- А, хорошо…
Вдруг священник совсем выпрямился и сбросил плед, до тех пор покрывавший его ноги, на таинственный сверток.
- Делайте, как я, капрал, - приказал он. - Особенно в Боньере мы должны избежать любопытства властей. В Боньере много воинских частей, а у полковника слава очень строгого командира.
Фандор взглядом просил объяснений у своего компаньона.
- Вы что, ничего не понимаете, капрал Винсон? Я считал вас более проницательным. Каждое мое слово приводит вас в изумление. От этого можно прийти в отчаяние! Ах, вот и Боньер, проедем через город без единого слова. Как только мы окажемся на шоссе, я дам вам разъяснения.
Когда городок остался позади, священник повернулся к Фандору.
- Скажите, капрал, - сказал он, уверившись, что дорожный ветер и шум машины мешают шоферу слышать его слова, - как вы думаете, что в этом свертке?
- Господи боже, господин аббат…
- Там, капрал, целое состояние для меня и для нас… артиллерийское орудие 155-R, скорострельная пушка. Улавливаете важность этого? Сегодня мы будем ночевать в окрестностях Руана, а завтра рано утром отправимся в Дьепп… а там, ввиду того, что меня знают, и было бы опасно, если бы меня увидели, мы с вами расстанемся, капрал. Вы поедете с шофером, найдете маленькую яхту, приметы которой я вам сообщу; матрос на ней - наш друг, и вы должны будете только отдать ему этот сверток. Он передаст его, кому надо, в открытом море.
Ошеломленный услышанным, в ужасе от авантюры, в которую он ввязался, Фандор несколько минут молчал.
"Ну, ладно! - подумал он. - Раз так случилось, я знаю, что должен непременно сделать: надо найти средство, чтобы это орудие, нисколько не напоминающее мой чертеж, исчезло еще до встречи с матросом. Как ни выгодно нам мое расследование, я все же не рискну отдать врагу или просто иностранцу подобный предмет".
Но ему не пришлось долго размышлять, потому что его компаньон продолжал:
- А теперь, капрал, я полагаю, вы достаточно осведомлены и понимаете, что́ вам грозит, причем, больше, чем мне. Ведь вы - солдат в форме.
"Ситуация осложняется. Я в лапах у этого проклятого кюре и совершенно беззащитен. Я вынужден ему подчиняться. Если бы я был в гражданской одежде, я имел бы право войти в любое военное учреждение и сообщить, что открыл намерение аббата передать артиллерийское орудие врагу. Но - в форме? Что делать? Конечно, меня обвинят в посредничестве, меня засадят в тюрьму… Придется приложить огромные усилия, чтобы меня освободили раньше, чем через шесть месяцев".
Но тут им овладело еще одно сомнение. Ему казалось все более и более странным, что подобная миссия была поручена ему, капралу Винсону из Вердена. У шпионов, наверняка, была тысяча других агентов, способных с честью справиться с опасным поручением. Так зачем же, после стольких тайн и предосторожностей, этот священник так свободно заранее сообщил ему о содержимом свертка? Зачем эта остановка в окрестностях Руана, куда они должны были приехать ночью? Почему не ехать прямо в Дьепп? С такой машиной не было нужды останавливаться посреди пути. А значит?
Фандор почувствовал, что дрожь пробежала по его жилам.
"Боже мой, что, если этот тип издевается надо мной? Если вчера, сегодня… неважно, когда эти люди узнали, кто я? И зная, что я не Винсон, они изобрели такую ужасную хитрость - заставили меня надеть форму, положили в машину артиллерийское орудие, компрометирующее меня, с тем, чтобы выдать меня в Руане или где-то еще военным властям?"
Аббат вытянулся на сиденьи машины, он снова дремал. Фандор украдкой разглядывал своего дорожного товарища. При внимательном рассмотрении лицо священника вдруг показалось ему странным. Слишком ровные брови, наверное, нарисованные? И потом, какая тонкая кожа… никаких признаков бороды! Из-под сутаны виднелась обувь священника, обычная обувь аббата, башмаки с серебряными пряжками… Это не вызывало интереса, но какая тонкая ножка?!
- Господин аббат, - попросил Фандор, когда машина ехала деревней, а священник открыл глаза, - я умираю от холода. Нельзя ли нам остановиться на минуту, чтобы выпить стакан рома? Это нас согрело бы.
Священник молча сделал шоферу знак остановиться у захудалого кабачка.
- Подайте шоферу коньяк, - приказал он хозяйке, - господину стакан рома, а мне анисовой!
"Анисовая, - думал Фандор, влезая в автомобиль, - это ликер для священника, для подростка… для женщины… Ах, дьявол! Я не могу успокоиться. Я предпочел бы удрать".
Священник прервал размышления Фандора.
- Через час мы будем в Руане, пересечем город и остановимся на несколько километров дальше, в Барантене; я знаю там очень хороший маленький отель.
Фандор ничего не ответил, он думал: "Поедем в Барантен! Но если появится хоть малейший признак, что этот дядя хочет меня выдать, я знаю кой-кого, кто спасется бегством… и знаю, как!"
Глава 20
МУЖЧИНА ИЛИ ЖЕНЩИНА?
Они подъезжали к Руану. После быстрого спуска дорога повернула направо, она вилась теперь по склону холма, ограниченная с одной стороны Сеной, с другой - крутыми прибрежными скалами, а вдалеке, в серой дымке на горизонте, возвышалась руанская святыня, предмет поклонения всей округи - Нотр Дам де Бон Секур.
Они уже въехали в предместье города, и машина, замедлив ход, должна была пробираться между тележками огородников, которые, выехав откуда-то, длинной чередой продвигались к столице Нижней Сены.
- Мы остановимся в городе? - спросил журналист священника.
- Да, я думаю, что нам нужно взбодриться и, кроме того, у меня есть поручение к владельцу одного из гаражей.
"Внимание! - подумал Фандор. - Поручения, которые выполняет этот аббат, могут быть интересными. Берегись! При малейшей опасности, мой маленький Фандор, при малейшем признаке того, что этот кюре что-то скажет о твоей скромной личности, даю тебе две минуты, чтобы удрать во все лопатки, не прощаясь и не благодаря…"
Но молодой человек знал Руан. Он знал, что, направляясь в Барантен, машина, обогнув широкую площадь, окруженную новыми казармами, должна следовать по набережной, пересечь весь город из конца в конец, выехать к знаменитому мосту-парому и, наконец, вернуться на шоссе.
"Если мы не отклонимся от своего пути, если мы остановимся у одного из гаражей, которые расположены вдоль набережной, все будет хорошо… в случае тревоги, я думаю, что через сто метров мне встретится один из трамваев, курсирующих по Руану, я вскочу в него, и черта с два кюре осмелится бежать за мной".
Машина тем временем достигла моста через Сену в конце улицы Жанны д’Арк. Путешественники находились теперь в самом центре Руана. Шофер обернулся.
- Позволит ли мне господин остановиться? - спросил он у священника. - Мне нужны вода и бензин.
Аббат указал пальцем на гараж:
- Остановитесь там.
Едва автомобиль встал у тротуара, а шофер начал с трудом открывать многочисленные бидоны для бензина, как священник устремился внутрь гаража.
- А неплохо размять ноги! - сказал Фандор, без каких бы то ни было объяснений следуя за ним по пятам.
Но это, казалось, нисколько не беспокоило аббата. Он подошел к хозяину гаража:
- Скажите, друг мой, не получали ли вы, случайно, депеши на имя аббата Жандрона?
- Да, господин аббат. Это вы?
- Это я.
Пока священник распечатывал полученную телеграмму, Фандор с самым флегматичным видом курил сигарету и ломал голову над тем, как прочесть депешу, которую его дорожный товарищ изучал с помрачневшим лицом, нахмурив брови. Но прочесть текст было невозможно.
Когда машина начала снова разворачиваться, Фандор решился спросить:
- Вы получили неприятные известия?
- Нет, нисколько.
- Но телеграмма всегда вызывает тревогу, не правда ли?
- В этой не было ничего такого, чего бы я уже не знал, или, по крайней мере, не предполагал. Только некоторые дополнительные инструкции.
Фандор более не настаивал.
Священник объяснял шоферу:
- Вы выедете из Руана не по шоссе, а по маленькой, извилистой… новой дороге. Высадите нас у отеля, который называется, помнится, таверна "Цветущий перекресток".
- Красивое название, - заметил Фандор.
- Глупое название, - отвечал священник, - дом вовсе не на перекрестке, а кругом, по правде сказать, так мало цветов, как только может быть. Но это неважно… пристанище хорошее, стол порядочный. Впрочем, вы сможете судить сами, вот и таверна.
Автомобиль, действительно, резко затормозил, и опытный шофер ввел его под небольшую арку, образующую ворота. Умело развернувшись, он остановил машину в большом дворе, где было полно отпряженных телег, конюхов, крестьян, приехавших на воскресенье, в длинных нормандских блузах, таких тяжелых, что они придавали им вид картонных кукол.
К путешественникам приблизился толстяк, совершенно лысый, с приятным лицом и широкой улыбкой, позволявшей убедиться в таком же малом количестве зубов, как и число волос на его голове. Это был владелец таверны.
Фандор с изумлением рассматривал это характерное лицо добряка, на каждый вопрос священника отвечавшего самой лучшей из улыбок своего беззубого рта.
- Могли бы вы подать нам обед? - спросил священник.
- Конечно же, господин кюре…
- Есть у вас три комнаты для нас?
На этот раз лицо доброго хозяина потеряло свою радостную уверенность.
- Три комнаты? Ах, нет, господин кюре! Это совершенно невозможно. Но мы все-таки придумаем, как поступить. У меня есть мансарда для вашего шофера и комната на две постели для вас и господина капрала. Это подойдет, я думаю?
- Да, очень хорошо, очень хорошо, - поблагодарил Фандор в восторге от того, что ни на минуту не потеряет из виду своего спутника.
Но тот, наоборот, был очень недоволен.
- Как? У вас нет двух комнат для нас? Я не терплю спать с кем-нибудь в комнате. Я не привык к этому и не смогу отдохнуть в таких условиях.
- Господин кюре, все полно… у меня свадьба…
- Хорошо, нет ли рядом еще отеля, где я мог бы…
- Нет, господин кюре, здесь только у меня отель.
- А церковный приход далеко?
- Но, милый аббат, - запротестовал Фандор, - прошу вас, возьмите себе эту комнату, а я посплю где-нибудь, неважно где… на стульях в столовой.
Священник пожал плечами:
- Ну, ну, капрал, не говорите пустяков. Нам предстоит еще ехать завтра утром, совсем ни к чему быть разбитыми от усталости. В конце концов, мы как-нибудь устроимся, а дурная ночь быстро пройдет.
Фандор кивнул головой. Ему решительно везло, события ему благоприятствовали.
Священник не дал ему времени для размышлений.
- Подайте нам сейчас же обед, - приказал он.
Пока готовили еду, а приветливая нормандка накрывала на стол в маленькой комнате со странными обоями, где было изображено множество черных петухов с красными гребешками, что производило впечатление мрачной декорации, священник ходил взад и вперед по двору. Фандор не спускал с него глаз.
Но вот что было удивительно: садясь за стол, аббат забыл прочесть молитву!
"Любопытный священник!"
Удивление мнимого капрала Винсона еще больше возросло, когда через несколько минут он увидел, что аббат с огромным аппетитом накинулся на вкусную снедь.
"Черт возьми! Я ведь не грежу, сегодня 1 декабря, и мне знаком епископский ордоннанс, приказывающий поститься, а мой аббат ест гуся! Хозяин только что предлагал нам рыбу, я хорошо понял, почему, но, кажется, этот священник не обязан соблюдать пост… если только он священник…"
Фандор все более сомневался, что это аббат, и еще более - что это мужчина. Он удивлялся тонкости черт лица, изяществу рук, отмечал грациозность движений…
Когда покончили с десертом и последним стаканом сидра, аббат встал, предложив отправиться спать.
"Даю голову на отсечение, что этот аббат, священник, кюре - женщина! - думал Фандор. - Все же это слишком глупо: спать в одной комнате с женщиной и, может быть, хорошенькой женщиной, и делать вид, что храплю рядом с кюре!"
Но, пошучивая, молодой человек был все же обеспокоен.
"Если я не ошибаюсь, если это женщина, то передо мной новая тайна, и я не понимаю ни сути ее, ни цели. Возможно, это доказывает, что мы должны где-то встретиться с мужем или любовником этой дамы… Внимание, Фандор! Берегись опасности! Даю тебе добрый совет: не смыкай глаз этой ночью!"
Как только дверь за ними закрылась, а священник внес в комнату загадочный предмет, так интриговавший его спутника, и заботливо установил его в ногах своей кровати, мнимый капрал и, вероятно, столь же мнимый кюре пожелали друг другу спокойной ночи.
- Я до смерти хочу спать, - объявил Фандор, снимая сапоги.
- Я тоже.
Священник присел на стул, занявшись маникюром, а журналист подошел к двери, объясняя:
- Я не могу спать в отеле, когда дверь номера не заперта. Можно, я закрою ее на ключ?
- Пожалуйста!
По правде говоря, Фандор задумал было хитрость, применявшуюся английскими сыщиками, - неожиданно толкнуть человека, за которым наблюдаешь. В девяти случаях из десяти, как утверждают, мужчина ответит грубыми ругательствами, женщина же употребит, естественно, более умеренные выражения.
"Но не могу же я вдруг, ни с того ни с сего, свалить с ног этого человека", - думал Фандор, продолжая раздеваться. Священник все еще полировал ногти.
- Вы не ложитесь, господин аббат?
- Сейчас, сейчас…
Он снял ботинки, расстегнул воротник и растянулся на своей постели.
Фандор последовал его примеру.
- Вы спите одетым? - спросил он.
- Я не могу спать раздетым не в своей собственной постели; я погашу свечу, капрал?
- Гасите, господин аббат!
"Да, мой кюре - женщина, а у этой женщины - стыдливость кюре!"
Между тем, пожелав своему компаньону спокойной ночи, Фандор рекомендовал себе не смыкать глаз. Молодой человек был даже чрезмерно осторожен.
Не прошло и десяти минут, как кто-то пожелал войти в комнату и, убедившись, что дверь заперта, подергал ее, как будто удивляясь ее сопротивлению.
- Кто там? - спросил Фандор.
- Хорошо… хорошо… не беспокойтесь, - ответили ему.
"Кто-то ошибся дверью", - подумал журналист и снова погрузился в размышления.
"Сегодня у меня была приятная прогулка, но завтра, в Дьеппе… эта поездка может кончиться очень плохо… Одно из двух: либо мне придется заняться краденым орудием, и в этом случае я должен буду участвовать в дьявольски опасной игре, либо мой лже-кюре разоблачит меня… Это не очень-то забавно!"
Но размышления Фандора снова были прерваны. Кто-то опять попытался войти в комнату.
- Кто там? - еще раз спросил журналист.
Найдя дверь запертой, посетитель уже уходил, не отвечая.
Жером Фандор с минуту прислушивался. Слышно было только спокойное дыхание аббата, спящего или притворяющегося, что спит.
"Кроме того, - думал Фандор, восстанавливая ход своих рассуждений, - черт знает, что говорилось в телеграмме, полученной сегодня в гараже? Мне кажется, что мой аббат был ею сильно взволнован. Мне даже показалось, что, прочтя ее, он внимательно на меня посмотрел. Это плохо!"
В дверь третий раз постучали или, вернее, попытались войти в комнату.
Фандор вне себя выскочил из постели и, схватив с ночного столика ключ, быстро открыл дверь и выглянул в коридор.
- Кто там? - спросил он. - Это, в конце концов, надоело!
Перед ним стоял крестьянский парень, с изумлением глядевший на журналиста, выбежавшего в одной рубашке.
- Что вам надо?
- Понятно, что! - отвечал тот, указывая на дверь, которую Фандор держал приоткрытой. Журналист взглянул. На секунду он онемел от удивления, потом разразился хохотом. На двери какой-то шутник прикрепил кнопочками надпись "WC".
Ему было ясно теперь, почему три человека пытались войти в комнату, не дав себе труда постучать. Фандор пожал плечами, сорвал надпись, снова закрыл дверь и собирался поспать. Но когда он комфортабельно улегся на подушку, новая мысль возникла в его уме: "Бьюсь об заклад, что, невзирая на его спокойное дыхание, мой священник вовсе не спит. Клянусь, что это он нашел средство прикрепить такую надпись, чтобы быть уверенным, что нас все время будут беспокоить и не дадут ему заснуть… Мне начинают надоедать все эти приключения. Если бы я только убедился, что мой приятель действительно спит, то я бы тоже…"
И Фандор начал пересказывать себе "Сида", чтобы быть уверенным, что бодрствует.
Глава 21
СЕРДЕЧНОЕ СОГЛАСИЕ
- Помиримся? - предложил Жюв. Полицейский протянул свою большую, сильную руку. - Заключим мир, искренне, без всякой задней мысли!
Лейтенант де Луберсак стоял перед инспектором сыскной полиции. Не колеблясь, он принял предложение и пожал руку Жюва.
- Договорились, сударь.
Двое мужчин некоторое время молчали, как бы не решаясь возобновить беседу. Они стояли неподвижно, несмотря на ветер, яростно завывавший и выбрасывавший на берег большие пенные волны.
Инспектор и офицер находились на молу порта в Дьеппе. Было три часа дня, и в этот холодный декабрьский день далекий флот выглядел мрачно. С востока шла буря, и редкие рыбачьи суда, рискнувшие в такую погоду выйти в море, торопливо направлялись и порт.
Накануне вечером Жюва, арестованного под видом Вагалама, его коллеги-инспекторы везли в Депо, дом предварительного заключения префектуры Парижа. Но в такси Жюв, к огромному удивлению двух полицейских, позволил себя узнать. Можно понять, как это открытие, задевавшее самолюбие, огорчило их. Они без всякого энтузиазма приняли рассказ Жюва.
А он, с момента странной этой беседы в такси и во время короткого переезда от площади Инвалидов до полицейской префектуры, сомневался, будут ли Мишель и его товарищ теперь настолько расположены к нему, чтобы оказать ему, Жюву, добровольную поддержку. И Жюв, отказавшись от своего первоначального плана, решил ничего им не говорить о подозрениях насчет Бобинетты, еще меньше о том, что она сообщница настоящего Вагалама. В Депо Жюв заставил Мишеля снять с него наручники и вернуть ему свободу. Однако Мишель потребовал от своего коллеги формального обещания, что на следующее же утро он введет шефа полиции в курс происшедшего. Жюв обещал.
Действительно, на следующий день в семь часов утра Жюв был принят шефом. Он надеялся, что беседа продлится лишь несколько минут, и потом он сможет отправиться на вокзал встречать капрала Винсона. Но, к несчастью, встреча затянулась, и полицейский отказался от своего плана. Было слишком поздно. Но время в префектуре не было потеряно даром: из Второго бюро Генерального штаба полиции сообщили, что, по их сведениям, капрал Вильсон, прибыв в Париж, собирается отправиться в Дьепп, где судно под иностранным флагом возьмет у него похищенное артиллерийское орудие и, вероятно, предоставит этому капралу убежище у себя.
Снабженный этими указаниями, совпадающими с тем, что ему удалось выяснить накануне вечером у самой Бобинетты, Жюв решил, что должен как можно скорее оказаться в Дьеппе и там вести наблюдение.