По виолончели Самоваров и опознал сестриц, подружек маленькой Шелегиной. Это с ними она секретничала на пожарном сундуке. У них ещё имена какие-то мифологические - Диана и, кажется, Флора? Или Аврора? Самоваров успел подумать, что если у него родятся девочки, то он даст им самые простые имена - Маша, Катя, Наташа. Без всяких претензий!
Сёстры-музыкантши своих прекрасных тёзок-богинь напоминали лишь ярким румянцем да прямой ясностью взгляда. Во всём прочем это были очень похожие друг на друга крупные, упитанные, толстощёкие девчонки с лохматыми стрижками, носами уточкой, бровями кучками и такими большими и широкими руками и ступнями, что далеко не хрупкий Самоваров чувствовал себя рядом с ними каким-то эльфом.
Самоварову сёстры и не подумали представиться, так что различать их по именам он стал много позже. Зато прямо с порога они приступили к делу.
- Мы знаем, вы юрист! - начала Аврора.
- И можете запросто сказать, имеет он право такое делать или нет, - подхватила Диана. Её розовоперстая сестра закончила:
- Это подозрительно и наверняка незаконно!
- Девочки, в чём дело? - остановил их Самоваров.
Ему хотелось суровым тоном отчитать сестёр за вторжение, напомнить, что воспитанные люди, входя в помещение, сначала стучат, а потом здороваются. Он их знать не знает! И ему некогда.
Однако сёстры уже расположились на полуантикварном диване, а футляр с виолончелью по-хозяйски прислонили к чайному столу. Глаза и щёки сестёр возбуждённо блестели. Самоваров раздумал выставлять девчонок за дверь, когда понял, что они заняты судьбой наследства Тверитина.
- Мы видели этот здоровущий дом. Там куча комнат! В одной по всему потолку цветы налеплены. Так прикольно! Классный дом, - поделилась впечатлениями Диана.
Аврора добавила:
- Красавчик Смирнов болтал по телевизору, что в том доме будет детский вокальный центр. А сам!
Эта особа отзывалась об Андрее Андреевиче не слишком почтительно. А он-то, голубоглазый мечтатель, воображал, что все девочки в него влюблены!
- Так что же господин Смирнов? - спросил Самоваров.
- Он продаёт дом Сибирскому имперскому банку! Наш старший брат там работает в отделе развития. Он говорит, что всё решено, и готовы документы на переделку. Архитекторы и дизайнеры картинки показывают, как и что в этом доме будет. А будет сидеть там валютный отдел. Это правда!
- Как зовут вашего брата? - спросил вдруг Самоваров.
Сёстры немного удивились и ответили почти в унисон:
- Мишка!
Хорошо, что Мишка, а не какой-нибудь Юпитер!
- Зачем вы ко мне явились? - поинтересовался Самоваров.
- Вы юрист и даже - нам Даша Шелегина говорила! - частный детектив. Скажите, это законно - вот так продавать дом? Вместо вокального центра?
Самоваров нахмурился. Да, Настя постаралась на совесть! Скоро детсадовцы облекут его своим доверием и поручат разыскивать потерянные в песке совочки или мячи, закатившиеся под диван.
- Девчонки! - торжественно объявил Самоваров. - Как юрист говорю: самое лучшее, что вы можете сделать - это не лезть во взрослые дела.
- Но Мишка над нами смеётся! Говорит: "Не видать вам, пищалкам, никакого вокального центра как своих ушей". Это несправедливо! - возмутилась Диана.
- Согласен, Мишка поступает бестактно. Но Андрей Андреевич Смирнов - законный наследник покойного владельца дома. Если в тексте завещания нет специальных оговорок - а их, судя по тому, что Андрей Андреевич связался с руководством банка, нет - он вправе распоряжаться имуществом по своему усмотрению. В том числе и продать.
- Он же другое говорил по телевизору! - не могла успокоиться Диана.
- Это дело его совести. Не переживайте так, девчонки! Разве вам без этого дома плохо живётся? К тому же вступить во владение наследством Андрей Андреевич сможет только через полгода - такой срок положен по закону.
- Значит, у нас есть ещё полгода! - радостно запрыгала на диване Аврора.
Что-то деревянное под нею звонко треснуло - неужели рама? - а чайный столик накренился. Футляр с виолончелью лениво лёг набок.
- Завтра же насыплем ему в карманы блинной муки! - ликовала Аврора. - Стул лучше мазать не "Фантой", как в прошлый раз, а сиропом от кашля. Он липкий и вонючий. И жвачки всюду, жвачки налепить!
Самоваров удивился:
- За что вы собираетесь мучить бедного Андрея Андреевича?
- Он предатель, - с жестокой улыбкой сообщила Аврора. - Дедушка этот, Матвей Степанович, который умер, был с тараканами в голове. Но совсем неплохой! И он на самом деле очень хотел сделать в своём доме вокальный центр. Всегда нам рассказывал, что происходит из старинного рода, а в комнате с налепленными цветами раньше танцевали его тётки. Он говорил, что тётки были очень несчастные, хотя красоты необыкновенной. То ли их расстреляли, то ли раскулачили - не помню. Матвей Степанович хотел, чтоб в комнате с цветами всегда пели, и чтобы музыка играла. А там будет валютный отдел Мишкиного банка!
- Сам красавчик собирается на ПМЖ в Нидерланды, - добавила Диана. - Даша это точно знает. Стало быть, он "Ключи" тоже предаёт. Но если остаётся ещё полгода, то мы ему такое устроим! И Даша с Вагнером всё успеют.
- Эти двое тоже жвачки к стульям приклеивают? - спросил Самоваров.
Аврора посмотрела на него разочарованно.
- А Даша говорила, вы всё знаете! - протянула она. - Нет, они другой прикол придумали. На какое-то мая в Вене назначен концерт Дашиного отца. Дирижировать будет сам Гюнтер Фишер. Целый концерт, представляете! И старые вещи играть будут, что он до аварии написал, и новые. Это всё Ромка Вагнер устроил! Он по Интернету с Фишером связался, потому что немецкий знает, как родной. Вернее, родной он ему и есть.
Самоваров сделал вид, что ничего не понял:
- Причём тут Андрей Андреевич?
Аврора округлила блестящие серые глаза:
- Это будет сенсация! Дело в том, что "Простые песни"…
Диана толкнула сестру под крутой бок, и та сразу прикусила язык. Самоваров понял: юные богини уже знают, что обнаружено в жёлтом шкафу Союза композиторов.
- В общем, это будет сенсация, - закончила Аврора фразу.
Диана между тем усиленно обдумывала новые козни.
- Полгода ещё? - проговорила она. - А не пора ли рассказать обо всём кое-кому?
И она двумя растопыренными пальцами показала Авроре рожки.
- Точно! Это будет прикол! - злорадно согласилась та. - Она ведь его любовница! И её в Нидерланды насовсем не возьмут. Тогда она его так достанет - не позавидуешь! Пошли быстрее! Она ещё, кажется, репетирует с маленькими!
Обе сестры разом вскочили. Не прощаясь, цепляя виолончелью встречные предметы мебельного антиквариата, они ринулись к двери. Их решительные нелёгкие шаги сотрясли половицы и стихли в направлении Мраморной гостиной.
"Какие кошмарные дети! - подумал Самоваров. - С ног до головы кошмарные. Их надо переименовать в Лушу и Феклушу!"
Зловредные сёстры, похоже, быстро проделали намеченные пакости. Когда к вечеру Андрей Андреевич Смирнов привычно заскочил к Самоварову, то на его дорогом пиджаке, посреди спины, уже красовались следы недавно отодранной жвачки.
Он устроился в любимом уголке, поёрзал, поискал удобную позу и вдруг заметил:
- У вас на диване какая-то вмятина образовалась, что ли? Давит изнутри. Раньше этого не было. Или это я сегодня не в своей тарелке?
Солнце как раз садилось. В мастерской стояла предвечерняя хмурь. Андрею Андреевичу сумерки были не к лицу. Он выглядел усталым и не таким уж молодым. Ему бы на Сицилию или к Гибралтару какому-нибудь переезжать надо, а не в кляклые Нидерланды! Самоваров сочувственно предложил:
- Может, чаю?
- Нет, спасибо, - вежливо отказался Андрей Андреевич. - Я только что у директора три чашки выпил. Даже нехорошо теперь… Я к вам пришёл по делу. По личному делу, как ни странно.
Самоваров насторожился.
- Видите ли, я стороной узнал, - начал Смирнов, - что ваша очаровательная супруга сблизилась с одной особой…
- Мы с вами об этом уже говорили! Настя, кроме участия в судьбе одарённого ребёнка, ничего не замышляет, - встал Самоваров грудью на защиту жены.
Андрей Андреевич отрицательно покачал головой:
- Я не о Даше Шелегиной: в этом случае я ничего не имею против. Это даже замечательно! Я говорю совсем о другом человеке.
Самоваров удивлённо поднял брови.
- Я видел здесь, в музее, в комнате, которая почему-то называется Залом бесед, одну картину, - продолжал Андрей Андреевич. - Это работа вашей жены. Портрет. У вашей супруги несомненный талант. Портрет хорош, только оригинал на нём выглядит необычно. Меня это поразило! В жизни изображённая девушка совсем другая. А тут одежда на ней в беспорядке, волосы дыбом… На ведьму она стала похожа, в лице появилось что-то зверское! Портрет не закончен. Вы не мистик, кажется? Но нельзя отрицать, что порой случаются невероятные вещи…
- Я вас не понимаю, - признался Самоваров.
Андрей Андреевич махнул рукой:
- В самом деле, отбросим недомолвки! Я говорю об Анне Рогатых, моём хормейстере-репетиторе. Вы её, должно быть, видели: рыженькая такая, с веснушками. Выглядит своеобразно, не спорю - может привлечь внимание живописца. Только случилась странная история: ваша жена написала портрет Анны, растрепав ей причёску и придав сатанинский вид, и Анна тут же пошла к Шелегиным и зверски избила Ирину Александровну!
- О господи! - ахнул Самоваров. - Не хотите же вы сказать, что Настя подбила Анну Рогатых на дикие поступки и заставила кидаться на ни в чём не повинных людей?
- Я такого не утверждаю. Однако этот портрет что-то потаённое открыл в Анне, что-то такое дьявольское в ней высвободил, что…
- Бред какой-то! Причём тут портрет? Может, ваша Анна просто с ума сошла? - не выдержал Самоваров и кстати вспомнил лакированные туфельки за портьерой.
Андрей Андреевич утвердительно поднял палец:
- О! Что-то произошло, вы сами признаёте! То ли портрет повлиял, то ли он просто отразил, но… Совсем уж беспричинным поступок Анны назвать, к сожалению, нельзя. Это не безумие, а дикая вспышка. Мы с ней, признаюсь, несколько лет близки. Знаете, как обычно случается, если люди заняты одним делом, видятся ежедневно? Это не увлечение, а просто товарищество, привычка, которая порой выливается в интимные контакты. Иногда, от случая к случаю… Оба мы прекрасно понимаем, что наши отношения дружеские, и ничего больше. К тому же Анна подруга моей жены, которая в курсе наших встреч и ничего не имеет против. На словах всё это выглядит нелепо и некрасиво, но в жизни случается сплошь и рядом. Вы согласны?
Самоваров был готов согласиться, что в жизни бывает всякое. Но он никак не мог взять в толк, причём тут Настя.
- Вы умный, проницательный, мужественный человек, - с надеждой сказал Андрей Андреевич. - Вы любите жизнь и, конечно, меня понимаете. Моя жена Полина давно равнодушна ко мне, я в принципе тоже. Живём мы без эксцессов. Я не свинья, не подлец, никогда не обещаю лишнего и невыполнимого. О безопасности секса тоже не забываю. С Анной Рогатых мы добрые друзья. Ирина Александровна тоже мой давний друг. Годами оставалось всё в одной поре, и вдруг на днях Анна взбесилась. На почве ревности! Такая выдержанная, разумная девушка, я бы сказал, рационального склада.
- Травмы у Шелегиной серьёзные? - спросил Самоваров.
- В основном ушибы и синяки. Но выглядит бедняга ужасно.
- Вы в милицию обращались?
- Ирина не захотела. Ведь пришлось бы впутать в дело меня, что сейчас нежелательно. Впереди гастроли в Голландии. Еду и я, и Ирина, и Анна. Визы готовы. А тут вдруг злостное хулиганство! Ирина удивительно чуткая женщина. Она способна на жертвенность. Но всё это в высшей степени странно…
Самоваров пожал плечами. Ничего странного он не находил: Андрей Андреевич просто запутался в своих женщинах. Он ещё должен Бога благодарить, что у его жены такой вялый темперамент, не то синяков было бы много больше, и не только у трепетной Ирины Александровны. Но какова рыжая Анна! Портрет её в Зале бесед Самоваров видел и не мог не согласиться с Андреем Андреевичем: Настя изобразила настоящую фурию. Смирнов полагал, что имеет в лице своей веснушчатой сподвижницы удобное и послушное орудие, а вышло оружие - дерущееся и неуправляемое. Да, нельзя манипулировать живыми людьми безнаказанно.
- Теперь вы знаете, почему я так обеспокоен. Следует предостеречь вашу супругу, - многозначительно добавил Андрей Андреевич. - Анна, как выяснилось, очень опасна. Никто не знает, что она ещё натворить может…
Самоваров усмехнулся:
- На Настю с кулаками бросится, что ли?
- Не могу гарантировать, что не бросится. Всё возможно! Я предупредил, а вы уж сами принимайте меры. И какой бес в неё вселился - в такую спокойную и практичную?
- Наверное, в детстве у неё что-то неладно было, - предположил Самоваров. - Родители, может быть, надевали на неё слишком тесные пальтишки. Или водопроводные трубы и бананы ей часто на глаза попадались.
Андрей Андреевич чуть в ладоши не захлопал:
- Так вы фрейдист? Вот никогда бы не подумал!
- И не думайте. Просто вчера я был на приёме у Аллы Леонидовны Кихтяниной.
При упоминании этого имени лицо Андрея Андреевича напряглось. Он спросил тихо:
- И как вам она?
- Удивительная женщина! - совершенно искренне ответил Самоваров.
- Да? Господи, как я рад! - вскрикнул Андрей Андреевич и так зашевелился на диване, что под ним стукнула деревяшка, которую утром надломили увесистые сёстры с именами богинь.
- Вы представить себе не можете, как я рад! - повторил Андрей Андреевич. - Вы на меня в первую же встречу произвели большое впечатление. Наша с вами дружба стала для меня много значить, и я боялся: вдруг вы и она будете несовместимы? Вы, как ни крути, очень резкий. Вы несговорчивый! Вы самодостаточный! Со своим прошлым вы на всё это, конечно, имеете право, а она… Вы с личными проблемами у неё были?
- Да. Только не со своими.
Самоваров не стал уточнять, какие проблемы он приписал Вальке Чухареву. Он только неопределённо заметил:
- Почему-то многие боятся идти к психологу и видят в этом что-то непристойное. А ведь часто бывает, надо другу помочь - не навредить и не обидеть.
- Верно, верно! Я видел мельком вашего друга здесь, в музее. Он из милиции? Проблемы психологического плана у него прямо на лице написаны - взгляд тяжёлый, мрачный, до костей пробирающий, а на щеках глубокие впадины. Облик страдающего аскета! Вы правы, что к Кихтяниной обратились.
Самоваров улыбнулся. Так вот как, оказывается, выглядит со стороны железный Стас Новиков!
Андрей Андреевич продолжал нахваливать Кихтянину:
- Никто не умеет так тонко анализировать сложные ситуации, как она! Мы ведь давно знакомы. Сидели как-то рядом на ток-шоу, а месяц спустя встретились в круизе…
Андрей Андреевич слегка улыбнулся. Самоваров по этой улыбке понял наконец, кого ему всё время смутно и невозможно напоминал композитор Смирнов. Да Ледяева Альберта Михайловича, кого же ещё! Оба они счастливо моложавые и улыбаются по-детски. Только Ледяев однолюб и тихоня, а Андрей Андреевич - натура широкая, душа нараспашку. Он уже вовсю рассказывал Самоварову нечто глубоко личное:
- Мы как раз из Петербурга отплыли в сторону Дании. "Серебряная дорога Севера" - так этот круиз назывался. Областная администрация оплатила отдых видных мастеров культуры, так что не поехать было нельзя - губернатор обидится. Плывём. Осень, бархатный сезон, погода жуткая: качка. Полину, как обычно, тошнит. Многих, конечно, на корабле тошнило, но её непрерывно. Я вышел на палубу проветриться и лицом к лицу столкнулся с ней… с Аллой Леонидовной. Мы разговорились и потом почти трое суток не расставались ни на минуту. Она тоже была в круизе с мужем, но он всё уходил куда-то, даже ночью. Кажется, он в карты играл. А Полину всё тошнило! Она лежала в каюте с закрытыми глазами, с пачкой пакетов в руках. Её рвало и рвало, она не видела ничего вокруг и сейчас этих трёх дней совсем не помнит - говорит, всё как в тумане было. Я и сам оказался как в тумане. Она, Алла, меня просто оглушила. Она взяла меня вот так…
Он вытянул в сторону Самоварова крепко, до белых ногтей сжатый кулак и, на этот кулак глядя, повторил:
- …вот так взяла и держит меня. До сих пор. Как? Почему? Я и не знал, что бывает такая власть. Не гипноз же? Я кое-какие приёмы и сам знаю, как всякий, кто с детьми работает. Иногда даже давишь в себе это нехорошее, но сладкое ощущение власти. Так то дети! А чтобы со мной кто-то такое сделал? Я ей ничего не мог дать, кроме секса. Она, похоже, другого и не хотела. Она привела меня в свою каюту и сразу разделась. Совсем. Без всяких ужимок и кокетства. Она меня ни одной минуты не завлекала, не обольщала - просто взяла вот так!
Андрей Андреевич снова показал кулак и белые ногти.
- Главное, она совсем не в моём вкусе! Она старше меня, в очках, не слишком привлекательна. Вы бы видели, до чего у неё плоская грудь! Но если бы она только захотела, я бы всё бросил - Полину, хор, только чтобы хоть ещё раз…
Он вздохнул со свистом и продолжил:
- Через три дня мы прибыли в Оденсе. Погода улучшилась. Мы ездили на экскурсии, Полина пришла в себя, муж перестал в карты играть. В общем, ничто больше не повторилось. Мы с Аллой болтали на палубе о пустяках - и всё. Она решила, что нам больше встречаться незачем. Нет, мы и сейчас видимся довольно часто. Я к ней в кабинет хожу, плачу сто пятьдесят долларов за приём, а она даёт советы - у меня ведь жизнь довольно путаная. Она мой психолог и друг, я без неё шагу не сделаю. Но ей я не нужен в том смысле, в каком оказался необходим на теплоходе - чтоб быть сутками вместе, чтоб каждую минуту рядом, не отрываясь… Я теперь интересен ей в научном смысле. Мне этого мало, но и на это я согласен. Совсем никак, совсем без неё - не могу. Короче, слабак я.
"А в Нидерланды на ПМЖ собрался, - вспомнил Самоваров. - Там не будет Аллы Леонидовны. Чего же сейчас наплёл? Артистическая натура!"
- Так вам она понравилась? - снова спросил Андрей Андреевич.
- Да. Видно, что сильная личность. И некрасивой вы её зря назвали.
- Это я с досады. Вы, похоже, сами поняли, что с досады? Она одна-единственная в своём роде и всех красавиц стоит.
Вот Самоваров и узнал, кто такая любимая женщина Андрея Андреевича. Кто там ещё положен ему по списку? Жена? Полина имеется в наличии. Любовница? Уж не Ирина ли Александровна? А бедной рыжей Анне, похоже, не нашлось места в этом Пантеоне!
- Алла Леонидовна мне призналась, что любит музыку, - припомнил кстати Самоваров.
- Так и сказала? Значит, вы ей понравились, и она порисоваться захотела, - засмеялся Андрей Андреевич. - На самом деле она музыку терпеть не может, как все слишком чувственные натуры. Она сама так говорит. Кажется, она слегка презирает меня за то, что я музыкант. Это, возможно, и немужская профессия, но я ничему другому не выучен. Жаль!
- Вы сомневаетесь в своей профессии? - изумился Самоваров. - Но почему?
- Сам не знаю. У меня есть успех, есть имя в мире так называемой серьёзной музыки. Но мир этот герметически замкнутый. Мы - реликты вымирающей культуры, какие-то мамонты во фраках. Десятки лет учимся своему изощрённому и бессмысленному делу. Всё у нас очень красиво, всё давно сложилось: уютные залы, хорошие манеры…
- И публика есть, - подсказал Самоваров.
Андрей Андреевич согласился: