Гилгул - Сербин Иван Владимирович 6 стр.


- Это значит, - прозвучал за его спиной чей-то голос, - что повозка ударилась колесом о ворота. Лот резко обернулся. Прямо перед ним стоял Нахор - молодой мужчина, живущий через улицу. Лот практичеcки не общался с ним. Не нравился ему Нахор. Бывшего севаимлянина привезли в Адму полгода назад. Говорили, что у него странная болезнь - время от времени Нахор падал на землю и бился головой, а изо рта у него шла пена. Но Лот не общался с Нахором не из-за болезни. В конце концов, Исаак был болен куда сильнее. Просто ему не нравились глаза севаимлянина. Черные, бездонные, пронизывающие. Лот не видел в них жизни. И вот теперь Нахор, всегда державшийся отдельно от остальных жителей города, пришел в лачугу Исаака.

- Клин, держащий колесо, сломался, - продолжал тем временем бывший севаимлянин, наблюдая за быстрыми жестами толстяка. - Хранитель кинулся на помощь, хотел поддержать повозку, но его зажало между бортом и створкой ворот. Сверху же посыпались мешки с зерном. Несчастный юноша не мог даже пошевелиться. Стараясь высвободить Хранителя, возница дернул повозку в противоположную сторону, колесо слетело окончательно, и юношу раздавило бортом. - Нахор вошел в дом, поинтересовался у сумасшедшего: - Я правильно рассказываю, Исаак? - Толстяк закивал поспешно. - Возницы испугались наказания за смерть Хранителя. Они втащили тело в город и сбросили в сточную канаву, подальше от ворот, потом аккуратно сложили мешки, составили корзины и уехали.

- Откуда тебе это известно, Нахор? - спросил Лот.

- Исаак рассказал, - спокойно ответил тот. - Только что. Лот посмотрел на сумасшедшего. Лично он не понял странных жестов толстяка, а вот Нахор понял, да еще и до подробностей. Причем теперь он оказался посвящен в их с Исааком тайну.

- И что ты собираешься теперь делать? Нахор вздохнул, посмотрел на улицу, помедлив с ответом, затем сказал:

- Утром стражники отправили тело Хранителя в Содом. Я полагаю, содомляне соберутся и придут в Адму за правосудием. Но прежде пошлют гонцов в Гоморру и Севаим. Адмийцев слишком много. - Нахор посмотрел на Лота. - Думаю, у нас есть еще часа два до прихода праведных. За это время можно было бы успеть многое. - Он выдержал паузу и закончил негромко: - У меня дурные предчувствия. Лот напрягся. Честно говоря, его тоже глодало странное томление, но он приписывал это жаре. Однако стоило Нахору высказать свою тревогу, как Лот понял природу собственного неспокойствия.

- Ты напрасно волнуешься, Нахор, - произнес он раздраженно. - Содомляне, гоморрийляне и севаимляне - хасидеи. Они не причинят адмийцам зла. Господь не допустит этого. Нахор усмехнулся.

- Довольно ли ты знаешь о Господе, что судишь о делах его и о помыслах его?

- Я знаю, что Господь всеведущ и сумеет вразумить детей своих.

- Неисповедимы пути Господа. - Нахор вышел, бросив через плечо: - Может быть, ты и прав, Лот, но если бы у меня была длинная веревка, я бы подумал сейчас о ней, а не о Господе. Лот остался стоять с приоткрытам ртом, глядя в спину бывшему севаимлянину. Он хранил веревку. Длинную, крепкую веревку, намереваясь однажды ночью, под покровом темноты, спуститься со стены вместе со своей семьей и уйти в Сигор, Хеврон или Иевус-Селим. Но как Нахор узнал о ней? Или он сказал о веревке, вовсе не имея в виду Лота и его тайну? И опять же, второй раз за день, Лот слышит о "неисповедимом пути Господа". Случайно ли? Или это Господь посылает ему знак? Может, и впрямь воспользоваться тем, что охрана собралась у ворот и стена пуста, привязать веревку на гребне, прямо за Храмом, и… Нет, нельзя. Он же дал слово Иосифу свидетельствовать за Исаака. И если он, Лот, сбежит, разве не посмотрят на это праведные, как на лучшее доказательство его вины? Исаак продолжал невнятно бурчать что-то, помогая себе взмахами рук. Между тем, солнце начало медленно скатываться к холмам…"

17 часов 41 минута Потрошитель повернулся к окну. Кроваво-красные лучи солнца коснулись его лица, и Саше вдруг показалось, что это отсвет далеких факелов кривит губы убийцы. Черные, бездонные глаза смотрели в невидимую точку над горизонтом, над крышами, над миром. Саше вдруг захотелось увидеть то, что видит Потрошитель. Почувствовать то же, что чувствует он. Лгал этот человек или говорил правду, был он сумасшедшим или самым обычным преступником, в одном Саша не сомневался: прямо перед ним, в одном шаге, раскрывалась чарующе-страшная, призрачная грань, за которой таинственным образом сошлись настоящее и прошлое. Такова была сила воображения. Этот человек верил в собственный рассказ настолько, что и Саша невольно начинал в него верить. Фантастическое ощущение познания тайны засасывало, словно смоляное болото. Оно пугало и манило одновременно. Это чувство обещало настоящее чудо - возможность собственными руками прикоснуться к неведомому.

- Содомляне, гоморрийляне и севаимляне встретились неподалеку от Адмы, в долине Керек. И было их трижды по тысяче, - продолжал медленно Потрошитель, - и еще втрое, и еще дважды по столько…

* * *

"- Они идут, - повисло над городом. - Хасидеи идут!!!

- Вы слышали? Они идут! - крикнул какой-то мальчишка прямо в дверной проем и побежал дальше. Те, кто еще не успел собраться у ворот, торопились туда, на площадь. Всех мучило любопытство: как праведные станут искать убийцу Хранителя? Это было внове. Лот повернулся к жене и дочерям, к сидящему на лежаке Исааку, серьезно оглядел их, приказал категорично:

- Оставайтесь дома. Не ходите к воротам. - И персонально сумасшедшему: - Исаак будет ждать Лота здесь. Исаак понял? Толстяк закивал, преданно глядя на Лота снизу вверх. В дверном проеме, заслонив и без того тусклый вечерний свет, выросла чья-то фигура. Лот резко обернулся. Иосиф, серьезно глядя на него, спросил:

- Ты готов, пришлец? Время настало.

- Пойдем, - кивнул Лот, следуя за Иосифом. Они вышли на улицу и зашагали к воротам. Сидящий у своего дома Нахор крикнул, глядя им вслед:

- Будь осторожен, Лот! Не доверяй агнцам Га-Шема! Лот на мгновение обернулся, но Нахор уже увлекся каким-то своим делом.

- Я молил Господа о помощи, - пробормотал Иосиф на ходу. - И просил дать знак, что он слышит меня. - Лот сосредоточенно молчал, прислушиваясь к собственным ощущениям. - Господь не ответил мне, - закончил Иосиф мрачно. Лот не слушал. Он думал о том, что напрасно не надел голубую милоть хасидея. Содомляне наверняка узнают его и поверят ему, а вот насчет гоморрийлян и севаимлян у него такой уверенности не было. Невозможно сказать заранее, как повернется дело. Он надеялся на помощь Господа, молился про себя, но все время сбивался на мысли о сумасшедшем толстяке. Обвинение в адрес праведника - серьезное обвинение. Поддержат ли его адмийцы? Поверят ли? Они вышли на главную улицу и сразу увидели впереди людское море. Народу было столько, что у Лота зарябило в глазах. Ему вдруг стало страшно, но не от большого скопления народа, а от того, что он понял: его свидетельствование вполне может обернуться против него самого. Разве кто-нибудь воспримет всерьез рассказ СУМАСШЕДШЕГО? "С другой стороны, - подумал Лот упрямо, - если он не скажет ПРАВДУ, то кто ее скажет? Исаака, омерзительного, безобразного, вонючего, но безобидного и честного толстяка выдадут праведным…" Они подошли к плотной толпе.

- Расступитесь, - негромко говорил Иосиф, и молчащие люди послушно расступались, образуя неширокий коридор, пропускали их и тут же смыкались вновь. "Это знак, - подумал Лот. - Это знак Господень. Если страх и сомнения овладеют мной…" Если бы даже страх и сомнения овладели им, ему уже не удалось бы повернуть назад. Толпа смотрела на пробирающуюся в первые ряды пару. Все знали, что Лот - содомлянин. И поэтому все ждали, что он, именно он, сумеет как-то разрешить ситуацию. Внезапно толпа кончилась. Лота словно вытолкнули из воды на берег. Одно мгновение - и вот уже перед ним широкая полоса пустого пространства, за которой застыла стража. Иосиф остановился у него за спиной, и Лоту на миг показалось, что он один, совершенно один на пустынной пыльной площади. Ему захотелось оглянуться, чтобы увидеть глаза толпы, но он подавил в себе этот порыв. Никто не должен заметить его неуверенность.

- Они идут! - крикнул со стены дозорный. Старший караульной смены, высокий угрюмый мужчина с непомерно широкими плечами, голубая милоть которого была расшита алой шерстяной нитью, резко взмахнул рукой.

- Ворота! - снова крикнул дозорный, перегибаясь через гребень стены. Большие деревянные створки дрогнули, покачнулись и медленно пошли в стороны. По мере того как они открывались все шире, Лота охватывал трепет. Праведных оказалось больше, чем он предполагал. Как только ворота распахнули, толпа начала втягиваться в город. Постепенно она заполнила площадь и выплеснулась на соседние улицы. Кто-то забрался на стену, и все-таки большей части пришлось остаться за воротами. Маленькая площадь не могла вместить всех. Адмийцы ждали. Ждали горожане, ждал Иосиф, ждал Лот. Праведные смотрели на адмийцев молча, словно видя их в первый раз и не зная, чего же ожидать от этих странных уродцев.

- Идет Закон! - зашумели в толпе праведных. - Дорогу Закону! Люди расступились, пропуская на площадь двоих. Первый - старик, серое лицо которого покрывали пигментные пятна, а милоть подчеркивала сутулость. В трясущейся руке он держал посох - символ судии. Вторым был высокий жилистый бородач с худым лицом, на котором выделялись пронзительные, цвета спелой вишни глаза. Одет он был не только в голубую милоть, но еще и в пурпурную накидку‹$FГолубой цвет считался у иудеев священным. Одежды пурпурного и багряного цвета служили отличием богатых и почетных лиц.›. Ни в одном из трех праведных городов судей не было по той простой причине, что не существовало преступлений. Очевидно, старика выбрали на один раз. И по тому, что среди горожан оказался судия, Лот понял: праведные станут требовать для убийцы смертной казни. Чтобы изгнать из Адмы, судия не требовался. Праведные боялись гнева Господнего, но жажда мщения была чересчур сильна. А присутствие судии позволяло придать ему вид правосудия. Священник остановился в шаге от толпы, старик же вышел на середину площади. В глазах его пылал совсем не стариковский огонь. Судия вонзил коричневый пигментный палец в толпу адмийцев.

- Адмийцы! - с необычной для тщедушного тела силой каркнул он. - Сегодня ночью двое из вас совершили тяжкий грех! Сегодня ночью, впервые за пятнадцать лет, Зло вторглось в нашу жизнь! Сегодня ночью был убит один из хасидеев. Не мы ли опекали вас? Не мы ли помогали вам? Не мы ли заботились о вас? - Голос его становился громче. В нем прорезались исступление и фанатичная вера. Толпа за спиной судии заволновалась. - Адмийцы, призываю вас именем Господа, выдайте убийц Хранителя, и пусть свершится правосудие! Поступок сей послужит доказательством вашего смирения и укрепит добрые отношения между нашими городами! Секунду над площадью висело напряженное молчание, а затем прозвучал чей-то негромкий голос:

- Кто ты такой, чтобы говорить от имени Господа? - Лот оглянулся. За его спиной стоял Нахор. А рядом с Нахором, - Лот помрачнел, - безобразно скалился сгнившим ртом Исаак. - Веришь ли, что Господь дал тебе право решать за него судьбы детей его? - продолжал Нахор. Он говорил, не повышая голоса, но его слова слышали все, кто собрался на площади. - Не боишься ли принять на себя грех, отняв жизнь у невиновного?

- Ничто в этом мире не делается без ведома Господа, - парировал каркающим голосом старик. - И если меня избрали судиею, значит, таково было желание Его!

- Таково было желание избравших тебя и твое собственное, - возразил спокойно Нахор.

- Слышите? - крикнул старик, поднимая жезл. - Адмиец сомневается в Господе!

- Я сомневаюсь в праведности суда, а не в Господе. Толпа заволновалась, и Лот отметил, что далеко не все адмийцы одобряли спор, затеянный Нахором. Многие предпочли бы уладить дело полюбовно, хотя бы это и стоило жизни невиновному.

- Вы отказываетесь выдать убийцу по доброй воле? - крикнул кто-то из толпы праведных.

- Нет, - Лот шагнул вперед. - Не отказываемся. Убийцу, но не невиновного. Хранителя ворот убил не адмиец.

- Может быть, ты скажешь, что это сделал кто-то из хасидеев? - выкрикнул тот же голос.

- Не по злому умыслу, но так. Это сделали содомляне.

- Он издевается над нами! - вскричал старик.

- У меня есть свидетель, - Лот обернулся и указал на толстяка. - Исаак видел, как все произошло.

- Тебе известно, что безумный не может свидетельствовать! - закричал старик. - Ты выбрал его нарочно, чтобы сокрыть убийц от справедливого наказания! Ты - лжесвидетель, а значит, грешен и подлежишь наказанию вместе с ними!

- Я говорю правду! - Лот ощутил приступ гнева. Никто еще не обвинял его во лжи.

- Ложь! - выкрикнули из толпы хасидеев.

- Господь свидетель, это правда! - воскликнул Лот.

- Не стоит клясться именем Господа, - предупредил его Нахор негромко. - Господь не помощник тебе.

- Вот истинный свидетель! - На площадь вышел стражник. - Он видел убийц!!! Старик обернулся к нему:

- Эвал, правда ли, что ты видел убивших Хранителя? Судя по всему, это был тот самый человек, который стоял ночью на городской стене. Шум в толпе мгновенно прекратился. Всем хотелось услышать, что говорит свидетель.

- Это так, - ответил стражник и кивнул в подтверждение своим словам. Ответ был встречен криками одобрения со стороны праведных.

- Готов ли ты опознать убийц? Тот снова кивнул, не сводя взгляда с Исаака.

- Готов ли ты поклясться перед Господом, что говоришь правду? - продолжал задавать вопросы старик.

- Я хасидей и не могу солгать, - гордо ответил стражник.

- Узнаешь ли ты кого-нибудь здесь?

- Да.

- Кого? Стражник вытянул руку, указывая на Исаака. Сумасшедший продолжал бессмысленно улыбаться.

- Кто этот человек? - допытывался судия, тоже не сводя взгляда с толстяка.

- Убийца Хранителя. Я видел его вчера ночью на месте преступления. Толпа взревела: "Правосудия!" Казалось, от этого крика небо расколется и осыплется на землю. Старик поднял руку, и шум мгновенно стих.

- Видел ли ты еще кого-нибудь? - почти ласково поинтересовался судия, когда на площади вновь установилась тишина.

- Да, я видел человека, который был там вместе с ним.

- Ты можешь опознать его? Стражник перевел взгляд на Лота, затем покачал головой:

- Я не уверен.

- Мы не станем принимать последнее свидетельство во внимание, - громко объявил старик, поворачиваясь к адмийцам. - Если мы не можем с уверенностью указать на убийцу, значит, так угодно Господу! Подождем, пока Он сам решит наказать этого человека! Можно обмануть людей, но не Его. Господь справедлив и не допустит, чтобы страшное злодеяние осталось безнаказанным!

- Старый прохвост готов подпереть Господом стену своего дома, - пробормотал Нахор.

- Я! Я был вчера с Исааком возле стены! - громко и отчетливо возвестил Лот. - Но мы не убивали Хранителя!

- Благодарю Тебя, Га-Шем! - сказал старик, глядя в вечернее небо, и тут же закричал, уставясь на Лота: - Убийца сам сознался в содеянном! Так было угодно Господу, и так случилось!

- Это сделали возницы! - стоял на своем Лот.

- Ты - лжец, адмиец!

- Я - содомлянин!

- Содомляне не лгут! - возопил старик, указывая пальцем на Лота. - Вот второй убийца, праведные! Вы знаете, как повелел Господь наказывать проливших кровь человеческую! Из толпы вылетел камень. Пущенный сильной рукой булыжник, ловя серыми гладкими боками отсвет уходящего солнца, прочертил в воздухе дугу и ударил Лота в грудь. Тот отступил на шаг, согнувшись пополам. И тогда вперед рванулся Исаак. Безобразное страшилище заслонило собой Лота, разбросав руки в стороны и чуть присев на коротеньких ножках. Будь у сумасшедшего язык, он мог бы сказать что-нибудь в защиту своего благодетеля, но Исаак лишь жутко распахнул рот и зашипел. Глаза его, белые от ярости и отчаяния, полезли из орбит. Вид толстяка был ужасен. Толпа попятилась. Если бы Исаак остался на месте, скорее всего, тем бы дело и кончилось. Хасидеи убрались бы прочь, решив, что такова воля Господа и что Господь сам покарает убийц, когда сочтет нужным. Но сумасшедший шагнул вперед, наступая на толпу, словно собираясь сгрести ее в охапку своими могучими, непропорционально длинными руками. Следующий камень бросили уже не от ярости или гнева, а от страха. Праведные испугались уродливого толстяка. То, что давно стало привычным в Адме, оказалось невыносимым для пришлых. Увесистый булыжник с чавканьем ударил Исаака в гниющую дыру, зияющую на месте переносицы, и сумасшедший, схватившись за лицо и завыв от боли, рухнул на колени. По толстым, покрытым язвами пальцам потекла черная кровь. За первым камнем последовал второй. Потом третий. Это был настоящий дождь из булыжников. Сотни и сотни камней с глухим стуком ударяли в человеческое тело и катились по земле, поднимая облачка пыли. Сумасшедший пытался закрывать голову руками, но уже через несколько секунд все кости его оказались раздроблены. Безвольной тушей он валялся в пыли и жалко сучил перебитыми ногами, стараясь уползти в толпу, спрятаться от убийственного людского гнева. Кровь, лужицами растекавшаяся по земле, смешивалась с лучами закатного солнца. Лот рванулся вперед, намереваясь вытащить сумасшедшего из-под града камней, но тут же сам свалился в пыль, сбитый с ног булыжником, угодившим в голову. Волосы Лота обагрились кровью. Адмийцы испуганно попятились. Брошенный кем-то камень долетел до толпы и ударил в живот молодую женщину, стоящую в первом ряду.

- Они все прокляты Господом! Прокляты Господом!!! - вопил старец, размахивая жезлом. - Господь наказывает их!!! Мы - кара Господня!!! В рядах хасидеев зашумели возбужденно, камни полетели в толпу адмийцев. Вскрикивали, падая, люди. Все уже забыли об умирающем сумасшедшем и лежащем без сознания Лоте. Толпой овладела жажда крови. Нахор, до этой секунды мрачно наблюдавший за происходящим, вдруг сунул руку за пазуху и быстро зашагал вперед. Несколько раз он пригибался, уворачиваясь от летящих камней, но не останавливался. На лице его была написана решимость. Преодолев тридцать локтей, разделявших адмийцев и праведных, Нахор выхватил из-под милоти короткий нож и, почти не размахиваясь, косо вонзил лезвие в горло судии. Крик старика мгновенно сменился жалким хрипом. Выпученными от страха и боли глазами судия смотрел в черные, пустые глаза убийцы. Нахор молниеносно вытащил нож из раны и ударил снова. Движения его, быстрые, точные и безжалостные, были сродни броскам нападающей змеи. Судия выпустил жезл и схватился за перерезанное горло.

- Славь Господа в царствии Его, - пробормотал адмиец и, ухватив старика за голубую милоть, потащил за собой.

Назад Дальше