- Если б мне раньше сказали, что я попытаюсь покончить с собой, я бы долго смеялся! Это был какой-то взрыв больного самолюбия. И страх, конечно. Что уж врать? Я, прямо как в кино, увидел себя в наручниках и репортеров вокруг полицейской машины. Потом подумал: месяц, ну два оголтелого шума, а после - тишина, пропасть. И меня как будто не станет. Понимаешь? Я выйду из тюрьмы и пойму, что больше не существую!
- Как ты мог такое подумать, дурная твоя голова?! - взвился Даниэль. - Разве я бы это допустил?!
Краска сошла с лица Брэндона:
- Вот! - прошептал он глухо. - Ты. Снова ты!
Даниэль смешался. Он уже понял, что сделал промашку и опять невольно уколол брата в больное место. Но отступать было некуда.
- Брэди! - взмолился он. - Ну за что ты так? Я же не виноват! Ни в том, что старше тебя, ни в том, что много раньше вышел на трассу.
- Ни в том, что ты гениален, а я - нет! - резко закончил Лоринг-младший. - Ты не виноват, Дени. Это просто мое идиотское самолюбие. Я всю жизнь пытаюсь тебя догнать. Знаю, что не догоню никогда, скрываю ото всех и от себя, как это обидно - быть Лорингом и не быть великим… Думаешь, я не понимал, что ты землю перевернешь, лишь бы вытащить меня из этого дерьма? Заплатишь судьям, наймешь лучших в мире адвокатов, будто я и сам не могу, - на это-то и у меня денег хватит! Но, конечно, ты - это ты: с тобой считаются. Ты мог всех своих фанатов со всех концов света привести к зданию суда - они бы пошли, и Лондон треснул бы по швам! Ты бы выступил перед присяжными, и эти десять пожилых леди и нафталиновых джентльменов не устояли бы ни перед твоей суровой красотой, ни перед твоей сокрушительной славой. Я все это представлял и от этого сходил с ума еще сильнее!
- Доброе утро, джентльмены! Что закажете?
Девушка в зеленом фартучке, из-под которого сияли загаром восхитительно длинные и ладные ноги, вынырнула из кустов жасмина, лучезарно улыбаясь. Причем улыбалась она просто двум красивым молодым людям, в которых и не думала узнавать звезд "Фортуны": девушка, хотя и работала в десятке километров от знаменитого Килбурна, но автогонок явно не смотрела, даже по телевизору, предпочитая мыльные оперы. Однако две невероятно дорогие машины, припаркованные возле скромного "Слоненка", вызывали в ней трепет, а молодые люди, ко всему прочему, говорили на каком-то иностранном языке, и это интриговало еще больше.
- Чашку кофе, и погорячее, - произнес Даниэль, в свою очередь улыбнувшись девушке. Хотя обычной солнечной улыбки у него не получилось. - Мой утренний кофе остыл, а мне надо зарядиться. А ты что закажешь? - посмотрел он на брата.
Брэндон шумно вздохнул:
- Мороженого. Клубника, ананас, фисташки. Две порции.
- Опять объешься! - сурово констатировал Даниэль.
- Не объемся. Тогда их было четыре. Забыл? Да и я вырос. Две порции мороженого и стакан лимонного сока.
Официантка исчезла в зарослях. Против воли братья проводили взглядом ее мелькнувшие среди зелени ножки.
Глава 5
Петля сжимается
- А я, по правде сказать, представлял себе это иначе! - задумчиво проговорил Даниэль.
- Что? - не понял Брэд.
- Да вот эту историю. Ну, если бы вдруг оказалось, что ты и впрямь натворил дел. Тащить в Лондон толпу фанатов, умолять старых песочниц-присяжных… Бр-р! А вот взять и взорвать стену тюрьмы к чертовой матери! Только подумай: клубы дыма, обломки, орущие копы носятся взад-вперед, кирпичная пыль оседает им на рожи, и они превращаются в индейцев! Сирена воет. А из пролома выскакивает бронированный "лендровер" и мчится прочь. Пули отлетают от него как горох. Все машины на шоссе шарахаются, полицейский вертолет отстает безнадежно. И мы несемся к самолету. Или, еще лучше, - к подводной лодке, которая нас ждет. На заднем сиденье - Тильди, детишки и какая-нибудь из твоих красоток-возлюбленных. Можно - две.
- А за рулем - ты или я? - сверкнул глазами Брэндон.
- Ты, конечно! По шоссейке, среди потока машин, ты проскочишь куда лучше. А я буду отстреливаться. И, слава Богу, наверняка промажу. Жалко все-таки копов!
Брэд посмотрел в ласково смеющиеся глаза брата и, не выдержав, расхохотался.
- Да ну тебя! Ты когда-нибудь вырастешь или нет?
- А ты?
Официантка принесла заказ и, снова просияв улыбкой, расставила на столике чашку, стакан, вазочки с мороженым. Лоринг-младший не утерпел и кончиками пальцев слегка провел по ее ноге чуть выше колена.
Девушка стрельнула в него глазами:
- Сэр?
- Ничего особенного. Там сидела оса. Вдруг бы укусила? Как вас зовут?
- Джил. Я работаю еще завтра. А потом - в субботу и воскресенье.
И она опять упорхнула в стеклянный павильон за завесой кустов.
- Значит, в воскресенье, после заезда, мы поедем сюда пить шампанское? - не глядя на брата, лукаво спросил Даниэль. - Или мне не ехать?
- Как хочешь. Не одна же она здесь работает. Дени, я ведь хотел тебе рассказать не про "риф". Как-то само собой вышло, что разговор перешел на него.
Даниэль отхлебнул кофе:
- Если честно, Брэди, я нарочно об этом заговорил. Просто очень хочу, чтобы ты мне обещал…
- Я даже поклянусь! Клянусь, что никогда и ни при каких обстоятельствах мне такое даже в голову не придет. Ты хорошо меня наказал. Считай - отодрал за уши! Твой болид в сантиметре от моего мне теперь будет в кошмарах сниться! Пятнадцать кругов безумия!
- Шестнадцать. И не в сантиметре. Сантиметров пять-то там было. Ладно, забыли. А теперь - о чем ты собирался мне рассказать?
Брэндон ковырял ложечкой мороженое, тянул сок и медлил, будто его решимость внезапно иссякла. Но вот он поднял голову и странно, криво усмехнулся:
- Я хочу объяснить то, что вообще-то никак не объясняется. Мой поступок с твоей машиной. Думаешь, это зависть, да?
- Нет.
- Думаешь! Потому что и она присутствует, наверное. Но главное не в этом. Помнишь - две недели назад, когда я выиграл квалификацию, а ты занял седьмое место, ты мне сказал: "Ничего, я тебя все равно обгоню"?
- Помню. Но это был гонор и ничего более! У меня ужасный сезон, нервы напряжены, вот и вырвалось.
Брэд усмехнулся:
- Ну да. Но я-то знал, что ты действительно можешь это сделать! И в тот же день, после квалификации, вместо того чтобы поздравить меня с успехом, мой менеджер сообщил: "Знаешь, Брэд, завтра все зависит от тебя! Руководство команды предупредило - если ты в этот раз хотя бы не поднимешься на подиум, то пойдет речь о твоем увольнении либо о сокращении гонорара вдвое". Меня как помоями обдали! И тут же вспомнился разговор, который вышел дня за три до того. Я как раз прилетел в Англию. После Гран-при Бельгии мы с Ритой недельку жили на Канарах…
- С Ритой? - поднял брови Даниэль.
- А я не говорил тебе? Рита Грим, фотомодель. Я с ней уже пару раз проводил время. Славная девчонка! Ну вот, я прилетаю и в аэропорту сталкиваюсь с Ларри Веллингтоном. Кажется, он тоже где-то оттягивался. Пошли в бар.
- За день до свободных заездов? - ахнул Лоринг-старший. - Я убью Ларри!
Брэд поморщился:
- Вечно ты плохо подумаешь, Дени! Мы пили сок с молоком. Милорд ждал адвоката. Знаешь - у него свой юрист, толстенький такой, на поросенка похож. Он к нам подсел, заказал (само собой!) не сок. И давай болтать обо всем на свете! Между прочим, спросил, надеюсь ли я выиграть в Англии. Я сказал, что всегда надеюсь. Ларри засмеялся. "Мы, - говорит, - все надеемся. Да вот есть у нас такой парень, Даниэль Лоринг. Мы надеемся, а он возьмет и выиграет!" Винсент, поросенок этот, стал уверять, что ты в нынешнем сезоне ездишь плохо, вряд ли возьмешь Гран-при, ну и все такое. Я еще удивился: работает-то парень на Ларри, но ведь Ларри - гонщик "Лароссы", а значит, и его адвокат тоже должен соблюдать интересы фирмы. Он же говорил так, будто фирма ему чужая. Меня, помню, вдруг задело, и я сказал: "Мой брат проигрывает только, когда у него машина не в порядке. А здесь "Ларосса" - у себя дома: они уж постараются, и машина не подкачает!" Ларри как раз вышел на минуту, и вдруг Винни наклоняется ко мне, ухмыляется и шепчет: "Я бы на твоем месте взял и подпортил ему машину, братцу твоему! Скажем, топливный бак продырявил тонким сверлышком, а дырочку аккуратно замазал. Машина поедет, замазка разогреется, сойдет - и болид быстро потеряет скорость! Так бы ты и Ларсу помог: ему Гастингс нипочем не разрешит обгонять Даниэля, но если у того забарахлит техника, тогда уж простите! Хорошая мысль, верно?"
- Винсент Кейли? - ошеломленно переспросил Даниэль. - Он тебе такое посоветовал?! У него же договор с "Лароссой"! Работает он на Веллингтона, но в штате числится у нас!
- То-то и оно. Я, честное слово, решил, что он шутит так по-идиотски. Говорю: "Ты напился? Или как? Я ведь могу и Ларри рассказать!" Он хохочет: "Брось, Брэндон! Ларри так любит твоего брата, что тут же меня уволит. А я сказал просто к слову. Тебе, небось, и не подступиться к машине Рыжего Короля!" Клянусь, Даниэль: я почти забыл про этот разговор. И вот тут - мой поул-позишн, надежда на подиум, твоя насмешка и под конец - сообщение, что меня собираются вышвырнуть из "Ронды"! За что, я так до сих пор и не понял. После этих слов менеджера у меня просто голова пошла кругом. Не знаю, чего было больше: злости, отчаяния? А потом напало помрачение. Я решил, что выиграю любой ценой, даже ценой самой жуткой подлости. Твой комбинезон - он ведь всегда у меня в чемодане. И как назло, в магазине рядом с отелем нашлась дрель для тонкой работы, а в киоске - рыжая жвачка.
Брэд говорил, сжимая кулаки и все ниже опуская голову. Голос его начал дрожать, а под конец охрип.
- Я был помешан, Дени! - глухо выдохнул Лоринг-младший, с трудом переведя дыхание. - Уже час спустя до меня дошло, что я наделал, и на душе творилось такое… Двадцать раз хотел тебе позвонить и двадцать раз трусил и размазывался, как амеба! Решил дождаться утра. А утром случилось то, что случилось.
- Бедняга! - вырвалось у Даниэля. - И представить жутко. Но мы ведь хотели забыть, верно? На подиуме ты в итоге был, а значит - все улажено. А я, благодаря тебе, знаю, что в нашей фирме есть мерзавец, который дает такие вот советы гонщикам конкурентов! Даже если это была действительно шутка, все равно Кейли должен за нее ответить.
- Но ты не сможешь об этом рассказать, не упоминая меня! - напомнил Брэндон.
Рыжий Король нахмурился:
- Я не стану рассказывать. Но сделаю все, чтобы убрать из фирмы эту скотину. Нужно предупредить Ларри.
- Есть еще одна штука, Дени, - голос Лоринга-младшего снова стал тверд. - Кажется, адвокат-поросенок - не единственная брешь в вашей обороне. Понимаешь, я ведь видел, кто нас с тобой сфотографировал! Ну, когда ты дал мне по роже.
Даниэль поморщился:
- Какая разница? Мне казалось, что в холле никого не было.
- А я успел заметить. Он стоял за колонной. И знаешь, кто это был? Роберто Феличе.
Даниэль не испытал бы такого потрясения, даже если б круглый пластмассовый столик подскочил и стукнул его по лбу.
- Феличе? Фотограф компании "Ларосса"? Наш фотограф?! Ты не ошибся, а?
- Это был он, Дени. И это значит, что Роберто работает на сторону. И возможно…
- Возможно что? Договаривай. Ну!
- Возможно, в "Лароссе" есть и другие оборотни. Во всяком случае, мне так кажется.
Рыжий Король удержал готовое вырваться ругательство.
- Брэди, ты здорово мне помог. Хотя не могу сказать, чтобы обрадовал. Впрочем, в нашем спорте это закономерно. Одни платят - другие переплачивают. И перекупают.
Брэндон отвернулся и с силой сплюнул:
- Да пошли они все! Какой это, на хрен, спорт? И я влез в это дерьмо по уши! Никогда не думал, что до такой степени признаю свое поражение!
На его щеках и скулах ярко проступили знакомые с детства алые пятна. И опять - такие знакомые слезы в больших, расширенных глазах. Слезы гнева.
Даниэль перегнулся через столик и опустил руку на плечо брата.
- Слушай, малыш, брось, а? Ну хочешь, я тебе склею змея? Самого большого. Выше всех будет летать, честное слово!
Брэндон расхохотался и по детской привычке боднул Даниэля в грудь, чуть не сокрушив столик.
- А на кино денег дашь?
Даниэль кивнул с самым серьезным видом:
- Дам, малыш. Только сообщи, какую сеть кинотеатров ты собрался покупать. А пока - врежем-ка еще по мороженому, а? Мне тоже захотелось. Угощаю!
Глава 6
Удар по тылам
Будучи взрослым, Даниэль по-настоящему плакал только раз в жизни. В больнице Вальденштадта. Тогда, очнувшись от наркоза, он напрямик спросил врача: "Я смогу гонять, как раньше?" И врач - светило, спешно вызванное то ли из Берлина, то ли из Гамбурга, - так же прямо ответил: "Пока об этом рано думать. Вам предстоят еще несколько операций. После второй или третьей можно будет сказать что-то определенное. Но я бы не стал сильно надеяться".
Лоринг понимающе опустил веки. Даже губы у него не дрогнули. А когда все ушли и молодая медсестра притворила полупрозрачную дверь перегородки, за которой дежурила, отчаяние волной накрыло Даниэля. Все кончено! Сто против одного - он ясно видел это в больших стеклах докторских очков…
- Господи! - только потом он понял, что впервые в жизни молился, молился искренне, пылко и горячо. - Господи! Наверное, я в чем-то очень виноват. Наверное, Ты меня наказал по делу. Но, может быть, Ты простишь меня? Ну не последняя же я скотина, делал же я в жизни и что-то хорошее! Господи, позволь мне вернуться на трассу! Прошу Тебя!
Слезы ручьями текли по щекам, капали с подбородка, и он стирал их мохнатым полотенцем, ужасаясь мысли, что дежурная войдет в палату и увидит. Слава Богу, она не вошла. А утром никто не заметил, что у него покраснели глаза: в темных провалах на фоне белого, как бумага, лица это трудно было разглядеть.
После встречи с Брэндоном Лоринг поехал на тесты, уверенный, что абсолютно владеет собой.
Как обычно в острой ситуации, когда нервы напряжены, Даниэль работал особенно собранно. Он проходил круг за кругом, уверенно выполняя все команды Грэма, отрабатывая торможение и, как по лекалу, выписывая повороты. Подъезжал к боксам и, не снимая шлема, невозмутимо ждал, покуда механики проверят износ резины и поколдуют со смазкой. Обсуждал с Грэмом поведение машины на каждом из участков, выслушивал вопросы конструктора двигателя и толково на них отвечал. Ничто не выдавало его состояния, разве что - само это спокойствие, которое отличало Даниэля именно в самых критических ситуациях.
К концу работы ему даже показалось, что он успокоился. Но только показалось. Порыв горечи и злости налетел внезапно. Даниэль ехал домой и вдруг ощутил, что эта злость душит его, лишает воли и рассудка. Он никогда не понимал предательства, никогда внутренне его не прощал. И если то, что сейчас творилось вокруг него, происходило из-за рассчетливого предательства своих, этому не могло быть разумного объяснения!
Конечно, он знал, что в сети гонок "Фортуна" сильнее, чем где бы то ни было, развит экономический шпионаж. Что за любой секрет, украденный из конструкторского бюро "Лароссы", заплатят миллионы евро и столько же выложат в "Лароссе", чтобы узнать о технических поисках и достижениях конкурентов. Все это было вполне естественно, хотя и вызывало у него омерзение. Но грязная газетная травля, снимок, проданный куче агентств, - это уже выходило за пределы технического соперничества. А взрыв? Разве не ясно, что чужие, кем бы они ни были, не могли проникнуть в боксы "Лароссы"? Значит - тоже кто-то свой? Кто-то свой спокойно поставил взрывное устройство, чтобы убить ведущего гонщика команды?! Ублюдки!
Остановив машину возле обочины, Даниэль откинулся на спинку сиденья и дал волю своему бешенству, слезам и ярости.
Истерика длилась около минуты. Потом он успокоился и тронул машину с места. Вот бы это кто-нибудь снял! А интересно: ему в салон "лароссы" еще не встроили жучка или миниатюрной видеокамеры? Тьфу! Это уже бред начинается, мания преследования. Что бы, интересно, сказала по этому поводу Айрин? Вот! Вот с ней-то и нужно обо всем поговорить.
Он усмехнулся. С чего вдруг ему показалось, что все так плохо? Как раз наоборот! Именно теперь - лучше, чем когда бы то ни было. Во-первых, у него есть брат, которого он любит и который любит его, и сегодня им обоим удалось переступить через опасную грань соперничества, разъединявшую их долгие годы. Во-вторых, есть дети, и это важнее гонок, побед, славы, всего на свете. А в-третьих, есть еще комиссар Айрин Тауэрс, и она его не предаст!
Достав телефон, он набрал номер. Ему отозвался вежливый автоответчик - ясно, сейчас комиссар занята.
- Айрин, это Даниэль. Я узнал кое-что очень любопытное. Нужно поговорить. Если сможете, позвоните сегодня. Пока!
На лужайке перед его домом охранник играл с Рексом. Щенок, завидя въехавшую в ворота машину, кинулся за ней, отчаянно лая и крутя хвостом в разные стороны.
Даниэль тормознул и подозвал охранника:
- Сэм, у тебя в сторожке выпивка какая-нибудь найдется?
Охранник вспыхнул.
- Сэр, я не…
- Я же не говорю, что ты пьян. Я спрашиваю - есть или нет?
- Есть. Бутылка виски. Но я бы к ней приложился, только сменившись.
- Отлично. Тащи ее сюда! Когда сменишься, купишь себе новую. Вот деньги.
Парень удивился.
- Но… Это много!
- Так купи хорошую выпивку. Нечего жрать всякую дрянь!
В свой кабинет Лоринг вошел с бутылкой виски в руке. Свалился в кресло, достал из стеклянной тумбочки стакан, не спеша наполнил и пригубил. Обычно ему не нравился неразбавленный виски. К тому же изъятый у охранника напиток был не самого лучшего качества. И все же не показался Даниэлю противным. Глоток за глотком Рыжий Король прикончил стакан и неожиданно почувствовал облегчение. Все ерунда! Нужно просто держать себя в руках. Включить компьютер и прочитать на собственном сайте сотни фановских пожеланий и восторгов. Их куда больше, чем статей в газетах. Правда, в основном они повторяют друг друга, но и газетчики повторяются.
Даниэль не заметил, как задремал. В какой-то миг перед ним вдруг привычно понеслось прочерченное белой полосой полотно трассы, он с тревогой понял, что каким-то образом выпустил руль. Вскинул руки, чтобы перехватить его, пока еще не поздно. Но руля не было! Болид шел по трассе сам, не нуждаясь в гонщике. Значит ли это, что если машине взбредет в ее машинную башку, то она?..
Кто-то стремительно настигает его, пытается обойти. В наушнике зудит голос Грэма: "Надо пропустить, Дени, надо пропустить!" Потом кто-то (уже не Грэм!) еще что-то орет и настойчиво спрашивает: "Пропускать?" - "Да, конечно!" Это уже его собственный голос. Но кому он ответил? И где болид, который пытался его обойти? Отстал!
И тут Даниэль испуганно вскрикнул: трассу заслонила вставшая на пути женская фигура. Пилот с ужасом узнал стремительно летящее навстречу лицо Айрин Тауэрс.
Он хотел закричать "В сторону!", отлично сознавая, что это бессмысленно. Во-первых, рев болида заглушит даже выстрел, не то что человеческий голос. А во-вторых, за ту долю мгновения, что осталась до неизбежного удара, не успеть вытолкнуть даже самого краткого вопля. "Ах!" - и то не уместится в эту частицу времени.