Единственный человек из группы (банды?), с которым я общался хоть как-то начиная с сегодняшнего утра, был Ваха. Поискал его глазами. Он сидел на корточках в тени "Урала" и что-то оживленно обсуждал с водилой. Да, кто был водилой, я уже вычислил. Между ними на земле лежала карта, Ваха тыкал в нее пальцем, водила качал головой и тоже тыкал. Спорили о маршруте отхода? Кстати, кто командир всей группы - наших, и тех, кто ждал нас здесь, я тоже вычислил. Это был приземистый, широкоплечий, с короткими толстыми ногами и очень длинными руками дочерна загорелый мужик. Или у него цвет кожи такой? Все лицо - в бороде. Казалось, она росла из глаз. Колоритнейший типаж. Интервью надо делать с ним обязательно.
- Ваха, - прервал я географический диспут, - мне бы у командира интервью взять. Поможешь договориться?
- А он па-рускы нэ гаварыт.
- А ты переведешь.
- Пашлы, - вот что в них точно хорошо, это то, что не выпендриваются.
Похоже, командир не говорил не только по-русски. Ваха общался с ним через переводчика. Разговор был недолгим.
- Он гаварыт, давай, тол ко нэ долго - врэмэни нэт.
- Ваха, спасибо, а его переводчик по-русски говорит?
- Нээ-эт.
- Тогда давай так, его переводчик пусть тебе переводит, а ты мне переводи, - микрофон уже у меня в руках, кабель воткнут в камеру.
В общем, все получилось. Конструкция по звуку сложновата, но на то у нас Стасик есть.
А по смыслу было вот что: командир - араб, имени своего не назвал, приехал помогать братьям освобождать землю Аллаха от неверных. И прямо сейчас этим займется. Это вкратце.
А дальше они приготовились стрелять. Самое сложное для нас - успеть отснять и момент выстрела, и результат. Это, правда, сложно. Фокус сюда. Залп. Земля дрожит вместе с Костиком, Костик - вместе с камерой. Потом он должен успеть развернуться, поймать в видоискатель объект, снова навести фокус. На все - секунды. Хорошо, что объект мы знали заранее - "аэродром". Костик успел даже репетнуть пару раз.
Итак, залп, земля дрожит, Костик снимает. Я смотрю на желто-серую кляксу, на которой сидят зеленые мухи. Вдруг клякса превращается в оранжево-багровый шарик. Потом шарик лопается. Черный дым.
- Костик, как?
- Снял.
- Что-нибудь видно?
- Все видно, только опять длинный фокус, все дрожит. Зато все видно.
- Снимай дальше. Что видно-то?
- Да… это… вообще.
В руках у Вахи бинокль.
- Костик, камеру на плечо, давай сюда. Стас, микрофон. Ваха, прокомментируй, что видишь.
- Дыва кракадыла атлэталыс, карова и дыве васморки долга лэтат нэ будут.
- Записано.
А дальше все было стремительно. Взвыли моторы, свернулись установки, мы, подгоняемые воинами ислама, побросали кофры в кузов, сами полетели следом. Потом бешено мчались вниз, меня подбрасывало и жестоко швыряло на зеленый ящик (они опять оказались в кузове, но, кажется, в меньшем количестве), опорно-двигательный аппарат отчаянно страдал и грозил выйти из строя. Но это было уже не важно.
Вскоре мы услышали грохот. Такой теперь знакомый. Железный дровосек начал свою неистовую работу там, откуда мы только что скатились.
А потом был вечер. И еда. Мы сидели вокруг костра, все вместе. Откуда-то взялась говяжья (что неудивительно) тушенка, хлеб, вода. Насчет воды у меня были некоторые сомнения… Но жажда! Семь бед…
Военнослужащие говорили о своих делах на своем языке, мы о своих - на своем. Они понимали, о чем мы говорим. А мы, естественно, не понимали, о чем говорят они. Может, и к лучшему. Изредка вступали в международные отношения. На русском. Передайте, мол, пожалуйста, еще тушенки - пожалуйста, а вы не хотите ли еще хлеба? А какой у вас нож классный, которым вы банку вскрыли. Милая, интеллигентная компания у костра.
Светомаскировкой, кстати, не обеспокоились. Видимо, ночью нечего было бояться.
Потом все захотели курить. У меня был клевый, самый настоящий американский "Zippo". Я гордо достал его из кармана - вы, чучмеки, ножи, конечно, классные имеете, а вот такой штуки у вас нет - прикурил и, не гася, передал по кругу. Вернулся мой клевый "Zippo" в двух частях - крышка отдельно, все остальное - отдельно. Колесико свернуто набок. Восстановлению не подлежит. При этом пламя было. Я с досадой прихлопнул его крышкой. Теперь этот "Zippo" больше никогда не зажечь. Чьи умелые руки изуродовали верного спутника моих командировок, который никогда не гас ни при каком ветре? Я был расстроен. Это заметили.
- Э-э-э, Кыра, нэ растраывайса. Зачэм тэбэ эта кэрасынка? Приэдэш в Махачкалу, купыш сэбэ хароший, пласмасавый, газавий.
Это было сказано - честное слово - абсолютно искренне, без малейшего стеба. Дети гор…
Я задумался. Как я отношусь к этим людям? Вот мы сидим у костра, вместе едим. Их хлеб, кстати, не наш. Они доставили меня на то единственное место, где я мог хорошо выполнить свою работу. И не мешали, наоборот, помогли. Теперь, надеюсь, будут помогать отсюда выбраться. Как помогли уйти от артобстрела - Ваха командовал по-русски.
А ведь они враги. Есть у меня чувство вражды к ним?
Они сегодня на моих глазах уничтожили русские вертолеты. Наверняка погибли русские люди. Кстати, эти самые вертолеты, которыми управляли русские летчики, чуть раньше пытались уничтожить меня. Но они ведь не знали, что это я. А я эти вертолеты в тот момент ненавидел. И когда сегодня они превратились в груду расплавленных обломков, тень злорадства мелькнула в моей душе… Я относился к ним как к живым существам, гадким тварям, которые хотели убить меня.
Как все сложно. Будь я там, я бы ненавидел тех, кто сидит сейчас со мной у костра. И всех их собратьев. Но я не там, я - здесь. И вот что интересно: других, абстрактных - ваххабитов, исламистов и прочая - я и сейчас считаю врагами. А вот этих конкретных - нет, все-таки нет.
А летчиков я ненавидел? Нет, конечно. А вот их птиц - да.
Трудный был день.
Ночь, как и обещал в самолете, провели на голой земле.
10 августа 1999 года, вторник. Ботлихский район.
Проснулся на рассвете. Не по своей воле, конечно. Растолкали. Сколько же мы спали? Часа четыре, не больше. Ничего. Сам ведь говорил, что легко не будет.
Маленький лагерь пришел в движение. Легкий завтрак - кусок хлеба, глоток воды, сигарета.
Подошел Ваха.
- Мы уходым, давай прашшатса.
- ???
- Вам нэ с нами, нам тэпер нэ до вас.
- ???
- Паэдетэ вот с ним, - рукой показал на один из "уазиков", катившихся вчера вместе с нами с хребта. За рулем сидел странный человек. Я еще вчера мельком обратил на него внимание. Он был очень странным. Для данных обстоятельств. Он был единственным из всей компании (бандформирования) в… джинсах.
Ваха помахал ему рукой. Тот вылез из-за руля, подошел к нам.
- Знакомтэс, эта Прафэссор. Паэдэте с ным.
Профессор? Красивое чеченское имя.
Теперь я мог внимательнее рассмотреть его костюм. Да, он был не только в джинсах. Он был еще и в белой майке. На груди крупными синими буквами "ЛДПР", чуть ниже, шрифтом помельче: "приходи за второй", еще ниже и еще мельче: "Москва, Луков пер., 9, м. "Чистые пруды". Поверьте, в данных обстоятельствах это было очень странно.
Но про это потом. А сейчас я просто обязан задать вопрос Вахе. Второй за все время. А он обязан мне на него ответить. Беру его под руку, отвожу в сторону.
- Ваха, спасибо за заботу, но я ничего не понял. Ты не мог бы прояснить ситуацию?
- Мы уходым, у нас дэла, а ви паэдэтэ с ным.
Пытаюсь скрыть раздражение. Получается не очень. Восток - дело тонкое. Автомат у него, а не у меня. Но все равно придется давить. Они за это уважают.
- Ваха, ничего нового ты не сказал. Я не спрашиваю, куда вы едете и какие у вас дела. Я хочу знать, куда едем мы.
Еще на языке вертелся вопрос: почему мы едем с одним этим либерал-демократом в джинсах?
А прикрытие? Мы же не в Сочи. Но не задал. Вспомнил улыбку "корсиканца" на трассе Махачкала - Хасавюрт и ее значение - "обосрался, гяур". Вот этого как раз показывать нельзя. Чтоб даже мысли такой не возникало!
Вместо этого спросил:
- …Я хочу знать, куда едем мы. Обратно в Гиляны?
Это было бы неплохо. В этом случае, при хорошем раскладе, к вечеру можем успеть в Махачкалу. Честно говоря, я бы сделал перерыв. Горами сыты по горло. А там - Валэра (там ли?), гостиница "Махачкала" (номера остались за нами: "Один+" - богатый канал), две (или три) девочки в холле, шашлык-машлык и вино. Завтра можно позвонить Тане, отчитаться, порадовать. Потом съездить на телецентр, отсмотреть материал, помонтировать, а вечером… Размечтался!
- Нэт, нэ в Гиляны.
- А к-куда?
- В Вэдэно.
Еббббббб…
- 3-зачем в В-ведено? Почему не в Гиляны?
- Туда нэлзя. Ужэ нэ праскочитэ. Амон на дарогэ сыдыт.
Так-так-так. Соображаю. Мы же русские. У нас ксивы телевизионные. С нами водила в джинсах. Затеплилась надежда.
- Ваха, мы же русские. У нас удостоверения, паспорта, водитель в гражданке.
- Нэ сэрезно.
- Что так?
- Амон злой. Разбэратса нэ будэт. Тут на пыкныкы нэ эздят. Пристрэлэт сначала, патом разбэратса будэт.
Надо же, слова какие знаем - пикники.
- А почему в Ведено? И что потом?
- Патом выдна будэт.
- Слушай, но я с Надиром договорился, что…
- Я знаю. Нэ пэрэжывай, всо нармално будэт. Вот так. Спорить бесполезно. Из бандитского логова, через бомбежку и обстрел, уже не просто в логово, а в самое что ни на есть суверенное бандитское государство. В сопровождении Профессора. Может быть, нам слишком долго везло?
Прощаемся. Это целый ритуал. Знаете, как хоккеисты после матча? Выстраиваются две команды в две цепочки, едут навстречу друг другу и каждый каждому жмет руку. Только у нас сложнее было - правой пожать руку, а левой приобнять за плечо. Каждого. И цепочка наша куда короче была, чем их. Ох, вчерашние думы - враги? не враги? Да какая разница!
Попрощались. Грузимся в "уазик". С кофрами тесновато. Это вам не кузов "Урала". Зато можно смотреть вперед.
Про пейзаж ничего не скажу, потому что ничего принципиально нового. Горный лес. Дороги нет. Потряхивает.
Надо разговорить Профессора. У него наверняка есть инструкции. Парень вроде ничего - физиономия не дикая.
- Ты сам откуда?
- Из Грозного, - говорит почти без акцента.
- А зовут как?
- Аслан.
- А почему Профессор?
- Кликуха.
- ???
- Я в институте учусь. В Грозном, в нефтяном.
Ни хрена себе! В этом путешествии можно было ожидать чего угодно. Но в диком горном лесу, за рулем бандитского "уазика" - студент…
- А что, у вас институт… Он еще работает?
- В войну разбежались все. А потом собрались как-то. Кто уцелел. И преподы, и студенты. Мало и тех, и других.
- А здесь чего делаешь?
- Каникулы.
Я закашлялся. Чуть было не спросил: "А это у тебя - стройотряд? Пят доллярев час? Или практика?" Но не спросил.
Выехали на дорогу. Асфальт! А что, собственно? Была же при советской власти дорога между Ботлихом и Ведено… Правда, дорогу дорогой, а асфальт асфальтом трудно было назвать.
Воронки три на три через каждые сто-двести метров делали трассу пунктирной. Это не считая всякой мелочи. Не скажу, что мы ехали быстрее, чем по лесу.
Вдруг впереди показалось нечто. Танки! И еще какие-то хреновины. Что это значит? Неужели федералы? И откуда? Колонна шла нам навстречу.
- Аслан, что это?
- Это наши.
Секундочку. Какие наши? Студент, ЛДПР, джинсы, говорит почти без акцента. Кого он называет нашими?
- Какие наши?
- Наши, наши. Ты думал, только у ваших танки есть?
Колонна приближалась. Три танка. Четыре грузовика - три крытых, на одном здоровенная фигня со спаренными стволами.
Мы встали на обочине. Танки шли по-походному - с открытыми люками. Механики-водители - по плечи наружу. На бортах и башнях - надписи арабской вязью. На одном по-русски: "Никакой пащады врагу". Великая отечественная, блин…
Аслан посигналил и помахал танкистам рукой. Ему ответили тем же.
Пропустили, тронулись.
Минут через двадцать за спиной слышим какое-то завывание. Нехорошее такое. Аслан напрягается, быстро сворачивает с шоссе. Мы опять в лесу. Останавливаемся.
- Лучше выйти.
Выходим.
И тут началось. Эти звуки мы уже знаем. Это - авиация. Бомбежка. Пытаюсь разглядеть что-нибудь через кроны деревьев. Ничего не видно. Но страха нет. Понятно, что долбят где-то рядом, но это не имеет к нам отношения.
- Аслан, что это?
Молчит. Но все и так понятно. На дороге появились новые воронки…
Из дневника генерала Геннадия Трошева.
"…Разведка обнаружила выдвижение колонны боевиков по дороге Ведено - Ботлих у перевала Харами в составе:
- танков - 3;
- зенитных установок - 1;
- грузовиков с боевиками - 3;
В результате нанесенного авиационного удара были уничтожены два танка и зенитная установка".
Сели в машину, выехали на трассу. И только тогда я вспомнил, что мы здесь не просто пассажиры.
- Костик, ну я-то - старый дурак, пялился на эту колонну, как завороженный, а ты-то что зевал?
- А я не зевал, я снял.
- Как это?
- Ну так, через стекло и снял…
Оборачиваюсь в полном недоумении. На коленях у Ножкина камера, глаз прилип к видоискателю - отсматривает снятое. Да, повезло мне с ними все-таки.
Несомненно, на территории суверенной Ичкерии нас ждет еще много интересного. Только как тут с "военной" цензурой?
- Аслан, а если мы по дороге снимать будем, эти, ваши, не напрягутся?
- Да снимайте.
- Тогда тормозни на секунду.
Остановившись, поменялись с Костиком местами - с переднего сиденья кино лучше получается. И "поливать" можно все подряд, благо кофры наши с нами, а в них еще пять аккумуляторов.
А вот и кино начинается…
- Костик, мотор.
- Уже…
Какой спаянный у нас коллектив. Двое суток всего вместе работаем, а лишних слов не нужно. Впрочем, эти двое суток вместили в себя очень многое. Целую жизнь… И смерть… И прилетели мы в Махачкалу сто лет назад. И это была совсем другая жизнь. Море, шашлык, вино, Валэра, девочки. А Москва - вообще другая планета. Неужели там действительно ездят красивые дорогие машины, вечером горят фонари, люди пьют кока-колу, можно на каждом углу поесть и выпить, а потом прийти домой? Просто прийти ДОМОЙ… Кажется, что это когда-то приснилось. А на самом деле мы всю жизнь мотаемся по этим горам, по лесным дорогам, вечером сидим у костра в компании бородатых моджахедов, а потом заваливаемся спать на голой земле. А еще попадаем под обстрелы, снимаем обстрелы, по утрам посещаем незапирающиеся сортиры без туалетной бумаги и радуемся, увидев человека в майке с надписью "ЛДПР"… С надписью из сна, из жизни, которая снилась.
Да, а вот это - не сон. Впереди вполне знакомая картина. Бетонные блоки с амбразурами, мешки с песком, "змейка" из надолбов. А над всем этим на очень длинном шесте гордо реет зеленый флаг с черным волком.
Нет, конечно, иллюзий никаких и не было. Глупо было удивляться. Это не 96-й год. Хотя, быть может, три года назад именно над этими бетонными блоками развевался триколор. И на посту стояли несчастные полуголодные ребята в мешковатой форме российской армии. Или гораздо более счастливые и сытые менты. Странно устроена человеческая память. Сейчас, видя эту "зазеркальную" картину - бывший российский блокпост с зеленым флагом и черным волком - я вдруг вспомнил события трехлетней давности…
К Новому, 1996 году наше начальство задумало сделать документальный фильм "Новый год в Грозном". По замыслу три съемочные группы должны были отправиться в Чечню снимать встречу Нового года. Одна - в войска, другая - к боевикам, а третья - на улицы ночного Грозного.
Первая группа справилась с задачей легко - московский офис хорошо поработал, заранее согласовав все с военными.
У второй тоже все получилось - ее возглавлял Ильяс Богатырев, человек, имевший с Чечней очень тесные отношения. (Внимание - именно журналистские отношения, и никаких более, вопреки грязным намекам, которые появились после его похищения. Но это уже другая история, и произошла она позже.) Эта группа встречала Новый год вместе с Дудаевым.
А мы с оператором Сережей Плужниковым составили третью группу. И у нас произошел облом. То есть это я сначала думал, что облом. Потом выяснилось, что это - удача. Но - потом. А начиналось все вот как.
Прилетели мы днем 31 декабря в Минводы. Оттуда до Грозного часов пять езды. Теоретически это нормально. Все можно успеть. Но - теоретически. Задумка с нашей, третьей, группой пришла в головы начальства в последний момент. Никаких согласований сделать не успели. "А зачем, вы же не в войска, вы же в город едете". Спорить было бесполезно. У штабных, то есть тех, которые в офисе сидят, у теплой батареи, всегда все просто - не им же корячиться. Положились на нашу находчивость (знакомо уже, правда?). Короче, полетели по опыту на авось.
В аэропорту Минвод нашли "чеченскую" машину. Я знал, где их искать - в самом конце длинного ряда извозчиков. Сумму называть не буду - не поверите. Телевидение вообще дорогое дело. Водила - пожилой чеченец из Грозного. Как звали, не помню.
До самого Грозного доехали без приключений. Если не считать огромного числа остановок - блокпосты. Поэтому, когда подъезжали к цели, на часах было 23.30! Полчаса до Нового года! Через полчаса мы должны включить камеру и снимать… Что? Этот вопрос я задавал еще в Москве. Фейерверки, шампанское, радостные интервью со счастливыми грозненцами? "Снимай, что увидишь", - ответили мне. "Хорошо, фейерверки я вам точно гарантирую", - злорадно ответил я. Кажется, не поняли.
А теперь главное. Примерно за месяц до описываемых событий начались особенно дерзкие ночные нападения на федералов, и командование Объединенной группировки запретило передвижение гражданских автомобилей в темное время суток. И разрешило войскам открывать огонь по нарушителям без предупреждения. А темнеет в это время года часа в четыре. Так что то, что мы вообще смогли приблизиться к Грозному, было новогодним чудом. Но чудо закончилось ровно за полчаса до Нового года.
Кругом кромешная тьма. Где-то впереди - Грозный, тоже погруженный во тьму. Но перед ним - блокпост, это мы точно знаем. Ночное небо озаряется вспышками осветительных ракет. И отовсюду - стрельба. Трассерами в воздух. Войска уже празднуют.
Вдруг грохот пулеметной очереди раздался близко и прямо перед нами. Это уже по нам. Точнее, над головами. Это приказ остановиться. Следующая очередь будет на поражение.
Водила дал по тормозам, слегка занесло, и автомобиль замер посреди дороги. Как на ладони. Думать было некогда. Я бывал в разных ситуациях, но ночью, в запрещенное время, оказаться под дулами взвинченных федералов… Я правда не знал, что делать. Точнее, я не знал, как НАДО себя вести. И потому заорал первое, что пришло в голову:
"Быстро гаси фары и включай свет в салоне!!!"
Просить его дважды не пришлось. Так, что дальше? Сидеть и ждать? Чего? Когда у них нервы не выдержат? Расколошматят. Выскакивать из машины и разбегаться по кустам - еще хуже. Поверьте, я совсем не герой - просто ничего лучшего не придумал: