- Все-таки любопытно, куда же они исчезли? - хмелея, пробормотал хорунжий Забелло. - Ни один улан не видел, как они проскочили через оцепление во дворе.
- Как вы думаете, пан Констанцы, - спросил Вартовский, - что мог искать шпион в этом доме?
- Понятия не имею! - пожал плечами поручник.
- Жаль, - заметил Стржалковский, - я бы на вашем месте как следует обыскал дом. Не может разведчик просто так, среди бела дня, расхаживать с оружием по городу, в который вступает неприятельская армия. Мне кажется, что где-то в этом доме есть подземный ход. Через него эти негодяи пролезли сюда, а потом - сбежали.
- Было еще двое, - напомнил Ржевусский. - Один - тот, что застал меня врасплох, и второй, который бросил серную бомбу.
- Эти двое вели себя непонятно, - задумчиво произнес Вартовский. - На кой черт им было уводить с собой никчемных маркитантов? Их можно было просто пристрелить или прогнать, но они зачем-то увели их с собой.
- Прогнать их было бы опасно, - возразил Стржалковский. - Они видели шпионов в лицо и могли бы их опознать. А убивать их - значило оставить следы. Именно поэтому они решили увести их с собой и прикончить подальше от наших глаз.
- Скорее всего, панове, - продолжал размышлять Стржалковский, - они ушли через какой-то подземный ход.
- Панове! - вскричал подогретый вином Доморацкий. - Чего мы сидим, холера ясна?! Надо немедленно идти в подвал и искать этот подземный ход! Иначе эти разбойники убегут…
- Они уже убежали, пан хорунжий, - усмехнулся Стржалковский, - но мне кажется, они могут вернуться.
- Почему? - спросило сразу несколько человек.
- Потому что шпион не нашел того, что искал. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что он попытает счастья еще раз.
- Вот это, пан Леон, мне не очень понятно, - скептически произнес Вартовский.
- Попытаюсь объяснить свою логику. Если бы шпион уже нашел то, зачем приходил, то, во-первых, не стал бы дожидаться появления улан, то есть ясновельможного пана Ржевусского и вахмистра Пшежецкого. А во-вторых, если уж что-то ему помешало, то он постарался бы исчезнуть незаметно, а не убивать вахмистра и связывать пана поручника. То, что он не убил пана Ржевусского и маркитантов, выглядит очень странно, если бы ему не нужно было задержаться в доме.
- Проше пана, - вклинился Вартовский, - вы считаете, что пан Ржевусский был его заложником? Но тогда ему надо было тащить с собой именно его, а не маркитантов.
- Действительно, - вздохнул Констанцы, - они убежали, а я остался лежать связанным.
- Да… - почесал подбородок Стржалковский. - Это действительно странно. Я думаю, что он просто действовал впопыхах. Ему нужно было побежать совсем в другую сторону, туда, куда они в конце концов скрылись. Я имею в виду, что он все еще надеялся взять из дома нечто важное, поэтому и рискнул бежать не к подвалу, а в сторону лестницы, ведущей на кухню. Там у него тоже был шанс бежать. Именно оттуда, по вашим словам, пан Забелло, возник этот седой мужик, который бегал как двадцатилетний.
- Я полагаю, он был переодет, а борода приклеена, - кивнул хорунжий.
- Смотрите, Панове, - сказал озабоченно Доморацкий, указывая на многочисленные зарева в разных частях неба. - Похоже, что в Москве полно пожаров.
- Я думаю, это наши союзники-французы решили устроить иллюминацию, - небрежно заметил Вартовский, - подожгли какие-нибудь сараи и пляшут вокруг них, налакавшись русской водки. Для них она слишком крепка.
НЕ ДОВЕРЯЙТЕ РУССКОЙ СТАРИНЕ!
Утром 3 сентября какие-то лихие казачки, пробравшись потихоньку через Замоскворечье и тихо зарезав при этом кинжалами нескольких французских часовых, подпалили Москворецкий мост. Заполыхал Балчуг, зачадило в Зарядье, за рекой факелы встали над Пятницкой и Ордынкой. Растекалось пламя и желтый дым на Тверской, Ильинке, в Каретном ряду…
Наполеон сидел на раскладном стуле в одной из комнат Теремного дворца. Нога, как всегда, лежала на барабане, а в руках император вертел подкову, найденную на Поклонной горе. Настроение было неплохое, но кое-что тревожило. Во-первых, болел живот. Во-вторых, заныла штыковая рана, полученная при штурме форта Л’Эгилье под Тулоном. В-третьих, куда-то исчезла русская армия.
За спиной кашлянул Лористон.
- У вас новости, генерал?
- Не лучшие, сир. В ряде частей города начались пожары. На Москве-реке русские взорвали баржи с боеприпасами.
- А, это когда разлетались сигнальные ракеты? Эффектный фейерверк. Командиры бригад должны позаботиться о том, чтобы их квартиры не сгорели. Найдите здешнего брандмейстера и сообщите ему, что он должен подчиняться моим приказам. В случае отказа припугните расстрелом.
- Сир, брандмейстера нет в городе. Пожарные депо вместе с бочками и насосами вывезены. Как нам объяснили, это приказ губернатора Растопчина.
- Александр, при Ваграме вы были более инициативны. Я слишком устал, чтобы заниматься пустяками.
Лористон поклонился и направился к выходу.
"Черт побери этого корсиканца! Такой же маленький и злой, как был в те дни, когда мы с ним учились в артиллерийской школе, - нервно подумал генерал. - Готов был драться даже с теми, кто на голову выше".
- Генерал, - император остановил Лористона, - небольшой вопрос интимного свойства.
- Слушаю вас, сир.
- В этом дворце имеется что-то похожее на сортир?
- Вам разве не показали, сир?
- Представьте себе, забыли. Малую нужду я справил по-солдатски, едва сошел с коня. Ворчуны и медвежьих шапках прокомментировали это по-свойски. Но теперь у меня более серьезные проблемы.
- Я провожу вас, сир. Это совсем близко от вашей спальни. Как объяснил нам один из слуг, которые работали в этом здании, это одно из старейших мест подобного назначения во всем дворце. Его посещал еще царь Алексей Михайлович.
- Не помню такого.
- Он правил здесь в середине семнадцатого столетия.
- В старину строили прочно, - усмехнулся Наполеон. - Что ж, посетим это историческое место. Кстати, вот вам подкова, распорядитесь, чтобы ее прибили над входом в мои апартаменты.
Когда дверь за императором закрылась, Лористон подозвал ордонанс-офицера и отдал ему подкову. Офицер направился в кордегардию, выбрал одного из гвардейцев повыше ростом и передал ему приказ императора…
Наполеон вышел из царского нужника весьма довольный итогами посещения и вернулся в свою комнату.
- Де Сегюр! - позвал император, не оборачиваясь. Граф уже стоял в дверях. Наполеон, заложив руку за борт мундира, подошел к своему стулу и вновь уселся, уложив ногу на барабан.
- Где русские, де Сегюр?
- Сир, разъезды высланы. По Тверской, Рязанской…
- Мне важно знать, где Кутузов, а не то, куда высланы наши разъезды, - оборвал Наполеон. - Неужели невозможно найти армию в сто тысяч солдат? Мне важно знать, намерен ли Кутузов прикрывать Петербург или он собрался уходить к Волге?
- С часу на час это станет известно, сир.
- Так. Что у вас еще?
- Дело довольно странное, сир. Из штаба Вестфальского корпуса препровождены два типа. Один из них - местный полицейский, нижний чин. Другой - судя по всему, разбойник. Оба были схвачены в момент, когда поджигали дома. Полицейский был одет в крестьянскую одежду поверх мундира.
- От Вестфальского корпуса я не ждал ничего иного, - проворчал Наполеон, - с тех пор как бедняга Жюно душевно заболел. То, что полицейские и воры зачастую действуют заодно, для меня не новость. У него что, нет времени созвать военно-полевой суд и расстрелять их самому?
- Сир, в препровождении Жюно утверждает, что пожар Москвы - не случайность.
- У него мания преследования. Пора бы об этом знать, граф.
- Сир, иногда у Жюно бывают просветления. Что делать с этими двоими?
- Отправьте их к Себастиани. Меня они не интересуют. Занимайтесь поисками русских. И постарайтесь, чтобы в городе все-таки поддерживался порядок. Передайте Мортье, чтобы не слишком распускал солдат. По-моему, они подпалили кое-что и сами. Пусть, наконец, найдет каких-нибудь чинов русской полиции. В конце концов, он же губернатор Москвы.
- Да, сир. Но боюсь, что Мортье не удастся найти полицейских. Они убежали из города, а те, которые остались, занимаются поджогами.
- Да, этот мерзавец Растопчин, бесспорно, заслуживает виселицы. Напомните мне, что во время подготовки мирного соглашения нужно будет поднять вопрос о выдаче Растопчина.
- Будет исполнено, сир.
- Ступайте.
"Полицейский и мужик-разбойник поджигают дома… - император был вовсе не так спокоен, как хотел казаться. - Неужели и здесь герилья? Вор и полицейский заодно. Когда дело касается грабежа - это понятно. Но совместный поджог, при том, что ничего не взяли? Значит, сопротивление?!"
ТАРАБАРСКАЯ ГРАМОТА
- Не туда идем, однако, - сказал Клещ.
- Ты уверен? - спросила Муравьева.
Клещ не ответил. Он не говорил бы, если бы не был уверен.
- Давеча левый ход надо было проходить, а мы вправо пошли, матушка. Я, еще когда в первый раз ходы раздвоились, подумал, что эдак мы тут заплутаем. Чертежа-то нет. Не хаживали мы здесь. Теперь уж приведи господь назад прийти, к мил дружку Агапу.
- Ну что ж, идем.
Повернули назад. Клещ с беспокойством приглядывался к свече, пламя которой колыхалось за слюдяными стенками фонаря, - она была последняя. Вернулись на развилку.
Пошли влево от развилки, но, не пройдя и пятидесяти шагов, уперлись в кирпичную стенку.
- Придется Агапа звать… - хмыкнул старик. - Он ту стенку одолел, может, и эту раздолбит.
- Надо к первой развилке вернуться.
- Так и есть, - заметил Клещ, - оттуда всего саженей сто до Агапа. А вот лезть в тот ход не советую. Сырой землей оттуда тянет. Непременно обсыпался он где-то. Опять же, я так мыслю, барышня, что не зря эти стенки клали. Какой-то царь-батюшка шибко хотел от подземелий отгородиться, для того и стенки понастроил. Да еще, поди, и каменщиков после казнил смертью.
Клещ подошел к тупику, постучал кирпичи рукоятью пистолета, прислушался. Потом сокрушенно покачал головой.
- Тут и вовсе худо, барышня. Похоже, нет там ничего, за стеной-то. Либо завал, либо ход вовсе не прорыт. Обманка это, а не ход.
- Ну что же, это даже к лучшему. И все же, друг мой, я бы хотела пройти в тот ход, откуда пахнет сырой землей. Ты же сам говорил, что там может быть вода из Неглинной.
- Так-то оно так, но ведь ежели засыплет нас, то Наполеона мы, матушка, уж не достанем. Эх, кабы твой дядюшка да был в Москве! Уж он-то знал тут ходы. У него и чертеж был где-то.
- Дядюшка?! - удивилась Надежда. - Да он не знал, поди-ка, даже о том ходе, что ведет в подвал его дома.
- Знал, - уверенно сказал Клещ. - Знал, да молчал о том. Потому как сказал я ему, что в подвале у него мой сундук стоит. Оттого он и дверь заподлицо упрятал да еще и шелком сверху обил.
- А откуда это, любезный, дядюшка знал о ходах?
- В лето одна тыща семьсот шестьдесят осьмое, - торжественно произнес Клещ, - велено было Преображенского полку сержанту Иван Юрьевичу Муравьеву состоять при Тайной экспедиции. И от оной экспедиции послан он был проведывать ходы подземные, что под Москвой в прошлые годы нарыли. А ходы сии проведавши, долженствовало ему составить чертеж. Чертеж тот он, вестимо, в Тайную экспедицию сдал, но вопреки указу срисовал с оного копию и у себя держал в секретном месте. И тот чертеж, барышня, видел я своими очами. Оттого и знаю, что в сих ходах творится.
- А ты знал, где дядюшка чертеж хранил?
- Как бог свят - не знал. Такие тайности от чужого глаза стерегут. Показывать он его показывал, а вот где сохранял - не говорил. Ему бы за этот чертеж, коли начальство узнало бы, худо пришлось.
- Как ты думаешь, он взял его с собой, когда уезжал?
- Всенепременно, матушка. Кто ж эдакий чертеж да оставит?
- Да это ведь как сказать, почтенный… - задумчиво произнесла Надежда. - Известно мне, что был у дядюшки какой-то тайник в кабинете, что на втором этаже. Письмо-то он ведь оставил в той комнате, где тайник был. Только где тайник - не знаю.
- От старая башка! - проворчал Клещ. - Письмо-то я и не прочел.
Клещ вытащил из-за пазухи уже помятый голубой листок, сложенный вчетверо.
- Я, вишь ты, - извиняющимся тоном произнес Клещ, - подумал, что это то письмо, которое он тебе с нарочным отослал…
- Да нет же! - сказала Надежда. - В том письме, что мне с нарочным в деревню пришло, было только сказано, чтоб я в Москве отперла кабинет да взяла в нижнем ящичке бюро рекомендательное письмо к Англичанину. И еще было написано, что искать тебя поможет слепой сапожник Степан из Кривоколенного или кабатчик Лукьян с Калужской. А само письмо было написано по-английски, и прочесть его я не смогла. Я ведь зачем в дом вернулась? Посмотреть, нет ли еще какой записки, где тебя искать.
Держа письмо на большом удалении от своих дальнозорких по-стариковски глаз, Клещ начал, шевеля губами, читать.
- Хитрый дядюшка-то, - заметил Клещ, - письмецо с секретом, не каждый дурак прочтет, даже если по-аглицки разумеет. Написано тут, барышня, только про то, что молоко, коее из деревни на Москву прислано, все покисло, и с оного уже творог делают.
- Что за ерунда! - проворчала Надежда.
- Дай-кося свечку!
Пламя свечи, над которым Клещ поводил бумагу, заставило возникнуть на бумаге коричневым буквам и словам между строками английского текста.
- Вот оно, молочко-то! - ухмыльнулся Клещ. - Но, однако, и тут тарабарщина! Ай да дядюшка! Тайная экспедиция, право слово!
Старик выдернул из правого сапога нож, отвинтил с торца рукояти шарик-гайку из потускневшей меди и вытянул из полости рукоятки свинцовый карандашик.
- Знаю я грамоту эту. Тут буквицы все русские, только прочтешь - не поймешь. Не зная дядюшку твоего - ни в жисть не разберешь.
Клещ перевернул листок чистой стороной и начал писать в два столбика буквы: а - б, в - г, д - е, ж - з…
- Та-ак… - пробормотал себе под нос Клещ. - Тут сменить надо… "Како" - "i", а "иже" - "эл"…
Закончив писать алфавит, Клещ начал переносить на чистую сторону листа буквы, написанные молоком между строк. Получалось что-то непонятное: ЫНПВПСПОЫЕПОЬМЬИБОРЫГЛШЛ. Поглядывая на алфавит, записанный в два столбца, старик принялся писать вместо букв из одного столбца буквы из другого.
- Хреновина получается, - покачал он головой, но все же старательно написал новое слово: ЪМОГОРОПЪДОПЪНЬЛАПСЪВИЩИ. Почесав нос карандашом, Клещ на некоторое время задумался, и потом счастливо улыбнулся:
- Дядюшка-то еще и третью хитрость приставил. Наизнанку слова вывернул, да и разделить забыл… Нут-ка, перевернем-ка!
- "Ищи в спальне под порогом", - прочла Надежда самостоятельно. - А что - не сказано…
- Ну, тут-то и не надобно говорить, - сказал Клещ. - Только вот как теперь искать, когда в доме поляки.
- Да уж, - кивнула Надежда, - вряд ли они будут беспечны.
- Хотя… - задумчиво произнес Клещ. - Можно попробовать. Кого они видали? Старика в армяке да мужика с усами, верно? А ежели к ним бритый голландец придет да с ним жена его русская?
- Опасная шутка! - покачала головой Надежда.
- А ежели, к примеру, придет мужичок-дурачок, навроде Агапа, и скажет, будто знает, где в подземелье сокровище лежит, да и принесет с собой кой-какую вещицу?
- То есть ты хочешь сказать, что этот твой Агап достанет из-под порога чертеж и покажет полякам? Ну а что дальше? Ты думаешь, что они полезут искать это сокровище в подземный ход и мы им устроим засаду? Но ведь их может оказаться слишком много…
Они двинулись в обратном направлении. Свеча догорела как раз тогда, когда впереди замаячила пробитая Агапом брешь.
УВАГА, ПАНОВЕ!
От вчерашнего выпивона лейтенант Ржевусский отошел только к обеду. Плотно закусив, Констанцы улегся на походную кровать, поставленную в бывшем кабинете генерала Муравьева, и решил вздремнуть. Но это ему не удалось. Появился хорунжий Забелло и доложил:
- Пан поручник! Пришел какой-то русский мужик и говорит, что хочет сказать нечто важное.
Минут через пять два улана втолкнули в кабинет перепуганного Агапа Сучкова, комкавшего в руках шапку.
- Барин! - бухаясь в ноги офицеру, возопил Агап. - Пан начальник! Не погуби!
- Кто ты такой? - спросил Кость. - Отвечай!
- Барина здешнего, Ивана Юрьича Муравьева, человек.
- Зачем ты хотел меня видеть? Да встань ты, хлоп!
- Так что, барин наш, Иван Юрьич, - поднявшись на ноги, пролепетал Агап, - повелели мне, чтоб я это… сюда шел. Тута бумага лежит под порогом в спальне, так велено мне, чтобы взял.
- Какая бумага? - удивился Кость. - Что ты мелешь, хлоп?
- А я не знаю, барин, - развел руками Агап, - грамоте не учен.
- Как же ты собрался искать бумагу, если неграмотен?
- Так мне ж не читать ее, пан начальник. Сказано, достать с-под порога да принести…
- Ну а барин твой, когда посылал тебя, говорил, чтоб ты тайно сюда пролез, или нет?
- Упаси господь, - сказал Агап, - нешто мы воры? Барин-то неделю уж как в деревне живут. Он и припомнил третьего дня, что бумага-то в Москве осталась. Я и поехал, на телеге, стало быть. Позавчерась к вечеру доехал, а тут, сказывают, француз пришел. Военные у меня телегу с лошадью отобрали и бумагу дали вот, чтоб барину показал. Сказывали, будто в бумаге прописано, зачем забрали.
- Дай посмотреть! - приказал Констанцы. Агап подал листок, на котором было написано следующее:
"Сим удостоверяется, что принадлежащие Его Превосходительству генерал-майору и кавалеру Ивану Юрьевичу Муравьеву телега и лошадь были мной, Сумского гусарского полка поручиком Ковалевским, реквизированы для военных нужд. По сей расписке реквизированное имеет быть истребовано с казны.
Поручик Ковалевский".
- Посадите его в какую-нибудь комнату и приставьте часового! - приказал Ржевусский. А листок оставил у себя.
Когда Агапа увели, он спросил Забелло:
- Как вам это нравится, пан хорунжий?
- Хлоп совсем дурак или очень хорошо прикидывается.
- Я бы тоже подумал, что он прикидывается, если б знал, какой в этом смысл? Вчерашние бандиты, возможно, тоже искали бумагу…
- Если, конечно, это бумага, пан поручник. Я бы ни за что не доверил такому хлопу никаких секретов, да и вообще каких-либо важных вещей. Если признать, что он истинный дурак…