У нее была широкая, от уха до уха, улыбка, слишком широкая для ее миловидного лица, причем она вдруг без всякого предупреждения бесследно исчезала, словно ее выключали. Впечатление от этого мгновенного перехода было поразительным.
- В конце концов, вашей жене уже сорок четыре года, поэтому она нуждается в самом пристальном наблюдении, - с полной серьезностью и без улыбки продолжила акушерка.
- Вы хотите сказать, что она слишком стара для рождения ребенка? Вы верите, что она перенесет беременность и роды? - робко спросил Рейне.
- Такие старые первородящие действительно большая редкость, но я думаю, что она справится.
Лицо акушерки снова взорвалось ослепительной улыбкой.
Рейне не пришлось ни о чем заботиться. Когда пришло время, Ангела приняла это событие в своей жизни так, словно деторождение было самым привычным для нее делом. Она восприняла роды как труд - целеустремленно, спокойно и умело. Когда схватки усиливались, лицо Ангелы бледнело, но ни одна жалоба не сорвалась с ее губ. Когда же Рейне взял ее за руку, она раздраженно ее отдернула, процедив сквозь зубы "Не сейчас", как будто Рейне просил о помощи, а не хотел ее предложить.
Рейне посмотрел на часы, чтобы понять, сколько времени продолжаются схватки - или сокращения, как называла их акушерка, - лихорадочно соображая, чем может помочь жене. Сама Ангела никогда не носила часов. Он купил ей хорошие часы с секундной стрелкой, но она так ни разу их и не надела.
- Эта схватка была очень долгой, - сказал он, когда Ангела снова порозовела, пережив очередную схватку. - Ты держишься молодцом, Ангела.
Она бросила на него усталый и презрительный взгляд и закрыла глаза, готовясь к следующему кругу испытаний.
Ангела лежала на обычной больничной койке, укрытая зеленой эпонжевой тканью. Зловещего вида акушерское кресло стояло рядом. У окна находилось что-то вроде пластикового аквариума на колесах. Было очень странно видеть кроватку для человека, которого еще не было на свете. Утомленный бессонной ночью, нервничавший Рейне временами забывал, зачем они вообще здесь находятся, но стоило ему увидеть аквариум, как он тотчас вспоминал о ребенке, который вот-вот должен родиться на свет.
Акушерка расхаживала по залу между Ангелой и другими роженицами. В очередной раз осмотрев Ангелу, акушерка велела ей перейти на акушерское кресло. Рейне окатило холодом. Срок настал. Перед его внутренним взором предстало лоно Ангелы, это мифическое таинственное лоно. И вот теперь, в свете хирургической лампы, из этого лона, словно актер на сцену из-за сомкнутых бархатных занавесей, на свет выйдет его дитя.
Но Рейне было не суждено увидеть этот спектакль. Ангела наотрез отказалась переходить на кресло. А когда все же согласилась это сделать, потребовала, чтобы Рейне вышел прочь из родильного зала.
Его робкие просьбы и удивление акушерки не возымели никакого действия.
- Уйди, - повторяла она. - Я так не могу. Уйди.
- Но, Ангела, тебе не кажется, что мне лучше… мне так хотелось…
- Не сейчас, - отрезала она.
Он вышел из родильного зала. Сел в вестибюле на кушетку и принялся машинально листать какие-то женские журналы. "Праздничный наряд из шелестящего шелка", "Итальянское приглашение", "Весенний салат с артишоками и крабами".
До его слуха донесся детский крик. Где это? В боксе Ангелы или нет? Никто его не звал.
Он принялся перебирать газеты. Потные от волнения пальцы прилипали к страницам. "Знаете ли вы, что в Лондоне в моду вошли маленькие зажимы для волос?", "Несмотря на мою известность, мне всегда приходилось бороться с заниженной самооценкой"…
Громкий шепот заставил его вздрогнуть от неожиданности.
- Идите сюда, я покажу вам что-то прелестное.
Акушерка стояла в дверях, смотрела на Рейне и заговорщически подмигивала.
Едва передвигая мгновенно ставшие ватными ноги, он направился в родильный зал.
Ангела снова лежала на койке, держа в руках ребенка, завернутого в хлопчатобумажное одеяло. Рейне склонился над свертком.
Маленькое личико было темно-лилового цвета. Черт лица еще не было - сплошные борозды и складки, как на измятом листке бумаги. Из конверта виднелась просто-таки неземная ручка с крошечными пальчиками, чертившими в воздухе какие-то магические знаки. Щель, оказавшаяся ртом, открылась и издала звук, похожий на немного гнусавый писк игрушечной резиновой утки.
- Кто это? Я имею в виду, мальчик или девочка? - спросил Рейне.
- Мальчик, - ответила Ангела.
Внутри у Рейне что-то перевернулось. Акушерка подняла жалюзи, и в бокс хлынул солнечный свет.
Рейне пришел в себя. Так, значит, сейчас уже день? Он был уверен, что на дворе еще ночь. Который теперь час - утро, полдень, вечер?
Он ведь совсем недавно так часто смотрел на часы, но, как это ни парадоксально, не знал, сколько времени. Все время, пока продолжались роды, он жил в какой-то своей системе отсчета времени, в ритме повторяющихся схваток. Теперь он вспомнил, что это была альтернативная возможность измерять время.
Но все же который теперь час? Да вообще, какое сейчас время года?
Глава 9
Теперь у Рейне было все: жена, сын, машина и дача (они с Ангелой сняли дом в лесу). Рейне, всегда считавший себя нелюдимым и одиноким человеком, внезапно ощутил себя вполне нормальным членом общества. Общества женатых мужчин с детьми, машинами и домами. Людей, к которым обращались газеты: "Время пересмотреть кредиты!", "Какая погода светит вам в отпуске?", "Вернем себе радость секса!". Рейне стали интересовать вопросы, которые прежде либо его совершенно не занимали, либо обостряли чувство собственной неполноценности.
Но теперь он стал одним из обычных, нормальных людей, людей, которые по субботам стоят в очередях у касс супермаркетов. В легкой одежде спортивного стиля они с Ангелой не спеша ходили по нему с детской коляской и тележкой для покупок. Они покупали памперсы в экономичных упаковках, белую дачную мебель из пластика, дрель, сверла, бильярд и модные бейсболки. Они ничем не отличались от множества других семей, в которых мужья и жены спорили друг с другом, в которых матери то и дело окриками останавливали детей: "Натали, иди сюда, не то я тебе задам!", "Ванесса, положи эту штуку на место, я тебе говорю!". Чем нежнее имя ребенка, тем более возмущенный окрик. Рейне и Ангела листали каталоги увлечений и читали в газетах отчеты о результатах тестирования маринованной селедки, раков и гриля.
Однажды, в воскресенье, они поехали на дачу - Рейне, Ангела и Бьярне. (Мальчика назвали в честь брата Ангелы. Рейне до этого не знал, что у Ангелы есть брат, но очевидно, что он был, и, хотя Ангела с ним не зналась, она, видимо, его любила, если захотела назвать сына его именем.) По дороге они заехали на заправку. Вдали слышался звон церковных колоколов.
Ангела вытащила Бьярне из детского кресла и, устроившись на заднем сиденье, принялась его кормить. Она делала это очень охотно и почти везде: в кафе, супермаркетах и на садовых скамейках. Она, обычно такая застенчивая, могла не моргнув глазом распахнуть блузку, расстегнуть застегивающийся спереди бюстгальтер для кормящих матерей и выпростать грудь - большую, тяжелую, ослепительно-белую (как будто сквозь кожу проступало переполнявшее молоко) - и дать ее младенцу на виду у всего честного народа. Рейне не возражал. Он гордился женой и сыном, и эта евангельская сцена умиляла его еще больше, когда разыгрывалась в общественном месте.
Когда он заправлялся, на его плечо легла чья-то рука.
- Привет, собираешься на прогулку?
Рейне обернулся и узнал человека, с которым они обычно вместе заполняли лотерейные билетики в одной табачной лавке. Они ставили крестики в табличке, обменивались замечаниями по поводу возможных выигрышей, говорили о футболе и всякой всячине. Вспомнил Рейне и восхитительный аромат табака, трескучий скрежет игральных автоматов и звон дверного колокольчика, когда входили и выходили покупатели. С тех пор утекло много воды, но того человека Рейне очень хорошо помнил.
- Куда путь держишь? - спросил человек.
- За город. Мы сняли в лесу дачу.
Рейне махнул шлангом в неопределенном направлении и вставил наконечник шланга в гнездо.
- Твоя машина? - Давний знакомец обошел автомобиль, вслух восхищаясь зеленым металликом. Машина была только что вымыта и отполирована. Они с Ангелой всегда ездили на одну и ту же мойку.
- Конечно, это моя машина, - ответил Рейне.
Только теперь человек заметил на заднем сиденье Ангелу с ребенком. Его румяная жена выглядела просто восхитительно в своем голубом пальто.
- Значит, едешь с семьей на дачу? - спросил человек.
- Именно, - ответил Рейне. - Хотим пару дней, пока хорошая погода, побыть на даче с малышом.
Мужчина серьезно кивнул, помолчал и сказал:
- Значит, в конце концов тебе повезло и ты сорвал крупный выигрыш?
Рейне вспомнил табачную лавку и их фантазии о том, на что они потратят деньги, если им повезет. Он рассмеялся:
- Нет, нет. Получил небольшое наследство от сестры.
Сзади нетерпеливо посигналили, и разговор пришлось закончить.
Но встреча с давним приятелем надолго запечатлелась в памяти Рейне. Он посмотрел на себя глазами постороннего человека: счастливый муж, едущий на дачу с женой и сыном. Он вспомнил слова знакомого: "Тебе повезло и ты сорвал крупный выигрыш?" Он должен был ответить "да". "Да, я крупно выиграл. Мне пришлось долго ждать, но в конце концов я выиграл".
Глава 10
Материнство до неузнаваемости преобразило Ангелу. Она стала жизнерадостнее, живее. Она стала меньше вязать и реже сидела перед телевизором. Это и неудивительно, так как забот у нее прибавилось. Для прежних занятий она могла выкроить лишь часок-другой, пока малыш спал.
Она перестала есть пирожные и сладости в прежних огромных количествах. Ей пришлось купить новую одежду, потому что старая висела на ней теперь как мешок. Лицо ее приобрело контуры, выступил небольшой, но решительный подбородок, который придавал Ангеле пикантность, но немного пугал Рейне.
Временами Рейне вспоминал прежнюю Ангелу, ее пустой, направленный на телевизионный экран взгляд, механически орудующие вязальным крючком руки, направленный внутрь взор и отсутствующий вид, когда она ела пирожные. Казалось, Ангела наконец пробудилась после долгого мертвого сна.
Да, материнство сильно ее изменило. Он тщательно проштудировал брошюру "Как стать отцом", которую дала ему акушерка во время беседы, и был подготовлен к переменам. Из брошюры он узнал также, что после родов у женщины может ослабеть половое влечение.
Особым влечением, насколько он мог судить, Ангела и раньше-то не отличалась, но от секса никогда не отказывалась. Она его покорно принимала. Всегда была под рукой. Рейне довольствовался этим и никогда не требовал большего.
Рейне очень долго ждал, прежде чем решиться на близость с Ангелой после родов, но она сразу же сказала ему "нет". Никаких объяснений, никаких извинений - только тихое, но твердое "нет". С тех пор это повторялось каждый раз, когда Рейне пытался сблизиться с ней.
Не было никакого смысла ставить ей это в упрек.
Очень редко, особенно когда Ангела кормила малыша, Рейне ощущал легкий укол в сердце, словно крошечная птичка клевала его в грудь.
Может быть, это была зависть к Бьярне, которому Ангела не возбраняла прикасаться к своему телу? Неужели он ревнует жену к собственному сыну?
Нет, для такой ревности он был чересчур счастлив. Он больше прежнего любил Ангелу и безмерно любил Бьярне. Он любил их вместе, как единое живое существо. Они же всегда вместе, они неразделимы - мать и дитя.
Он подождет. Ему некуда спешить. Счастливый человек никогда не спешит.
Все лето они провели на даче. Бьярне обычно лежал в траве на одеяле, Ангела, в бейсболке, сидела рядом в открытом летнем платье. Руки, занятые вязаньем, сновали на ее коленях, как два мелких зверька. Рейне работал либо в мастерской, либо на участке. Вокруг их маленького рая, словно стена из зелени и птичьего чириканья, стоял густой темный лес.
Здесь они были наедине с собой. То же самое можно было бы сказать и об их житье в городской квартире, но там были чужие люди на улице и соседи на лестничной площадке. Здесь, за городом, их уединение было более полным, как и их единение. Он, она и дитя. И больше никого.
Время от времени они ездили за покупками в соседний поселок. Когда же шел дождь и дом казался им слишком тесным, а лес слишком мрачным, они путешествовали по окрестностям.
Однажды они заехали в "Деревенскую избу", чтобы попить кофе у камина. Ангела уселась возле камина, держа на коленях Бьярне. К ним подошел хозяин, поздоровался, подивился малышу и спросил, нравится ли им дом.
Ангела сняла с малыша курточку - у огня было жарко, - а Рейне, посмотрев на жену, вдруг вспомнил, как она гладила черную кошку, устроившуюся у нее на коленях.
- У вас не было раньше кошки? - спросил он.
- Вон той? - ответил хозяин и указал на окно, из которого Рейне увидел расхаживавшую по двору серую полосатую кошку. Временами она останавливалась у столиков под зонтиками и терлась об ножки.
- Нет, я помню, что у вас была черная кошка, совершенно черная.
- Может быть, - сказал хозяин. - Здесь бегает много разных кошек. Одни появляются, другие исчезают.
В то лето они еще пару раз заезжали в кафе, и каждый раз Рейне искал глазами черную кошку, но ее не было.
Однажды он услышал, как Ангела пела.
В тот момент он стоял на стремянке и чинил водосток на крыше. Ангела сидела на одеяле в тени дерева, опершись спиной о ствол. Она высоко поддернула юбку и раскинула в стороны толстые ноги. Запеленатый Бьярне лежал на них и тихо плакал. Мать только что его покормила, и ему следовало бы спать, но он почему-то никак не мог успокоиться. Ангела ритмично похлопала его по попке и неожиданно начала петь.
Рейне чуть не упал с лестницы, так его удивило это пение. Ангела пела "Ты чудный мой хрусталик". У нее оказался чистый, звонкий, переливчатый и глубокий голос. Говорила она совсем по-другому - монотонно, бесцветно, почти как робот.
Рейне спустился со стремянки и хотел подойти ближе, чтобы лучше слышать чудное пение, но потом остановился. Это была такая мирная сцена. Ангела выглядела совершенно счастливой, да и Бьярне успокоился и уснул.
За обедом он нерешительно сказал:
- Я слышал сегодня, как ты поешь. Это было так красиво.
- Я не пела, - ответила Ангела и опустила глаза.
- Да нет же, это была старинная народная песня, правда? Я и не знал, что у тебя такой чудесный голос.
- Я не пела, - упрямо повторила Ангела.
Он и в самом деле был готов этому поверить. Голос, каким она сказала "Я не пела", был таким же невыразительным и плоским, как стена. Певческий же ее голос обладал поистине трехмерным объемом, куда, казалось, можно было войти.
- Не надо стесняться этого, Ангела. Ты действительно очень хорошо поешь, - заверил он ее.
Ангела покачала головой и не произнесла больше ни слова.
После обеда, когда Рейне искал в мастерской какой-то инструмент, он увидел, как Ангела с Бьярне на руках идет по лужайке. Немного погодя она прошла мимо сарая, катя перед собой коляску.
- Мы пойдем гулять, - крикнула она мужу.
Рейне вышел из мастерской и взглядом проводил их. Это было так необычно. Ангела никогда не гуляла с ребенком. В хорошую погоду коляску со спящим в ней Бьярне просто ставили под дерево. Если же они хотели погулять за пределами участка, то пользовались для этого машиной.
- Куда ты идешь? - крикнул Рейне, но Ангела уже вышла с участка и с трудом катила коляску по ухабистой дороге, соединявшей их участок с шоссе.
Ну ничего, скоро она выйдет на ровную дорогу, а там ей будет легче катить коляску. Но там намного опаснее. Дорога была узкая, со сравнительно плохой видимостью. Машины гоняли по ней с сумасшедшей скоростью. Рейне снова вспомнил задавленную им черную кошку.
- Будь осторожна, иди только по обочине! - во весь голос крикнул он ей вслед.
Рейне снова принялся чинить водосток. Закончив работу, он заварил себе чашку кофе и сел с ней на балконе. Ангела не возвращалась. Рейне не на шутку стало беспокоить долгое ее отсутствие. Из-за полноты она не могла долго ходить пешком. Может быть, она решила где-нибудь посидеть и отдохнуть. Едва ли она могла остановиться и с кем-нибудь заговорить. Она не разговаривала с незнакомыми людьми.
Он спустился на кухню и вымыл чашку. Почему она не возвращается? Уж не случилось ли чего?
Он прождал три часа, потом сел в машину и отправился на поиски. Проехав пару километров, он увидел жену. Она шла посреди дороги, склонившись над коляской. Шапочка ее сбилась на затылок, футболка промокла от пота. Ангела совершенно выбилась из сил.
- О, как я устала, - простонала она, когда Рейне вышел из машины и помог ей сложить коляску.
- Должно быть, ты ушла слишком далеко, - сказал Рейне.
- Очень далеко. Какое счастье, что ты за нами приехал.
Рейне открыл заднюю дверь, и Ангела села в машину с Бьярне на коленях. Рейне положил сложенную коляску в багажник, сел за руль и поехал домой.
- Какое счастье, что ты приехал, - снова повторила Ангела.
Она наклонилась вперед, протянула руку и влажной ладонью провела по щеке Рейне.
В один день Ангела сделала три вещи, которых не делала никогда: она пела, прогуливалась пешком и приласкала мужа. Это было многообещающе.
Правда, следующих пеших прогулок не последовало. Ангела, видимо, решила, что с нее хватит и одной. Не было больше никаких нежностей. (Может быть, тогда, в машине, ему это просто почудилось, а на самом деле она просто решила согнать муху с его щеки.)
Но Ангела стала дружелюбнее и, пожалуй, более открытой.
Время от времени она пела. Когда укладывала Бьярне спать или кормила его. Он слышал ее пение издалека - из спальни на втором этаже, когда был в гостиной, или с лужайки, когда возился в мастерской.
Если он хотел дольше слушать пение жены, то должен был оставаться на месте. Если он приближался, Ангела тотчас замолкала. Когда он хвалил ее, она лгала, говоря, что вовсе не пела.
Глава 11
В конце лета появились проблемы.
У Бьярне заболел живот. От этой боли ребенок душераздирающе кричал. Пеленки были пропитаны водянистым зловонным калом.
Как раз в это время Ангела начала понемногу прикармливать мальчика фруктовым пюре. Она решила, что Бьярне его не переносит, и исключила из рациона. Но это не помогло. Все проходило напрямую, словно у Бьярне был не длинный извилистый кишечник, а прямая короткая трубка, соединяющая рот и задний проход.
Скоро Бьярне, видимо, понял, что есть бессмысленно, и вообще отказался принимать пищу. Он исхудал, щечки утратили румянец и покрылись сероватой бледностью.
Все это сильно огорчило сестру из детского центра.
- У вас хватает молока? Надо что-нибудь добавлять.
- У меня столько молока, что хватит на всех детей в округе, - с обидой в голосе ответила Ангела, кивнув в сторону двери, за которой ожидали своей очереди красивые молодые мамаши с детьми.