* * *
Мария Гриценко окончательно утратила способность ориентироваться. Пытаясь уйти от преследующего ее Совка, она сворачивала в первые попавшиеся улочки, становящиеся все уже, безлюднее и грязнее. Здесь уже не было магазинов, лишь плотно закрытые металлическими шторами гаражи и складские помещения. В спертом застоявшемся воздухе витал устойчивый запах мочи.
Свернув в очередной раз, Крусиграма поняла, что сама загнала себя в ловушку. Она находилась в тупике. Спрятаться было негде. Здесь не было даже мусорных баков. Только серый потрескавшийся асфальт и, на расстоянии полутора метров друг от друга облупившиеся стены домов, покрытые непристойными надписями и потеками мочи. Двери в подъезды по испанскому обыкновению были надежно заперты. Девушке оставалось лишь надеяться, что Совок еще раньше потерял ее след.
Прижав ладони к стремительно бьющемуся сердцу, хохлушка вдохнула едкие ароматы Китайского квартала в горящие от напряжения легкие. Пару секунд она боролась с искушением задержаться здесь, чтобы перевести дух, но решила не рисковать и со всех ног помчалась к выходу из западни.
Совок коварно выставил из-за угла ногу именно в тот момент, когда Мария собиралась завернуть на соседнюю улицу. Споткнувшись о неожиданное препятствие, девушка рыбкой нырнула вперед, проехалась бюстом по асфальту и, наконец, остановилась, врезавшись головой в стену дома.
Перевернув оглушенную добычу на спину, Совок изумленно присвистнул. Декольтированная блузка Крусиграмы не выдержала столь грубого соприкосновения с дорожным покрытием, и сногсшибательные груди хохлушки, хотя и слегка поцарапанные, предстали перед бандитом во всем своем великолепии. Ничего подобного он не встречал даже в самых дорогих борделях.
- Вот это, блин, нирвана конкретная, в натуре, - восхищенно изрек Совок, мгновенно забывая о желании всыпать лжецыганке по первое число за ее оскорбительное поведение на платформе.
- Ну и буфера! Высший класс! - блаженно мычал бандит, стискивая ладонями вышеозначенные фрагменты женской анатомии.
Прикрыв глаза от удовольствия, он мял упругий бюст хохлушки, чувствуя, как снизу поднимается жаркая волна, от которой странно, болезненно и непривычно заныло сердце.
За свою жизнь Совок имел множество женщин. Были и сауны с проститутками, и буйные попойки в компании дешевых или дорогих шлюх, и доступные провинциальные девочки, млеющие от его крутизны, "мерседеса" и тугого кошелька. Он грубо и агрессивно овладевал ими, кичась собственной мужской доблестью, а на следующий день забывал об их существовании, как забывают о вчерашнем ужине. Женщин было много, но ни одна из них до сих пор не оставила следа в его сердце.
Впервые в черствой душе бандита дрогнула и затрепетала тонкая пронзительная струна. Это было так неожиданно и странно, что в первый момент Совок не сообразил, что с ним происходит. Он зачарованно смотрел на неподвижное тело лже-румынки, ощущая, что с этой женщиной он готов нарожать с дюжину детей, прожить вместе сто лет и умереть в один день. Неожиданно Совок понял, что именно это чувство люди называют любовью.
Увесистая плюха, обрушившаяся на левое ухо бандита, грубо прервала поток романтических мечтаний. Оклемавшаяся Крусиграма твердо решила защитить свою честь.
- Ах ты, рожа бандитская, чмо подзаборное, - пронзительно кричала она, осыпая Совка яростными ударами.
- Да тише ты, успокойся!
Перехватив руки девушки, бандит прижал их к земле.
- Прекрати орать - я ничего тебе не сделаю.
- Зато я тебе сделаю, урод! А ну отпусти меня, мудила - штопаные яйца, урка недоделанный! Что тебе от меня надо? Кто ты вообще такой?
- Совок, - представился бандит.
- Совок? - не поняла хохлушка. - Какой еще Совок? Мусорный?
- Мусора-то тут причем? Обычный Совок. Кликуха у меня такая. А тебя как зовут?
- Не твое собачье дело! Отпусти!
- Ты, мочалка, больно-то не борзей, - начиная закипать, прикрикнул на Крусиграму бандит. - У меня разговор короткий. Значит, под румынскую цыганку канаешь? На нашей территории денежки гребешь, а крыше не платишь. Нехорошо получается. Знаешь, что у нас с такими умными делают? Не хочешь неприятностей - сбавь обороты. Можем договориться и по-хорошему.
Крусиграма и сама понимала, что следовало бы вести себя подипломатичнее, но сдержаться уже не могла.
- Договариваться с тобой? - яростно взвизгнула она. - Накось, выкуси! Ишь, чего захотел, фраер лажовый, фуфло безмозглое, чмырь чугунный…
- Сама дура, - обиженно рявкнул Совок, с трудом удерживая бьющуюся под ним хохлушку.
* * *
Пабло Монтолио сам толком не понимал, чего ради он выскочил из магазина вслед за Крусиграмой. Подыскивая логичное объяснение своему внезапному порыву, он без особого успеха пытался убедить себя, что эта женщина может оказаться ценным источником информации. В то же время нечистая совесть агента подсказывала ему, что в данном случае личные мотивы явно перевесили чувство служебного долга. За хохлушкой его влекла неукротимая природная сила, та самая, что заставляет самца мотылька лететь за многие километры на едва уловимый аромат самки.
Остановившись на перекрестке улицы Кармен и Хоакина Косты, Пабло некоторое время растерянно оглядывался по сторонам. Куда так неожиданно исчезла Крусиграма? В том, что она совсем недавно здесь проходила, не было сомнений - мужское население Китайского квартала продолжало восхищенно присвистывать и обмениваться впечатлениями.
Подбежав к молодому пакистанцу, Пабло спросил его о блондинке в изумрудной блузке и короткой черной юбке. Лицо пакистанца озарилось. Возбужденно размахивая руками, он объяснил, что девушка (ай, какая девушка, мечта, а не девушка!) неожиданно побежала, и за ней погнался какой-то мужчина.
- Куда она побежала?
- Туда, в сторону Драссанес, - эмигрант махнул рукой, указывая направление. - Свернула за угол у овощного магазина.
- Спасибо, - на бегу бросил Монтолио.
Он сам не понимал, каким образом выбирал направление. Интуитивно, ни о чем не задумываясь, он лавировал между пешеходами и припаркованными автомобилями, сворачивал на узкие грязные улочки. Пабло, как стремящегося к продолжению рода мотылька, вело по следу сексапильной хохлушки неведомое науке шестое чувство, успевшее атрофироваться у большинства избалованных цивилизацией представителей человеческого рода.
Лейтенант вихрем пронесся по улице Египтян, свернул на Робадор, оттуда в какой-то грязный проулок, где до его слуха донесся пронзительный женский крик.
По мере приближения к источнику звука, испанец с облегчением понял, что крик этот исполнен скорее ярости, чем испуга.
- Фраер лажовый, фуфло безмозглое, чмырь чугунный…
Теперь Пабло ясно различал слова, хотя и не мог толком вникнуть в их смысл - как уже упоминалось, в русском сленге он был не силен.
Первое, что увидел лейтенант, завернув в очередной проход, были вздымающиеся над съехавшей блузкой роскошные груди Марии. На самом деле он, конечно, заметил и лежащую на земле девушку, и оседлавшего ее шкафообразного бугая, но сознание Пабло под действием выплескивающихся в кровь гормонов из всей этой драматической картины в первую очередь выделило два восхитительных белых полукружья, увенчанных смертоносными дулами сосков. Зрелище это лишило испанца дыхания, ввергая в почти сомнамбулическое оцепенение.
Из состояния транса агента вывел грубый окрик Совка:
- Ты, козел, что зенки-то вылупил? Вали отсюда, пока цел!
Встрепенувшись, как конь при звуке боевой трубы, лейтенант бросился на бандита и мощным рывком отшвырнул его от девушки.
Заправив груди в декольте, освобожденная Крусиграма поднялась, с жадным любопытством наблюдая за ходом поединка.
Совок был на голову выше и килограммов на тридцать тяжелее испанца. Пабло Монтолио, неосмотрительно решивший, что после полученной в тренировочных залах подготовки он без особого труда расправится с наглым здоровяком, довольно быстро убедился в том, что черные пояса по карате и дзю-до не обеспечивают преимущества в бесчестной уличной драке.
Гнусно хохоча, бандит отвечал на проводимые по всем правилам атаки агента мерзкими и подлыми приемчиками, сводящими на нет все усилия Пабло.
Если бы не присутствие Крусиграмы, Совок вырубил бы лейтенанта уже в первую минуту боя, но желание покрасоваться перед женщиной его мечты перевесило доводы здравого смысла. Совок долбил Пабло головой об стену и валял по асфальту, как тренировочный манекен. Иногда он наигранно благородным жестом помогал Монтолио подняться и тут же, хитро обойдя каратистские защиты, сбивал его с ног новым совершенно нетипичным ударом.
- УНИБОС, блин, - выполнив очередной гнусный прием, назидательно произносил Совок. - Это тебе не вшивое каратэ.
Что такое УНИБОС, Монтолио не представлял, но уже понял, что ему просто необходимо этому обучиться.
Складывающаяся ситуация все больше беспокоила Марию. Она сразу узнала симпатичного кучерявого испанца, не сводившего с нее глаз в книжном магазине. То, что он последовал за ней и не побоялся вступить в битву со здоровенным бандюганом, говорило о многом. Такой может и жениться.
В ушах Гриценко победно зазвучал свадебный марш Мендельсона. Она представила себя законной испанской гражданкой, живущей в большой белой вилле на берегу моря. Никаких больше переодеваний в цыганку, никакого нищенства в поездах, никакого танца живота на Рамбле. Ее ждет восхитительно-сладкая заграничная жизнь. Вот обзавидуются подружки, оставшиеся на Украине!
С другой стороны, чтобы подружки обзавидовались, потенциальный жених для начала должен как минимум остаться в живых.
Немного подумав, Крусиграма расшнуровала и сняла супермодерновые туфли от Нормы Нуньес. На этот шедевр обувного искусства она копила деньги целых полгода. Еще два месяца она потратила, чтобы научиться, не шатаясь и не спотыкаясь, с непринужденной легкостью вышагивать на десятисантиметровой платформе и двадцатисантиметровом каблуке. Отделанные серебристой кожей туфли весили около килограмма каждый и были тверды, как оружейная сталь.
Взяв одну из туфель за каблук, Мария приблизилась к Совку, увлеченно тычущему своего противника носом в расплывшееся на стене пятно мочи, и, размахнувшись, со всей дури вмазала ему платформой в висок. Бандит покачнулся, отпустив свою жертву, и тут же на него обрушился новый удар. Мысль об испанском гражданстве придала хохлушке силы, и она вложила в удар мощь молотобойца.
Изумленно хрюкнув, Совок зашатался, обмяк и шмякнулся на асфальт.
- Ты как, в порядке? - участливо спросила Крусиграма, помогая Пабло встать.
На агента было жалко смотреть. Его куртка была порвана, из многочисленных ссадин сочилась кровь.
- Это ты его вырубила? - недоверчиво глядя на поверженную тушу бандита, осведомился Монтолио.
- А ты видишь здесь еще кого-нибудь? - Мария с гордостью продемонстрировала смертоносную туфлю. - Платформа - оружие пролетариата. Ладно, герой, пойдем. Окажу тебе первую помощь.
* * *
Руслан Свидерский имел обыкновение, возвращаясь к машине, каждый раз проверять ее на наличие "жучков" и взрывных устройств. Вот и в этот раз, достав из сумки прибор для обнаружения подслушивающей аппаратуры, он приступил к выполнению привычной процедуры.
Прибор почти сразу же издал характерный писк, предупреждая о наличии передатчика сигнала. Это был спутниковый радиомаяк. К удивлению Руслана, передатчик находился не в машине, а в его собственном кармане, точнее, в лежащей в этом самом кармане шахматной фигурке.
Спина Свидерского покрылась холодным потом. Его трудно было чем-либо испугать, но на какое-то мгновение Руслана охватило чувство, близкое к панике. Если радиомаяк был установлен сотрудниками DGSE, ему конец. В этом случае спецслужбы уже установили наблюдение за Совком и за ним самим. Убийство агента и террористический акт в выставочном комплексе - от такого все секретные службы на уши встанут.
Свидерский глубоко вздохнул, усилием воли успокаивая стремительно бьющееся сердце.
Совок дал понять, что "хвоста" за ним не было. Руслан тоже никого не заметил, но профессионально организованную слежку на нескольких машинах обнаружить практически невозможно, тем более, если объект отслеживают по радиомаяку. Тут может помочь лишь шестое чувство.
Свидерский шестым чувством обладал, точнее, был уверен, что обладает. Раз он ничего не почувствовал, значит, его не "вели". Из этого следует, что радиомаяк в фигурку вмонтировало не DGSE, а заказчик, пославший в Каталонию погибшего в брюхе акулы киллера.
Неужели испанские "чекисты" даже не удосужились поверить пешку на наличие радиомаяка? Это вполне вероятно. Спецслужбы допускают и не такие проколы. В любом случае, кто бы ни поставил радиомаяк, от него надо как можно быстрее избавиться.
Достав перочинный нож, Руслан внимательно осмотрел основание пешки. У самого низа под слоем лака он обнаружил практически незаметный для глаза шов. Осторожно орудуя лезвием, он отделил пластину, под которой обнаружилось крошечное, как зернышко чечевицы, устройство.
- Made in Израиль, - удовлетворенно пробормотал Свидерский, профессионально определив национальную принадлежность "жучка".
Он знал, что испанцы закупают шпионскую технику в Германии и Штатах. Израиль в числе их поставщиков не значится. Значит, радиомаяк установили все-таки русские.
Прихватив из "бардачка" кусочек клейкой ленты, Руслан вышел из автомобиля и огляделся. Поблизости никого не было. Чуть наклонившись, он приклеил лейкопластырем радиомаяк под днище соседнего автомобиля. Проведя по лейкопластырю тыльной стороной ладони, чтобы стереть отпечатки, Свидерский сел в свою машину и включил зажигание.
В Канельес он добирался кружным путем, окончательно убедившись, что никто за ним не следит.
* * *
Василий Стародыбов задумчиво повертел в руках деревянные кастаньеты с изображением тореро, вонзающего шпагу под лопатку быка, и вздохнул.
Стоящий за прилавком сувенирной лавки индус тоже вздохнул. Странный покупатель перебирал кастаньеты уже минут сорок, придирчиво разглядывая рисунки и в каждом находя какой-нибудь изъян. Индус уже понял по акценту, что покупатель русский, и сделал вывод, что не устраивает его скорее цена, чем качество изделия.
- Можете взять эти кастаньеты за полцены, - сказал продавец.
- Именно эти? - уточнил Василий.
- Именно эти.
- Почему именно эти? - насторожился Тамбовский Красавчик.
- Потому что мне так захотелось. Я уступаю в цене. Берете или нет?
- У них тут царапинка, - сообщил Стародыбов. - И рисунок чуть блеклый.
- В таком случае предложение снято. Скидки не будет.
- Как это? Почему не будет? - заволновался Василий.
- Не люблю капризных клиентов.
- Нет-нет, я согласен. Я беру - за полцены, разумеется.
- Хорошо. Давайте деньги.
- А вы можете упаковать их как подарок?
Индус молча кивнул головой и, отсчитав сдачу, завернул кастаньеты в яркую оберточную бумагу.
Засунув сверток в карман, Стародыбов с гордо поднятой головой вышел из лавки на Рамблу, как всегда, заполненную полчищами туристов.
Кастаньеты он собирался подарить Марии Гриценко, украинке с совершенно сногсшибательными сиськами, которую он встретил однажды на дискотеке и которую с тех пор никак не мог позабыть.
Крусиграма воспринимала ухаживания Стародыбова без малейшего энтузиазма. Она принципиально не хотела иметь никаких дел с русскими эмигрантами. Гонора и планов у них хватало на десятерых, только толку от этого никакого.
Время от времени хохлушка снисходила до встречи с Васей, но дело заканчивалось тем, что, отужинав в ресторане за счет Стародыбова, она гордо удалялась, оставляя первого русского тореро несчастным и разочарованным.
Деньги на ресторан у Василия водились редко, а без них на общество соблазнительной, но корыстной Марии рассчитывать не приходилось. В данный момент у него в кармане лежало около семидесяти евро, заработанных не самым лестным для бравого тореадора способом - кастрацией молодых бычков, и Стародыбов чувствовал себя настоящим богачом.
- Надо же, какие люди! - донеслось Васиных до ушей восклицание, произнесенное родным русским языком. - Да это же Тамбовский Красавчик, первый русский тореро, мировая знаменитость!
Щеки Стародыбова порозовели от удовольствия.
"Может, еще и автограф попросят, " - подумал он, поворачиваясь лицом к источнику звука.
Одного взгляда на глумливые физиономии двух крепких парней в кожаных куртках оказалось достаточно, чтобы понять - автографами такие не интересуются. Типичные бандиты.
- Эй, куда же ты!
Подскочив к Василию, Штырь крепко ухватил его за рукав.
- Разговор есть.
- Какой еще разговор? - опасливо осведомился Стародыбов.
- Что ж ты, падла, родину позоришь? - с истерическим надрывом в голосе осведомился Волкодав.
- Р-родину? - от волнения Василий начал слегка заикаться. - К-какую родину?
- Во дает, козел! - укоризненно покачал головой Волкодав. - Не понимаешь, значит, какую родину? Родина, фраер, у нас одна, Россией называется. Вот я и спрашиваю: что же ты, гад, родину позоришь в глазах иностранных граждан? Или ты не читал, что про тебя в газетах написали? Хер ли ты на арену суешься, если только плясать и умеешь? Или решил с бычком на пару танец маленьких лебедей изобразить?
- Да пошли вы, - вяло огрызнулся Стародыбов, попытавшись вырвать рукав из цепких пальцев Штыря. Это ему не удалось.
- Куда это мы так заторопились? - глумливо-сладким голоском осведомился Штырь. - За позор платить надо.
- Платить? Как платить?
- Кровью, - зловеще хохотнул Волкодав.
- Отпустите меня! Или я сейчас полицию позову! - Василий был близок к панике.
- Я бы на твоем месте не стал этого делать, - заметил Волкодав.
- Что вам от меня надо?
- Знаешь анекдот? - Штырь с удовольствием приступил к своему коронному монологу. - Мужик просыпается утром и находит записку: "Я уехала. Твоя крыша." Так вот в данном случае все наоборот. Твоя крыша не уехала, а приехала. Если еще не врубился, о чем идет речь, поясняю: твоя крыша - это мы. Сколько тебе там отвалили за корриду?
При упоминании о деньгах Стародыбов понял, что надо срочно делать ноги. Полученного за корриду гонорара ему едва хватило на то, чтобы расплатиться с квартирной хозяйкой, которой он задолжал за пять месяцев.
Тамбовский Красавчик сделал еще одну попытку вырваться. Ткань рукава затрещала, но хватка Штыря была крепче стали. Заскулив от немого отчаяния, Василий врезал бандиту коленом в пах и сам ужаснулся содеянному. Высвободив, наконец, рукав, Стародыбов изо всех сил толкнул согнувшегося от боли Штыря, свалив его на Волкодава.
Лавируя в толпе, незадачливый тореро помчался прочь с такой скоростью, словно за ним мчался разъяренный бык, готовый в следующую секунду поднять его на рога. Отчаянно матерясь, братки неслись вслед за ним. Штырь, на бегу придерживающий рукой пострадавшую часть тела, заметно отставал от приятеля.