"Игорек". Родищев терпеть не мог этого обращения. Но тут промолчал. Повернулся в кресле к шкафу, достал коньяк и бокал, налил сразу половину и выпил залпом. Утер губы тыльной стороной ладони.
- Не знаю пока. Как дело пойдет. Может быть, на полгодика. А может, и насовсем. Так что с документами? Сделаешь?
- Ну, попробовать-то, конечно, можно. Обещать, само собой, ничего не могу, но поспрашиваю осторожно. Вдруг где-то что-то выплывет. Только… Это будет очень дорого стоить, Игорь… Очень дорого. Пойми правильно, риск громадный. К тому же за срочность придется доплачивать, сам понимаешь…
- Понимаю.
- Ну вот…
- Сколько?
- Э-э-э… Думаю, "штук" в пятнадцать тебе это удовольствие обойдется. Причем, заметь, это по минимуму и без моей наценки. Я с тебя, так уж и быть, как с лучшего клиента, денег на этот раз не возьму, - пропыхтел Палыч.
Родищев даже зубами заскрипел от едва сдерживаемой ярости. Ну да, не возьмет. Да он с умирающего последнюю рубашку снимет без всякого стеснения, если будет уверен, что никакой пользы с того поиметь уже не получится. Игорь Илларионович встал, прошелся по "офису".
- Ладно, устроит. Шкура дороже. Когда?
- Ну-у-у, - протянул Палыч, - может, часика через три звякну, если что наклюнется. Но ты учти, Игорь, "пятнашка" - это не окончательная цена. Может обойтись и дороже.
- Я понимаю. - Родищев действительно понимал. Окончательная наверняка будет тысяч на десять выше. В самом лучшем случае. Сперва Палыч наведет по своим каналам справки, насколько крепко влип клиент, а уж потом и решит, сколько с того содрать. И стесняться не станет. Чего тут стесняться? Бизнес есть бизнес. А ложка дорога к обеду… Впрочем, Родищеву было все равно, какую цифру назовет Палыч. Он не собирался тратить ни цента. - Значит, к шести вечера жду твоего звонка.
- Хорошо, - пропыхтел в трубку Палыч. - Позвоню обязательно.
- Договорились.
Родищев отключил трубку, затем выпил еще коньяка, прошел в кладовку и спрятал телефон в сейф. Так спокойнее. Волна через пятнадцатисантиметровую сталь и толстые кирпичные стены не пройдет. Это на случай, если Незнакомец передумает и решит заняться переводом денег незамедлительно. Ему, конечно, известно, где находится питомник, но вряд ли он решат нагрянуть сюда на авось. Такие люди на случайности не рассчитывают. Они их создают…
Родищев убрал бутылку и бокал в шкаф, запер его на два оборота и вышел из "офиса".
* * *
Англичане ушли сразу после кофе. Собственно, Осокин иного и не ожидал. Эти были не из "обрусевших", впитавших наши привычки и страсть к длительным халявным застольям. Чуть чопорные, лощеные, придерживающиеся впитанного вместе с сырым английским туманом этикета. Сложно сказать, какая из сторон была больше заинтересована в благоприятном исходе переговоров.
"Первый общероссийский национальный" собирался открывать в Лондоне свой филиал, через который планировалось проводить средства корпоративных вкладчиков, имеющих деловые контакты за рубежом. Распределять финансовые потоки на своих счетах всегда выгоднее, чем на чужих. Кроме того, Осокин всерьез полагал, что финансовая документация, хранящаяся в чужой стране, будет в большей безопасности, нежели в своей собственной. По крайней мере, они были хотя бы отчасти застрахованы от того, что в банк средь бела дня, без всяких юридически обозначенных причин ворвутся люди в масках и с автоматами и устроят "показательное изъятие". В России же подобные инциденты случались по разу на неделе.
Со временем же планировалось и вовсе превратить филиал фактически в головное предприятие. Президент "Первого общенационального" с предложением согласился, сочтя его вполне разумным. Да и у совета директоров оно возражений не вызвало. Им нечего было скрывать, дела они вели чисто, без "черного" капитала, но… Никогда не знаешь, чем может закончиться сегодняшний день, не говоря уж о завтрашнем. В России это правило было актуально, как ни в одной другой стране мира.
Собственно, некоторые детали данного проекта и обсуждались во время делового ужина. Участие в деле английских представителей в определенной степени гарантировало беспристрастное отношение к русским банкирам со стороны британских властей, что было немаловажно, учитывая, что в последнее время на Западе не слишком жаловали русских.
Осокин остался доволен ходом переговоров. Англичане согласились с разумностью львиной доли предложений российской стороны, и, хотя попросили время на обдумывание и согласование оставшихся вопросов, это можно было считать удачей. Во всяком случае, резкого отрицания не вызвал ни один пункт из тех, что значились в "меню".
Оставшись один, Осокин откинулся на спинку кресла и посмотрел на часы. Стрелки показывали четверть седьмого. Славно. Наташа отправлялась за покупками в семь. Он вполне успеет допить кофе и выкурить еще одну сигарету. Убрав оставшиеся бумаги в кейс, Осокин подозвал официанта и попросил счет. Затем он закурил и принялся оглядывать зал. Негромко наигрывала музыка, никто не повышал голос, не требовал "шнапса". Осокин улыбнулся, вспомнив поездку в Ялту, где какие-то заезжие бандюки развлекались в ресторане "Ореанды", выкрикивая пьяно заказы на весь зал и запуская в не слишком расторопных официантов посудой. Давно это было. Пять… Или шесть лет назад? Да, пожалуй, шесть. Они еще со Светкой ездили. Теперь-то Осокина на отечественные и "околороссийские" курорты и калачом не заманишь. Да и зачем? По деньгам заграница обходится дешевле, а уровень сервиса не в пример выше. Хотя вот взять этот самый ресторан. Можем же, когда захотим. Тишина, уют, покой. Никаких дебошей и пьяных драк с поножовщиной. А случись что, служба безопасности - тут как тут. Быстро учимся.
Позади, за соседним столиком, ожидала его собственная охрана. Двое. Еще двое остались на улице, в машине. Следили за входом и прилегающей территорией.
Счет принесли через четверть часа. Осокин расплатился, оставив щедрые чаевые, поднялся и направился в гардероб. Охрана поспешила следом.
В гардеробе Александр Демьянович взял плащ, застегнул на все пуговицы, оставив, правда, расстегнутым пояс. Он терпеть не мог поясов, морщился, если видел на улице человека в плаще с замысловатым узлом в районе живота, даже если это подчеркивало вполне уместную талию. Большинство же известных ему "деловых" изяществом фигуры вовсе не отличались, хотя при этом затягивали пояса до покраснения лица. По этой самой причине Осокин и предпочитал классические "рединготы".
Выйдя на улицу, он обернулся к охранникам:
- Спасибо, сегодня вы мне не понадобитесь.
Охранники растерялись, переглянулись.
- Но, Александр Демьянович… - начал было тот, что поздоровее, однако Осокин остановил его взмахом руки.
- Я же сказал, на сегодня вы оба свободны, - повторил он спокойно. - Завтра жду вас в обычное время.
И, не дожидаясь реакции охранников, быстро спустился по мраморным ступеням и направился к машине. Вообще-то его босс настаивал на круглосуточной охране, но Осокин не видел в этом толку. Даже если бы не сегодняшние планы. Зачем? От шпаны он гарантирован хотя бы тем, что ездит на машине и живет в охраняемом доме с охраняемой же территорией. А от серьезного киллера никакая охрана не спасет. Известно, телохранитель принимает вторую пулю. И если уж первую судьба уготовила тебе - ты ее и примешь, хоть взводом себя окружи, с ракетными установками, бронетехникой и тяжелой артиллерией. В баню, к примеру, или в тот же ресторан на танке ведь не въедешь. Да и не настолько он, Осокин, масштабная фигура в отечественном бизнесе, чтобы на него разворачивали охоту.
Забравшись в салон "Мерседеса", Александр Демьянович кинул на сиденье кейс, поинтересовался у водителя:
- Олег, слыхал когда-нибудь про улицу замечательного летчика-испытателя Дмитрия Митрофанова?
- Слыхал, Александр Демьянович, - кивнул тот. - Это же недалеко здесь. Там еще магазин хозяйственный. Как его… "Митрофанушка", кажется. Здоровый такой магазинище. Я в нем еще кухню брал.
- Не знаю, может быть. - Осокин уже давно "брал кухни" совсем в других местах. - Вот на эту самую улицу и поедем.
- Хорошо. - Олег посмотрел в зеркальце заднего вида, увидел растерянно забирающихся в джип охранников, спросил: - А ребята?..
- Сегодня без них прокатимся, - ответил Осокин. - Надо иногда отдохнуть.
Иномарка тронулась с места, могуче и плавно, как океанский лайнер, отходящий от стенок. Выкатилась на улицу и тут же влилась в поток машин. Несмотря на то что поток был плотный, притормозили, пропустили. Олег, разумеется, заботился о соблюдении дистанции. Шофером он был профессиональным, как будто родился с рулем в руках. Но если бы Олег и нарушал правила, аварии удалось бы избежать - вокруг "Мерседеса" моментально образовалась зона безопасности метра в четыре. Никому не хотелось связываться с "новым русским". Даже если не ты виноват - "эти" все равно всех купят и оставят тебя крайним. А за такую карету, поди, расплатись. Разве что собственной жизнью. Лучше уж медленнее и подальше.
Осокину, что скрывать, нравилось почтение, которое вызывал его "Мерседес". Люди равны, но… Ступень пьедестала все-таки у каждого своя. Вздумай он сейчас остановить машину и выйти из нее, просто чтобы выкурить сигарету, никто не посмеет нажать на клаксон, не говоря уж о ругательствах в его адрес. Что бы ни говорили классики, бремя богатства приятно и необременительно.
Осокин смотрел в окошко и пытался представить себе, какое лицо будет у слепой стюардессы, когда он заговорит с ней. Что она ответит? Почувствует ли, что он не просто случайный прохожий в ее жизни? Как поведет себя? Осокин надеялся, что Наташа будет держаться достойно. Он словно бы спешил на экзамен к собственной ученице. Впрочем, в некотором смысле так оно и было. Неизвестно еще, какой она стала бы, если бы не тот злополучный случай.
У метро остановились купить цветов. Осокин, не торгуясь, забрал все белые розы, что стояли в высокой стальной вазе. Когда он пересчитывал деньги, продавщица заметила не без легкого сарказма:
- Любовнице, поди.
- Жене, - соврал он, отдавая плотную стопку крупных купюр и принимая внушительный букет.
- Повезло, - одобрительно кивнула продавщица. - Остались еще мужики.
И вздохнула, видимо, подумав о своем.
Не вздыхай, не вздыхай, продавщица. Его жене везет с другим. Осокин зашагал к "Мерседесу". А в самом деле, как часто он дарил бывшей жене цветы? Раза по три за год, поди, не меньше? На день рождения - это как водится. Потом на Восьмое марта. На годовщину свадьбы дарил еще. Ну, пару раз по пьянке. Вот, пожалуй, и все. Но в таких шокирующих количествах - никогда. Надо бы еще прикупить что-нибудь, наверное, к чаю. Вина хорошего какого-нибудь. Или…
- Олег, что можно подарить незнакомой девушке? - спросил он, усаживаясь на заднее сиденье "Мерседеса".
- Совсем незнакомой? - ничуть не удивясь, спросил шофер.
- Ну да.
- Розу, - подумав, ответил Олег. Добавил: - Одну. Если незнакомая совсем, можете отпугнуть таким-то… - и кивнул многомудро на букет. Да и не букет даже - букетище. - Хотя, конечно, от девушки зависит. Если актриса какая или, к примеру, фотомодель, то еще может и обидеться, что букет мелковат.
- Стюардесса. Бывшая.
- A-а, ну, стюардессы не балованные. Стюардессе пойдет, - согласно кивнул Олег.
Осокин поглядел на бело-розовую гору и увидел… веник, приторно-сладкий, как конфитюр, хвастливо пижонский.
- А кроме роз?
- Так ведь, Александр Демьяныч, сразу-то не скажешь. Тут знать надо, что за девушка. Богатая, бедная, красивая, не очень, что любит, чем занимается?
- Понятно. Отставить, Олег. Спасибо.
- Да не за что, Александр Демьяныч, - тот улыбнулся. - Подъезжаем, кстати.
Улица Дмитрия Митрофанова оказалась сквозной, но пустынной. За рядом облетающих деревьев маячила хорошо освещенная, заломленная на манер офицерской щеголеватой фуражки крыша спортивного комплекса. А может быть, это был концертный зал или кинотеатр. За ним бесконечной темной проплешиной раскинулся парк. Судя по тому, что сквозь деревья не было видно ни единого проблеска, а ближайшие кирпичные высотки подпирали небо едва ли не у горизонта, парк относился к тем природным заповедникам, где легко разминулись бы старик Сусанин с отрядом польских шляхтичей и Макар со стадом телят.
- Олег, это что за парк? - Осокин кивнул в сторону темной стены.
- "Дружба народов", - ответствовал тот. - Его к Олимпиаде возвели вроде. Знаете, аттракционы, передвижной цирк, качели-песочницы, все такое. Загадили потом. Это у нас быстро. Что-что, а гадить мы - мастера. Пруды там еще. Сейчас уж небось тиной заросли.
- Понятно, - Осокин повернул голову.
А ведь он раньше жил в этом районе. Не то чтобы совсем близко, но и недалеко, у железнодорожной станции и пустыря. На "Мерседесе" - минуты три, общественным транспортом - десяти не наберется. А вот в этой стороне не бывал. Ни тогда, ни позже. И не помнил ничего. Ни спорткомплекса этого задрипанного, ни парка, в котором земля на метр пропитана мочой, кровью, молодецко-жеребячьей спермой и дешевой водкой вперемешку с пивом. И хозяйственного магазина, названного идиотами-хозяевами в честь своего литературного собрата, тоже не помнил. Бывшая жена, Светка, до сих пор из этой жопы выбраться не может. И не выберется никогда, ибо ни один здравомыслящий человек не поедет сюда добровольно. Окраины - набитый блочно-панельными палатами общегородской лепрозорий. Сюда ссылают "трудовой народ", зараженный вечной проказой тотальной нищеты, пьянства и мордобоев. И живут неизлечимо больные безысходностью, взращивая таких же окраинно-потешных муд…в, зияющих гнилыми провалами совести, язвами безмозглости и струпьями немотивированной жестокости. Здесь вонь аммиачных паров перемешивается с запахом плесневелой безрадостно-тоскливой старости, дешевой колбасы и серого утреннего перегара. Под праздники местные санитары-властители наводят плановый марафет: подметают "палаты" улиц, меняют протухшие, сочащиеся гноем бинты асфальта на свежие, моют оконные "утки" магазинных витрин. Живем, твою мать! Почти как в Европе! "А вы, профессор, не любите пролетариат! - Да, я не люблю пролетариат…" Умнейший Михаил Афанасьевич, за что же его не любить? Он просто не умеет иначе. Сколько раз ни пытались строить дома - получались лепрозориевые палаты барачного типа. За отдельную плату - те же палаты, но индивидуальной планировки. Преображенские выродились как вид. Работяги, местечковые начальники, депутаты, буржуи общероссийского масштаба, президенты - тотальный пролетариат. Думать по-другому мы не обучены, а Моисея среди нас не сыскалось. И потому здесь все дороги, вопреки известной поговорке, ведут не в Рим, а на припорошенную хлоркой и негашеной известью братскую могилу упокоившихся душ.
Олег притормозил у перекрестка. Откуда-то справа, из-за мощных зарослей диковатого кустарника, показалась стая собак. Огромная - голов пятьдесят, потрусила через дорогу, лениво, не обращая внимания на притормаживающие машины.
- Ни хрена себе, - изумленно выдохнул водитель. - Посмотрите, Александр Демьяныч! Вот и погуляй тут вечером. Съедят к бубеням.
Стая пересекла дорогу, потрусила за вереницу ларьков, в темный лабиринт дворов.
- Александр Демьяныч, куда дальше? - тут же поинтересовался Олег, глядя в зеркальце.
- К супермаркету "Восьмая планета".
- Угу. Это вроде еще дальше от метро? Или, наоборот, ближе? Сейчас спрошу. Эй, браток! Браток!! - закричал Олег ссутуленному припоздалому прохожему, опуская оконное стекло. - Где тут супермаркет "Восьмая планета", не подскажешь? Где сворачивать? За какой помойкой? Ага, понял. Спасибо, браток. - Он нажал педаль газа. - Понастроили. Все за помойкой.
Осокин смотрел в окно. Интересный район. За год преобразился так, что и не узнать. Повсюду стройки. Шикарные кирпичные дома растут как грибы, перемежаясь стандартными панельными пятиэтажками с давно крашенными, успевшими облезть подъездами, с перекошенными ступеньками и крысами, смело шмыгающими от крыльца к кустам и обратно. С обязательными решетками на первых этажах: голытьба боится, как бы не украли последнее достояние - нищету. Это даже не смешно. Это трагично.
Он чувствовал себя совершенно чужим в этом пролетарско-обывательском мирке. Вроде как изнеженный комфортом европеец, по недоразумению угодивший в африканский вельд, где большая часть животного мира воспринимает его исключительно в качестве ходячего деликатеса. И ведь не так давно сам жил в таком доме, смотрел футбол по конвейерной "соньке", ездил на трамваях и отоваривался в магазинчике на углу, где продавщица, внушительных габаритов дебелая лахудра, с нахальной простотой провинциалки норовила обсчитать всех и каждого. А теперь вот смотрит на все это "великолепие" с изумлением инопланетянина.
"Мерседес" свернул на отменно заасфальтированную парковку у супермаркета. Светящиеся витрины "Восьмой планеты" рекламировали спиртные напитки самого различного роду-племени. По лампочно-неоновой надписи "Швепс" над козырьком супермаркета пробегали веселые огни. Из встроенных в стену колонок лилась музыка, транслируемая "Серебряным дождем". Сбоку от парковки прилепились три палатки - две продуктовых и "Союзпечать". "Печать" была закрыта, но продуктовые зазывали малочисленных покупателей яркими этикетками многочисленных витринно-выставочных бутылок. Парковка напоминала пчелиный улей, поделенный на ячейки-соты. Сотня мест для механизированных "автопчел", из которых было занято от силы три десятка. Нашествие начнется часа через два.
Олег высмотрел место почти у самого входа, ловко загнал "Мерседес" в "ячейку".
- Олег, - Осокин наклонился вперед, - ты мне сегодня больше не понадобишься. До стоянки доберешься своим ходом?
Олег оставлял свою личную "девятку" на крытой стоянке у спорткомплекса, в пяти минутах ходьбы от дома Осокина.
- Не беспокойтесь, Александр Демьянович, - кивнул шофер. - Доберусь. Нет проблем. - Он заглушил двигатель и протянул ключи. - Завтра, как обычно, к восьми?
- Как обычно, Олег. - Осокин протянул шоферу купюру достоинством в пятьдесят долларов. - На, Олег. Возьми такси.
- Не стоит, Александр Демьянович, - шофер позволил себе улыбнуться.
Они выбрались из иномарки. Осокин нажал кнопку на брелоке.
- До завтра, Александр Демьянович, - сказал Олег, поднимая воротник куртки и втягивая голову в плечи.
Волосы его сразу намокли и налипли на лоб. Дождевые капли разбивались о плечи с глухим стуком.
- До завтра, Олег. Иди. Промокнешь.
Олег кивнул и широко зашагал к ближайшей автобусной остановке. Осокин же прошелся вдоль широкой витрины, стараясь разглядеть Наташу сквозь огромные стекла. Он прошагал до пекарни, пристроенной к супермаркету с одной стороны, ничего не увидел - кассы почти полностью перекрывали обзор, вернулся к крыльцу и пошел вдоль другой стороны, покороче. Справа начинался парк. Тот самый, с Сусаниным и Макаром. Неподалеку он перерезался сквозной узенькой улочкой, по которой время от времени проносились редкие машины. Улочка терялась в темноте, уводя в пустоту. Понятно, почему машин так мало.