а следовательно, и в своих дающий огромную прибыль игорный бизнес. Как расчетливый игрок или делец, или как трезво мыслящий человек, искушенный в разного рода деловых и оперативных играх, он, в крайнем случае, пойдет на то, чтобы все-таки дать долю в деле Чуме, пустить и его к пирогу. Он же понимает, что иначе дальше пойдет война на уничтожение, как уже произошло с Малаховым, с их стороны, и со слухачом, Федюниным и Соболевым, с другой. Зачем Сан Санычу горы трупов и реки крови?
Тут интересы Снегирева и Молибоги совпадали. Алексей Петрович тоже не хотел развязывания бойни. Но… Чума хочет сам целиком завладеть пирогом и откусывать от него огромные куски, а также использовать "Бон Шанс" и его филиалы для отмывки денег, к чему его постоянно подталкивает партнер – некий Давид Георгиевич Агамов: фигура для Молибоги не совсем ясная, к которой никак не удалось подобрать нужный ключик и собрать о нем необходимые сведения.
Пока Алексею Петровичу удалось лишь доподлинно узнать, что Агамов являлся крепким связующим звеном между Чумой и некой таинственной фирмой-покупателем. Однажды он случайно слышал разговор Вячеслава Михайловича с Давидом о какой-то дискете, якобы созданной покойным специалистом по электронике Ояром Юри, работавшим на Пака и компанию. Не для поисков ли и "взлома" этой пресловутой дискеты Кореец и нашел себе нового специалиста, некоего Меркулова? Говорят, он пригрел его и держит рядом с собой. Снегирев не может об этом не знать: что, если потихонечку попробовать пососать из него информацию, а то и перетянуть на свою сторону баррикад? Чем черт не шутит? И что это за таинственная дискетка? Не карта же нового Клондайка на ней? А вот что на ней может быть и где она сейчас, не исключено, знает тот же хитроумный Сан Саныч.
Официант принес заказ, расставил на столике тарелки и вазочки, пиалы и бутылки. Низко поклонился и неслышно исчез.
– Я не хочу войны, – подтверждая мысли Молибоги, сказал Снегирев, разливая в маленькие рюмочки водку. – Поэтому хотел встретиться с тобой.
– Солидарен, – поднимая свою рюмку, кивнул Алексей Петрович. – Нам с тобой война – не прибыль, а убыток. Но давай говорить открыто: пустит Кореец после смерти Малахова кого-нибудь к пирогу? Хотя бы того же Вячеслава?
– Сомневаюсь, – покачал головой Сан Саныч. – Однако нам лучше сделать так, чтобы драка прекратилась, хотя бы на время, пока не найдем разумных решений вопроса.
Они выпили и некоторое время молча закусывали, отдавая дань искусству китайских кулинаров. Занимаясь салатом с нежными креветками, Снегирев раздумывал, как бы половчее заставить Молибогу начать плясать под свою дудку. Лешка хитер, опытен, осторожен, не может не увидеть приготовленной для него простой западни – важно сделать так, чтобы противник думал, что он тебя обманул, и радовался. Радовался до тех пор, пока до него не дойдет, какой крах потерпел он сам, оказавшись обманутым. Хорошо, еще немного, и он бросит Алешке кость, которую тот сам ни за что не разгрызет и вынужден будет потянуть за нужную Снегиреву нить. Деваться ему просто станет некуда.
– Все поглядываешь на сверток? – наливая по второй, усмехнулся Сан Саныч. – Гадаешь, чего это я притащил?
– Раз принес, сам скажешь, – пожав плечами, философски заметил Молибога. – Если это не касается меня, то зачем спрашивать?
– Все верно, – согласился бывший комитетчик. – Ну, поехали?
Выпили по второй и попробовали горячее. Гусятина в остром соусе оказалась отменной, и настроение Снегирева еще более улучшилось.
– А ведь это действительно подарочек для тебя, – он ласково погладил ладонью сверток. – И не только для тебя. Я бы даже сказал, что это сюрприз!
– Не люблю загадок.
– Хочешь посмотреть?
– Отчего же не взглянуть, если сюрприз для меня? – усмехнулся Молибога.
Снегирев медленно развернул сверток и показал Алексею Петровичу стандартную видеокассету. Почему-то при виде ее у Молибоги нехорошо засосало под ложечкой в предчувствии крупных неприятностей.
– Тут найдется, где прокрутить? – небрежно поинтересовался Снегирев.
– Что-то любопытное? – стараясь сохранить равнодушное выражение, бросил Алексей Петрович.
– Весьма! Иначе я не просил бы тебя о личной конфиденциальной встрече.
– Подожди, – Молибога встал. – Я тут знаю кое-кого, пойду спрошу, может быть, посмотрим в кабинете директора.
– Хорошо, – согласился Снегирев, предвкушая, что последует за просмотром. Вот тогда начнется настоящая, опасная и интересная игра!
Алексей Петрович вернулся минут через пять и пригласил гостя в директорский кабинет. Они прошли длинным внутренним коридором со стенами, выкрашенными зеленовато-коричневой краской, так не вязавшейся с роскошным залом ресторана, и очутились в небольшом уютном помещении. Там никого не было, а на столе лежал ключ.
"Молибога не зря назначил встречу здесь", – понял Снегирев.
Алексей Петрович закрыл дверь на ключ и сам, подрагивавшими от нетерпения руками, вставил кассету в щель видеоплеера. Щелкнул переключателем и нажал клавишу воспроизведения записи. Александр Александрович устроился за директорским столом и молча наблюдал за Молибогой, так и оставшимся стоять перед экраном. На нем с неожиданной яркостью появилось изображение средних лет мужчины, окруженного тремя обнаженными женщинами. Одна сняла с него галстук и надела себе на шею, пропустив свисающий конец между полных грудей. Другая вытащила из брюк ремень из крокодиловой кожи и подпоясалась им. Затеяв шутливую возню, они повалили мужчину на широкую кровать и дальше началось такое… Камера, словно смакуя сексуальные изыски, подавала некоторые эпизоды крупным планом, а потом вновь давала общую панораму. Из динамика доносились сладострастные стоны, всхлипы, чмоканье…
Молибога смотрел на экран набычившись, тяжело опустив круглые сильные плечи – такого удара от этого лощеного хлыща Сан Саныча – он, признаться, никак не ждал. И вообще, он не ждал его звонка, не ждал встречи и вот, на тебе, – дождался!
– Что это? – потерянно прошептал он.
– Не что, а кто, – откликнулся из полумрака Снегирев. – Это Виктор Акимович Гудилин, известный чиновник из аппарата, развлекается с тремя проститутками. Правда, занятно?
– Очень, – хмуро ответил Молибога.
Господи! Они подставили Гудилина, на котором ехал в бизнесе не только Чума, но и его благодетели! Именно Виктор Акимович, естественно, за хорошие проценты, устраивал им умопомрачительно выгодные сделки со стратегическим сырьем и многое, многое другое. Вячеслав, когда узнает, просто сойдет с ума! Все рушится, как карточный домик. Стоит этой кассетке прокрутиться перед журналистами, как начнется такое!.. Да что журналисты, достаточно показать ее самому Гудилину, и он станет рабом владельца записи, иначе скандальная отставка и гражданская смерть, то есть полное забвение в мире бизнеса. Кому нужны сгоревшие неудачники, а о старых заслугах в этом мире напоминать не принято: за них государство дает пенсию. Но дадут ли ее еще Вите после этого?
"А вдруг это еще не все?" – обожгла Алексея Петровича страшная мысль.
– Что ты хочешь за эту запись? – глухо спросил Молибога.
– Многого, – помедлив, ответил Снегирев. – Очень многого.
– Но мы можем договориться? – с надеждой обернулся к нему Алексей Петрович.
– Попробуем, – усмехнулся Сан Саныч. – Но… Договариваться-то придется не с тобой. Ты же сам это понимаешь.
– С Чумой ты не договоришься, – зло огрызнулся Молибога.
– А есть копии и еще кое-что, – дожимал его бывший комитетчик. – Неужели не найдутся здравомыслящие люди, готовые к консенсусу?
"Вячеславу и Атамову все равно надо это показать, иначе не поверят на слово, – подумал Алексей Петрович. – А сводить Снегирева для переговоров с Чумой нельзя! Все лопнет как мыльный пузырь, и опять пойдет стрельба. Что же делать?"
– Твои условия? – спросил он. – Кассету дашь?
– Кассету дам, – подумав, согласился Снегирев. – Полюбуйтесь, но не советую показывать это самому Виктору Акимовичу.
– Ежику понятно. Еще?
– Возврат украденной вами под видом инкассации дневной выручки и, как я уже сказал, поиски консенсуса со здравомыслящими людьми.
– Хорошо, – буркнул Молибога, выключая аппаратуру и вытаскивая кассету. С каким удовольствием он растоптал бы ее ногами! Кстати, упомянуто, что есть еще кое-что? Уж не пресловутая ли дискетка? Однако стоит ли говорить о ней Вячеславу? С него хватит и записи.
– Подумай денек, – предложил Сан Саныч. – Потом мне позвонишь. Идет?
– А у меня не остается ничего иного, – честно признался Алексей Петрович. Ну и втянул же его Снегирев в историю, чертям в аду тошно станет.
– Вот и чудесно. А теперь пошли за стол! Жалко, хорошие закуски пропадают да и водка еще осталась.
– Мне сейчас кусок в горло не полезет, – пряча кассету, просипел Молибога.
– Ну, зачем так, – мягко похлопал его по плечу советник Пака. – Посидим, потолкуем. Я же говорил тебе, что мы не бицепсы, а мозги. Вот и пораскинем мозгами в свою пользу, а не только в пользу шефов.
Алексей Петрович взглянул на него с интересом и открыл дверь.
– Ну что же, пошли…
Просмотрев запись развлечений Гудилина в казино "Бон Шанс", Вячеслав Михайлович Чумаков пришел в такую неописуемую ярость, что сжавшийся в углу, в общем-то, не относившийся к робкому десятку Молибога сразу понял, почему еще в молодые годы к Чумакову в зоне крепко прилипла кличка "Чума".
– Рвать! – с пеной у рта сипел Вячеслав Михайлович. – Всех положить! Ублюдки! Спалили, суки!
Он с грохотом разбил об дубовый стол массивное кресло, метнул в стену хрустальный графин с водой и… неожиданно успокоился. Взяв телефон мобильной связи, набрал номер и почти ровным голосом сказал:
– Давид? Это Слава! Ты где сейчас?.. В общем, бросай все это и немедленно приезжай… Что? Я же сказал: немедленно! Похоже, у Вити подпалена шерсть.
Бросив телефон на стол, он посмотрел на тихо сидевшего в углу советника и буркнул:
– Распорядись, чтобы прибрали.
– Уже нет никого, – напомнил Алексей Петрович. – Только мы и охрана.
– Тогда сам вытащи и подмети, – приказал шеф, – нечего им тут…
Молибога едва успел вынести из кабинета обломки кресла и неумело замести веником осколки графина – мокрое пятно так и осталось потеком на стене и полу, – как приехал Агамов.
Это был неопределенного возраста худощавый человек с приплюснутым носом бывшего боксера и тонкогубым ртом. Тщательно зачесанные назад темные слегка вьющиеся волосы скрывали уже наметившуюся на его затылке лысинку. Алексею Петровичу всегда было интересно, кто этот господин с восточной фамилией, еврейско-грузинским именем и русским отчеством? Но сейчас, в данной обстановке его больше интересовало, что решат делать и как ответят на предложение Снегирева, чем подноготная Агамова. С ней успеется, конечно, если будем живы-здоровы.
Вячеслав Михайлович без лишних слов усадил Давида в кресло перед телевизором и продемонстрировал ему запись развлечений Гудилина. Давид Георгиевич смотрел молча, только иронично щурил темные, слегка навыкате глаза.
– Ловко они его, – когда закончилась пленка, отметил он.
– Ловко? – резко обернулся к нему Чума. – А теперь требуют отдать деньги и вступить в переговоры. Я с ними буду говорить на своем языке!
Он пристукнул тяжелым кулаком по столешнице, и Агамов недовольно поморщился:
– Уймись! Ты с ними говорить не будешь.
– Да?!
– Да, – твердо ответил Давид. – Никаких мер не предпринимать, пока мы завтра не увидимся с нашим другом. Я покажу ему эту скабрезную ленту, и потом решим, что делать дальше. У него может быть свое видение этого вопроса.
– Черт с вами, – Вячеслав Михайлович рухнул в кресло. – Когда едем?
– Утром, – Давид поднялся, взял кассету и направился к выходу. – Молибога отправится со мной, а ты поедешь на своей машине за нами.
– Боишься, что со мной тебя взорвут? – заржал Чума. – Не волнуйся, Снегирев этим не занимается.
– А я и не волнуюсь, – спокойно ответил Агамов. – Просто мне так кажется удобнее…
Рано утром Меркулова разбудил телефонный звонок Снегирева. Вежливо извинившись, что беспокоит в столь неподходящее время, Сан Саныч неожиданно спросил:
– Вы помните разговор насчет трех машин?
– Каких машин? – спросонок не сразу понял Петр.
– Ну, когда вы с Леонидом возили по столу сигаретные коробки. Припоминаете?
– Ах, да! Вспомнил. И что?
– Возможно, все состоится сегодня. Приготовьте свои цацки и ждите, скоро заеду…
Чертыхнувшись, – не дал поспать нормально, неугомонный, – Меркулов принял холодный душ, побрился, сварил кофе, сделал себе яичницу с беконом и с аппетитом плотно позавтракал. Кто их знает, сколько они сегодня задумают кататься?
Закурив, он сел ждать Снегирева, от нечего делать перелистывая старый иллюстрированный журнал. Сан Саныч заставил себя ждать почти полтора часа.
– Извините, – входя в квартиру, он примирительным жестом поднял руки. – Некоторые технические неполадки. Кстати, мы одни?
– Втроем, – пошутил Петр, но заметив, как насторожился советник по безопасности, объяснил: – У меня чижик живет, в клетке.
– А-а, – облегченно рассмеялся Сан Саныч. – Значит, мы все-таки вдвоем.
Пройдя на кухню, он не снимая пальто, совсем как Арвид, уселся на стул и попросил кофе.
– В общем так, – прихлебывая из кружки горячий напиток, начал Снегирев. – Ваша машина остается здесь, поедете со мной. Не волнуйтесь, потом, как всегда, доставлю на место. И вообще, вы все время с аппаратурой находитесь в моей машине. За рулем буду я сам. Когда придет время прилепить вибродатчик, дадим сигнал по рации. Ну а потом все надежды на вас. Все, спасибо за кофе, пошли, время не ждет.
Петр подхватил сумки с аппаратурой и поспешил следом за Сан Санычем. У подъезда их ждал старенький микроавтобус "рено" с тонированными стеклами. Устроив Меркулова на вращающемся сиденье позади водителя, Снегирев сел за руль и лихо вывел микроавтобус на улицу.
Погода была мерзкая, слякотная: не то зима, не то осень. С неба летела колкая ледяная крупа вперемешку с холодным дождем. Асфальт блестел, словно смазанный маслом. Но советник вел машину уверенно, небрежно держа баранку затянутыми в тонкие кожаные перчатки руками.
– Сейчас встретимся с другими участниками нашего маленького шоу, – он посмотрел на Меркулова в зеркальце и подмигнул. – А потом будем ждать начала действа.
– Долго?
– Что долго?
– Долго ждать? – переспросил Петр. – Когда готовить аппаратуру?
– Я предупрежу заранее, – успокоил Снегирев.
– Лишь бы все получилось.
Дальше ехали молча. За окном мелькали знакомые столичные улицы, и Меркулов определил, что они выехали на набережную и приближаются к Крымскому мосту. Свернув к бассейну "Чайка", микроавтобус остановился. Петр увидел стоявший неподалеку грязно-белый "сааб" и чуть поодаль потрепанный "москвич-каблук".
Снегирев вышел из микроавтобуса и пошел к водителям машин, угостил их сигаретами, перекинулся несколькими словами и вернулся. Пока он ходил, Меркулов успел заметить, что на заднем сиденье "сааба", забившись в уголок, сидит какой-то человек.
– Ну, поехали дальше, – Снегирев включил зажигание и они выехали на Садовое кольцо.
– Куда теперь? – поинтересовался Петр.
– Поедем ждать, – засмеялся Сан Саныч. – Ждать, пока наши друзья выберутся из своей берлоги и отправятся с визитами. Проводим их и будем ждать возвращения. Вот тогда начнется работа.
Не доезжая Триумфальной площади, микроавтобус свернул в переулок и запетлял, словно запутывал следы. Но вот водитель сбросил скорость и проехал мимо дома, показавшегося Петру странно знакомым. Так и есть, вон у подъезда мелькнула знакомая табличка – "Альтаир"…
Молибоге было любопытно и немного страшновато – еще бы, сегодня он увидит того, кого побаивался сам Чума: неведомого партнера и благодетеля Вячеслава Михайловича. Алексей Петрович подумывал уже, как бы под благовидным предлогом отказаться от совместной поездки с шефом и Агамовым, но ничего путного придумать не удалось. Вздохнув, он сел в маленький светлый "мерседес" Давида Георгиевича и хотел немного побалакать, как он говорил, дорожкой, чтобы снять нервное напряжение, но Давид тут же громко врубил музыку и тронул с места. Молибога уткнул нос в шарф и решил смириться с судьбой: не убьют же его, на самом деле? Разве он виноват, что Гудилин так подставился? Ему за ним приглядывать не поручали.
Сзади, как привязанный, болтался черный "форд" Вячеслава. Ехать оказалось недалеко – фирма, в которую они направлялись, располагалась в переулке у Миусской.
Молча вышли, поднялись на лифте на третий этаж, где их встретила охрана. Давид пошептался с ними, один из охранников позвонил, и вскоре появился косоглазый молодой человек в модном костюме.
– Я секретарь господина Кай Фэна, – широко улыбаясь гостям, поклонился он. – Прошу, господа, пройдемте со мной, господин Кай Фэн ждет вас в своем кабинете.
"Китаец что ли? – шагая за секретарем, думал Молибога. – Или южнокореец. Тьфу, опять кореец, как Ленька Пак! Ну и компания, мать их!.. Кстати, надо бы выяснить, как их фирма называется".
В просторной приемной услужливый секретарь помог им снять верхнюю одежду и широко распахнул дверь кабинета, тут же плотно закрыв ее за последним из вошедших.