- То есть… - слегка испуганно спросил шеф Скотленд-Ярда, - этим сумасшедшим нужно пройти… Постойте, сколько же? Получается по три с половиной тысячи километров?!
- Совершенно верно. И это - примерно за полтора часа.
- О Боже!
Комиссар сдержанно улыбнулась:
- Чувствуете, какая интрига? Скорость у них иной раз зашкаливает за триста шестьдесят километров в час. На резких поворотах ее приходится почти мгновенно сбрасывать - иногда даже до ста, а потом с той же быстротой снова разгоняться. Перегрузки они испытывают круче космических - четырехкратные иногда. А говорят, случается и больше. Бывают очень опасные аварии, тогда может быть куда страшнее.
Стоун схватился за голову:
- Да это хуже корриды или… гладиаторских боев! А… а этот немец?..
- Лоринг? - комиссар сощурилась. - Сейчас ему нет равных в гоночном мире. Думаю, в ближайшие лет пятьдесят и не будет, кто бы ни стал чемпионом после него. Это - редкое явление, и не только потому, что он дважды взял титул "Золотого всадника". Просто это гонщик от Бога, такие редко рождаются. То, чего другие яростно и в поте лица добиваются годами, дано ему от рождения: он ощущает машину так, словно это - часть его тела, а трасса и гонка для него, как для нас - процесс пищеварения.
- Понятно! - шеф Скотленд-Ярда почувствовал, что слишком долго и слишком увлеченно слушает комиссара, - не хватало только и впрямь заинтересоваться этим сумасшедшим спортом… - Ну и что же вы думаете по поводу случившегося? Кто и для чего пытался взорвать этого вашего замечательного Лоринга? Или взорвать хотели не его?
Комиссар развела руками:
- У меня пока нет ни одной версии, сэр.
- У вас? Так я и поверил!
- Честное слово, нет. В "Фортуне" и вокруг нее крутятся совершенно немыслимые деньги, сталкиваются интересы могущественных корпораций, поэтому возможны всякие махинации и всякие преступления. "Ларосса-корпорейшн" - владелец гоночной команды "Ларосса", сейчас - фаворит авторынка во многих странах. Владеет компанией миллиардер Гедеоне Кортес, родом аргентинец, в прошлом - военный и, поговаривают, чуть ли не наемник во время одной из всех этих латиноамериканских войн. Имеет колоссальные связи.
- Его имя я слыхал, - хмурясь, проговорил Эдвин Стоун. - Связи, да… У этого прохвоста в бункере, под его шикарным особняком, - коллекция современного оружия! И не только пистолеты, ружья и автоматы, а пулеметы, гранаты, только что не ракеты. Очевидцы утверждают, будто все в рабочем состоянии. А сделать обыск и прихватить латиноса за яйца - ни-ни! У него "там" - такие завязки, что и не сунешься. Значит, эта гоночная команда - часть его компании?
- Совершенно верно.
- А компания латиноамериканская?
- Нет, - покачала головой комиссар, - британско-аргентинская. Но в руках Кортеса - основные акции. Примерно две трети их он получил по завещанию от своего партнера Джорджа Веллингтона. Разумеется, и у Кортеса, и у его концерна - масса недругов. А так как Даниэль Лоринг приносит команде огромную славу и концерну - огромные прибыли, вполне возможно, что он многим мешает. С другой стороны, само преступление выглядит достаточно топорно и по меньшей мере странно. Конкурентов так не убирают.
- Да, - пробормотал Стоун. - Нелепая история. Вы всех опросили?
- Всех, кто мог дать мало-мальски ценные показания. Кроме любовницы Кортеса - этот лакомый кусочек я оставила на вечер. Подержала бы и до завтра, чтобы она окончательно "созрела" для искренней беседы, да только это уже риск. Думаю, завтра утром вам позвонят и настоятельно попросят отпустить эту красивую девушку под залог. Какому-нибудь супервлиятельному лицу вы ведь не откажете?
Шеф полиции возмущенно крякнул, но крыть было нечем, и он лишь буркнул:
- А на каком основании отказывать? Мне сообщили, что девица всего лишь прошлась по офису "Лароссы" в полуголом виде.
- И стреляла в человека.
- Но промазала, комиссар! Ведь так? К тому же любой адвокат докажет, что она была в состоянии аффекта. Так что допрашивайте ее побыстрее.
В это время в кармане жакета Айрин Тауэрс мелодично зазвучал вальс.
- Это что? - удивился шеф.
- Штраус. "Дунайские волны". Простите, сэр.
Она вытащила мобильник:
- Да. Ах вот как! Спасибо. Простите, сейчас не могу. Перезвоню потом.
И снова слегка улыбнулась:
- Химики в лаборатории выдвинули первую версию. Но это еще нужно проверять. Словом, механики "Лароссы" использовали какой-то новый вид машинного смазочного масла. Эксперты предполагают, что в соединении с парами бензина оно могло создать взрывоопасную смесь.
- Хм! - поднял брови шеф. - Так просто?
- Ничуть. Для наличия паров бензина необходима его утечка. И она была: кто-то продырявил тончайшим сверлом топливный бак болида. А если это сделано с целью получить ту самую взрывоопасную смесь, то преступление перестает быть топорным и становится необычайно тонко продуманным.
По дороге в свой кабинет комиссар столкнулась с инспектором Макферсоном.
- Вам звонили, - сообщил он с каким-то странным выражением лица.
- По делу о взрыве? - почти механически спросила Айрин Тауэрс, не останавливаясь и нетерпеливо отстраняя инспектора плечом.
- Нет, - ответил тот, - по другому делу. Вам звонил Дон Маклоу.
- Кто?
За без малого тридцать лет работы в полиции она отвыкла задавать вопросы изумленным тоном. Но ей пришлось остановиться и заглянуть в лицо Макферсону: может, это с ним что-то не в порядке? Не то с чего это парень сообщает ей, так вот, запросто, о звонке главаря банды американских гастролеров-медвежатников, за полгода "разбомбивших" в Лондоне уже четыре банка? На последнем таком деле отчаянного Маклоу чуть было не взяли - комиссар Тауэрс сумела вычислить банду и банк, на который они в тот раз покушались. Началась стрельба, трое грабителей из восьми были убиты, но погиб и один полицейский. Сам Маклоу с оставшимися ушел и растворился, словно его уже не было в Лондоне. Однако Айрин не сомневалась в обратном, и сообщение Макферсона подтверждало ее уверенность.
- Вам звонил Дон Маклоу, комиссар. Тот самый.
- Он представился?
- Да. Мы проверили запись голоса через Интерпол. Совпадает. Он.
- И что же?
Макферсон неловко поежился.
- Валяйте, инспектор! - нетерпеливо подбодрила комиссар.
- Он сказал дословно: "Передайте этой вашей знаменитой суке, что смерть моих ребят так просто не пройдет! Я обещаю лично всадить в нее не меньше половины обоймы!" Простите. Это все.
Комиссар Тауэрс довольно улыбнулась:
- Когда твою славу оценивают враги, это - наивысшее признание. Постараюсь оправдать высокое мнение Дона Маклоу. Хотя, честно сказать, сейчас мне почти что не до него…
Глава 8
Первые круги
- Не грусти!
- Я и не грущу. С чего ты взяла?
- Я же слышу, что тебе грустно. Лучше вспомни какую-нибудь большую-большую радость! Я в книжке прочитала: так надо делать, чтобы не огорчаться из-за неприятностей. Ведь ты же взрослый. У тебя, наверное, столько уже было всяких радостей! Вспомни!
Он вспомнил.
До сих пор Даниэль считал тот день одним из самых счастливых в своей жизни. И помнил его так отчетливо, словно все записалось на видео и потом эту запись много-много раз прокручивали, делая стоп-кадры в самые важные моменты.
Ему тогда едва исполнилось четыре года. Но у него уже была мечта: картинг! Отец сам навлек на себя беду, дав однажды маленькому сыну покататься на такой удивительной машине - и от земли-то ее не видно, но мчится быстрее больших авто!
Дени впервые испытал это поразительное чувство: руль, сжатый ладонями, сделался словно продолжением его тела, и малыш всем существом ощутил, что это не карт, это он сам летит, распластавшись, над серой полосой трассы. Дыхание, биение сердца, напряжение ног, сросшихся с педалями, - все перешло в одно стремление - вперед!
Бертольд Лоринг был поражен выносливостью четырехлетнего сынишки: Дени носился на карте почти час, пока отец не спохватился, что выложит за это развлечение чуть не сотню марок. Когда он буквально выдернул малыша из машины, тот отчаянно разревелся. И тогда Бертольд совершил вторую ошибку: торжественно пообещал мальчику, что отдаст его в картинг-клуб. Само собой, Лоринг-старший надеялся: назавтра все будет забыто, а там появятся новые желания.
Но Дени с тех пор каждый день повторял один и тот же вопрос:
- Папа, так когда ты меня поведешь ездить на картах?
Растерянные родители готовы были уже сдаться. Но когда узнали, сколько стоит карт, даже детский, то помрачнели. А ведь еще и за сами занятия нужно платить, и тоже немало!
- Знаешь, маленький, - с деланной суровостью проговорил однажды Бертольд в ответ на уже привычный вопрос сына, - пока что у нас есть дела и поважнее. Может, потом, когда ты станешь учиться в школе…
Он ждал, что мальчик опять заплачет. Однако Дени только прикусил губу и молча ушел в сад. У него там было убежище - старая собачья будка. Лоринги давно уже не держали собаки, а будка сохранилась, и малыш быстро смекнул, как здорово в нее забираться: взрослым-то туда нипочем не пролезть! Стояла зима, будка изнутри покрылась инеем, но ему было все равно. "Когда ты станешь учиться в школе!" Да ведь это - целая вечность! Разве можно прожить столько без карта?
Отец, обрадованный столь сдержанной реакцией мальчика, ушел на службу, бабушка собралась в гости к приятельнице, и получилось так, что сперва никто даже не заметил исчезновения Даниэля.
Спустя час мать встревожилась, не найдя малыша ни в его спаленке, ни в столовой, ни на кухне. Обнаружила, что с вешалки пропало пальтишко, и отправилась в сад, однако заглянуть в старую будку не подумала: разве возможно, чтобы мальчик полез туда в такую холодину? Любимые качели Дени одиноко поскрипывали на ветру, пустовала и низкая развилка старого куста сирени, на которую маленький непоседа в прошлом году научился забираться. Анна Лоринг обошла ближние дворы. Соседские детишки чинно возились со своими игрушками, штурмовали домик-крепость, но на вопрос: "А Дени вы не видели?" лишь дружно мотали головой.
Испуганная женщина уже готова была звонить мужу на службу: вдруг да мальчуган увязался за Бертольдом и ухитрился прошмыгнуть в его машину? На заднем сиденье его можно было вообще не заметить! Но телефон стоял возле самого окна, и взгляд Анны случайно упал на засыпанную опавшей листвой конуру…
Выманить малыша из убежища стоило больших трудов - он категорически не желал выходить. При этом не ставил никаких условий - не пойду, и все! Анна просила, уговаривала, соблазняла особенно вкусным в этот день обедом, любимыми сливками с шоколадом, походом в игрушечный магазин на соседней улице, даже обещанием вместе посмотреть по телевизору взрослый фильм. Напрасно! "Я не выйду!" - доносилось всякий раз из будки. Наконец мать пригрозила, что сама останется в саду. На всю ночь останется, а в этом случае обязательно простудится, заболеет и умрет.
Дени вылез на свет, весь в соломе, с перепачканными землей коленками, с полосками слез и грязи на щеках.
- Не надо так, родной мой! - мама прижала его к себе и понесла в дом, на ходу укачивая и утешая. - Мы придумаем что-нибудь. В конце концов, может быть, я что-то продам…
Весь вечер потом она то и дело щупала лоб сынишки. Но температура не поднялась. Маленький и хрупкий на вид, он редко болел.
А наутро произошло нечто удивительное и замечательное. Калитка отворилась, и в саду появился сосед, господин Зибель, которого все на их улице звали дядюшка Зибо. Он торжественно катил перед собой… самый настоящий карт! Немного не такой, как там, в городском парке, куда Дени ходил с отцом, но очень похожий.
- Боже мой, Зибо! - ахнул Бертольд. - Откуда вы это взяли?
- Да вот, - старик улыбался, сверкая золотой фиксой, - фрау Анна говорила, будто у вас сыночек мечтает о картинге. Ну, я тут поколдовал и сделал эту штуку.
- Да ведь это же ваша газонокосилка! - наконец сообразил Лоринг.
- Была газонокосилка. Была. Только ножи у нее давно затупились, все равно выкидывать пришлось бы. Весной я себе куплю новую. А эту переделал - теперь она может ездить быстро.
Дени гонял на подарке дядюшки Зибо с утра до вечера. По двору карт катился плохо (земля - не асфальт), и маленький пилот выбрался на дорогу, едва не вызвав обморок у мамы и бабушки. Улица была тихая, машины по ней проезжали редко, но видеть, как четырехлетний карапуз несется на механической тележке посреди проезжей части, для женских нервов оказалось слишком. К тому же заканчивался январь, дни стояли сырые и промозглые, асфальт скользил даже под рифлеными подошвами ботинок, а как должны скользить колеса!
- Берт, ну отведи ты его в этот клуб! - взмолилась Анна. - Там-то за ними следят, по крайней мере! И машина своя теперь есть.
- Да кто его такого возьмет? - простонал Лоринг, в душе проклиная тот день, когда позволил сыну сесть на заветную таратайку. - Там с восьми лет занимаются. Ну, могут взять семилетнего. А ему четыре.
- Отведи! Или я сойду с ума!
На другой день Бертольд затолкал бывшую газонокосилку дядюшки Зибо в багажник автомобиля и усадил Дени на заднее сиденье. Он нервничал, злился, однако отступать было поздно.
Младшая секция картинг-клуба работала только вечерами, и когда они подъехали к стеклянной раздвижной двери, стало уже совсем темно. Но дверь была освещена, и там, за нею, оказалось светло - хотя, прошагав через просторный холл, они снова вышли на улицу. Однако то была не просто улица - там, за высоким барьером, темнел асфальт картодрома. Он образовывал круг, который показался Даниэлю громадным: еще бы, целый километр! По трассе неслись, один за другим, четыре или пять картов.
- Вы куда? - остановил Бертольда высокий усатый мужчина в красивом синем комбинезоне. - У нас тут дети занимаются.
- А я, - Лоринг набрал в грудь воздуха и произнес, - я к вам сына привел. И карт у нас, вот.
Взгляд инструктора удивленно скользнул по газонокосилке. Потом усатый наконец увидел Даниэля.
- Ко-ого вы привели? - спросил он, нагибаясь, чтобы рассмотреть мальчика. - Вот этого?
Дени был чуть выше отцовского колена, к которому в этот момент прижимался, глядя большущими глазами на страшные темные усы.
- Это мой сын, - повторил Бертольд. - Он уже умеет ездить и мечтает у вас заниматься. Оплачивать занятия обещаю регулярно.
- Хм! - инструктор перевел взгляд с мальчика на газонокосилку. - А что же вы так поздно пришли-то? Нужно было нести ребенка прямо из родильного дома! А то вы потеряли уйму времени! Сколько ему лет?
- Пять, - выдавил Бертольд Лоринг, понимая, как нелепо звучит эта ложь: Даниэль и на свои-то четыре тянул с трудом.
И тут будто какая-то пружина распрямилась в мальчике. Он боялся усатого нисколько не меньше, однако мысль, что вот сейчас его прогонят, оказалась куда ужасней.
- А вы посмотрите, как я катаюсь! - выдохнул Дени и невольно теснее прижался к отцовским брюкам.
- Что-что? - инструктор наклонился еще ниже. - Катаешься? У нас так не говорят. Говорить надо "езжу". Или "гоняю". А ты что же, в самом деле умеешь гонять?
- Да! - твердо проговорил мальчик.
- Вот на этой штуковине?
- Это мой карт, его дядя Зибо сделал. Да, умею!
Видимо, решительность малыша произвела на усатого некоторое впечатление.
- Может, попробовать? - спросил он самого себя и усмехнулся. - Как тебя зовут?
- Даниэль Лоринг.
- И лет тебе? Что-то я подзабыл.
Отец сделал сыну страшные глаза, но тот не видел его гримасы. Он и сам помнил, что папа соврал, а значит, ему тоже теперь придется соврать.
- Пять, - сказал мальчик и для убедительности растопырил пальцы. Но забыл раскрыть всю пятерню, оставив большой палец прижатым к ладони.
- Ясно! - вздохнул инструктор. - Четыре. А ты можешь проехать там?
Взмахом руки он указал на трассу картодрома.
- Могу!
- Ладно. И сколько кругов сможешь?
- А сколько надо? - испугался Дени.
- Ну… Десять, например.
- Могу десять! - обрадовался мальчик.
- А больше?
Тут Дени опустил глаза и, кусая губы, чтобы не зареветь, замотал головой.
- Не можешь? - удивился усатый. - Десять да, а больше - ни-ни? А что так?
На этом мужество Даниэля иссякло. Слезы закапали у него с подбородка, и он, пытаясь собрать их в кулак, ответил:
- По-то-му-у, что я-а-а до больше считать не уме-ею-у!
И заревел в голос.
Отец отчаянно тряс его руку, но маленькому Лорингу было уже все равно. Разве теперь его возьмут? Во-первых, считать не умеет, а во-вторых, как же можно плакать?
- Так, ну все! - прогремел усатый. - Вытирай свои нюни и приготовься. Трасса сейчас освободится. А вы, - он обернулся к Бертольду, - выкатывайте это техническое достижение на асфальт. Давайте-давайте!
Полчаса спустя инструктор открыл свой журнал (Даниэль навсегда запомнил вкусный запах коленкора и серебристые буквы тиснения на обложке. Но читать он тогда не умел).
- Еще раз повторите имя. Да-ни-эль Лоринг. Ну-ну! Если бы мне до вашего прихода сказали, что этакий сверчок будет гонять лучше всех моих ребят, ведь не поверил бы. У нас раньше чем с семи лет еще никто не занимался. Так что делаю для тебя исключение, Даниэль Лоринг! Совершенно особое исключение. Придется тебе оправдать мои надежды и потом стать чемпионом.
- Ладно! - Дени сейчас готов был согласиться на что угодно. - А это что такое - чемапон?
- Не чемапон, а чем-пи-он. Это ты поймешь, если не растеряешь своего феноменального упорства.
Когда они ехали домой, Даниэль не мог усидеть на месте. Он прыгал, вертелся, колотил по сиденью ногами, пока отец не прикрикнул на будущего "чемапона". Счастье распирало и оглушало, и казалось - мир стал в сто раз прекраснее.
Глава 9
Последняя капля
Молчание длилось не менее минуты, и Анни нарушила его первая:
- Ну что, вспомнил большую радость?
Слышно было так хорошо, словно девочка была тут, рядом, а не звонила с другой половины земли, без спросу вытащив из маминой сумочки мобильный телефон.
Даниэль засмеялся:
- Да, малышка!
- А мне расскажешь?
- Ни за что на свете!
- Почему? - вопрос прозвучал не обиженно, а с любопытством.
- Потому что тогда ты поймешь, какой эгоист твой папа. Вообще-то самая большая радость для меня - ты и Руди. Вы оба. Но мне вспомнилось совсем другое - то, что было до вас.
- Когда нас еще не было, да?
- Да. А я сам был меньше, чем сейчас Руди.
На далеком-далеком конце провода опять наступило молчание. Но теперь оно оказалось коротким.
- Я знаю! - обрадовалась Анни. - Тебя тогда первый раз взяли в кругосветный круиз! На таком же теплоходе, как наш, с таким же аквапарком и таким же детским городком. Точно? И дядю Брэди взяли?
Лоринг почувствал, что сейчас расхохочется изо всех сил, и тогда его дочурка уж точно обидится.
- Н-нет! - выдохнул он. - Я очень рад, что это путешествие так радует тебя, но… Понимаешь, мои родители не могли поехать со мной и с дядей Брэди на таком теплоходе. Никак не могли!