Элен шла, глядя себе под ноги. Не вызывало сомнений, что человек, именующий себя Эндо, ничего не делает понапрасну. Ему зачем-то понадобилось услышать отрывок из поэмы. В таком случае это необходимо и ей. Она, правда, не в состоянии понять ни слова. Зато Патриция поймет. Элен вытащила из сумочки диктофон.
…Солнце поднялось над горой. Поезд в столицу ушел. Элен сидела на замшелом стволе, подтянув колени к подбородку.
Сценой служила крохотная песчаная площадка. Декорацией - склон горы, золотистые стволы сосен и темно-зеленые зонтики хвои на фоне синего неба.
Актеры не поленились вновь облачиться в старинные одеяния. Мелькали алые рукава, веером распахивались подолы, распускались диковинные цветы нижних одеяний. Голосам вторил шум ветра в кронах деревьев. Движения актеров напоминали диковинный танец, где каждое па было совершенно. Гибкой ивой склонялась Хат-хен, склонялась и выпрямлялась - несчастья не могли сломить госпожу Ота. Прямо, точно ясень - корни в земле, ветви в облаках, - держался Ин-Пэй. Иного нрава у поэта-полководца-повелителя Сю-Тея не могло и быть.
В первые минуты Элен смотрела с захватывающим вниманием. Потом устала. Два чувства боролись в ее душе - восхищение и досада. Восхищение великолепным зрелищем. Досада на то, что зрелище оставалось только зрелищем. Смысл ускользал.
Да, она прекрасно понимала мимику и жесты, знала содержание поэмы. Но этого было мало. Необходимы были слова, точные, пронзительные слова, каждое мгновение проникавшие бы до сердца. Только тогда высокий, чарующий голос Хат-хен и низкий, глубокий - Ин-Пэя, их движения, выражения лиц могли бы вызвать сопереживание. Одной пантомимы было недостаточно. Требовались слова, слова радости и печали. Речи госпожи Ота и поэта Сю-Тея должны были завораживать.
Элен все крепче сжимала сцепленные в замок руки. Почему Эндо просил актеров сыграть именно эту сцену? Что его так заинтересовало? Не верилось, будто он просто оказался поклонником театра.
Или с актерами был вовсе не Эндо? Элен внезапно вспомнила человека, приходившего ночью к Павильону.
Хат-хен присела на корточки, грациозно раскрыла веер - словно ловила что-то живое, трепетное. Ее поза почудилась Элен странно знакомой. Где-то она видела подобное. Почти сразу Элен вспомнила композицию на выставке цветов и роспись на чайнике. Госпожа Ота ловила веером светлячков. Хат-хен выпрямилась, держа веер в согнутой руке. Луч солнца упал на ее лицо, но Элен показалось - это вспыхивают огоньки светлячков.
Узнала она и следующую картину. Хат-хен замерла, склонив голову набок, будто прислушиваясь к чему-то. Руки ее плавно изогнулись, легли на невидимую опору. Госпожа Ота внимала стрекоту цикад.
Элен едва сдержалась, чтобы не ударить кулаком по колену. В голове крутились обрывки фраз, но припомнить целую строфу она не могла. Между тем чувствовала - где-то здесь кроется разгадка. В словах поэмы или в позах актеров. Что-то необыкновенно важное, ради чего Эндо - или кто другой - и хотел увидеть сцену.
Она заставила себя успокоиться. Все равно пока ничего нельзя сделать. Потом они с Патрицией докопаются до истины.
Сейчас следовало подумать о другом. Требовалось выбрать точную паузу для аплодисментов, чтобы не вторгнуться посреди лирической сцены, но и не пропустить незамеченными самые патетические места. Оставалось довериться чутью. Элен знала, что актеров разочаровывать нельзя. В конце представления она, как нельзя более кстати, вспомнила, что высшей похвалой в Тайане считаются не аплодисменты, а поклоны. Элен заранее потерла спину - после ночного путешествия на неудобных, жестких сиденьях поездов ныло все тело.
Угасло в горах последнее эхо звонкого голоса Хат-хен. Наступила пауза. Спектакль был окончен, но актеры оставались еще во власти своих персонажей. Элен - во власти их игры. Потом зашумели над головами сосны, и словно спало заклятие неподвижности. Актеры еще оставались в позах, положенных по роли, но глаза скосили на единственную зрительницу.
Элен поднялась и низко поклонилась. Оставалась в этой позе долго. Так долго, что услышала, как актеры, мешая от волнения тайанские слова с французскими, умоляют ее выпрямиться. Элен выполнила их просьбу - достаточно неторопливо, чтобы пощадить спину и соблюсти необходимые правила вежливости.
Актеры сияли. Не зря потратили время и силы. Их преданность собственным героям была вознаграждена. Что такое актеры без зрителей? Трижды судьба давала им возможность сыграть по-настоящему, трижды посылала зрителей. Выходит, правильно они чувствовали: душа госпожи Ота не покинула эти места.
Простившись с Эндо, Патриция вошла в дом и сразу почувствовала, что умирает от голода и валится с ног от усталости. Наскоро умылась, сжевала обнаруженную на кухне пачку галет, повалилась на кровать и немедля уснула.
Пробудил ее от сна какой-то странный звук, похожий на рев мотора. Еще не вполне очнувшись, Патриция гадала, откуда поблизости мог взяться автомобиль. Мотор ревел все оглушительнее, затем послышалось затихающее "чаф-чаф-чаф", что-то с силой ударилось о столбы веранды, и домик сотрясся. Веселый мужской голос крикнул:
- Эй, дома хозяйки?
Вот теперь Патриция проявила максимум прыти. Вскочила с места, да так удачно, что споткнулась о циновку и грохнулась на пол, ударившись лбом о дверцу шкафа. Она узнала голос участника археологической экспедиции, любимого ученика профессора Шеня, своего доброго приятеля - Комито.
Патриция сидела на полу, схватившись за голову и неотрывно смотрела на дверь. В голове крутилась одна-единственная фраза: "Убийца - тот человек (знакомый вам или незнакомый), кто первым появится на пороге дома". Патриция прислонилась плечом к дверце шкафа. Нет, она никогда не поверит. Вспомнила, как Комито встретил ее на раскопках, взял из ее рук сумку, небрежно закинул на плечо. Они шагали по песчаной дороге к палаточному городку, и Комито рассказывал, каким ему видится Фарфоровый город. Этот город непременно поднимется из земли. Сначала поработают они, археологи. Потом придут реставраторы… Комито яростно жестикулировал, объясняя, что вот здесь из праха восстанет дворец "Времена года" со всеми сокровищами… Комито так размахивал руками, что уронил доверенный ему багаж прямо в пыль.
"Невозможно поверить…" - думала Патриция. Но подозрения упрямо крепли. Комито был одержим историей госпожи Ота. Эти места навещал часто, заходил в монастырь, мог прочесть легенду. Да, у него хватило бы знаний - разгадать картинки на чайнике. И крышечку от чайника сумел бы найти - не в лавке на рынке, а прямо в раскопе. Патриция вспомнила, как Эндо замялся, отвечая на вопрос, где убийца взял крышечку. Наверное, предполагал подобное, да не захотел расстраивать, пока не выяснит наверняка.
"Но тот же Эндо сказал, что убийца уехал в город!" - мысленно вскричала Патриция и сразу поправила себя: "Никто этого не видел. Комито мог пройти с Ин-Пэем и Хат-хен половину пути, потом заявить, будто что-то забыл, и спокойно вернуться. У берега ждала моторная лодка. И теперь он пришел… Пришел за чайником".
Комито переступил порог. Он весело улыбался, на плече держал объемистую сумку. Под правым глазом его желтел уже сходивший синяк.
- Что это с вами? - спросил Комито вместо приветствия.
Патриция сидела на полу, одной рукой держась за голову, и тихонько покачивалась из стороны в сторону.
- Интересная гимнастика, - заметил Комито, с грохотом опуская на пол тяжелую сумку. - Пытаетесь головой пробить стенку? Как вы, однако, решительны. Я, когда у Эндо учился, начинал с малого. Пальцами дырки долбил, сломал два пальца, на этом и успокоился. А вы головы не пожалели, вот что значит - преданная ученица.
"Заткнись", - хотела сказать Патриция, но не сказала. Своему давнему приятелю она могла посоветовать придержать язык, но с убийцей разговор в подобном тоне вести не следовало. Нужно было проявлять крайнюю вежливость и не раздражать по пустякам.
- Как я рада! - простонала Патриция.
- В переводе это звучит: "Чтоб ты провалился", - заметил Комито, раскрывая сумку и выставляя на пол ряд разноцветных коробок и пакетов: - Честно говоря, маринованных осьминогов я не привез. Зато получайте ваш любимый паштет из креветок.
"Что же делать? - думала Патриция. - Эндо только ушел, и, пока вернется, пройдет не меньше трех часов. Сбегать за ним не удастся, Комито меня не выпустит".
Комито продолжал опорожнять сумку. Патриция следила, как проворно двигаются его руки. Сколько раз видела его пальцы с вечными порезами, заусеницами, кромкой земли под неровно обломанными ногтями. Могла ли она представить, что эти пальцы, бережно обметавшие пыль с черепков, сомкнутся на шее тя-ю?! Патриция слепо зашарила вокруг себя в поисках носового платка, ее начинало мутить. Комито поднял голову.
- Что случилось? - спросил он. - Почему вы на меня так смотрите?
Патриция поняла, что выдает себя, запаниковала и от этого утратила последние крохи рассудка.
- Я… мне… э-э… - забормотала она.
- Говорите лучше по-английски, - предложил Комито.
Но ничего более вразумительного не добился.
- Вы сегодня на редкость красноречивы.
Патриция только-только породила в уме первую фразу о том, как ей приятно, что Комито оказался по соседству и решил заглянуть к ней, как рот ее беззвучно раскрылся. Она заметила разбросанные по кровати листки со злополучными выписками из поэмы. Если Комито увидит их, все погибло. Он сразу поймет, что ей все известно. Патриция не нашла ничего лучше, как подойти и сесть на листки. Комито поднялся с колен, держа в руках небольшой пакет.
- Отнесите, пожалуйста, в холодильник.
Патриция укрепилась в своих подозрениях. Он заметил листки и заинтересовался: что это она так поспешно спрятала?
- У меня голова болит, - сказала Патриция и для верности легла на кровать.
- В следующий раз перед тренировкой обейте шкаф войлоком, - посоветовал Комито, отправляясь на кухню.
Патриция торопливо скомкала листки и забросила под кровать.
- Где ваша подруга? - донесся с кухни голос Комито.
- Она… - Патриция запнулась, не зная, что сказать.
Сознаться, что Элен уехала в город и что сама она осталась совершенно одна и ни на чью помощь рассчитывать не может? Кто знает, с какими намерениями явился сюда Комито? Патриция почувствовала, как заледенели кончики пальцев. До сих пор ее мутило от отвращения. Теперь затошнило от страха.
- Элен… Ее нет…
- А я и не заметил, - ответствовал Комито, возвращаясь в комнату.
- Зато Эндо поблизости! - вскричала Патриция, обретая голос.
- Отлично. Скоро он появится?
- С минуты на минуту, - напряженно отвечала Патриция, прекрасно зная, что в ближайшее время Эндо ждать не приходится.
- Отлично, - повторил Комито. - А то у меня только два часа в запасе. Если опоздаю на совещание, дело поручат кому-нибудь другому. Ну вот, - Комито скомкал и отбросил в сторону сумку, - накрываем на четверых? Вы в состоянии заварить чай?
Патриция молчала добрых пять минут, прежде чем ответить.
- Да.
Поднялась и направилась на кухню. Велела:
- Идите со мной.
Комито повиновался, прислонился к косяку и стал смотреть, как она заваривает чай. Молчание было невыносимо, и Патриция отважилась спросить:
- Кто это вас разукрасил? - Она имела в виду синяк.
Комито ухмыльнулся и потрогал скулу пальцем.
- Брат гневался. Из-за лодки, зачем взял без спроса? Ничего, Тои от меня почище досталось.
Патриция прошептала, что ей очень жаль. Представила, как весело они перебирались в этот домик, смеялись, спорили. И как нехорошо стало на сердце, когда выяснилось, что лодка добыта обманом, Тои подвел Комито, а Комито - брата. Тягостное чувство рассеялось не сразу - словно дурное предзнаменование получили.
Комито начал насвистывать. У Патриции задрожали руки. Снова вспомнились дни, проведенные на раскопках. Все участники экспедиции тогда, казалось, сроднились друг с другом. По утрам дружно бегали купаться в реке. Мужчины повадились прыгать с обрыва на кучу песка, вместе с осыпающимся песком катиться вниз, к воде. Их примеру последовали и женщины. Патриция оказалась самой большой трусихой. Отшатывалась от края, не решаясь прыгнуть, а Комито уверял ее, что это ничуть не страшно. Потом взял да и столкнул вниз, и она, визжа и хохоча, покатилась к воде. Примерно тем же способом он научил кого-то плавать.
Патриции внезапно захотелось, чтобы Комито поднялся и ушел. Потом она объяснит Эндо, как все случилось. Достаточно будет сообщить в полицию имя и адрес. Пусть полицейские сами ловят Комито, выслеживают на Лисьей горе, ставят западни. Она не желает, чтобы бывшего приятеля арестовали в ее доме, надели наручники…
Патриция тряхнула головой. Наручники? Арест? Бред какой-то! Она сама этому не верит. Готова подозревать кого угодно, только не Комито. Он не убийца, приезд сюда - случайное совпадение.
Комито перестал свистеть и подошел поближе к крохотному столику.
- Что же вы не похвастаетесь новым приобретением? Профессор Шень сказал - купили какой-то необыкновенный чайник. Можно взглянуть?
Патриция выплеснула кипяток себе на руку. Вот так, без долгих подходов. Сразу перешел к делу. Имел наглость сослаться на профессора Шеня. Патриция представила, каким ударом будет эта история для их старого наставника. Комито всегда был любимцем профессора. Шень ценил горячечную одержимость делом, какая была свойственна и ему самому. Именно Комито доверили первым войти в тайник с фарфором. Не там ли рьяный ученик и прикарманил крышечку от чайника?
Патриция закрыла ладонью глаза. Впрочем, скрывать слезы не было нужды. Ошпаренная рука их вполне оправдывала.
Комито отыскал в аптечке мазь от ожогов. Выбранил Патрицию: нечего вставать, если ей так худо. Обругал Эндо и Элен: хороши, бросили больную. Потом и себя отчитал: есть глаза или нет, видит - человеку плохо, мог бы и сам заварить чай.
Патриции хотелось зажать уши. Его забота казалась нарочитой, сочувственный тон - лживым. Чем больше Комито проявлял внимание, тем сильнее Патриция заливалась слезами.
Решив, что женщина, как ребенок: старательнее утешаешь - горше расстраивается, Комито попытался ее отвлечь рассказом о своих делах. Он готовился к поездке. Прошел слух, что жители одного из островов добыли какое-то подтверждение тому, что госпожа Ота закончила свои дни именно там. Необходимо съездить, разобраться. Известно ли Патриции, что за последний год три острова из пяти были окончательно отвергнуты? Если теперь удастся сделать выбор между оставшимися двумя…
"Так вот в чем дело, - думала Патриция. - Вот почему убийца торопился. Отказаться от подобной поездки никак не мог. Но и сокровища рвался добыть".
- Понимаете значение такого открытия?
- Понимаю, - мрачно откликнулась Патриция. - Ваше имя прогремит на весь Тайан.
Комито отмахнулся:
- Знаете, сколько новых книг будет написано? Создано спектаклей? Нарисовано картин? Неужели кто-то из художников сумеет остаться равнодушным? Когда происходит такое, словно распахивается дверь в другой мир. Заглянуть туда сумеют немногие. Зато расскажут о том, что видели, остальным.
Патриция сидела, опустив глаза. "Не слушай, - твердила она себе. - Не важно, что сердце отзывается на его слова. Думай не о словах, о делах. Он задушил тя-ю".
При мысли, что убийство будет невольно связано с именем госпожи Ота, Патриция ощутила такой гнев, что решила непременно задержать убийцу. Но прежде отважилась на последнюю проверку.
- Надеюсь, мы с Эндо тоже совершим открытие.
Комито поперхнулся чаем.
- Правда?! - вскричал он, откашлявшись.
Патриция слегка опустила ресницы, подтверждая.
- Какое же? - не отставал Комито.
Патриция внимательно вглядывалась в его лицо. Подумать только, раньше приняла бы как должное и торопливые расспросы, и сведенные в напряжении брови, и нетерпеливое постукивание ногой, словом, все, что теперь кажется неопровержимым доказательством вины.
- Дело касается Ю-Чжана.
Комито даже привстал на стуле. Патриция внезапно испугалась: вдруг он решит, что ей известно слишком много?!
- Лучше вам расспросить Эндо. Он появится с минуты на минуту.
- Хорошо, подожду.
Несколько минут они молчали. Патриция не могла усидеть на месте, словно что-то жгло ее изнутри. Понимала, лучше выждать, посмотреть, вернется ли Комито к разговору о чайнике. "Не стоит первой начинать разговор", - заключила Патриция и тут же выпалила:
- Элен возвратилась в город. Кстати, новый чайник увезла с собой.
Комито отреагировал совсем не так, как ожидала Патриция. Не последовало быстрых напряженных взглядов или торопливых расспросов. Он рассеянно произнес:
- Досадно.
Поднялся.
- Пожалуй, мне пора.
- Еще рано, - запротестовала Патриция, украдкой поглядев на часы.
Но Комито, подобно большинству тайанцев, обладал безупречным чувством времени.
- Два часа на исходе, так что я возвращаюсь в город. Если хотите, вечером загляну к Элен, передам от вас привет. Где она остановилась?
"Ловко!" - чуть не воскликнула Патриция вслух.
Предположим, она назовет отель. Комито явится туда и попадет в засаду. Но… если его что-нибудь спугнет? Или Элен, уверенная, что к ней пожаловал друг, поведет себя неосторожно? Подвергнуть ее жизнь опасности? Нет, Комито должен оставаться в домике на сваях. Хотя бы до возвращения Эндо.
Только как его задержать? И тут Патрицию осенило.
- Комито, посмотрите в окно. Видите, возле валунов начинается тропинка. Добегите по ней до поворота. Оттуда хорошо просматривается большой участок пути. Если Эндо не увидите, так и ждать не стоит.
- А если увижу, лично скажу ему "до свидания", - засмеялся Комито, но послушно отправился на берег.
Едва он сошел с мостков на песок, Патриция вихрем вылетела на веранду. Проверила, надежно ли привязана моторная лодка, и соскочила в нее. Держась за борта, прошла на корму. Она плохо разбиралась в технике, но бензобак обнаружить была способна. Как и открыть сливной кран. В воздухе распространился запах бензина, и Патриция с ужасом увидела, как по воде расплывается огромное радужное пятно. Комито непременно заметит - не слепой же!
Услышав, как заскрипели мостки, Патриция стремительно завернула кран, выскочила из лодки и влетела в дом. Чувствуя, что от нее разит бензином, щедро намылила руки.
Вошел Комито.
- Нет, Эндо я, к сожалению… - Он запнулся и потянул носом. - Чем это пахнет?
У Патриции затряслись колени.
- Средством от ос, - торопливо нашлась она. - Непрерывно залетают в дом.
- Попробуйте лучше бензином, - посоветовал Комито. - Старый, проверенный способ. Нет, сами не пытайтесь, завтра я снова приеду и помогу.
- Где Эндо? - перебила Патриция, торопясь отвлечь его от этих ужасных мыслей о бензине.
- Эндо не видно, а я не могу дольше ждать.
- Как жаль! Я провожу вас.
Они вышли на веранду. Солнечные блики весело плясали на волнах, образуя причудливые разводы на поверхности бензиновой лужи. Понимая, что стоит Комито взглянуть на воду - и весь план рухнет, Патриция судорожно схватилась за голову. Комито, естественно, повернулся.
- Опять нехорошо?
- Ничего, ничего. Плывите, а то опоздаете.