В других странах аскетизм принимался во имя чего-то превосходящего материальные выгоды. В России - из-за отсутствия выбора, без спроса самого человека, принуждаемого к аскетизму внешними обстоятельствами. В средневековой Европе (во все века свободной для перемещений) активные люди могли идти в различные ремесленные цеха и достигать уровня как минимум подмастерья (зажиточного и уважаемого), в наемные армии, в морскую службу - особенно развивавшуюся с XV века, чуть позже могли уехать в различные по всему миру колонии, а остававшиеся "на своей земле" не жили под страхом смерти от голода. И феодальный порядок в Европе никогда не доводил низшее сословие до абсолютного бесправия, как крепостное право в России. Причем в уже не средневековой России бесправие это опускалось до совершенного издевательства. 1848 г. - по многим государствам Европы прокатываются революции, люди борются за гражданское равноправие, свободу печати; парламентаризм закладывается в государственные основы; а личная и имущественная неприкосновенность, равная для всех судебно-законодательная защищенность давно уже действуют и не стоят на революционной повестке дня. Задачи европейских революций 1848 г. через 70 лет будет решать (и не решит) наша Февральская революция. А пока этот год отмечен у нас публикациями "Записок охотника" Ивана Сергеевича Тургенева - страшных записок, которые давно никто не читает, и только школьники осиливают из них первый рассказ "Хорь и Калиныч"; он, как раз, самый из всех безобидный. Но дальше скверно, и каждый новый сюжет добавляет серые и черные краски. Хотя сам Тургенев обличительных задач в "Записках" не ставил - просто описал увиденное во время летне-осеннего охотничьего сезона. Прочитайте хотя бы рассказ "Бурмистр" - хватит для общего понимания: изувер-староста мордует деревню, "нелюбимым" делает жизнь хуже ада, но помещика он вполне устраивает, и когда двое крестьян на коленях (!) просят у того полагающегося заступничества - отвечает им кулаком в лицо. А в Европе про "крестьянину в морду" вообще не знали, вернее - знали, что за это запросто попадешь под суд; личной принадлежности тоже не существовало и христианин христианином не торговал.
Что же в сухом остатке?
Европейский аскетизм направлен к свету, и ничего общего не имеет с нашим, окруженным враждебной тьмой, которую человек, естественно, ненавидит. Такое "враждебное" часто доходит до всего, что не он сам. Отсюда и ощущение родины как злой или незаботливой мачехи - так отчего же, при удобном случае, у нее из сумки денег не утащить? И отношение друг к другу растет из того же корня: любой незнакомец для нас - то самое "внешнее", согласно инстинкту ничего хорошего не сулящее.
Сказанное, разумеется, может быть критично воспринято, и на передний план у кого-то выдут другие соображения. Это естественно, только с одной оговоркой: здесь нет переднего плана, но обязательно присутствуют другие грани, на некоторые мы дальше укажем. Не сразу, впрочем. Есенинские слова "лицом к лицу лица не увидать" прекрасно подходят к историческому "сегодня", однако на слишком значительном временном удалении возникает другая угроза, от которой остерегает французская поговорка "истина в деталях". Выйти из положения, поэтому, можно лишь признав, что исторический результат неотделим от порождающего его процесса, следовательно, нет другого способа, как выныривать в том или ином его времени, схватывать что-то новое взглядом, наращивая, таким образом, фактический ряд. В этом смысле историческую картину нельзя до конца закончить - как нельзя наныряться в море, если человек всерьез приступил к этим занятиям, - тем не менее, можно решить важнейшую (особенно для нас, русских) задачу: понять, кто мы сейчас, потому что "сейчас" - исторический путь, который привел в данную точку, точнее - какой-то его последний важный кусочек, поэтому надо правильно выбрать "кусочек", а не начинать с Владимира-красно-солнышко.
Что-то в таком роде мы и попытаемся сделать. Да будут с нами Небесные силы, - как говорят итальянцы по всякому поводу и без повода.
- Леха, эта третья подряд сигарета.
- Я на нервной почве… и холодно! Думал четвертинку взять, да вдруг, ты заругаешь.
- Ну прямо…
Нам холодно, да, Лешка, морщась, закуривает, я опять смотрю на часы - с момента ее ухода прошло шестнадцать минут.
Всё утро было в моем распоряжении, и не сообразить даже - маленький термос с собой прихватить. Как будто наступившие холода - новость…
Лешка, вон, правильно говорит, что самая паршивая за последние несколько лет осень.
Да, еще в середине октября всё пожелтело, а сейчас так вообще полно голых веток…
Голых… ну, голых… какая березка?..
Это не Леха, это у меня в голове березка… только откуда она - хорошенькая небольшая, рядом мальчик стоит…
Мальчик, которого мы ищем. Просто фотография всплыла в голове: мальчик, там во дворе у дома… на зеленой траве, рядом небольшая совсем березка…
Вдруг мурашки по телу, не от холода, нет!
- Лё-ша! Мальчик, березка, трава зеленая!
- Дим, ты чего?
- Березка - у нее листья еще почти зеленые, трава яркая, понимаешь?!.. Ну, фотография!
- Ну, фотография…
- Сделана она месяц назад, когда еще тепло было, градусов пятнадцать!
- Чё ты пугаешь, глаза как у бешеной селедки…
- Фу-у, - чувствую, что частит сердце, - пятнадцать градусов тепла или в последние дни - один-два. Мальчик, нянька сказала, как был одет?
- Погоди… мы еще в протоколе указали - как на фотографии… погоди!
- Ну, врубайся!
- Не по погоде?.. Легко был вчера слишком одет?.. Нянька, Дима?!
У меня в голове вовсю крутится "что делать, что делать?" - только это и ничего больше.
И Лёха задает тот же вопрос.
- Я не волшебная палочка!.. Давай вместе думать.
- Перехватить ее можем на выходе!
Сам так подумал, шанс есть, но… ребенок, что будет с ним? Я только отмахиваюсь.
Леша сам поправляется:
- Да, мальчика мы подставим. … А что если она явится как ни в чем не бывало, с координатами - где забрать ребенка?
- Тогда и мы как ни в чем не бывало… нет, не явится, мальчик расскажет, как было на самом деле.
- Что он в два с половиной года скажет?
- Ну… пусть только явится.
Глупо, конечно, ждать такого подарка.
- Дим, а чем ситуация стала хуже?
- Ты даешь! Тем, что у них и мальчик и деньги.
- Но мальчик-то им теперь не нужен, и он, практически, не свидетель… позвонят матери, скажут, где он…
- Ты успокоить хочешь?
Мне приходит мысль - не самая лучшая, но она единственная:
- Так, отправляйся к машине, свяжись с подполковником, всё доложи, а я здесь торчать буду, вдруг…
Леша, кивнув, было пошел, но резко остановился:
- Дим, тут две минуты езды до ближайшего магазина, а?
Моя голова сама, без раздумий, кивает.
Снова проверяю время - двадцать одна минута. Достаточно вполне, чтобы ей выйти с кладбища, причем переодевшись - ведь тут наверняка кто-то был из подручных.
Всё равно я поглядываю внутрь боковой аллеи.
Всплывает любимый мой детский персонаж в облике превосходно сыгравшего его Василия Ливанова, - Шерлок Холмс, Да, он такой прокол с одеждой заметил бы сразу - вчера, прямо на месте.
Хотя, строго говоря, я ведь тоже заметил, только оно не сразу попало в сознание, оставалось впечатлением, не оформившимся до конца как мысль.
Странные они - механизмы нашего мозга… почему эта мысль не сформировалась раньше, вдруг именно сейчас прорвалась, и каким именно способом она меня беспокоила?
А она ли? - неожиданно произнес голос внутри.
Чужой совсем голос… и нелепый вопрос.
Это уже от нервов.
Фигура появляется там, в глубине, я еще верю в удачу… нет, это мужчина.
Приблизившись, он здоровается, я вежливо отвечаю.
Как нянька повязана с "кавказом", почему они двинулись вслед? И главное-главное - где сейчас мальчик?
Опять в голове начинает вертеться "что делать, что делать?"
Но тут я решаю довольно быстро: как только появится Леша, оставлю его здесь на посту, а сам пойду в администрацию кладбища и попрошу - они не откажут - послать рабочего по маршруту няньки, и хотя я уверен, что никакой этой няньки на кладбище уже нет, мы не выйдем за рамки наших же норм безопасности.
Не заметил как от холода принялся пританцовывать.
…
Мотороллер с прицепом едет по главной аллее в мою сторону - на таких передвигаются с инструментом и грузами местные работяги.
Идея - зачем мне идти в администрацию? Я капитан милиции, со всеми вытекающими правами.
Приказным жестом вскидываю руку.
Мужик в комбинезоне послушно останавливается; лет сорока, вполне приличная морда, бритая и даже с аккуратной стрижкой.
Представляюсь, вынимаю и показываю удостоверение, мужик, не глядя, сам спрашивает - чем помочь.
Даю свою копию маршрутной карты, объясняю: надо спокойно проехать по указанному маршруту, в конце него для "отвода глаз" что-нибудь недолго поделать и вернуться назад; обратить внимание на девицу - рассказываю приметы, а если вдруг где-то среди могил окажется ребенок, лет трех, без взрослых, - хватать его и ко мне.
Мотороллер, пофыркивая, отправляется.
О, радость, вон Леша!
Помахивает мне рукой, движется перебежками.
Ну, что-то сейчас он расскажет.
Однако тот, прежде слов, метров еще за десять, вытаскивает из-за пазуху плоскую фляжку "Сибирской".
- Еще два плавленых сырка взял!
- Тоже кстати.
- Глотай!
- А сам-то чего не махнул по дороге?
…
Уф, теперь есть шанс, что не слягу с простудой.
Пока товарищ повторяет мою процедуру, рассказываю про отправленного мужика.
- М-мм… Дим, правильно сделал, потому что нам Михалыч самим велел маршрутом пройти. И ругался, что мы все такие козлы, фотография мальчика у него на столе - видно, что легко одет. Но тебя похвалил.
- А "кавказ"? И что там еще?
- Засели в километре отсюда в ресторане, он прямо у окружной.
Я вспомнил, что проезжали мимо чего-то похожего.
- Звонки матери были?
- Никаких звонков.
Мы съели по полсырка, и кажется, вкуснее я в жизни вообще ничего не пробовал.
- Они одни - там в ресторане?
- Пока одни.
На том участке контроль обеспечен - две машины с оперативниками, можно, меняясь в ресторане, без подозрений "клиентов пасти".
И отсутствие звонка по времени еще не настораживает, все-таки им с деньгами нужно унести отсюда ноги подальше.
- Не могу понять, зачем "кавказ" сидит сейчас в ресторане. Дим? Ждут передачу денег?
Я не отвечаю, потому что слышу бурчание мотороллера.
Рановато немножко.
А теперь видим его, вильнувшего из-за поворота.
Приближается на хороших парах…
И вот уже тормозит перед нами.
Мужик отрицательно ведет головой:
- Никого, только одна наша работница ограду красит. На середине, примерно, пути. А дальше вообще никого.
- Хорошо осмотрели?
- Зрение у меня - слава богу.
Спешу поблагодарить, прощаемся.
Успели на две минуты заскочить выпить в кафе у входа горячего чая. В машине, связавшись с Михалычем, получили лаконичный приказ возвращаться быстрей на Петровку. От тепла, водки и чаю нервы расслабились, замедлились мысли, и до конторы доехали почти что без разговоров.
Сразу на оперативное совещание к Мокову.
Там уже и Михалыч, лица у обоих угрюмые.
- Что ж ты, Дмитрий, прямо по пословице - "Хорошая мысля приходит опосля"! - не успели войти начал полковник, но не злобно и тут же добавил, взглянув на Михалыча: - А мы с тобой еще хуже.
- Про девицу справки навели, товарищ полковник?
И Леша вставился:
- Мать мальчика про нее уже знает?
- Паспортные данные есть, но вряд ли настоящие. Мать взяла ее по газетному объявлению. Девица сообщила о предыдущем месте работы. Причем хитро сделали - на той же газетной полосе объявление некой торговой фирмы, у генерального директора она, дескать, няней работала, а сейчас жена с ребенком в Америку уезжают. Мамаша звонит по указанному телефону, ее, якобы, соединяют с генеральным, тот отлично характеризует… В общем - липа всё, не зарегистрирована такая фирма, телефон съемной квартиры, там съемщики уже поменялись, - полковник махнул рукой и безрадостно замолчал.
- А "кавказ"?
- Уехали из ресторана полчаса назад, - ответил Михалыч. - Никто к ним за всё время не подходил, но точно кого-то ждали, на двери посматривали. К концу начали нервничать.
Я смотрю на стенные часы: с момента ухода от нас девицы прошел один час пятьдесят пять минут - время уже тревожное.
Мой взгляд заметили остальные.
Повисла неприятная тишина.
Сейчас движение стрелок идет против нас.
Правильнее - против ребенка.
- В любой момент зам. может вызвать, - продолжить полковник не успел - заработал служебный аппарат, и по ответу стало ясно, что оно как раз и случилось.
Надо сказать, что хамский стиль "с высоких этажей - вниз", имевшийся и при социализме, с приходом демократии заметно вырос. Не потому, конечно, что в людях прибавилось хамства, а потому что исчез партийный контроль. Коммунистическая партия всегда стояла над всяким начальством, партийные комитеты существовали в каждой организации, и руководители разных уровней знали про этот хлыст, хотя он применялся совсем не часто. А теперь люди, получив свободу, решили почему-то, что она прежде всего свобода силы над слабым. В организациях, где носили погоны, такая новизна особенно нравилась. Так что зависти к Мокову мы сейчас не испытывали.
Спускаемся к себе в Отдел, Михалыч рассказывает кое-что из дополнительной информации про "кавказ". Что они бывшие крупные советские работники, мы уже знаем, но выяснилось еще, за ними коньячный бизнес - реализуют поставки этого добра из солнечной своей республики.
Леше приходит шальная мысль:
- А что если подельники девку кокнули, и поэтому с деньгами она на "кавказ" не вышла? Тогда получается, что мальчик точно у "кавказа" где-то припрятан.
Начальнику нашему не понравилось:
- Алексей, такие деньги бы из поля зрения не выпустили. Их люди пасли бы ее там на кладбище, у них в живой силе проблем нет - родня всякая, сватья-братья…
Он говорит что-то еще, но у меня выскакивает - "брат".
Брат ведь говорил мельком о каком-то нехитром деле сына депутата из той самой республики. Парень накурился или наглотался чего-то и долбанул на светофоре две сразу машины с травмами у людей, брату удалось все "уладить" в досудебном порядке. Папа-депутат очень благодарен был. А помещение, арендуемое отцовской фирмой, тут рядом на кольце у Сухаревской.
- Сергей Михайлович, разрешите мне к брату в офис смотаться, возможно, еще какую-то информацию по "кавказу" получим. Шесть-семь минут на машине.
Шеф знает, кто моя родня.
И делать нам пока совсем нечего.
- Давай, спускайся. Сейчас дам на машину команду.
Москва всегда мчится по Садовому кольцу так, словно это критические в жизни минуты, а сержант к тому же врубает сирену.
После такой езды даже слегка пошатывает.
В офисе, слава богу, нет никого клиентов, хорошенькая девушка-секретарша - интересно, брат с ней уже "крутит"? - улыбается мне и сообщает ему по селектору.
Тот сразу почти вываливается из кабинета.
- Димка, здравствуй, вечером к вам собирался!
Он здоровее меня, всегда любил меня тискать, и многие привычки сохранил до сих пор.
- Ты пил, негодный?
- На холоде пришлось долго работать.
- И конечно, не ел! Мы на двадцать минут по соседству, - это уже секретарше.
Я получаю легкое ускорение в спину.
Тут через двадцать метров неплохой ресторанчик.
И мы уже в нем.
Швейцар с полупоклоном приветствует брата и не удерживает враждебного взгляда на мою капитанскую форму.
У многих для этого есть причины.
Местные ментовские отделения еще со второй половины 70-х стали лидерами "социалистического образа жизни" - в смысле его окончательного загнивания. И они же стали превращаться во вторую криминальную систему страны, а по мнению многих - в еще более опасную, чем первая. Центральный аппарат вначале 90-х шел по тому же пути, но пока еще со значительным отставанием, однако на всех людей в форме уже с неприязнью косили, и сейчас, от посетителей - я тоже улавливал.
Брат, всегда лучше меня знавший, что я хочу есть, быстро сделал заказ.
- Пива выпьем?.. Или крепче хочешь?
- Пива нормально. И давай я сразу начну рассказывать, а то меня в конторе могут хватиться.
- Валяй.
Я контурно изложил про похищение, про девицу и непонятное участие в этом деле кавказских людей.
- Вот по ним хотелось бы получить от тебя помощь.
- Этой публики в Москве как в лесу поганок. Фамилия?
Я назвал.
Брат, подавшись вперед, на несколько секунд замер…
- Повтори.
Я повторил и добавил:
- У них еще какой-то винный бизнес.
- Коньячный. И не какой-то. Там лучшая полиграфическая техника - какая есть в мире. Там…
- Причем здесь полиграфия? - показалось даже, что я ослышался.
- Притом, что они не только коньяк своих марок гонят. Коньячные спирты у них хорошие, запасы огромные-многолетние, а дальше - дело пищевкусовой химии и этикеток.
- Ты хочешь сказать…
- Ну-да, "мартели", всякие, "хеннесси".
- Ничего себе! А почему мы не знаем?
- Это вы в своем убойном отделе не знаете. Но главное сейчас в другом. С какой стати, подумай, они станут похищениями детей заниматься - там денежные потоки огромные. Двести тысяч долларов им что камар начихал. И депутат мой, помнишь, им прямая родня. Их клан уже многими десятками миллионов долларов ворочает. - Брат категорически замотал головой: - Никто из них пошлой уголовкой заниматься не будет.
Мы поговорили кое о чем семейном, вкусно поели и я скоро снова оказался в родной конторе.
Рабочий день формально уже кончался, но не для нас.
Леша вопросительно взглянул, когда я вошел, что значило - хорошие новости не поступали.
А из нехороших: зам. мылил Мокову шею, ничего толком сам не предложил, сейчас они с Михалычем раскидывают мозгами, нас пока не зовут. И еще: родители ребенка уже психуют, мать мальчика не может найти ни одной фотографии, где имелось бы изображение няньки, хотя помнит, что такие фотографии точно были.
Последнее обстоятельство меня почему-то насторожило, напрягло слегка, но вот чем?..
"Устный портрет" девицы мы отправили два часа назад, а по мальчику - еще вчера, так что в отделениях, а особенно аэропортах, вокзалах контроль есть… только куда и зачем они теперь его повезут, живого…
Леша ждал чего-то с моей стороны, я уже собрался пересказать слова брата, но…
- У тебя ведь есть домашний телефон "кавказа"?
- Ну, естественно.
- И ты с ними вчера вежливо, нормально расстался?
- Галантерейно, как и велели.
- Слушай, звони прямо сейчас, спроси: не вызывал ли их сегодня кто-то на встречу, ну там: "будьте любезны, если нетрудно ответить на этот вопрос…"
- Ты что задумал? Без разрешенья Михалыча?
- Мы ничего не нарушим. Давай, позвони.