– Есть предложение прекратить эту карусель и двигаться дальше, – послышался из переговорного устройства голос первого пилота. – Все, что было достойно внимания, бортовой фотограф увековечил на пленке, поэтому жду ваших указаний.
– А было нечто такое, что привлекло ваше внимание, капитан?
– При необходимости самолет можно было бы посадить даже на вершине этой горы. Если ее чуток подчистить, получилась бы неплохая взлетно-посадочная полоса. Если вас интересует именно эти возможности Нового Клондайка.
– И эти – тоже, – уклончиво ответил адмирал. – Ложитесь на курс. По-прежнему следуем строго на юг.
– Давно мечтал поразмяться на Южном полюсе, – взбодрился командир "Кобры".
Прощально пробарражировав над плато, пилот стал набирать высоту, чтобы преодолеть видневшийся на их пути небольшой горный хребет.
– Впрочем, мое внимание привлек проходящий рядом с одним из гротов разлом, – вдруг вспомнила Лилия. – Судя по голубизне льда, под его покровом скрывается озеро.
– Ну, озером его следует называть лишь условно, поскольку вся водная масса его давно превратилась в сплошную глыбу льда, – возразил Максвилл.
– Убеждена, что это одно из теплых озер, которых в Антарктиде обнаружено уже несколько, и в которых толщина льда лишь немногим превышает обычную толщину озерных льдов где-нибудь в Швейцарских Альпах, в Карпатах или в озерах Северной Канады.
Адмирал и второй лейтенант морской пехоты многозначительно переглянулись. Оба они сейчас подумали об одном и том же: а не вернуться ли к этому разлому, чтобы пройтись над ним еще раз, на самой низкой высоте. А возможно, и посадить на него самолет. Однако отдать приказ летчику мог только адмирал, а он на это не решился.
– Мы пока что настолько плохо знаем этот континент, – молвил он, – что оспаривать подобную версию бессмысленно.
– Как и отстаивать ее, – уточнил Максвилл.
– Но если верить преданиям, которые бытуют в особом отделе американской разведки и получены от германских подводников, то под этими тысячелетними льдами существует вполне пригодное для жизни людей пространство – с неизменно теплым, кислородно-насыщенным воздухом, полезными ископаемыми, плодородной почвой, а главное, со своим внутренним солнцем.
– Искусственным, следует полагать? – спросил второй лейтенант.
– Как знать, – ответила вместо адмирала Лилия Фройнштаг.
И Брэд вновь, в который уже раз, перехватил очарованный красотой германки взгляд морского пехотинца. Это был взгляд самца, готового сразиться за свою избранницу даже с вожаком. И командующий эскадрой, этот некстати состарившийся вожак стаи, чувствовал: еще немного натиска, и Фройнштаг может пасть в объятия молодого, статного и физически мощного гренадера.
– Но не естественное же, – удивленно возразил Максвилл. – Даже здесь, в фантастической Антарктиде, следует оставаться реалистами.
– Пока мы с вами, мой лейтенант, не побываем там и лично не убедимся, – мило улыбнулась журналистка, явно поигрывая на нервах адмирала, – стоит воздерживаться от любых отрицаний. Так что, мой лейтенант, побываем?
Оказалось, что этот морской пехотинец еще не избавился от способности краснеть и теряться, по крайней мере, в присутствии соперника. Растерянно взглянув на адмирала, он демонстративно пожал плечами, давая понять, что и сам он тоже смущен откровенным заигрыванием немки.
– …И если к этому добавить, – продолжил свою мысль доктор Брэд, стараясь не поддаваться эмоциям, – что обитатели Внутреннего Мира не знают ни засух, ни столь же губительных ливней; что их селения не превращаются в руины под натиском землетрясений, ураганных ветров, океанских цунами и всего прочего, что постоянно подстерегает нас, грешных обитателей грешного Наземного Мира, то становится понятным, что имели в виду библейские сочинители, когда твердили нам о некоем земном рае. И если все эти утверждения являются правдивыми, то возникает вопрос: может, мы, земляне, попросту не разобрались, какие уровни планеты следует обживать и польстились на ее коварную поверхность?
Морской пехотинец решился возражать ему, однако адмирал улавливал лишь какие-то отрывки его фраз. В это время он уже был за тысячи миль отсюда, в своем ранчо, на полуострове Боливар, каким-то чудом уцелевшим между волнами Мексиканского залива и бухты Галвестон. Возведенное из дикого, почти необработанного камня, это неказистое двухэтажное строение давно следовало бы снести по приговору местного суда, как разрушающее архитектурный ансамбль, составленный из вилл местных техасских скотопромышленников и банкиров.
Но Брэд не просто любил этот свой Полярный Замок, с приданным ему клочком каменистой земли на берегу бухты, но и гордился этим своим единственным в жизни более-менее серьезным приобретением.
В этом "замке" было собрано все, чем он жил, что десятилетиями накапливал и коллекционировал: его книги о льдах, полюсах и безумцах, посвящающих им свои жизни, а следовательно, составляющие одну из самых богатых "полярных библиотек" мира; его коллекция камней, собранных на берегах всех океанов, и в горах всех континентов; его фотоальбомы – с холодными, загадочными ликами айсбергов и ледяных пустынь, сам вид которых повергал попадавших в Полярный Замок женщин в леденящую дрожь и в тихий ужас.
Впрочем, обитель его женщинам никогда не нравилась – с этим Брэд уже даже успел смириться. Во всяком случае, ни одна из побывавших у него на ранчо восхищения своего не высказала, даже из тех, что очень пытались понравиться ему.
А еще в этом, больше похожем на бездарно выстроенную казарму, нежели на нормальное человеческое жилье, доме находилось собрание амулетов. Эдакий полный набор статуэток из костей различных животных, полный иконостас каких-то уродцев и всевозможных вещиц, происхождение и колдовское призвание которых так и остались для Брэда загадкой.
Единственное, что их объединяло, – что все они некогда принадлежали эскимосским, алеутским и прочим шаманам и проводникам, с которыми он отправлялся в путешествия по островам Королевы Елизаветы на крайнем севере Канады; по полуострову Сьюард, врезающемуся в Берингов пролив и многие столетия назад соединявшемуся с Чукотским полуостровом; или по канадскому острову Баффинова Земля, оставшемуся в его памяти как самое гиблое и проклятое место на этой планете.
Конечно же, он был несправедлив по отношению к этой земле, поскольку в ней тоже были свои таинства, свои природные творения и свои прелести. Но именно там он в течение месяца трижды побывал на волоске от гибели и чуть было не вернулся оттуда инвалидом.
– Вы где сейчас, мой адмирал? – почти пропела это свое "мой адмирал" Лилия Фройнштаг, воспользовавшись тем, что Максвилл подсел к беззаботно дремавшим в следующем отсеке морским пехотинцам из личной охраны командующего эскадрой. – По-моему, оч-чень далеко отсюда.
– Простите, Фройнштаг, – встрепенулся Роберт Брэд, кажется, я действительно впал в забытье.
– Не оправдывайтесь: опять затосковали по своему Боливару; по Полярному Замку на берегу полутропического залива Ист-Бей и любимой кипарисовой рощице?
– Вам известно даже название моего ранчо, у которого есть кипарисовая рощица?
– Я бы выразилась элегантнее: вашей приморской виллы, мой адмирал.
– Но мы с вами ни разу не касались этой темы.
– Вот видите, мой адмирал, сколько у нас все еще остается тем, которых мы ни разу не касались! Так что не торопитесь избавляться от этой женщины.
"Или, наоборот, следует поторопиться с этим", – проворчал про себя Роберт Брэд.
Личная жизнь всегда оставалась самой большой тайной его жизни, которой он предпочитал ни с кем не делиться. Поэтому его всегда крайне настораживали люди, обладающие хоть какой-то информацией о Полярном Замке, заливе Ист-Бей или одной из двух его несостоявшихся жен. Брэд предпочитал, чтобы все это оставалось в темени полярной ночи.
– Терпеть не могу, Фройнштаг, когда мне начинают по крохам выдавать мои же собственные тайны. Поэтому или молчите, или же играйте в открытую.
– "В открытую" – это как, мой непобедимый Нельсон?
– Откуда сведения?
– Вы могли бы и не удивляться тому, что, прежде чем прорваться к вашей эскадре, я получила все необходимые сведения о последних годах вашей жизни. Это так естественно.
– Если речь идет о профессиональной разведчице, работающей на вполне конкретную разведку.
– Или же о профессиональной журналистке, работающей на вполне конкретные издания, – возразила Фройнштаг.
– Объяснение не принимается. Чтобы облегчить вам жизнь, объявляю, что мое любопытство не распространяется дальше названия страны, на которую вы работаете.
– Как журналистка и ученая прежде всего я работаю на благословенную Швейцарию. А что касается вашего ранчо, то меня подвело сугубо женское любопытство, заставившее меня приземлиться в Хьюстоне, откуда, как вы помните, рукой подать до полуострова Боливар. Обуревала тайная надежда, что перед антарктическим рейдом вам захочется навестить свое гнездовье. И если бы вы повели себя, как подобает человеку, приверженному к своему дому, вас ждал бы такой изысканный сюрприз!
– Коварная вы женщина, Фройнштаг.
– Не-а, – игриво повела своим точеным подбородком журналистка. – В корне не согласна с таким утверждением. Во всяком случае в отношении вас, мистер Брэд, мое коварство ни в чем не проявлялось.
– Уверены, что ни в чем? Шпионство за моим ранчо в расчет не принимается?
– Будь я коварной, мистер Брэд, я бы прорывалась на эскадру, используя знакомство с вами, буквально шантажируя вас. Но ведь я этого не сделала, станете возражать?
– Да, действительно, вы обошлись без использования нашего знакомства. Назовем это "коварством с проблесками порядочности".
– До чего же вы любезны, мой адмирал! Вот что происходит с джентльменами Арктики, когда они попадают в трясину американской флотской жизни. – Произнеся это, Фройнштаг тотчас же примирительно коснулась руки командующего, предлагая перемирие, во время которого поиски источников ее информации становились бестактными.
Возможно, они еще какое-то время поиграли бы в эту игру воспоминаний и кокетства, если бы не крутой вираж самолета, после которого салон наполнил встревоженный, хотя и мужественный, голос первого пилота:
– Господин адмирал, нас преследуют два самолета противника! Причем я понятия не имею, откуда они появились.
25
Декабрь 1946 года. Антарктида.
Борт разведывательного самолета "Кобра"
– Что за чушь вы несете, капитан Элфин? – включил обратную связь на своем настольном пульте командующий эскадрой. – Какие еще "самолеты противника"?! Откуда и какого именно противника?
– Я специально заложил вираж, чтобы осмотреться. По-моему, это два "мессершмитта-115". В начале сорок пятого мне приходилось с такими сражаться. Во всяком случае, кресты на фюзеляжах мне хорошо знакомы.
Взгляды адмирала и Фройнштаг встретились.
– Такое вполне может быть, – подтвердила бывший гауптштурмфюрер СС. – Это то, о чем мы с вами говорили: существует ли в Антарктиде "База-211" или ее нет? Появление двух "мессершмиттов" у нас на хвосте – достаточный аргумент?
– Издеваетесь, Фройнштаг?
– С чего бы? Лежать-то нам придется под одними и теми же обломками. Но прежде чем это произойдет, хочу, чтобы вы знали: к появлению здесь "мессершмиттов" я никакого отношения не имею.
– Хотелось бы верить. Они уже выходили на связь? – обратился адмирал к пилоту.
– Пока нет. Но один из них ушел в высоту, а другой подползает мне под брюхо. Очевидно, попытаются какое-то время вести нашу "Кобру", чтобы затем посадить.
– Куда… посадить, капитан?! – прорычал командующий эскадрой с такой яростью, словно гитлеровские асы появились здесь исключительно по вине Элфина.
Тем не менее ответил командир "Кобры" спокойно и рассудительно:
– Самому хотелось бы знать, сэр. Хотя бы исходя из профессионального любопытства.
– И какое у нас соотношение скоростей?
– Если только они не успели усовершенствовать свой "мессер", то у меня незначительное преимущество и в скорости, и в потолке. Но вряд ли это заставит германцев оставить нас в покое, скорее всего, так и будут тащиться вслед за нами. К тому же это истребители, а это преимущество в маневренности. У нас, правда, тоже два пулемета, один из которых в хвосте, и орудие, но…
– Связь с эскадрой у нас есть?
– Так точно.
– Срочно сообщите о преследовании на авианосец "Флорида" и в "Адмирал-Форт". Передайте курс и координаты.
– Если германцы решат нападать, подкрепление с авианосца не успеет, – напомнил командующему первый пилот. – Развернуться так, чтобы идти к эскадре, не пересекаясь с противником, мы тоже не сумеем.
– Именно поэтому следуйте своим курсом, не меняя ни скорости, ни потолка. Скорее всего, их интересуют наши намерения. Если германцам хочется составить нам эскорт, предоставим им такую возможность.
– Храбрый вы человек, мой адмирал, – заметила Фройнштаг.
– Если вы, мэм, еще раз выразитесь о моей храбрости с таким сарказмом, я посажу самолет и предложу вас германским пилотам в виде выкупа. Думаю, они будут счастливы.
– Храбрый, но "справедливый", – не унималась Фройнштаг.
– Германцы на связь все еще не вышли? – спросил адмирал капитана Элфина, оставляя ее в покое.
– Нет, сэр, следуют за нами, как привидения. Мой радист пытался выйти на связь с ними, отмалчиваются.
– Главное, чтобы не проявляли агрессии.
– Создается впечатление, что они выжидают, сэр.
– Скорее всего, ждут дальнейших указаний со своей базы.
– Что наиболее реально, сэр. На авианосец я сообщил. Кэптен Вордан поднимает в воздух четыре истребителя.
– Не вздумайте открывать огонь по преследующим нас самолетам, – на всякий случай предупредил адмирал первого пилота.
– Есть не открывать огонь первыми, – откорректировал его приказ капитан. – Вы самый миролюбивый адмирал из когда-либо служивших во флоте США, сэр.
– База германских ВВС – в глубине Антарктиды! Воздушные бои американских пилотов с германскими асами в небе Антарктиды! – проворчал адмирал. – Мир свихнется от таких сообщений.
– Не свихнется, – возразил капитал Элфин, – потому что не поверит в их правдивость.
Он умолк и в пассажирском салоне самолета тоже воцарилось напряженное молчание. Не нарушая его, Фройнштаг наложила свои теплые, слегка влажноватые руки на руки Роберта Брэда, возможно, таким образом пытаясь успокоить и его, и себя.
Адмирал прекрасно понимал, что любая попытка удариться сейчас в какие-либо воспоминания будет приравнена к попытке трусливо уйти от действительности. Но именно так он множество раз спасал свою нервную систему, оказываясь в самых немыслимых, Арктикой порождаемых ситуациях. Только теперь, ощущая тепло женских рук, он понял, каких прекрасных минут лишила его судьба, не соизволив свести их в стенах Полярного Замка.
Первая жена, полуфранцуженка-полуегиптянка Раис, микробиолог по профессии, ушла от него, продержавшись всего лишь две экспедиции. Когда Брэд вернулся с полуострова Сьюард, в доме – они жили тогда в городке Батон-Руж, неподалеку от Нового Орлеана, на самом берегу Миссисипи, – ее уже не было. Зато к услугам Роберта был ее адвокат, специализирующийся по бракоразводным процессам.
Свое знакомство с доктором Брэдом этот приземистый, сутулый, с прыщеватым и словно бы обожженным лицом человек начал с молчаливого, но бесцеремонного осмотра его фигуры, после чего изрек:
"Оставить такого мужчину?! Она не права! Она решительно не права!".
"Приступайте к делу, – одернул его полярник, но затем смягчил тон и как можно вежливее поинтересовался: – Каковы причины ее бегства из дома. У него другой мужчина?".
"Прошу прощения, мистер Брэд, но ей не так уж просто будет найти этого, другого мужчину".
Они оба понимали, о чем идет речь: Раис Кетак была из тех женщин, на которых понятия "красивая", "смазливая" или "хорошенькая" не распространялись даже в виде снисходительного комплимента. Тоже самое касалось и ее мужеподобной фигуры. Однажды Брэд подобрал эту тридцатилетнюю женщину в виде попутчицы в каком-то городке у шоссе между Бомонтом и Батон-Ружем. Дорога была дальней, а женщина показалась ему предельно простой и общительной. Так оно и оказалось на самом деле. Причем к сексу она относилась с такой же непосредственностью, как и к своей неухоженной внешности.
Когда под вечер он неосторожно засмотрелся на ее оголившиеся ноги, Раис велела ему свернуть к видневшемуся неподалеку озерцу и, выйдя из машины, поманила за собой в рощицу. "Я понимаю, что вы готовы были удовлетворять свою страсть прямо в машине, но мне этот способ не очень нравится. Хотя, в общем-то, я его и не отвергаю. Но и наблюдать, как вы исходите спермой, мне тоже не хочется".
В первый раз у него все это произошло быстро и как-то слишком уж неуклюже. Уловив это, Раис рассмеялась своим хрипловато-гортанным смехом, голосом спортивного рефери объявила, что эта попытка не засчитывается, и не отпустила его, пока он вновь не возбудился.
"Когда вы с женщиной, никогда не торопитесь и не стесняйтесь, – наставляла его Раис, ласкательным прикосновением губ пытаясь возбудить в третий раз. – Секс – это намного серьезнее, нежели вам кажется. Это я говорю вам как биолог".
Истинный смысл ее слов и ее отношение к сексу Брэд понял уже через сутки, когда Раис переехала к нему со своим микроскопом и двумя сумками книг. Это была настоящая машина для секса, не поддающаяся ни чувственности, ни азарту, но в то же время убийственно неутомимая.
"Если у нее действительно не появилось другого мужчины, тогда почему она сбежала от меня? – спросил тогда Брэд у адвоката Раис. – Тем более что к ревнивцам я никогда не принадлежал, а квартира, которую мы снимаем, в течение нескольких месяцев была в ее полном распоряжении".
"У нее нет доказательств вашей супружеской измены – в этом вы правы, – признал адвокат, – зато существуют другие, не менее убедительные доводы".
"Какие именно?"
Адвокат долго, внимательно рассматривал великое множество "полярных" фотографий – с айсбергами, тюленями, моржами и палатками посреди отколовшихся льдин, – которыми были увешаны стены его пристанища, а затем изрек фразу, которую Брэд не сможет забыть никогда в жизни, и которая через два года после развода с Раис помогла ему значительно легче пережить расставание со второй женой.
"У нее есть довод, который не способны будете опровергнуть ни лично вы, ни ваши адвокаты, – произнес этот "квазимодо" от юриспруденции, постукивая костяшкой согнутого указательного пальца по одной из самых больших фотографий. – Заключается он в том, что, как изволила выразиться миссис Брэд, с тюленями вы проводите значительно больше времени, нежели с ней, своей супругой".
Понимая, что этой фразой он буквально растерзал противника своей клиентки, "квазимодо" долго не сгонял со своего уродливого лица не менее уродливую улыбку.
"Это не аргумент, – прибег к самому ненадежному способы защиты доктор Брэд. – Настоящая супруга обязана ждать мужа – моряка, солдата, путешественника. Иначе, чего стоит такой брак и чего стоит супружеская верность?"