Володя развел руками и улыбнулся. Он не знал, что ему делать: садиться в машину прямо сейчас или постоять подождать. Все, конечно же, зависело от Алексея Михайловича. От Саликова - покровителя и наставника.
Алексей Михайлович посмотрел на жену, затем еще раз в сторону леса и пробормотал:
- Ничего. Завтра, дай Бог, на охоту выберемся. Места здесь… - Он покачал головой. - Потрясающие места. Всю жизнь бы здесь прожил. И не вылезал бы никуда.
- Это уж верно, - поторопился поддержать Саликова Володя. - Места и вправду. замечательные.
- А вам доводилось бывать здесь? - удивленно вскинул брови Алексей Михайлович. - Поделитесь, Володя.
- Да нет. - Тот смутился, залился краской, словно его застали за непотребным занятием. - Честно говоря, никогда раньше тут не бывал, но ведь не обязательно видеть, чтобы знать, правда? - тут же нашелся он.
Алексей Михайлович едва заметно усмехнулся.
- Ну ладно, - сказал он. - Поехали, философ. Нас уже действительно заждались.
Шофер Саша, все это время безучастно сидевший в машине, нажал на газ, и "Волга" мягко покатила к желтому пятну, обозначавшему пропускной пост. Пожалуй, водитель был единственным человеком, который не восхищался красотами природы.
Разошедшийся Володя продолжал шумно и весело разглагольствовать о красоте этих мест, о Новом годе, об удачной, хоть и не запланированной заранее, поездке и о том, как все-таки бывает здорово иногда вот просто так, не собираясь, прокатиться за город.
Алексей Михайлович рассматривал его коротко стриженный затылок с каким-то странным выражением. Оно было сродни легкому изумлению, точно он увидел этого человека впервые и удивлялся тому, насколько же гибким оказался блондин в форме полковника. Он так же легко менял свое мнение, как и создавал его.
"И с этими людьми мне пришлось провести большую часть своей жизни", - ни с того ни с сего подумал Алексей Михайлович и покачал головой, словно изумляясь еще больше, но на сей раз в свой адрес.
Ему захотелось попросить Сашу остановить машину, пока они не добрались до места назначения, вытащить Володю из "Волги" и дать пинка в крепкий полковничий зад. Алексей Михайлович Саликов терпеть не мог всю эту систему. Систему, на девяносто процентов зиждившуюся на стукачестве и лизоблюдстве. Володя был одним из самых ярких представителей класса молодых военных, не гнушающихся ничем ради того, чтобы пробиться на самый верх. В этом для него заключалась суть всей жизни.
"Наверное, спит и видит себя генералом, - подумал Алексей Михайлович. - Возможно даже, представляет себя на моей должности. Себялюбивый мальчик с далеко идущими планами. Грандиозными! Наполеоновскими!"
Сейчас он безгранично предан Саликову, заглядывает ему в рот, готов в любую секунду расхохотаться на веселое замечание. Будет поддерживать его даже в самой пиковой ситуации, потому что знает: Алексей Михайлович для Володи - пропуск в мифическое светлое будущее. Но стоит случиться какой-нибудь неприятности, попади благодетель в опалу, тот же самый Володя искренне, с чувством заклюет его и перебежит на сторону нового хозяина, чтобы успеть вовремя лизнуть руку, которая гладит и подбрасывает кости с барского стола. Все в ожидании лучшей жизни.
"Впрочем, - подумал Саликов, - а сам-то ты так ли уж сильно отличаешься от него?.."
"Волга" начала притормаживать. Алексей Михайлович вздрогнул, очнувшись от невеселых дум, и посмотрел в окно.
Кирпичная, с широким застекленным окном пропускная будка вынырнула из-за завесы снега, словно тень "летучего голландца" из свинцовых штормовых волн океана. Подтянутый серьезный капитан, приоткрыв дверь, вышел на улицу. Узкий ярко-желтый клин света упал на дорогу, и Саликов вдруг с удивлением заметил, что стало почти темно. Как-то сразу, всего лишь за несколько секунд, сумерки обрели плоть и плавно перетекли в вечер. Сзади на дороге зажглись огни фонарей.
Володя продолжал громко рассказывать Антонине Сергеевне историю из собственной армейской жизни. Легкую, как анекдот, абсолютно ничего не значащую. Развлекал, развлекал Володя своих значительных спутников, добросовестно отрабатывал грядущий вечер, генеральский ужин и будущее весьма полезное знакомство.
Капитан подошел к "Волге", наклонился и побарабанил костяшками пальцев в окно. Володя встрепенулся и, приоткрыв дверь, осведомился - на правах не старшего по званию, но элитного гостя элитного же коттеджного городка - с легкой тенью недовольства:
- В чем дело, капитан?
Саликов знал дежурного капитана, встречал несколько раз, когда приезжал к Щукину, сюда же, в генеральский городок. Этот парень в свое время возглавлял какую-то серьезную спецгруппу десантников, доводилось ему здороваться за руку и с полковниками, и с генералами, а потому его было сложно напугать звездами на погонах. Да и в городок наезжали частенько гости посерьезнее Володи.
Не обращая внимания на заносчивый тон полковника, капитан повернулся к Саликову.
Алексей Михайлович вновь покосился на стриженый затылок Володи и подумал про себя: "Господи, какой дурак. Самый настоящий дурак. Сказано ведь: относись к другим так же, как к самому себе".
Он приоткрыл свою дверь и спокойно произнес:
- Здравствуйте, капитан. С наступающим вас.
Офицер подошел ближе и козырнул:
- Здравия желаю, товарищ генерал! Вас тоже с наступающим Новым годом.
Саликов вспомнил, как в свое время он предложил одному из офицеров с этого поста называть его по имени-отчеству. Обращение "товарищ генерал" казалось ему слишком вычурным, особенно если учесть, что ехали-то они не на службу и воинские звания большой роли не играли. Помнится, случилось это летом. Тогда на посту стоял старший лейтенант, такой же серьезный и молчаливый, как этот капитан. Тем не менее офицер не воспользовался предложением и упорно продолжал называть Саликова по званию. Когда "Волга" отъехала от поста, Щукин захохотал и сказал что-то вроде "и не проси, мил друг". Позже Саликов сообразил, что Щукин был прав. Ни один из этих офицеров не станет обращаться к нему по имени. И не потому, что он им не-приятен, просто никогда не знаешь, кем может стать генерал-майор, сидящий на заднем сиденье черной "Волги". Может быть, так и останется "шишкой" из какого-нибудь дальнего округа, а может быть - не случайно же он объявился в этом тихом, уютном городке, - пойдет выше. И вскоре среди двух десятков шикарных, построенных с учетом лучших зарубежных образцов коттеджей-особняков появится еще один. И тогда - как знать - не отольется ли офицеру это обращение по имени-отчеству. У каждого свой характер, свои амбиции.
"Демократия, - подумал Саликов. - Они-то, эти парни, сидящие на КПП, наверняка считают, что просьба обращаться подобным образом не более чем дань времени. Ну и плюс к тому паскудное самодовольство сильного мира сего".
По утверждению Карнеги, собственное имя и отчество - это то, что человеку хотелось бы слышать чаще всего. Саликов сомневался в справедливости подобного вывода. Звание, Пост, Чин - вот лучший в мире звук, во всяком случае, для большинства из известных Алексею Михайловичу людей. Обращаясь по званию, офицер словно подчеркивал их высокий статус, и в этом, несомненно, была своя приятная сторона.
Дежурный капитан остановился у задней дверцы "Волги", и Алексей Михайлович, не дожидаясь непременно последовавших бы вопросов, сообщил:
- Мы к Щукину. Петр Иванович нас ждет.
Капитан тоже помнил его и поэтому утвердительно кивнул:
- Хорошо, товарищ генерал. Но я должен позвонить и удостовериться.
- Разумеется, капитан. Разумеется, - кивнул Алексей Михайлович и улыбнулся, давая понять, что прекрасно понимает особенности нынешнего капитанского положения и ничего не имеет против небольшой проверки.
- Товарищ генерал, - капитан покосился на неподвижно сидящего на переднем сиденье Володю, - мне необходимо знать, кто ваш спутник.
- Владимир Андреевич Прибылов, - сообщил Саликов. - Петр Иванович предупрежден о приезде этого человека.
- Одну минуту, - капитан скрылся в своей будке.
Через широкое стеклянное окно Саликов увидел, как дежурный набирает номер на телефонном аппарате внутренней связи.
- Наглец, а?! - вдруг подал голос Володя. - Знает ведь вас, а туда же. "Я должен созвониться, проверить…"
- Успокойтесь, Володя, - раздраженно оборвал его Саликов. - Успокойтесь. Если бы в войсках все офицеры делали свое дело так же хорошо, как этот капитан, уверяю вас: наша армия до сих пор оставалась бы одной из самых сильных в мире. В обязанности дежурного по КПП входит проверка всех прибывающих, чем капитан и занимается в данный момент. Неужели я должен объяснять вам столь простые вещи?
Володя прокашлялся и замолчал.
- Мужчины, перестаньте ссориться, - попросила Антонина Сергеевна. - Такой праздник…
Через минуту полосатый шлагбаум, дрогнув, пополз вверх, открывая въезд. "Волга" мягко покатила дальше, по направлению к коттеджам, а капитан проводил ее взглядом.
- Извините, Алексей Михайлович, я действительно погорячился. В общем-то, вы, конечно, правы, - наконец вздохнул Володя. - Сейчас ведь как газету откроешь - в одном гарнизоне оружие похитили, в другом - часового убили, автомат украли. То то, то другое. И ведь все из-за халатности нашей, из-за распущенности. Если подумать, такие люди, как этот капитан, нашей армии очень нужны. Но… Согласитесь, он мог бы быть и повежливее.
Алексей Михайлович промолчал. "Волга" медленно проползла по заснеженной асфальтовой дороге и притормозила у шикарного трехэтажного особняка. Неестественно алые пятна черепицы кое-где проступали из-под белого снежного одеяла неряшливыми лишаями. Над короткой печной трубой размеренно и спокойно вился серовато-голубой дымок. В окнах коттеджа горел свет. Видимо, в этом отдельно взятом городке проблема нехватки электроэнергии безвозвратно канула в прошлое. Все особняки были подчеркнуто ярко освещены, кое-где во дворах стояли машины с частными номерами. И не только "Волги", но и новомодные иномарки самых разных мастей.
Выбравшийся из машины Володя восхищенно огляделся.
- Ого! - пробормотал он. - Здорово.
- Что, нравится? - спросил Саликов равнодушно. - Ничего, придет и ваше время.
- Хотелось бы надеяться, - с деланным смущением улыбнулся Володя.
Входная дверь вдруг распахнулась, коротко звякнул колокольчик, и звук этот поплыл над поселком, постепенно затухая, растворяясь в зимнем вечере. Вместе с облаком пара на крыльце показался сам Петр Иванович Щукин, массивный мужчина лет пятидесяти пяти, не по возрасту крепкий, даже без намека на брюшко, мужиковатый, с обветренным, немного грубоватым лицом и добродушной, приветливой улыбкой. О возрасте Щукина говорили волосы, тонкие, седые, да вполне различимые мешки под голубыми пытливыми глазами.
- Ну, здравствуй, здравствуй, блудный сын! - улыбнулся он, раскидывая в стороны руки. - Рад видеть тебя, Леша.
- Здравствуйте, Петр Иванович, - Саликов улыбнулся в ответ, причем вполне искренне, с симпатией.
- Здравствуй, Тонечка, - Щукин подошел к Антонине Сергеевне и, галантно поклонившись, поцеловал ей руку. - Вы себе не представляете, как я рад вас видеть.
Следом за Петром Ивановичем на крыльце появилась миниатюрная, необычайно стройная женщина в накинутой на плечи лисьей шубке. Она быстро и придирчиво осмотрела Антонину Сергеевну, вероятно, учуяв в ней соперницу на звание "Королевы бала". Впрочем, уже через мгновение на губах ее засияла приветливая улыбка.
- Здравствуйте, Алексей! Здравствуй, Тонечка! - Женщина спустилась с крыльца на идеально расчищенную подъездную дорожку. - Мы так рады вас видеть.
- Да, - поддержал Петр Иванович. - Марго все дождаться не могла, когда Тоня появится. Не терпится посплетничать. Известно ведь, какие удовольствия в жизни генеральских жен… Только и остается, что языком почесать. Дворцовые интриги, шуры-муры… - Он покрутил в воздухе рукой, давая понять: "Мол, чего-чего, а уж этого-то добра у нас завались", и все засмеялись.
Володя переминался с ноги на ногу у машины, всем своим видом давая понять - он очень смущен и чрезвычайно польщен тем, что его согласились принять у себя столь высокопоставленные люди.
- А это у нас кто? - Петр Иванович остановился перед Прибыловым и внимательно оглядел его с головы до ног. Затем повернулся к Алексею Михайловичу: - Так это и есть тот парень, о котором ты мне говорил?
- Он самый, - Алексей Михайлович кивнул. - Парень хороший и главное - специалист дельный. А какой-то умник из вашего ведомства решил услать его в тьму-таракань… куда-то за Урал. Посудите сами, Петр Иванович, мужику все-таки уже за тридцать, пора бы перестать по Союзу мотаться. Да и семью завести не мешало бы - он ведь до сих пор в холостяках ходит, - а какая может быть семья с постоянными разъездами…
- Вон как, - Петр Иванович захохотал, громко и с удовольствием. - Ты когда в последний раз Союз-то видел, голубь? Нас-то с тобой, почитай, до пятидесяти по всей стране гоняли. То Ленинград, то Петропавловск, то Днепропетровск, то Вайга. - Он вновь повернулся к Володе и протянул для пожатия руку: - Тебя как звать-величать-то, полковник?
- Владимир Андреевич Прибылов, товарищ генерал, - отрапортовал Володя.
- Ты это брось. Генерал… Мы туг не на службе. Так что давай просто, по имени-отчеству. Ты у меня в гостях, а как говорят на Кавказе, гость - самое ценное, что есть в доме.
Володя улыбнулся. Без нажима. Мягко.
- Значит, Владимир Андреевич… Ладно, Владимир Андреевич, подумаем насчет тебя, подумаем. В армии толковые люди нужны, - он засмеялся и подмигнул Саликову. - И не только за Уралом. Верно, Леша?
- Совершенно верно, Петр Иванович, - спокойно согласился тот.
- Петя, - подала голос Маргарита, - что же ты гостей на улице держишь?
- А и верно, простите старика, - захохотал Петр Иванович. - Пойдемте-ка в дом. До Нового года еще неблизко, вот пусть наши женщины и постараются. Марго, ты нас сегодня своими фирменными салатами побалуешь?
Маргарита Иннокентьевна улыбнулась чуть смущенно, не без доли кокетства:
- Петь, ты ведь знаешь…
- Ладно-ладно, не скромничай…
Гости прошли в дом. Задержавшийся на крыльце Петр Иванович повернулся к машине и скомандовал:
- Все, Саша, можешь ехать домой. Ты нам сегодня больше не понадобишься.
- Хорошо, Петр Иванович, - кивнул тот. - С наступающим вас.
- И тебя тоже с наступающим. Передай привет жене. А после Нового года… Ладно, в общем, я тебе подарок кое-какой приготовил. Сейчас, правда, вручить не могу, ну а четвертого, в торжественной обстановке, как положено…
Саша улыбнулся:
- Спасибо, Петр Иванович.
- Не за что, не за что, Сашок. Поезжай, а то уж тебя небось дома заждались.
- Спасибо.
- Да, слушай, и ворота прикрой, когда будешь выезжать.
- Хорошо, Петр Иванович.
- Ну, еще раз с наступающим тебя. - Щукин поднялся по ступеням, вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Глава вторая
Темнота наступила быстро. Совсем не так, как в Воронеже. Там сумерки опускаются медленно, мягко. А здесь тьма просто обрушилась, накрыв собою и обожженные дома, и заснеженные горы, и дорогу, и бронегруппу, и стоящих у "БМП" людей. Все. Сегодня кому-то посчастливилось, кто-то остался жив, его не убило слепым снарядом, и минометная дурища не рванула под ногами, и не ахнула в двух шагах авиабомба, сметающая с исковерканного лика земли даже не дома - целые кварталы вместе с людьми, машинами, деревьями… Правда, только пока. Может быть, через несколько минут все и переменится. Может быть, высоко, в самом сердце антрацитовой черноты, подмигивающей крохотными звездами, в это мгновение уже начал зарождаться новый звук - нарастающий, сухой, как кашель больного пневмонией, гул самолетных двигателей, и всего лишь мгновение спустя обрушится он на землю тяжело и необратимо, как ураган. И пойдут короткими волнами красавцы-"сушки" или тяжелые твердолобые "Ми-8". А затем… затем взбесится внизу огненно-радостная смерть, и пойдет танцевать по улицам безумный вальс. Закружится все быстрее и быстрее в надменно-беспощадной пляске. И вдруг вспыхнут фальшивым знамением на фоне бархатного южного неба красивые рыже-апельсиновые сполохи от рвущихся в ночи авиабомб.
Город ждал. Это ожидание было томительным и страшным, сводящим с ума неопределенностью и нескончаемостью. Казалось, и руины, и уцелевшие дома в центре, и деревья - весь город припал к земле, настороженно и чутко, будто завидевший охотников волк.
Володька Градов покосился на стоящего рядом ефрейтора с "мазутными" погонами, обстоятельно смолящего "Астру", и попросил:
- Слушай, брат, оставь докурить.
Ефрейтор - плечистый, румяный парень - осмотрел Володьку, затем взглянул на "бычок", словно отмеривая дозу, затянулся еще раз и равнодушно протянул окурок. Володька аккуратно принял подарок, пару раз с наслаждением глотнул резкий табачный дым и, благодарно улыбнувшись, кивнул:
- Спасибо, брат.
- Да ладно, - ефрейтор вздохнул. - Ты откуда, зяма?
- С Воронежа.
- "Чижара" , что ли?
Володька не любил армейских градаций - "чижик", "фазан", "зверь", - поэтому лишь пожал плечами.
- Первые полгода, - объяснил он.
- А-а, - протянул ефрейтор. - "Зверек", значит. Ну, ясно, - он отвернулся и уставился на застывшие, черные, без единого огонька дома. Хотя оставшиеся после авиабомбежек руины даже домами назвать было нельзя. Одна стена, две, реже три. Сохранились, правда, кое-где и почти целые пяти-шестиэтажки, но таких было совсем мало. По пальцам пересчитать. В основном же окраины Грозного превратились в развалины, и жили тут только бродячие псы.
Володька затянулся, теперь уже неторопливо, со вкусом, прикинул, что хватит еще тяги на три-четы-ре, а если не бояться обжечь пальцы, то и на все пять. Можно посмаковать. Табачная дурь шибанула в голову, все поплыло, завертелось, глаза полезли из орбит, и захотелось нажать на них пальцами, чтобы вдавить обратно. После двух дней без курева - хорошо…
Он перевел дыхание, поправил висящий за спиной автомат и оглянулся. В ночи громко и зло, словно сытые псы, рычали двигатели "Т-80", но темнота делала их практически невидимыми. Володька различал лишь пару ближайших "БМП". Впрочем, может, оно и к лучшему.
Ефрейтор вздохнул, прокашлялся и харкнул мокротой в развороченную гусеницами грязь.
- Вот б…и, - пробормотал он. - Под самый Новый год сюда швырнули. Не дали праздник на гражданке встретить. Суки. Веришь, нет, - бухнул ефрейтор через плечо, - я уже два месяца как на дембеле должен быть. Прикинь, службу оттащил и в это говно влез. А может, еще успею? К Новому году-то? Как думаешь? Перемочим мы черножопых до праздника?
Володька не нашел, что сказать.