– Не понимаю, что это меняет.
– Мы выберемся отсюда.
Лена промолчала. У нее в горле застрял комок, и она повернулась, чтобы посмотреть в окно и увидеть птичек, купающихся в грязной воде. Ей не хотелось, чтобы Чарли Бут видел, что она готова заплакать. Но сукин сын не считался с ее состоянием.
– Когда тебя освободят отсюда? – спросил Бут.
Она посмотрела на место, где он порезал свой безвольный слабый подбородок, когда сбривал на нем персиковый пух.
– Это не тюрьма. Это больница.
– Когда ты выздоровеешь?
– Я не больна.
– Все получилось не так, как я хотел, – извинился Чарли. – Поверь.
– Давай пройдемся, – предложила Лена, поднимаясь с подушек и опуская ноги на пол. – У меня ужасно болит задница.
Коридоры были пусты, холлы свободны. Они прошли их из конца в конец. Эта больница не имела ничего общего с теми, что она видела в мыльных операх. Она посмотрела большой черной няне, проходящей мимо, прямо в глаза, кивнув в этот раз в знак приветствия. Ведь с ней был отец ребенка, она не была никчемной девчонкой, лишенной здравого смысла и стремления вывести ребенка во взрослую жизнь. Чарли тоже поздоровался кивком.
Он нес младенца на руках, и они вместе прошли к торговым автоматам. Он выбил пару бутылок кока-колы и несколько пирожных "Литтл Деби".
– Ей можно это?
– У тебя есть хоть капелька ума?
Они сидели в маленькой тихой комнате без окон, с узкой дверью. Пахло жженым кофе и сахаром. Кто-то оставил на столе Библию и любовный роман Даниэлы Стил. Лена пролистала обе книги в поисках имени для новорожденной. Она полагала, что книги оказались здесь не без причины. Ей казалось, что они с Чарли сближаются.
– Как насчет Рафаэллы? – спросила она.
– Для чего?
– Для ее имени.
– Это имя звучит не по-христиански, – возразил Чарли.
– Здесь говорится, что это одно из имен средиземноморской аристократии.
– Мне оно не нравится.
– Или мы можем назвать ее Руфью. Это из Библии.
Чарли открыл упаковку с пирожными, вытащил одно себе и сунул пакет Лене. Откусив половину пирожного и жуя, он покачивал новорожденную, касаясь кончиком пальца ее маленького носика.
– Хочу взять тебя с собой во Флориду.
– У тебя есть деньги?
– Будут деньги, – пообещал он, подперев голову рукой. – Я вел себя с тобой грубо для того, чтобы заставить тебя уйти. Думал, так будет лучше для тебя.
– Мы в одинаковом положении.
– Я скоро получу деньги, – повторил Чарли. – Ты можешь продержаться здесь пару дней?
– У меня совсем нет денег, – пожаловалась она. – Нет никакой страховки. В больнице могу оставаться всего день.
– Ты будешь со мной.
– Вернемся к Говри?
– У меня собственный трейлер, – похвастался он. – Я не могу уехать без денег. Потом отправимся во Флориду. Я уже все спланировал.
– А как во Флориде?
Чарли Бут улыбнулся. Он сунул в рот остаток пирожного и стал жевать в глубоком раздумье.
– Всегда мечтал открыть палатку с мороженым.
Лили привезла Квина к бывшему участку Маккибена, который составлял тысячу акров земли и был предметом зависти каждого обитателя округа. Здесь росли оригинальные лиственные деревья и высокие толстые сосны. Три речки питали Большую Черную реку и текли по территории, соседствовавшей с Национальным лесом. Маккибены владели участком с окончания Гражданской войны. Южную оконечность участка занимало кладбище, где были похоронены сотни солдат, участников этой войны, которые умерли от ран в госпитале Иерихона. Квин охотился на этой земле вместе с судьей Блэнтоном и своим дядей, однажды даже с отцом. Эта земля манила его воспоминаниями о привалах перед охотой на оленей и девственном лесе, где в штате Миссисипи изобиловали пантеры и гималайские медведи. Прежде чем Квин отправился на заморские территории, он сходил на северную оконечность участка и нашел наконечник стрелы, возможно, тысячелетней давности. Он возил его с собой, как талисман, переданный на удачу от древнего воина современному.
Русло бывшей речки, где он нашел наконечник, высохло. Квин медленно бродил по дну, усыпанному галькой. Прохлада здесь сохранялась даже в самые жаркие месяцы, и камни были покрыты мшистыми пятнами.
Теперь они с Лили находились в полумиле от этого места. Квину казалось, что они наблюдают лунный ландшафт. Большая часть территории в тысячу акров была начисто выкорчевана, проложены проселочные дороги, заложены фундаменты для Чуда Тиббехи, которое так и не состоялось. Проект Джонни Стэга о разрастании города, развитии производства и торговли в глуши штата Миссисипи остался мечтой. Повсюду в открытых разрезах земли лежали обгоревшие кучи бревен размером с грузовик. Бревна отказывались гореть. Они обуглились и остались гнить.
– Работы прекратили примерно в это время в прошлом году, – сказала Лили. Волосы, которые трепал холодный ветер, закрывали ей рот. – Стэг продолжает утверждать, что проект осуществится, но не слышно, чтобы им заинтересовалась хотя бы одна компания.
– Теперь он связался с нехорошими людьми в Мемфисе.
– Насколько нехорошими?
– Я ехал прошлым вечером за отцом Говри до самого Мемфиса. Он там в стриптиз-клубе обделал одно дельце.
– Может, отец Говри просто интересуется голыми девицами?
– И приглашается в заднюю комнату с пухлой сумкой?
– В самом деле?
– Не думаю, чтобы отец Говри был на что-либо годен, – заметил Квин. – Разве я не говорил, что с ним был духовник Стэга брат Дэвис?
Ветер несся по оголенному пространству как пуля, жалил его уши и лицо. Квин сунул руки в карманы и огляделся. Он чувствовал себя чужаком в чертовски знакомом месте.
– Мы задерживали Говри вместе с его отцом в апреле, – вспомнила Лили. – Говри сильно избил в "Южной звезде" человека. У того пошла кровь горлом. Говри утверждал, что был вынужден защищаться.
– Почему мой дядя не выселил его из города?
– Мы не Управление по борьбе с наркотиками, Квин, – напомнила она. – Твой дядя делал все возможное. Он надеялся, что в скором времени сюда приедут федералы. Он знал, что происходит, знал, что Говри завел много лабораторий по производству наркоты.
– И затем возник этот пожар.
– Уэсли показывал два фото Джил Буллард с выпускного вечера, – сказала Лили. – Кто-то использовал девчонку.
– Они были подругами с Кэдди.
– Неужели?
Он рассказал ей о Мемфисе. Затем они замолчали. Квин прислушивался к шуму собственных шагов по опустошенной земле. Кое-где попадались разбитые землеройные машины на бетонных основаниях.
Квин направился к машине Лили. Девушка пошла за ним.
– Помнишь, вы с Уэсли устроили здесь пивной пир? Собралось до двухсот гостей.
– Такса пять долларов с человека.
– Хорошая была вечеринка. Разожгли костер, и тот черный парень играл на гитаре. Откуда он взялся? Весело было.
– Пока помощники шерифа вроде тебя не прикрыли ее.
– Сколько времени они гнались за тобой?
– Пару часов.
– Ты оторвался от них.
– Очень скоро.
– Дядя знал об этом?
– Конечно. Он знал, что виновник торжества я. Но не мог доказать.
– Это тебя беспокоило?
– Разве был повод для беспокойства?
Глава 24
– Он на охоте, Квин. Не знаю, когда вернется домой, – говорила Анна Ли, стоя на пороге со сложенными на груди руками.
Дверь дома была открыта. По большому телевизору, висевшему на стене, передавали новости. Женщина-диктор в бесстрастной манере сообщала о том, что еще нескольких военнослужащих убили в Кандагаре. Обстановку в комнате составляли большой кожаный диван, тяжелая деревянная мебель и золотистые лампы.
– Я скажу, чтобы Люк позвонил тебе, когда вернется.
Она попыталась закрыть дверь, но Квин вставил в проем носок ботинка.
Анна была одета в тонкую футболку и джинсы. Никакого макияжа. От нее исходил запах мыла и шампуня.
– Он говорил, почему снял обвинения против тех людей?
Она покачала головой. Взглянула на ботинок Квина, потом на него самого. Долго всматривалась в его лицо, закусив губу.
– Не знаю.
– Мне бы не понравилось, если бы кто-то тыкал стволом в мой лоб.
– Уэсли сказал, что дело разрешилось. Понятно? У тебя есть возражения? – Она надавила на дверь.
– Понятно. Это-то и смущает меня, – сказал Квин, убирая с улыбкой ботинок. – Ты приезжала прошлой ночью на ферму дяди вне себя от волнения. Просила меня наведаться в лагерь бродяг, ставила мне в вину то, что случилось с Люком. Я правильно излагаю?
Женщина уперлась руками в талию, футболка из тонкой ткани надувалась на холоде, в тусклом свете ее кожа казалась чересчур белой. Квин услышал звонок микроволновки.
– Я пойду. Согрелось.
– Скажи Люку, что если он честный парень, то должен поддержать обвинения. Эти подонки могли убить нас прошлой ночью.
– Он сделает, как лучше.
– Еще бы.
– Люк самый честный из всех, кого я встречала, – сказала Анна, стиснув зубы. – Хватит разговаривать. Холодно, а я без туфель.
Квин тронул ее за плечо.
– С каких пор Люк сотрудничает с Джонни Стэгом?
– Ты с ума сошел.
– Стэг входит в правление больницы.
– Стэг входит и в правление электрической компании. Он инспектор округа. Это его обязанности. Черт. Позволь мне уйти.
– Стэг потребует большой компенсации за получение сертификата на строительство больницы.
– Поговори об этом с Люком, вместо того чтобы доставать меня.
– Все удивятся, если я уйду отсюда ни с чем.
– Я точно нет, – буркнула Анна Ли и захлопнула дверь.
Зазвенели стекла, и сосновый венок упал на землю. Портик двери был украшен гирляндами рождественских огней и листьями магнолии, пластмассовыми цветами. Квин с детства помнил старый викторианский дом как обитель привидений. Большое пустое здание без отделки, куда они наведывались, швыряли камни в окна или водили девочек, чтобы выпить чего-нибудь, целоваться или покурить марихуаны.
Квин поднялся к стеклянной двери, чтобы постучать.
Но, передумав, опустил руку.
Небольшая детская площадка для игр располагалась напротив баптистской церкви. Квин сидел рядом с матерью, наблюдая, как Джейсон пытается забраться в маленький городок с парой детских горок и гимнастической стенкой. Малыш двигался вверх и вниз, вперед и назад, прыгал и карабкался. Падал и перекатывался. Молча поднимался на ноги. Заплакал всего раз, и лишь потому, что высоко над ним запутались качели, и он не мог их достать. Квин встал и распутал цепи качелей. Джейсон запрыгнул на сиденье и уцепился за цепи.
– Ты обедал? – спросила мать.
Квин покачал головой.
– Мы могли бы сойти у "Соника". Как насчет молочного коктейля с бутербродом?
Квин нащупал в кармане мобильник, проверил номер абонента и увидел, что он принадлежит Анне Ли. Отключил телефон.
– Тебя могут отозвать в любое время, – сказала мать. – Верно?
Он кивнул.
– Ты поедешь в этом году?
– Всего на две недели.
– Совсем не вовремя. Как всегда у вас.
– Обычная рутинная поездка.
Мать кивнула, не поверив ему. Она пошла к детской площадке, ожидая, когда Джейсон взберется на гимнастическую стенку. Джейсон не стал добираться до верхней перекладины, нависавшей сверху. Он взялся за поручни и затем по какой-то причине – возможно, потому, что видел бабушку, стоящую внизу, – отпустил руки и со звонким смехом упал ей на руки. Она спустила малыша на землю, и он побежал к металлическому слону, установленному на пружине. Раскачивался на нем взад и вперед, чуть не сломав.
– В четверг?
– Мне дали неделю, – сказал Квин. – И это щедро.
– Армия США может неделю обойтись без тебя.
– Долго еще Анна Ли будет приходить и помогать тебе с Джейсоном?
– Никого другого у меня нет. Правда, есть девчонка в церкви, миленькая и довольно рассудительная.
– Значит, ты все время проводишь сейчас с Джейсоном?
– Это временно.
– Ты уверена?
– Кэдди ищет работу в Мемфисе, а пока живет у подруги, старается наладить жизнь. Говорила, что подыскивает сейчас хорошую школу. Она действительно изменилась, Квин.
Квин вздохнул. Он положил руки на колени, потер их и снова сунул в карманы куртки.
– Чертовски холодно.
– Тебя это беспокоит? – спросила она.
– Кэдди может поступать как ей нравится.
– Я имела в виду Анну Ли.
– Не буду темнить, – признался Квин. – С тех пор как я вернулся, Анна Ли ведет себя так, словно я стараюсь ей навредить. Думаю, мы смотрим на прошлое по-разному.
Мать промолчала.
– Не хочу слышать ни слова о том, как она мучилась, – продолжил он. – Тебе известно, сколько парней в моем взводе получали такие же письма? Все эти надрывные строки выглядели так, словно их писал один и тот же человек. Хотелось бы, чтобы хоть одна девушка призналась, что ей надоело ждать возвращения бойфренда и она решила спать с кем попало.
– Ты веришь в это?
– Мы едем в "Соник" или как?
– Можно и в "Соник".
– Не будешь против, если я тебя спрошу о чем-то?
Мать подождала, когда он изложит суть вопроса.
– Все то время, когда отец уезжал куда бы то ни было, ты мучилась?
– Он должен был зарабатывать деньги.
– Даже если не работал?
– Квин, я люблю тебя, – сказала она. – Но не пытайся втянуть меня в свою дилемму.
– Можешь оказать мне услугу, перед тем как я уеду? – спросил Квин.
– Какую угодно.
– Отлично, – улыбнулся Квин, положа руку ей на плечо. – Как насчет того, чтобы предложить Джейсону проститься со своим великим дядей?
Джин Колсон лишь покачала головой.
Они остановились у могилы дяди, глядя в землю. Джейсон побежал в соседний ряд, чтобы погладить каменную белочку, установленную над чьей-то могилой. Кладбище было обширным, плоским и без деревьев. На каменной плите были нанесены имя, даты рождения и смерти дяди. Подчеркивалось, что он был христианином. Не было упоминания ни о его военной службе, ни о том, что он был шерифом. На земляном холмике лежали на холоде увядшие и увядающие цветы. Большой венок, похожий на жерло пушки, был прислан Ассоциацией поддержки правопорядка Миссисипи.
– Хочешь сказать несколько слов? – предложил Квин.
Мать покачала головой:
– Это будет много значить.
– Не знаю.
– Ты могла бы облегчить душу.
Мать кивнула и закрыла глаза. Она сделала глубокий вдох, прежде чем начать.
– О'кей… Ты был хорошим братом, когда поступал правильно, – произнесла Джин. – Бывал справедливым, хотя и не всегда. Некоторые говорили, что ты был упрям и туп, и думаю, это оказало определенное влияние на то, что ты совершил последний глупый поступок, не подумав о нас. Но разве я могу быть судьей? Я не осуждаю тебя, Хэмп. Я твоя сестра. Думаю, нельзя винить покойника за то, что было им сказано. Ты здесь, со мной, и являешься частью нашей семьи и по сей день. Но мне хочется пнуть это надгробие за то, что ты так относился к этому мальчику. Ты совершил нелепую ошибку, причиной которой является жалость к себе. – Джин открыла рот, словно хотела добавить что-то еще, но затем сделала шаг назад и просто сказала: – Аминь.
– Аминь, – повторил Квин.
Ветер на кладбище казался еще холоднее, уже в четыре часа после полудня начинало темнеть. Квин подумал, каким запустевшим выглядел округ в зимнее время и каким зеленым и живописным – в сезон сева. Он вынул желтую розу из венка и положил ее на надгробие.
– Все, что ли? – спросила мать.
Он кивнул и отошел.
В кармане подал сигнал мобильник Квина. Он хотел было выключить его, но это был звонок Лили. Квин отвечал, пока мать склонилась над Джейсоном. Они оба все еще находились у могилы.
– Ты где? – поинтересовалась Лили.
– Маленькое семейное мероприятие.
– Ты можешь приехать на ферму дяди?
– Конечно. Это терпит?
– Случилась беда. Нужно, чтобы ты как можно скорее был здесь.
Глава 25
Квин проехал мост через речку Сартер, остановил свой пикап на гравиевой подъездной дорожке и побежал к сараю, охваченному пламенем и дымом. Большой навес стоял на месте, но пламя уже прорвалось внутрь, и все, что под ним хранилось, превратилось в потрескивающую и стреляющую груду древесины. Лили встретила его на холме. Сказала, что уже вызвала пожарную команду. Подъезжали группы добровольцев и заливали огонь водой. Последней прибыла красная пожарная машина. Она дважды застревала в грязи, прежде чем подобраться достаточно близко, чтобы из брандспойта поливать сарай, который уже сильно разрушился и накренился.
Квин звал Хондо, но не мог его найти.
К нему подбежал мальчишка лет двенадцати. Несмотря на холод, он был бос, и, как только начал говорить, стало ясно, что мальчик страдает психическим заболеванием. Подросток хотел привлечь внимание Квина к дохлым коровам.
– В сарае не было животных, – успокоил его Квин. Жар обжигал ему лицо, порывы ветра обсыпали его пеплом.
Подросток покачал головой и указал на грязное пастбище, по краям которого лежало полдюжины коров. Было заметно, что из их боков течет кровь.
Квин пошел в сторону животных. Позади него остались горящий сарай, скопление легковых машин и грузовиков, люди, курившие сигареты и звонившие домой по мобильникам. Настоящий праздник для пожарной команды № 8 округа Тиббеха, подумал он.
– Зажарим бифштексы на этом огне? – спросил в шутку один пожарный другого.
Скот расстреляли из автоматического оружия. Похоже, оно было небольшого калибра, вероятно, из автоматической штурмовой винтовки 22-го калибра. В речке лежали другие мертвые животные. В проточной воде истекали кровью два теленка и корова-мама, вероятно подстреленная и сброшенная туда при попытке спастись бегством. Она хватала воздух, как рыба, выброшенная на берег. Вдоль берега речки он слышал рев других животных.
Квин вернулся к дому сквозь клубы тяжелого черного дыма. Он недоумевал, почему они пощадили дом, но потом обнаружил на его восточной стороне длинные обуглившиеся полосы. Огонь занялся, но потух. Они смогли лишь разбить пару окон.
В задней части своего грузовика он нашел винтовку "браунинг" 308-го калибра и зарядил ее. Быстро побежал по тропе к умирающей корове на грязном берегу. Вобрал воздух в легкие и выстрелил, ощущая руками отдачу.
Перезарядив ружье, подошел к другому животному и сделал то же самое.
Вслед за третьим выстрелом в ушах установилась звенящая тишина.
Он снова крикнул и свистнул, подзывая Хондо.
Когда Квин пересекал дорогу и вступал на подъездную дорожку, позади его грузовика остановился голубой седан и заглушил мотор. Из машины вышел начальник пожарной службы округа Чак Таттл. Кожаную куртку он натянул на рубашку с галстуком, изо рта торчала зубочистка. Ей он выковыривал остатки неспешной трапезы, перед тем как приступить к работе.
Заметив Квина, он печально покачал головой и протянул руку.
Квин просто смотрел на него, не протянув руки в ответ.
– Все в порядке? – спросил Таттл, покачивая головой с виноватым видом.
– Должно быть, у меня перегрелась сковорода, – едко заметил Квин.
– Да? – изумился Таттл со смущенной улыбкой.
– Похоже, загорелось масло.