- Но я не закончил, - опять заговорил Швед, не дав друзьям и хозяевам спокойно выпить сухого вина, отсвечивающего в бокалах рубинами. - Итак, можно сделать вывод, что религия в жизни христианского общества стала играть лишь третьестепенную роль. А кто занял ее место? ТНК, то есть пресловутые транснациональные компании. Так что знаете, кто завалил "империю зла"? Если думаете, будто ЦРУ или лично Михаил Сергеевич, то глубоко заблуждаетесь. Компания "Пепси - Кола"! Для захвата рынка. А зачем она раздробила СССР на независимые республики? Исключительно для удобства управления и подсчета потребляемых галлонов напитка. Ведь с региональными филиалами гораздо проще работать, чем с такой махиной. И армяно–азербайджанская война вовсе не следствие вражды между христианами и мусульманами. Это козни "Бритиш Петролеума" против "Тексако". А если вы думаете, будто война в Чечне…
- Все ясно, - заткнул "чертового интеллектуала" Прищепкин, так как Швед начал его доставать, - это борьба между "Тампаксом", или кого там еще, "с крылышками" и отпочковавшегося от него "Тампакса" с дезодоратором. Но ты даже не дал договорить Леше, а лично мне его версия кажется более осмысленной. Мое предложение: выпить и дать ему выговориться до конца.
- Да, Сашок достаточно верно оценил нынешнее положение христианства, - сдержанно продолжил Бисквит, любуясь зрелищем пышного южного заката. - Оно плачевно: западники зажирели, восточники спились. Поэтому в самом ближайшем будущем христианский мир столкнется с очень серьезными проблемами. И это не пустые слова, от которых можно отмахнуться, не кликушество, которое любят изобличать так называемые литераторы Садового кольца. Тем не менее, менталитет христиан формировался под воздействием характера их религиозных обрядов, а не в результате рекламных компаний "Пепси–колы". Христианству две тысячи лет, а "Пепси–коле" сколько?.. То–то же! Поэтому любая деталь обрядов постепенно "наработала" столько, что стала как бы вехой, контурной точкой формирования национального характера. Ведь еще недавно люди не знали пепси, зато по несколько раз в день молились. В общем, западные христиане в первую очередь отличаются от восточных тем, что у них отношения с Богом чуть ли не панибратские: ведь протестантские службы скорее напоминают концерты художественной самодеятельности. То есть для западника Бог кто–то вроде старшего брата - спелись–таки, - который видит тебя насквозь и обмануть которого поэтому невозможно. Характер этих отношений по инерции еще довлеет над всеми видами отношений в западном обществе. Поэтому отношения между индивидом и государством на Западе вполне доверительные. То есть государство не стоит над ним с палкой, а тот в свою очередь не считает делом чести его надуть. Для такой схемы демократия–то - игра джентльменов - единственно и хороша. Теперь попробуем охарактеризовать обрядность православную. Кем является Бог для православного верующего, братом?.. Как бы не так. Лично мне он больше напоминает нашего школьного учителя по–немецкому. В принципе, нормальный был мужик, но как же мы его боялись - словами не передать. Потому что по прежним программам продвигаться в изучении языка было невозможно. Хоть сто лет занимайся, а все равно твои знания так и останутся на уровне пятого класса. Это сейчас я на трехмесячных курсах наблатыкался в немецком больше, чем за пять лет в школе и три в институте. Но Дмитрий Константинович все равно был очень требовательным. А что ему оставалось? И уж на джазовые–то концерты его уроки точно не походили. Скорее на строевые занятия в моравском полку австро–венгерской армии: новобранцы сплошь деревенские, ни слова по–немецки не понимают, а фельдфебели что–то орут в бешенстве… На солдат находит столбняк. Хоть расстреляй их на месте, но ни одной команды все равно не выполнят. Почему у меня такая ассоциация нехорошая? Начнем с того, что церковные службы ведутся на старославянском: улавливаешь только некоторые слова. Сидеть нельзя и после часа неподвижного стояния на одном месте невольно начинаешь думать только об одном: скорей бы служба кончилась. В результате дистанция между Богом и православными ощущается ими, как очень длинная. Какое уж тут братство? Бог для православного судья, учитель. И как он с ними обращается, выходя за церковные ворота?.. С легкостью идет на обман. Ведь ни тот, ни другой даже не родственники, чего с ними церемониться?
Все внимательно слушали.
- Мракобес и ретроград! - рубанул Швед.
- Возможно, - недобро ощерился Бисквит. - Зато не дурак.
- Леш, ты что, сам до этого допер? - почесывая лоб, спросил Прищепкин.
- Нет, конечно. Эта мысль словно прописана между строк в трудах многих русских философов, начиная с Бердяева. Она давно витает в академических, интеллектуальных кругах, но открыто высказывается крайне редко - ересь, крамола. Лично я в сформулированном виде впервые прочел ее в мемуарах Андрона Кончаловского… К сожалению, у нас не было своего Лютера. К еще большему сожалению, нашу церковь подмяло под себя государство при Петре Первом. К чему это привело? К тому, что характер отношений между Богом и православными верующими распространился повсеместно. Государство дурит обывателя, обыватель - государство. Никто ни перед кем не чувствует никакой ответственности. Государство вынуждено держать обывателя в ежовых рукавицах. О какой демократии может идти речь? При демократии в православных странах распоясавшийся обыватель неминуемо победит государственный аппарат. И тот рухнет, словно карточный домик, погребя обывателей под своими обломками. Все накопленное за века национальное богатство неминуемо растащится. В условиях свободы печати все духовные ценности народа журналистами непременно оболгутся. Причем просто так, только ради красного словца, поддержки тиража издания вымышленной сенсацией, гонорара. Православная страна в условиях демократии это скорпион, который жалит сам себя. И вполне может убить. Ведь еще одной чертой православного общества является неуклюжесть и неповоротливость. Покаа расшевелится… Очень тяжело оно на подъем, косно, в нем отсутствует ротация. Поэтому смена векторов в обществе происходят не методом постепенной эволюции, а с помощью революций и ломок.
- Может, пусть бы ГКЧП у власти удержалось? - ехидно спросил Швед.
- Комитет бы все равно не удержался. Страна раскачалась, революционная ломка уже началась, остановить ее было невозможно. ГКЧП бы обязательно скинули, вопрос только в количестве крови.
- Я бы отметил еще одну черту православного общества, - задумчиво добавил Марко. - Зло в нем не наказывается, как бы по гуманности, добро не поощряется, вследствие вынужденной казенности его бытия. Ведь что такое добро в казенном восприятии? Абстрактная, ничего не выражающая форма; ни де–юри, ни де–факто добра, как такового, не существует. Зло же конкретно, но ведь его еще доказать нужно. А это, мы как знаем, довольно сложно. К чему это замечательный принцип приводит? К системе отрицательного отбора. То есть - выживают худшие. На практике это выглядит так. Карьеры в большинстве случаев удаются тем людям, которые обладают весьма низменными человеческими качествами. Ведь их выдвижение зависит от людей еще более низменных, которые на своих высоких постах уже утвердились. Возьмем нашего генерала Тошнева. Большего ублюдка во всем болгарском МВД не сыскать. Тошнев не раскрыл ни одного серьезного дела, зато у него были свои люди в министерстве, которых он лет двадцать прикармливал. Сам жил всегда на широкую ногу. А деньги знаете откуда брал? Покровительствовал цыганскому поселку, закрывая глаза на преступления его обитателей.
- Ой, ребята, что–то мне, слушая вас, повеситься захотелось! - вздохнул Швед. - Так что же получается? Демократия нам противопоказана, тоталитарный режим, по причине безответственности по отношению к своим гражданам и, как вы выражаетесь, "вследствие вынужденной казенности устройства бытия" превращают жизнь обывателя в ад. Так ведь третьего не дано! Как же жить–то, в конце–то концов?
- Как справедливо заметил писатель Михаил Веллер, идеальный строй для нас - просвещенная монархия, - с грустной, но циничной ухмылкой ответил Бисквит. - Как говорится, я с ним целиком и полностью. Чтобы на бессмысленные выборы лишних денег не тратить: ведь все равно выберут того, у кого денег на покупку эфирного времени больше, кто сделает ставку на наиболее грязную технологию избирательной компании. Только царя желательно бы из варягов опять на трон пригласить. Вообще неплохо присоединиться к Швеции. Она маленькая, чуть превысит полномочия - с потрохами сожрем. Как ты, Сашок, считаешь?
- Подавитесь, - проворчал Швед, уплетая холодное мясо.
- В юности я ненавидел Болгарию, - признался Марко, покосившись на отца, который уснул в кресле, - за наш рабский дух, бесхребетность, ту самую "казенность бытия", но в зрелости понял, что она просто несчастливая, страна–неудачница. Особенно ясно я это почувствовал, когда был в командировке в Польше. Земли ее бедны, экономика хлипкая. Но как же при этом жизнерадостно "паньство". Поляки сильные, красивые духом люди. Этим они выгодно отличаются от моих унылых, угрюмых соотечественников. А ведь Болгария по сравнению с Польшей просто рай. В Родопских горах чего только нет, лучший в мире чернозем, восемь месяцев лето… Ай, да что там говорить!
- И я точно также отношусь к Беларуси, к России, - признался в ответ Бисквит.
- Вот и договорились, - рассмеялся Швед, - давайте за нас, больных, выпьм! За любовь, короче!
- Правильная мысль! - поддержали остальные.
И выпили они в тот вечер крепко. Хорошо, душевно так пили. Бедный "подшитик" Прищепкин. Допились до такого сердечного состояния, что надо было петь. Стали перебирать песни, и выяснилось, что все знают полностью только две: "Арлекино" Пугачевой и "Стоит над горою Алеша". "Алешу" всех болгарских школьников при Советах заставляли наизусть учить. А советские ее сами пели - в пионерских лагерях.
Выбрали "Арлекино". Хотя для их вялых, пьяных губ было трудно найти песню менее подходящую. "Хахакал" Швед, эта партия получалась у него особенно гнусно.
Тем не менее, они проревели "Арлекино" на всю деревню раз десять. А под утро пошли купаться на бывший колхозный пруд. Надо ж было хоть немного протрезветь.
Развезло еще больше. Вдобавок, они чуть не утопили Шведа, которого в последний момент за шевелюру вытащил из воды трезвый Прищепкин. Все же не вредит иногда иметь на компанию хоть одного "подшитика".
Как проходили таможенный и паспортный контроль, как садились в самолет, ни Швед, ни Бисквит совершенно не помнили. Зато Прищепкин сделал вывод, что таким образом из Болгарии можно хоть черта вывезти. Лишь бы фотография на поддельном паспорте была с рогами: документы не проверяли, а пролистывали. Ну конечно, ведь в Хургаду в основном летели новоиспеченные братья болгар - немцы и скандинавы. Чтобы родненьких не слишком трясло, чтобы их ушки не глушил рев русских турбин, болгары выделили на этот маршрут новенький "Боинг". Для Бисквита со Шведом это обстоятельство оказалось весьма кстати: их головы больше всего на свете нуждались именно в покое и тишине.
А вот отравленные утробы - в пиве. Над головой Прищепкина булькало две упаковки баночного "Астора" - умница Марко! И как только у Бисквита либо Шведа случались проблески сознания, Георгий Иванович тут же обрывал бормот вложением в их потные дрожащие ладони прохладных животворящих жестяных баночек.
Он поставил перед собой благородную задачу: доставить друзей в Египет живыми. Бисквит был сильно обижен на судей чемпионата по плову и, следовательно, завязал лишний кармический узел, который ему нужно развязывать. У Шведа на этом свете оставались ребенок от первого брака и двое от второго. А также любовница, которая хотя вроде ему и надоела, но несомненно продолжала нуждаться в его знаках внимания.
Георгий Иванович не очень верил во всю эту матату с реинкарнациями и кармами. Но когда еще жил в Киселевграде все городское УВД на ней посвихивалось - волна такая прошла. Генерал Карнач, помнится, очень любил хвастаться своими предыдущими воплощениями, якобы в последнем был не кем иным, как Иваном Грозным: бойся, мол, трепещи, песья рать. Однако Жорин дружок Рустам Воблабеков, оказавшийся сильным медиумом, на спиритическом сеансе вызвал… гм, дух Михаила Лермонтова. И тот сообщил ему, что Карнач был всего лишь личным золотарем Ивана Грозного. По пьяному делу провалился в яму с нечистотами и захлебнулся. Что же касается Жоры, то все предыдущие жизни тот был… сторожевым псом.
Пес так пес, Георгий Иванович даже обрадовался: он тогда был еще довольно молодым, максималистом стало быть, и собак любил больше людей… Трудно, очень трудно далось ему вселенское сознание. Ну, это самое, в котором любого козла, будто себя любить нужно. Переборол свое "я": за решетку стал отправлять козлов с большой–пребольшой любовью. Нет, кроме шуток. После того как случилось ему (с перепоя, когда еще поддавал) виденье адовых мук, то особо выдающимся уродам "слоника" (это когда на морду надевают противогаз и пережимают трубку) делать он перестал. Если это не проявление вселенской любви, тогда, извиняюсь, что?
Как и обещал Марко, к их отлету вся информация о предполагаемых преступниках была собрана. Позавчера рейсом на Хургаду вылетело только два араба - Мухаммед бен Ауд и Мулей бен Юсуф. У них были места 35 "а" и 35 "с". 35 "в" оказалось забронированным на гражданина Испании Тоньито Асусена; 34 "с" числилось за Робертом Асусена. Испанцы, вне всякого сомнения, были такими же испанцами, как Швед скандинавом. Арабы посадили между собой Болтутя, Артему купили билет на место перед собой.
Болгарию арабы посещали якобы в качестве представителей Египетской торгово–промышленной палаты. Останавливались в варненском отеле "Мехнат".
Подчиненные Марко сделать успели очень много, с помощью служащих отеля даже составили фотороботы. Однако ни оставленные в номере отпечатки пальцев арабов, ни их физиономии в архивах не фигурировали.
Получившиеся портреты показались Прищепкину не слишком удачными: двое усатых, горбоносых, похожих словно братья мужчин лет тридцати пяти. Ни одной индивидуальной черты. Но ведь это только китайцы все на одно лицо (с ними Прищепкину работать не приходилось), однако арабы–то, как и кавказцы, разные.
Короче, команда Прищепкина вылетела в страну пирамид фактически с пустыми руками. Поэтому решение, которое принял Прищепкин на высоте десяти тысяч метров, пролетая над территорией незалежной Турции, было таково. Из Хургады ехать в Каир, с помощью консульства выходить на египетские спецслужбы и пытаться предпринять что–то совместно. С теми данными, которыми они располагали, без знания страны и языка ничего другого им все равно не оставалось. К тому же права рисковать жизнями Болтутя и Артема у них не было. Пусть египтяне сами разбираются с делом, в котором замешаны контрабандисты оружия и, возможно, некая организация исламских экстремистов; пусть также несут ответственность за жизни похищенных.
- Внимание, мы пересекли воздушную границу Объединенной Арабской Республики! - торжественно объявила стюардесса через микрофон. - Будем лететь над зоной Суэцкого канала.
Пассажиры прильнули к иллюминаторам. Ни одного облачка! Благодаря сухому кристальному воздуху пустыни их взорам открылась величественнейшая панорама, охватывающая сотни квадратных километров: цвета кофе с большим количеством молока пустыня, кусок Порт - Саида, резкая синева Средиземного моря, ровный, словно вычерченный по линейке на песке между двух блеклых огромных озер рукав канала, по которому тянулись вереницы корабликов. Как с борта спутника!
- А пирамиды где? - надтреснутым, бесцветным голосом спросил Швед неизвестно кого.
С тем же основанием, выйдя на перрон Киевского вокзала и оглядевшись по сторонам, он мог недоуменно пожать плечами и пробормотать:
- А почему Жириновского не вижу, разве он не в Москве живет? Лужков на худой конец где, мать вашу?
Канал ушел влево, а лететь над пустыней "без архитектурных излишеств" стало уже неинтересно: кофе с молоком без конца и края. Изредка зеленые пятна - оазисы.
Еще через час они вновь оказались над морем - уже Красным. Заломило в перепонках - "Боинг" начал снижение. Бисквит вскочил и бросился к туалету - мастика!
Аэродром находился на изрядном расстояния от берега, среди диких первозданных песков, чье гостеприимство явно не вызывало доверия. Может, и не приземляться? Наверняка подумали многие пассажиры. Какой тут отдых? Остаться б живу! Развернуться обратно пока не поздно?.. Поздно, блин! Шасси "Боинга" уже застучали.
В таком случае, может, отказаться выходить из салона? Потребовать, пока не поглотила пустыня, не зарезали туземцы, заправки "Боинга" и отправки его назад в Европу, к цивилизации, с которой они так опрометчиво расстались?.. Но все почему–то молчали. Не нашлось лидера!
Туристы покорно, как бараны к воротам мясокомбината, потянулись к выходу. У трапа, то ли для охраны от террористов (неужели этих гадов тут действительно так много!?), то ли чтобы напустить на европейцев еще большую жуть, их встречали два солдата с автоматами. Служивые были неграми и почему–то в невообразимой для пустыни черной суконной или даже шерстяной форме. (Если пробыть в ней несколько часов, то наверняка может поехать крыша. Солдаты откроют пальбу просто так!)
С песчаных холмов веяло мартеном, но благодаря исключительной сухости воздуха жара все же была переносимой. Водитель сдвоенного аэродромного автобуса, в клетчатом платке на голове и белой узкой до пят рубахе, степенно со всеми здоровался:
- Гутен таг!
- Салам, - смущенно отвечали туристы.
В комплексе пропыленных зданий ангарного типа размещались и аэровокзал, и таможня, и все технические службы. Туристы под бдительным взором еще одного солдата в такой же черной шерстяной форме прошествовали в аппендикс паспортного и таможенного контроля и разделились на несколько ручейков.
Российский паспорт Георгия Ивановича профессионального интереса у пограничника не возбудил, зато реакцию вызвал очень дружелюбную:
- О, руссо! Добро пожалуйста! - сказал он почти по–русски, очень старательно ворочая языком и широко улыбнувшись.
Белорусский же паспорт Шведа вызвал в нем недоумение: что за страна такая?
- Ну, ее еще Белорашен, Уайтрашен называют, - обиделся Сашок.
Пограничник покачал головой.
- Чернобыль! Уж про него, конечно, слышали?
Увы, и про аварию на Чернобыльской АЭС в Египте осведомлены были отнюдь не все. А чему удивляться, многие ли из нас, например, знают про события в Египте?.. Европа и Африка друг от друга так далеки.
Швед об этом почему–то забыл. Кем или чем еще можно выстроить белорусский ассоциативный ряд не сообразил. И вдруг начал запальчиво перечислять пограничнику имена белорусских хохмачей:
- Перцов, Кржановский! Неужели эти имена для вас пустой звук?! Весь мир только о них и говорит!
Пограничник стушевался и опять уткнулся в Сашкин паспорт.