- Нет, не все, - мотнул головой Ваня, - когда они вышли, то я осторожно выглянул и в окошко посмотрел.
- Запомнил, как выглядели?
- Ага… Один белобрысый, с бородкой, как у матроса, но без усов, - Ваня показал на своей плохо бритой морде, где располагается шкиперская бородка. - Он в брючатах был, таких желтовато-белых, и в зеленой майке с дельфином, а второй - налысо бритый, в черных шортах с белыми полосками. Вот Фима - это тот, который в шортах. А третьего не рассмотрел.
- Они тебя видели?
- Не знаю… - пробормотал Ваня. - Тот, что с бородкой, чуть голову повернул в мою сторону. Может, и видел.
- А с чего это ты решил, что Рыжикова отравили? - испытующе произнес Муравьев. - Из тех слов, что ты в туалете услыхал, по-моему, этого не следовало.
- Ну как же не следовало, Вань?! - изумился Пух. - Мне и так все ясно стало. Эти два козла Рыжикову ядовитый крем подсунули! Он натерся и помер, а Володя, царствие ему небесное, решил массаж сделать и руки в этом креме измазал. Они-то небось хотели, чтоб один Рыжиков помер. Тогда б все подумали, будто у него инсульт или там удар солнечный. А когда двое сразу - это уже подозрительно. Вот и получился облом. Они хотели Рыжикова убить и папку забрать какую-то. А папки-то не оказалось, да еще и шухер поднялся, начальства сколько приехало…
Муравьев порадовался за Пуха. Никакой он не придурок, вон как голова, даже под хмельком, соображает! Но все же решил проконтролировать еще разок.
- А почему ты думаешь, что это от крема?
- Да потому, что Володя, - Пух вспомнил очень важную деталь, - когда пришел оттуда, стал руки мыть. И говорит: "Фиг его знает, крем у этого мужика какой-то странный. Вроде руки от него немеют…" Я пошел на вышку, возвратился, а он - уже все…
- Ты операм чего-нибудь рассказывал? - спросил старшина.
- Они меня и не спрашивали ни о чем, - вздохнул Пух. - Все ж думают, будто я дурак непроходной. А сам я к ним подходить не стал. Побоялся.
- А почему ж ты испугался, раз никому и ничего не говорил? И отчего сюда ночью побежал?
- Да я как подумал, что тот, с бородкой, меня увидел… А дома-то никого - ни отчима, ни мачехи. Они в деревню поехали, огород полоть. Я один сижу, водка кончилась. Страшно стало! А куда бежать? Только к тебе вот… Ты ж человек, ты меня понимаешь, не то что другие. Дебилом обзывают… Нальешь, теза, еще рюмаху, а?
Муравьев решил, что и ему следует выпить. Достал дне рюмки, банку маринованных огурцов, горбушку хлеба. Чокнулись, выпили, закусили. Пух малость повеселел. Старшина заострил внимание на одном моменте из сообщения тезки. А именно на том, что Ваня-Пух услышал такую фразу: "В машине Рыжикова папки нет". Когда ж они туда заглянуть успели? Ведь ключ-то от машины, и не какой-нибудь, а электронный, лежал в кармане шорт умершего. А шорты и майка были подложены под голову. Если б тот мужик в черных плавках, который подменил крем, собирался забраться в машину, то должен был приподнять голову своей жертвы и вытащить ключ из кармана. Но он не стал этого делать, иначе бы наблюдательный Семен Шлемович Шнобель наверняка это увидел. Однако тот ушел еще до того, как Рыжиков намазался кремом. И больше не появлялся. По крайней мере, вместе с теми двумя, которых случайно подслушал Пух, этого типа не было. Конечно, он мог быстренько вернуться, когда Шнобель ходил окунаться вместе со своей Фирой, и подложить ключ. Но тогда это могла бы заметить та баба, которая подошла позже и обнаружила, что Рыжиков мертв. Потом появился Миня, и соваться к покойнику в присутствии мента ни один дурак не стал бы. Нет, ключ явно так и пролежал все время в кармане.
Его сперва увидел Муравьев, а потом он попал к операм, которые пошли осматривать машину… Бритоголовый Фима и его пока неизвестный приятель, по словам Шнобеля, ушли играть в волейбол и больше около тела не маячили. К "Фольксвагену" Рыжикова они наверняка не подходили, потому что там, у машин, стоит охранник. Да-да! Эта стоянка платная, там очень серьезный ЧОП несет службу, "Антарес" называется. Еще ни одного угона за это лето не было. И даже если б у кого-то из этих ребят имелся дубликат электронного ключа, охранник не прохлопал бы. Они четко запоминают в лицо всех, кто ставит машину под их охрану. Да и машин там немного. Небогатые людишки оставляют машины в других местах или вообще приезжают на автобусе. А тут иномарка. Стало быть, ни эти трое, которых заметил Шнобель, ни кто-то еще, если таковой был, в машину не лазили и, возможно, даже не собирались лазить. Потому что им о наличии или отсутствии папки в машине должны были сообщить те, кто мог легально осмотреть осиротелый "Фольксваген-Гольф". То есть все те же опера…
Старшина почувствовал, что холодок страха, испытанного им перед приходом Пуха, понемногу было удалившийся, возвращается вновь. Свои ребята, из родной конторы… Продались? Или не все так просто?
Что же этот журналюга мог хранить в своей папке? Вот тут-то и зарыта собака. А что, ежели там было такое, которое и ментам из числа областного или районного начальства, и бандюгам было неприятно увидеть в газетке? Вот они и столковались… Правда, с проколом. Рыжикову надо было умереть тихо. Солнечный удар, инсульт, инфаркт - и никакой папки с компроматом. А теперь шум, гам.
Все это могло помешать кому-то спокойно спать нынешней ночкой. Нет, двустволку надо вынуть, собрать и зарядить. До рассвета еще далеко, и никто не давал старшине гарантию, что какие-нибудь оглоеды его не навестят.
Пух, пока Муравьев размышлял, почувствовал расслабуху и, встав из-за стола, прилег на диван. Подложил подушечку, улегся калачиком и задремал себе, чувствуя полную безопасность. Для него Иван Сергеевич был могучим богатырем, способным с любыми бедами справиться.
Муравьев погасил в столовой свет и пошел в кладовку, где стоял сейф с двустволкой. Вытащил и расстегнул чехол, пристыковал стволы к прикладу, открыл казенники и, вытянув из сейфа коробку с патронами, зарядил оба ствола картечью. Одним выстрелом, если повезет, двоих сшибить можно…
В это время зазвонил телефон. Сергеич ждал этого звонка. То есть морально был готов к нему. Сперва позвонят, дождутся, когда он подойдет и отзовется. Проверят, дома ли клиент. А потом жди гостей… Впрочем, фиг его знает. Может, не подходить?
- Алло! - произнес старшина.
- Привет, - послышался знакомый женский голос. - Это я, Ванечка!
- Привет, - машинально сказал Муравьев. Голос-то был знакомый, а вот как зовут эту бабу, старшина вспомнить не мог. Слишком уж много у него их было, начиная с тех времен, когда он Пуха из-под грибка вытаскивал.
- Спал, что ли? - хихикнул голосок неопознанной абонентки. - Надо же! В такое детское время?
- Ни хрена себе "детское", - заметил старшина, - полпервого ночи!
- Ну извини, если разбудила, - сказала дама, - вообще-то я тут проездом с югов. Хотела заскочить по старой памяти, да ты что-то недоволен, видать. Наверно, придется мне на вокзале ночевать… Поезд только завтра днем идет.
- Ты с вокзала звонишь? - спросил Муравьев.
- Да. Тут кругом такая публика… Бомж на бомже.
- Тебя встретить? - спросил Сергеич, пытаясь припомнить хотя бы мордашку той, кому принадлежал столь нежный голосок.
- Не надо, я дорогу знаю! - обрадованно воскликнула позабытая подруга. - А таксистов тут хоть пруд пруди. Ой, а жена-то тебя не заругает?
- Да она в отпуске… - произнес старшина.
- Интересно, интересно! - очень многообещающе проворковал голосок. - Жди, через полчасика подъеду.
И повесила трубку.
Сергеич подошел к окну, присмотрелся. Со второго этажа ему хорошо был виден подъезд. Если баба придет не одна, он это тут же заметит. Из подъезда всего один выход, лестница небольшая, спрятаться негде. Муравьев на всякий случай вышел на лестницу, держа ружье на весу, поглядел вниз, прислушался… Нет, никого.
Он вернулся в квартиру, запер дверь и пристроился у окна. Двор был пуст, стояла тишина, машины по близлежащим улицам ездили нечасто. Никто в подъезд не заходил, во дворе не маячил.
Прошло минут двадцать, и тут Муравьев услышал рокот мотора. Насторожился. Подъехала "Волга"-такси с шашечками на борту. Из нее вышла женщина с дорожной сумкой на ремне и пластиковым пакетом в руке, ловко захлопнула дверцу, быстро вошла в подъезд, и автомобиль, развернувшись, тут же уехал со двора. Рассмотреть как следует прибывшую Сергеич не успел, но в том, что они действительно знакомы, уже не сомневался. Он даже вспомнил имя - Ира. Познакомились они в поезде, когда Муравьев лет семь назад ехал в дом отдыха. И оказалось, что она едет туда же. В общем, там у них закрутился небольшой роман, и через двенадцать дней после весьма интенсивных страстей они расстались. Причем старшина даже телефон ей дал. Ира жила в соседней области. Потом, еще через пару лет, эта самая Ира почти так же, как сегодня, позвонила с вокзала. И жена у Муравьева была в отъезде. Правда, тогда Сергеич никакими проблемами озабочен не был и быстренько сгонял за ней на вокзал. Она задержалась в гостях аж на неделю, и эта неделя оказалась не самой худшей в жизни старшины.
В общем, когда в прихожей раздался звонок, Муравьев поспешно спрятал ружье в кладовку и отпер дверь безо всяких задних мыслей.
На пороге появилась именно она. Энергичная, загорелая блондинка, умеренной полноты, в розовых брючках и алой безрукавке, туго обтянувших пышные формы, с золотым крестиком на цепочке и босоножках, через которые проглядывали отполированные крашенные в темно-алый цвет ноготки. В тон был и маникюр сделан, и губы покрашены. Прямо-таки зовущая женщина, воплощение знойной страсти… Неужели она еще на югах не натрахалась вдоволь?
ИРУНЧИК-ИГРУНЧИК
- Ну, здравствуй, Ванечка! - приветливо улыбнулась прибывшая. - Пройти-то можно, или ты уж раздумал меня пускать?
- Нет, - произнес Сергеич, - не раздумал. Заходи, пожалуйста, будь как дома.
- А ты случайно не забыл, как меня зовут?
- Нет, не забыл, Ирочка, - Сергеичу было не слишком легко разыгрывать великую радость от нежданной встречи. К тому же он вдруг засомневался, правильно ли запомнил имя. Что на И - это точно, но вот в том, что она Ирина, а не Ираида, Ирма или даже Инна, Муравьев был уверен далеко не на сто процентов.
- Ирочка, это, конечно, верно, - ставя на стул сумку и пакет, усмехнулась дама. - Но ты меня не так звал…
Муравьев, слегка порадовавшись, что верно назвал имя, припомнил:
- Ирунчик-Игрунчик…
- Совсем хорошо! - просияла Ирина. - А я уж думала, совсем позабыл меня, милый Ванечка. Пару лет не виделись, вполне возможное дело. А это у тебя кто храпит?
И указала пальцем на диван.
- Это Ваня Пухов, - представил старшина своего гостя. - Выпили малость, он и сморился.
- Ну-ну, - хмыкнула Ирина, брезгливо поджав губки. - А помыться у тебя нельзя? А то весь день в вагоне по жарище ехала… Вода горячая есть?
- У меня колонка, разве не помнишь? Если газ не отключают, то горячая вода всегда имеется.
Пух уютно похрапывал, старшина зашел в спальню, поменял бельишко на кровати. Самому, что ли, ополоснуться? Вроде как с работы пришел, окатился душем, а сейчас весь вспотел заново, хотя к вечеру не так жарко было. Не иначе от нервов. Нет, ежели этот год удастся дотянуть - уйдет он к чертовой матери из этой ментуры! Пенсия будет, а подработать он сумеет. Не дохлый еще, и голова варит.
- Ванечка-а… - позвала Ира из ванной. - Ты мне спинку не потрешь?
В другое время Муравьев как на крыльях полетел бы. А сегодня пошел не спеша, безо всякого интереса. По дороге, правда, глотнул из недопитой бутылки, но веселее не стало.
Ира полулежала в ванной, укутанная в пену, и блаженно жмурилась, закинув руки за голову. Красивая, стерва! Жена у Ивана была, конечно, тоже ничего, симпатичная, но не очень ухоженная. Опять же постарше выглядела. Этой и тридцати не дашь, хотя семь лет назад, когда они первый раз встретились, совсем уж юной не была. Как видно, она там, на югах, совсем голенькой загорала - и грудки засмуглявила, и низ. Прямо шоколадка! И это при золотистых волосах - чудо! А у Ивана червяки в душе ползают, и смотреть на все это не хочется, чтоб душу не травить.
- Что ты такой хмуренький, Ванечка? - произнесла Ира, открыв один серый глазик и прищурив второй. - Ты мне совсем-совсем не рад, верно?
- Почему… - промямлил старшина. - Устал я просто. Заработался, наверно. Дежурил сегодня на пляже, все купаются, а мне не положено.
- Бедненький! - пожалела Ира. - Ну, раз на пляже не успел, так, может, со мной искупаешься, а? Помнишь, как в тот раз?
Муравьев помнил, хотя и не очень точно. Но все же разделся и влез, полагая, что ополоснуться и впрямь не мешает.
- Ну, вот моя спинка! - хихикнула Ирина, встав на четвереньки и оскалив белые фарфоровые зубки. - Давай, трудись!
Старшина взял мочалку и стал трудиться, но, честно сказать, с тем же удовольствием, как если б кобылу скребницей оттирал.
- Это что такое с нами случилось? - удивленно произнесла Ира. - Ну-ка, колись, гражданин начальник!
- Да так, ничего особенного… - пробормотал Сергеич. - По службе кое-что не клеится.
- Да нет, брат, - покачала головой гостья, поднимаясь на ноги и включая душ, - если у тебя и не клеится, то по-серьезному. Может, расскажешь, облегчишь душу?
- Не положено, - хмыкнул старшина, - служебная тайна.
- Знаешь, - смывая с себя пену и заодно поливая Ивана, заметила Ирина, - служебные тайны бывают разные. Некоторые надо при себе держать, а другими лучше поделиться. Иногда посторонний человек помочь может.
- Ты, что ли, мне поможешь? - усмехнулся Сергеич.
- А почему бы и нет? Ты ведь не знаешь, какие у меня есть возможности.
Ну и баба! Старшина даже подивился такой самоуверенности. Хотя, с другой стороны, о том, кто такая эта Ира, он и впрямь ни хрена не знал. Только то, что она в соседнем облцентре обитает. Не знал даже, замужем она или нет, не говоря уж о том, кто у нее родители и где она работает. Да что там! Он ведь ее фамилии и отчества никогда не спрашивал.
- А ты что, - грустно пошутил Сергеич, выбираясь из ванны и начиная вытираться, - какому-нибудь начальству родней доводишься?
- Может, и довожусь, - лукаво прищурилась Ирина. - А может, я сама начальство?
- Сомнительно что-то, - покачал головой Иван, - если б ты была начальством, так небось тебе бы к поезду "Мерседес" подали и в гостиницу "Губернаторская" отвезли. Прямо в номер "люкс" из трех комнат.
- Нету в вашей "Губернаторской" такого "люкса", - хмыкнула Ирина. - Такой только в "Загородной" есть, бывшей обкомовской. Туда всяких псковских чинов селили.
Муравьев немного удивился.
- А ты что, бывала там? - спросил он с легким подозрением.
- Доводилось, - усмехнулась Ира, запахивая махровый халат.
- Ну и что ж ты сегодня туда не поехала? - усмехнулся Иван. - Поиздержалась на юге?
- Нет, - мотнула мокрой головой Ира, подключая к розетке фен. - Просто захотелось с тобой увидеться. Дай, думаю, позвоню наудачу? Если б жена подошла, я бы, конечно, не стала сказываться… Ты не волнуйся, не переживай. Мне больше ничего не надо было - только увидеть тебя, и все.
Похоже, ей не терпелось узнать, какая такая печаль-кручина снедает несчастного Ванечку.
- С крутыми не поладил? - догадалась Ирина.
- Есть такой момент… - сознался Сергеич.
- И что им надо? Что-нибудь требуют, пугают?
- Да как бы тебе сказать… Пока ничего не требуют и ничем не пугают. Я больше сам себя запугал, по-моему. В общем, кажется мне, будто могут они решить, что я на этом свете лишний.
- Это ты сам придумал или кто-то подсказал? - Ира отключила фен и еще разик прошлась по волосам расческой.
- Сам дошел, - нехотя ответил Муравьев.
- А может, у тебя просто мания преследования? На солнышке перегрелся - и в мозгах что-то сдвинулось? Ты давно в отпуске был?
- В прошлом году весной. А в этот раз обещают не раньше осени.
- Хочешь, чтоб тебя завтра в отпуск отпустили? - явно не шуточным тоном предложила Ирина.
- Не отказался бы, - усмехнулся старшина, который ее, конечно, всерьез не принял. - А что, можешь устроить?
- Могу, если расскажешь мне все от и до о своих проблемах.
Она говорила так уверенно, что на Муравьева опять нашли подозрения. А что, если ее все-таки к нему подослали? Допустим, для того, чтоб выведать, насколько он, Муравьев, в курсе произошедшего на пляже. Ну а потом прикинут, опасны эти сведения или нет. Если решат, что не опасны и ничего такого, что могло бы в суде фигурировать, он не узнал, то будет Муравьев жить дальше. Если же им покажется, что он где-то и как-то может лишнее сказать, то и его уберут, и Пуха разнесчастного, а может, и до Шнобеля доберутся.
Они вышли из ванной и перебрались в кухню, где можно было покурить и побеседовать, не мешая мирному сну Вани-Пуха.
- Слушай, - сказал Иван с немного злой усмешкой, - а ты кто такая, чтоб интересоваться моими проблемами? Может, тебе кто-нибудь поручение дал, а?
- Нет, - мотнула головой Ира, - я ничьих поручений не выполняю. Я просто чувствую, что ты действительно в опасности. И очень может быть, что единственный шанс от нее открутиться - это все и очень откровенно рассказать мне.
- Вот я и спрашиваю: кто ты такая? Замминистра внутренних дел по сексуальным вопросам? Или просто любопытная баба с великим понтом? А может, стукачка бандитская?
- А ты нервный, Ванечка! - строго прищурилась Ирина. - Очень нервный! По-моему, перед моим приходом ты даже ружьишко доставал, верно? Я слышала, как оно за дверью брякало. Не иначе спрятал в кладовку, когда увидел, что я одна.
- Слух у тебя острый, - проворчал старшина, - не по годам…
- Ничего не поделаешь, жизнь такая, - произнесла Ира. - В общем, так: даю тебе пять минут на то, чтоб собраться с духом и рассказать, что у тебя сегодня стряслось на пляже. В подробностях! Если не соберешься - останешься здесь с этим алкашом, и что тут с вами, дураками, сделают - не моя забота!
- Ирина, - вздохнул Сергеич, - я уже чувствую, что ты женщина крутая. Но кто ты, хотя бы приблизительно, а? Ведь самому голову в петлю неохота совать, верно? Ну расскажу я, а потом что? Не проснусь завтра утром?
- Ванечка, миленький, - проникновенно заглядывая ему в глаза, произнесла Ира более нежным тоном. - Не беспокойся, не волнуйся. Все будет хорошо. А кто я - это сейчас не важно. Верь, я тебе только добра хочу.
- Откуда я это знаю? Кто ж признается, что хочет зла?
- Ну, тогда помысли логически, - голос Иры снова зазвучал тверже. - Если ты чувствуешь, что насолил крутым, то, наверно, догадываешься, что и они об этом знают, верно? И более того, почти уверен в том, что родная ментура тебя не защитит, а то и отдаст им с потрохами. Так?
- Ну, допустим.
- Стало быть, на фига им еще что-то уточнять и проверять? Есть человек - есть проблема, нет человека - нет проблемы. Тебя уберут и так, без разбирательств. В это ты уже сам поверил, хотя тебе никто еще не угрожал. А я даю тебе шанс, понимаешь? Хотя я не богиня и тоже не все могу. Но мне будет жалко, если ты пропадешь. Очень жалко…