– Н-нет, – чуть запинаясь под его строгим взглядом, ответила Цветкова.
– Хорошо, – он открыл ящик стола и достал видеокассету. – Посмотрим?
Не дожидаясь ответа, он вставил ее в щель приемника "двойки" и нажал клавишу. С Людмилой чуть не сделалось дурно: на экране к ней подходил пропавший Жамин. Сейчас он…
– Нет! – в ужасе вскрикнула девушка и, закрыв лицо руками, зарыдала.
– Успокойтесь, пожалуйста, – Станислав Семенович выключил телевизор, налил из графина стакан воды и подал ей. – Выпейте! Я не собираюсь никоим образом посягать на вашу честь, поверьте.
– Тогда зачем?.. – давясь водой и стуча зубами о край стакана, спросила Люда. – Зачем?.. И откуда у вас это?
– Забрал у Снегирева, – спокойно объяснил банкир. – Забрал, чтобы иметь представление, что творилось тут до меня, и иметь с вами предметный разговор.
– Мне подать заявление? – глядя полными слез глазами в пол, тихо спросила Цветкова. – Я не буду… И с ним тоже не стала…
– Я никоим образом в этом не сомневаюсь, – сухо заметил Огиренко. – А заявление подавать не нужно: эта мерзкая история известна только трем людям. Вам, Снегиреву, мне. Жамин, думаю, о ней никому рассказывать не будет.
– Вы знаете, что с ним?
– Помилуйте, откуда? Наверное, сбежал, – Станислав Семенович небрежно отмахнулся. – Если бы убили, то давно бы нашли тело. Ладно, у нас разговор не о нем. Я хочу предложить вам заключить маленькую сделку.
– Какую? – насторожилась Людмила.
– Самую простую, – впервые за время их разговора улыбнулся банкир. – Я не Жамин, меня интересуют совершенно иные вещи. Возьмите.
Он подал через стол Людмиле конверт. Она взяла его и заглянула внутрь: там лежали две стодолларовые купюры.
– Это мне? За что?
– В некотором роде это аванс в счет наших будущих деловых, я подчеркиваю, деловых отношений, – веско сказал Огиренко.
– И… в чем они будут заключаться?
– Мы забудем навсегда об этом неприятном случае, – банкир вынул из плеера кассету и бросил ее в свой сейф, стоявший рядом с его рабочим креслом и, как бы ставя на этом точку, закрыл дверцу. – А вы будете внимательно слушать, запоминать и сообщать лично мне, когда я вас вызову для доклада, обо всем, что делается в банке. Вот такое соглашение. Остаетесь на своем месте и еще имеете возможность получать дополнительные вознаграждения. Согласны?
– Да, – выдохнула Людмила. Долго ли пересказать хозяину бабьи сплетни, а за это получить приличные деньги?
– Прекрасно, – подытожил Огиренко. – Особенно меня интересует, если будут говорить о некоем Меркулове или Ояре Юри и… дискете.
– Какой дискете? И кто эти Меркулов и Юрий?
– Не Юрий, а Юри, это прибалтийская фамилия, – поправил ее Станислав Семенович. – Вам не нужно забивать голову, просто когда услышите эти фамилии и что-то о дискете, немедленно сообщите мне, кто и с кем об этом говорил. Ну и все такое прочее. Все. Идите на рабочее место. И помалкивайте, голубушка.
– Спасибо, Станислав Семенович, – радостно вскочила Цветкова.
– Не стоит благодарности, работайте…
Казалось, работа в казино должна войти в какие-то рамки, хотя бы по примерной продолжительности рабочего дня, и определиться по четко очерченному кругу функциональных обязанностей, но этого никак достичь не удавалось. Формально Меркулов должен был подчиняться начальнику охраны Мартынову и состоять в штате его сотрудников, но фактически вел работу по указаниям Снегирева, у которого был пусть небольшой, но свой штат молчаливых мужичков примерно одного с ним возраста – видимо, бывших сослуживцев. Они целый день проводили в кабинетах и вылезали из них только на обед. Кушали лишь в своей компании – и опять в кабинеты, как мыши по норам. Чем они занимаются, знал, наверное, только Сан Саныч.
Зато он сам никому не отказывал в своем обществе – появлялся везде и всюду, всем интересовался или, проходя мимо, бросал острый, внимательный взгляд. Как ни странно, сотрудники его не боялись и даже любили, предпочитая в случае неприятностей иметь дело со Снегиревым, а не с Леонидом Кимовичем Паком.
Сегодня у Сан Саныча родилась идея взять под жесткий контроль все входы и выходы из казино, независимо от пульта охраны. Как он объяснил, эту работу начинал еще Ояр, но не закончил, так пусть Петр Алексеевич сделает то, что не успел Юри. Сначала они вместе со Снегиревым все проверили по схеме, потом наметили места, где разместить миниатюрные телекамеры размером не более спичечного коробка. Их предстояло закамуфлировать, обеспечить четкую передачу изображения и ее круглосуточную запись.
– Не забывайте, о чем я вас просил, – напомнил Снегирев.
– Что именно вы имеете в виду? – уточнил Меркулов.
– Ищите скрытый пульт, который мог поставить Юри.
– Я помню, но вряд ли Ояр мог поставить его в таких местах.
– Тем не менее, – усмехнулся Александр Александрович. – Как говорится, чем черт не шутит? Попутно посмотрите, нет ли там еще каких неприятных сюрпризов.
– Непременно, – пообещал Петр.
Предстояло перекрыть техникой все действующие и запасные выходы, и он, провозившись до обеда, еще не сделал и половину намеченного.
Обедать, по уже сложившейся традиции, его пригласили Ирина и Генкин. Против их общества Меркулов не возражал.
За столом разговор вертелся вокруг всякой ерунды. Не забыли вспомнить историю с Жаминым, еще продолжавшую владеть умами, но уже успевшую потерять свежесть сенсации и постепенно превратившуюся в одну из дежурных тем, которая со временем тоже уступит место новой: жизнь не стоит на месте.
– Сбежал, сбежал, хитрец, – занимаясь антрекотом, ехидно улыбался Арнольд Григорьевич. – И как ловко, заметьте, замел следы! Как вы думаете, его найдут?
– Неужели им будет заниматься Интерпол? – фыркнула Ирина. – Он же ничего не украл!
– Кто знает? – философски заметил Генкин. – Пока этого просто могли не обнаружить. Как вы полагаете, Петр Алексеевич?
– Могли, – согласился Петр. – С таким же успехом он мог стать жертвой несчастного случая.
– Вместе с собакой? – иронично прищурилась Ирина.
– А у него была собака?
– Да, бультерьер. Знаете, похожее на свинью создание с жуткими клыками и пастью крокодила, – засмеялся Арнольд. – Кстати, о птичках! Как поживает чижик? Поет? Не скучает?
– Поет, – подтвердил Меркулов. – Депрессии, вроде, у него не отмечается: скачет по жердочкам и весело клюет зернышки. Кстати, как же его все-таки зовут?
– Танька! – засмеялась Ирина.
– Да нет, я серьезно, – не принял шутки Петр. – Ни за что не поверю, чтобы Ояр назвал его Танькой, это уже ты придумала. Сама же говорила.
– Ояр Янович любил оригинальничать, – покончив с антрекотом, неодобрительно заметил Арнольд Григорьевич. – Дай бог памяти, как он его обозвал, когда принес? Кажется, что-то вроде Таньмянь? Ты не вспомнишь? – обернулся он к Ирине.
Она слегка наморщила лоб, вспоминая чудное слово, каким Юри окрестил птичку. В тот день Ояр был задумчив, не расположен к шуткам и говорил вполне серьезно.
– По-моему, не так, – сказала она, – а что-то типа Чань-тань. Кажется, так, но не могу точно ручаться.
– Вот-вот, – подхватил Генкин, – и мы перекрестили его в Таньку, вернее, ты перекрестила.
– Чань-тань? – переспросил Петр. И тут же вспомнил кусочек обоев, оторванный им у телефонного аппарата, укрепленного на стене коридора разоренной квартиры Ояра. Каракули на этом клочке напоминали скоропись китайского иероглифа "Чжен". Неужели?
– Может быть, Чжен-тань? – неуверенно предположил он.
– Точно! – всплеснула руками Ирина. – Именно так, но птичий язык такой трудный, и я не запомнила. Точно ты сказал, Чжен-тань.
– Женщины вообще плохо запоминают сложные вещи, и даже вчерашний день, – желчно заметил Арнольд Григорьевич.
Но Меркулов не слушал его. Вот он, конец ниточки, в его руках! Не зря, ох, не зря оторвал он кусочек обоев и не просто так подарил Юри птичку той женщине, которую когда-то любил. А, может быть, продолжал любить? Кто знает?
Чжен-тань по-китайски означает "шпион"! Неужели Ояр предполагал: когда-нибудь его друг будет вынужден пойти по его остывающим следам, и оставил ему нечто вроде маячка, зная, что оба они в молодые годы были китаистами, и Петр никак не минует дома Ирины, лишь только встретившись с ней? Нет, тут попахивает мистикой! Хотя Ояр был человеком-загадкой и оставил после себя немало неразгаданных тайн.
– Итак, птичку зовут Чжен-тань, – задумчиво повторил Меркулов.
– А мы сделали доброе дело, – доедая мороженое, усмехнулся Генкин. – Общими усилиями вернули чижику его истинное доброе имя. Выступили, так сказать, в роли комиссии по реабилитации.
– Перестань, – поморщилась Ирина.
Петру захотелось бросить все, оставить недоеденный обед, спуститься вниз, прыгнуть в машину и поскорее примчаться домой. Вдруг чижик не зря косил на него черным глазом-бусинкой? Но до вечера еще долго, и придется потерпеть.
После обеда разошлись по своим делам. Генкин заперся в кабинете и, сев за стол, немедленно записал на маленьком листочке бумаги: "Чжен-тань". Положив ручку, он задумчиво покусал ноготь большого пальца, решая, как поступить. Наконец он снял телефонную трубку и набрал знакомый номер.
– Здесь слушают, – после нескольких гудков отозвался хриплый голос.
– Есть маленькая новость, – вкрадчиво сказал Арнольд Григорьевич. – Действительное имя птички Чжен-тань. Видимо, это на китайском или японском, но скорее на китайском. Юри в молодости был китаистом. Меркулов тоже знает этот язык, я уверен. Не было ли тут нечто предусмотрено заранее?
– Возможно, – после некоторой паузы отозвался хриплый голос. – Есть еще что-нибудь?
– Нет, но птичка у Меркулова.
– Хорошо, – и в наушнике раздались гудки отбоя. Генкин положил трубку и бледно улыбнулся: он сделал все, что мог. Теперь черед действовать пришел другим людям…
К вечеру, когда Генкин уже отправился домой, Снегирев, как это делал обычно, прокрутил запись его телефонных переговоров и, услышав знакомый сиплый голос, тут же насторожился. Бедный Арнольд, если бы он знал, что каждое его слово зафиксировано бездушным электронным аппаратом на тонкой магнитной ленте.
Закончив прослушивание, Сан Саныч некоторое время молча курил, развалившись в кресле и раздумывая. Пожалуй, у него сегодня выдается достаточно свободный вечер – Пак куда-то умчался по своим делам, в которые не посвятил советника по безопасности. Ну и черт с ним!
Сняв трубку телефонного аппарата – Александр Александрович совершенно точно знал, что он никем не прослушивается, и даже постоянно специально проверял это, чтобы лишний раз удостовериться, – он набрал номер Агамова.
– Да? – Давид откликнулся сразу, словно ждал его звонка.
– Привет, это я, – поздоровался Снегирев.
– Рад слышать. Чем обязан?
– Сегодня наша девочка разговаривала со старым шмелем, – на всякий случай Снегирев предпочитал говорить эзоповым языком. – Оказывается, маленький подарок нашего покойного знакомого имел специфическое восточное имя, вероятнее всего, китайское.
– Вот как? – заинтересовался Агамов.
– Представь себе, – усмехнулся Сан Саныч. – Приятель был не так прост.
– Кстати, человек нашего круга оценивал его очень верно и достаточно высоко, – заметил Давид. – И не ошибся. Я хочу, чтобы вы поскорее увиделись. Как у тебя сегодняшний вечер?
– В принципе, я свободен, но лучше перезвони и предупреди заранее, я буду ждать.
– Не уезжай пока, – попросил Давид. – Эта линия у тебя чистая?
– Абсолютно!
– Хорошо, я перезвоню…
"Ну вот и поехали, – положив трубку, подумал Снегирев. – Куда-то приедем в конце концов?.."
После той памятной ночи, когда снайпер всадил Малахову пулю в голову, страх очень долго не отпускал Кларикова и стал как бы его вторым "я", вполне естественным состоянием: он с ним ложился и вставал, садился за стол, ехал в транспорте и ходил на службу. Но Серега быстро научился умело скрывать его, чтобы, упаси господь, не случилось еще чего похуже.
Сначала он боялся, удастся ли прилепить на халат хозяина микродатчик, чтобы тот подал сигнал снайперу, где находится цель. Потом боялся, что Адвокат заметит прилипшую бусинку, потом боялся, что не успеет ее уничтожить, потом боялся, что ее обнаружат вместе с остатками микропередатчика все вокруг перерывшие оперы из уголовки. Но больше всего боялся Корейца и Сан Саныча Снегирева – тот мужик ушлый, может просто догадаться, что к чему, и начать потихоньку разматывать ниточку.
Нервов Сереге на допросах потрепали много, но отстали, поскольку против него не было никаких улик, кроме того что он в момент убийства находился в квартире при исполнении обязанностей охранника покойного Малахова. Лицензия у Кларикова оказалась в полном порядке, никаких судимостей или компрометирующих материалов на него не имелось, и оперативники, попугав для порядка, отпустили его. И даже не сделали обыск в квартире, где в тщательно оборудованном тайничке Серега спрятал доллары, полученные от людей Чумы за подставу Адвоката под выстрел.
Однако доллары не радовали: еще оставались Пак и проклятый Снегирев. Кларикова перевели в охрану казино, поскольку Малахов в телохранителях уже не нуждался, а у Леонида имелась своя гвардия. Снегирев же вообще предпочитал обходиться без лишних глаз и ушей. Но как знать, не рыл ли он под Серегу – ведь Пак слов на ветер не бросал, а он обещал найти и сурово покарать того, кто убрал Адвоката.
Жить в вечном страхе очень тяжело и несладко, но Клариков крепился, прекрасно понимая: лучший его союзник – это время: оно все сглаживает, нивелирует, заставляет стушеваться, уводит на второстепенные планы и заставляет быльем порасти. Выждать, выжить, ничем себя не выдать – и страх постепенно уйдет. Сам собой.
Выйдя на работу в казино, он опасался сказать лишнее слово, исправно исполнял обязанности, а тут пришлось вновь чуть ли не в петлю лезть, выполняя новый приказ Чумы – сбросить в полуподвал ключ и брелок-фонарик. Скандал с незнакомым мужиком затеяли другие, а вот ключ и фонарь пришлось кинуть ему. К счастью, обошлось и на этот раз, но страх опять, как проснувшееся чудовище, заворочался внутри.
День проходил за днем, его больше не беспокоили, жизнь вроде бы вошла в нормальную колею – отдежурил и свободен, потом снова на дежурство, и опять свободен. Пака он почти не видел, разве мельком, когда тот приезжал и уезжал. Снегирев тоже не досаждал вниманием, и никто не лез с расспросами, как же все это случилось в ту трагическую ночь в квартире покойного шефа?
Алексей Петрович Молибога, к превеликому удовольствию Кларикова, тоже молчал, не давая о себе знать. И постепенно Серега начал верить, вернее, убеждать самого себя, что все быльем порастает. Правда, в глубине души он понимал: ему просто дают передышку, не желая "спалить" по-глупому, но и то благо! А он отдал бы все, что заработал на смерти Малахова, лишь бы эта передышка длилась вечно. Однако когда-нибудь она должна была закончиться, и, как ни стремился он отдалить этот момент, сие от него не зависело. И передышка кончилась.
В выходной Серега решил попить пивка и отправился в магазин. Затарился, а когда возвращался обратно, его остановил незнакомый малый и попросил прикурить. Попросил вежливо, даже как-то немного униженно, поэтому Клариков его не послал, а вынул из кармана зажигалку и дал парню. Тот сгорбился, прикуривая, и, словно закрываясь от ветра, повернулся в разные стороны, незаметно оглядываясь. Это Кларикову не понравилось, и он уже слегка набычился, когда парень, рассасывая сигарету, негромко сказал:
– Лексей Петрович тебе привет передал.
– Не знаю такого, – отрубил Серега. Мало ли тут шляется всяких. Малый незнакомый, его и Сан Саныч вполне мог подослать.
– Ага, – согласился парень. – Он просил тебя сегодня вечерком заглянуть на дискотеку в "Рэд Стар".
Вернув зажигалку, он поблагодарил и, попыхивая сигаретой, отправился дальше, а Серега уныло поплелся домой. Пиво пить расхотелось, сумка показалась жутко тяжелой, и вдруг возникло шальное желание шмякнуть ее об асфальт с ледяными проплешинами, вымещая скопившуюся злость. Нет, этого малого не подослали, это передал приветик старый знакомый Молибога! Чтоб ему!..
Именно он любил назначать встречи в дискотеке "Рэд Стар" – музыка гремит, в двух шагах ничего не слышно, толчея, народу полно, никто ни за кем не уследит в мелькании разноцветных прожекторов или синеватой полутьме. Что ему теперь надо? Не ходить, сделать вид, что не поверил его связному? Так они напомнят, и еще неизвестно, каким образом. Клариков прилично владел приемами каратэ, почему в свое время и попал в телохранители к Адвокату. Драки он не боялся, но что такое каратэ против пистолета с глушителем или даже без глушителя? Или неожиданно сунутого в толчее у входа в метро шила в печень? А ведь могут и так проучить!
Дома он открыл бутылку пива и жадно высосал ее из горлышка: внутри все пересохло от волнения. И надо решать – идти на дискотеку или нет? Если вдруг парнишка на улице – подставка Снегирева, там все сразу выяснится, поскольку на встречу прибудет только сам Молибога и никто другой. Так что здесь промашки не получится. А коли не пойдешь, последствия непредсказуемы, особенно если позвал сам Петрович. Придется, видно, сползать туда, посмотреть…
Вечером он отправился на дискотеку. Как всегда, у входа крутились разные парочки, кавалеры ждали своих дам, сбивались в стайки подружки. Заведение было не валютное, но не из дешевых. Сергей купил билет, сдал в гардероб куртку и вошел в зал. По ушам сразу ударили децибеллы, в глазах зарябило от мелькавших в разноцветных лучах прожекторов танцоров. Немного освоившись, он пригласил незнакомую девицу, одетую по "фирме", и быстро выяснил, что ее зовут Люся и она ждет подругу, обещавшую непременно прийти – это были старые, хорошо знакомые уловки, на которые Клариков давно уже не попадался. Он "положил глаз" на Люсю и решил, что если здесь сегодня ничего не будет, то хотя бы вечер не прокатится "голяком" – куда пригласить Люсю, найдется, и эту ночь ему не придется скучать в одиночестве.
Они потанцевали еще, потом отправились к стойке бара, и там рядом с Клариковым вдруг оказался тот самый парень, который днем попросил на улице прикурить.
– В кинобудке, – шепнул он и отвернулся.
Похоже, предчувствие на сей раз Серегу не обмануло. Он взял пару крепких коктейлей, посидел немного, потом извинился перед Люсей, сказав, что ему надо отлучиться на несколько минут. Она в ответ засмеялась и равнодушно пожала плечами – все равно коктейли оплачены.
Затесавшись в толпу танцующих, Клариков медленно начал пробираться к служебному входу, прикрытому тяжелыми портьерами. За ними скрывалась дверь. Открыв ее, он нырнул в слабо освещенный коридор, в конце которого начиналась ведущая в будку киномеханика крутая железная лестница. Поднявшись по ней, он постучал в дверь кинобудки, и она распахнулась.
По глазам сразу, после полумрака, ударил яркий свет. Проморгавшись, Сергей увидел сидящего за столом Молибогу. Рядом с ним развалился на стуле одутловатый Аркадий Туз – его Клариков тоже знал, поскольку именно он давал ему микропередатчик и бусинку радиомаяка перед покушением на Малахова. У стены, прислонившись к ней плечом, стоял незнакомый молодой мужчина в длинном пальто. Руки он держал в карманах. При появлении Кларикова незнакомец смерил его равнодушно-оценивающим взглядом и молча кивнул в ответ на общее приветствие.