"Не спорю, исходя из классических заповедей Пенелопы, – обязана. Вот только к госпоже Раис Брэд это ни коим образом не относится. Вам следовало искать в женщине воплощение терпения и воздержания, вы же привели в свой дом неукротимый вулкан секса. А точнее, неиссякаемый гейзер страстей, поскольку вулкан взрывается лишь время от времени, а гейзер извергает свою энергию в течение столетий".
И возразить Брэду было нечего. Как и следовало ожидать, "квазимодо" от юриспруденции переиграл его и в полемике в стенах Полярного Замка, и на суде.
Впрочем, заранее смирившись со своим поражением, на суде был воплощением смиренности, которая лишь оттеняла его несовместимость с образом "гейзера страстей", сотворяемого из Раис фантазиями "квазимодо" от юриспруденции.
– Судя по выражению вашего лица, адмирал, вы очень волнуетесь, – молвила Фройнштаг, вновь пытаясь согреть его руки своими руками.
– А, судя по моим мыслям, я совершенно забыл о том, что нас сопровождают два недобитых германских аса, – парировал адмирал.
– В таком случае извините, у вас действительно крепкие нервы, – Фройнштаг отступила. – Похоже, я что-то не так поняла.
На бракоразводном процессе интересы его жены представлял все тот же "квазимодо" от юриспруденции. Саму Раис доктор Брэд никогда больше не видел, поэтому так до сих пор и не знает, действительно ли это выражение по поводу тюленей принадлежит ей, или же специалист по разводам сочинил его специально для сердобольной метиски в мантии окружной судьи. Как бы там ни было, а на процессе оно прозвучало довольно убедительно, и на судью произвело должное впечатление.
– Почему не докладываете, капитан? – вырвался он из потока воспоминаний. – Как там наш германский эскорт?
– Сопровождают, сэр. Приблизились, но держат дистанцию. Скорее всего, пытаются выяснить, что мы здесь делаем, что ищем.
– Мы исследуем Антарктиду! Мы – исследователи, и это наше право! – прокричал он так, словно все проблемы заключались в том, чтобы убедить в мирных целях экспедиции именно его, капитана Элфина.
– Так точно, сэр, мы исследуем.
– Никаких требований к нам они не выдвигают?
– Никаких, сэр.
– В таком случае спуститесь ниже, продолжаем осмотр и фотографирование местности.
– Есть уменьшить высоту, сэр. А фотографирование местности не прекращалось.
– В конце концов, мы находимся над территорией, которая никогда не принадлежала и не принадлежит Германии. Воздушное пространство этого континента одинаково принадлежит всем и не принадлежит никому. Поэтому, что бы ни происходило, мы должны делать свое дело, капитан.
– Иначе чего бы мы, пилоты, стоили, сэр?
Откинувшись на спинку кресла, адмирал сжал кулаки и уставился взглядом в иллюминатор. Всем своим видом он демонстрировал теперь свою решимость и непреклонность.
– Позвольте, сэр, пойти в кабину радиста и попробовать переговорить с пилотами преследующих нас "мессершмиттов". Если уж никто из них не знаком со мной, то наверняка слышал о Скорцени. И потом, я сумею убедить их, что к ним обращается германка.
– И что вы им скажете? Спросите, где базируются и почему преследуют нас?
– На вопрос, где базируются, ответа я, понятное дело, не получу. А вот, какова цель их преследования… Почему бы и не спросить?
– Цель преследования в этой ледяной пустыне может быть только одна… – адмирал устало взглянул на Фройнштаг, однако не договорил. Да бывшая сотрудница СД и так все должна была понять.
– Если бы они намерены были нас атаковать, то уже давно атаковали бы и сбили. Но что-то же их сдерживает.
– Пока что – да, сдерживает.
– Так, может быть, своими переговорами я подарю всем нам еще несколько минут?
– Разрешаю. Пусть радист выведет вас на их волну. Впрочем, пойдем вместе.
26
Декабрь 1946. Антарктида.
Борт разведывательного самолета "Кобра"
Салон специального разведывательного самолета "Кобра" чем-то напоминал салон обычного пассажирского самолета, только разделенного на небольшие отсеки, в которых находились специалисты.
В центральной части фюзеляжа несли службу вооруженный двумя бортовыми фотоаппаратами разведчик-наблюдатель и фотограф-аналитик, занимающийся специальными съемками отдельных объектов. А в отсеке, находившемся рядом с пилотской кабиной, работали два радиста, поддерживающие связь с наземной базой: один – с помощью мощной "голосовой" радиостанции, второй – с помощью азбуки Морзе. Кроме того, в составе экипажа был еще и бортовой радист, обеспечивающий обычную радиосвязь пилотов с другими самолетами и аэродромами.
Чуть ближе к хвостовой части располагался командный отсек, в котором размещали того из представителей командования, кто решался лично побывать над интересующим штабное начальство объектом. Именно в нем обитали сейчас контр-адмирал и журналистка Фройнштаг. А напротив, в десантном отсеке, находились четверо морских пехотинцев во главе со вторым лейтенантом Максвиллом.
– Что у вас в эфире, джентльмены? – обратился Брэд, как только открыл дверь отсека.
– Старший радист, старший мастер-сержант Хастон, сэр. Радист, штаб-сержант Адэр, сэр, – представились обитатели радиоотсека.
– Вы нащупали волну, на которой переговариваются германские пилоты, старший радист? – спросил адмирал, как только они с Фройнштаг втиснулись в не очень просторный отсек радистов.
– Так точно, сэр, – ответил старший радист, отвечавший за "голосовую связь" и за прослушивание эфира.
– О чем они говорят между собой?
– Все переговоры записаны на ленту, сэр.
– У меня нет времени прослушивать всю их болтовню. Вкратце. Что вы слышали такого, что могло бы объяснить цель их преследования.
– Ничего существенного. В эфир выходят крайне редко. Из услышанных нами фраз: "Интересно, куда это янки направляются? Уж не хотят ли они совершить посадку на полюсе?". "Для этого американцам не понадобилась бы целая эскадра боевых кораблей и две эскадрильи самолетов". "Что же они забыли в этих льдах?". "Америкашкам нужна наша база. Их президент решил покончить с ней и с нами". "Очевидно, они не понимают, что теперь мы вооружены так, что способны покончить и с их эскадрой, и с президентом, и со всеми Штатами. Будь такое оружие у фюрера, мы теперь сидели бы в одном из лучших московских ресторанов".
– Эти германцы настолько уверены в мощи своего оружия?
– Если только не хвастаются, зная, что мы наверняка прослушиваем их переговоры. А еще…
– Существенное замечание, старший мастер-сержант. Обо мне, об адмирале Брэде, они упоминали? – прервал его пересказ командующий эскадрой.
– Так точно, сэр. Несколько раз.
– И знают, что я нахожусь на борту "Кобры"?
– Знают, сэр. Позывной ведущего: "Рейн-один", ведомого – "Рейн-два". Так вот, "Рейн-два" недовольно поинтересовался, как долго ему придется таскаться за янки через всю Антарктиду. Не проще ли сбить их прямо сейчас и покончить с этими гонками? На что командир звена заметил, что ему выпала честь сопровождать самого адмирала, так чем он еще недоволен.
– Так, понятно, что еще? – нервно подстегнул Брэд старшего радиста, движением руки предлагая Фройнштаг опуститься на единственное гостевое кресло. – О чем они ведут переговоры со своей Базой?
– На связь с базой "Рейн-один" выходил только дважды. В первый раз – чтобы сообщить, что они с Куртом сели нам на хвост. И во второй – чтобы выяснить, прибудет ли колесница.
– Что-что? – не понял адмирал. – Кто должен прибыть?
– Он так и спросил: "Поинтересуйтесь у штандартенфюрера СС, прибудет ли колесница", – пожал плечами старший радист Хастон.
– И что в ответ?
– База запросила координаты и пообещала выяснить у руководства. Разговор состоялся минут десять назад.
– Скорее всего, речь идет о "летающем диске", – предположила Фройнштаг.
– Матерь божья! – перекрестился штаб-сержант Адэр. – Наподобие того "диска", что совсем недавно зависал над авианосцем?
– Наподобие, – иронично подтвердила журналистка.
– Логично, Фройнштаг, логично, – согласился адмирал, не обращая внимания на слова штаб-сержанта – Дисколет они вполне могут именовать "колесницей".
– По-моему, вы начинаете ценить меня, мой адмирал, – не преминула воспользоваться случаем журналистка.
– Ваши акции возрастут, если вы не будете сбивать меня с мысли, леди. Итак, джентльмены, они запросили в помощь себе "дисколет". Это уже серьезно.
– Преимущество и так на их стороне, – развел руками старший радист. – Появление "дисколета" уже ничего не изменит.
– Изменит, – не согласился с ним адмирал. – В корне. Потому что задача их – не сбивать нас, а посадить в нужном месте. А главное, в таком, где бы наш самолет сумел приземлиться и при этом уцелел. Но проблема сейчас в другом: чтобы получить этот "дисколет", штандартенфюрер, к которому они обращались, обязан связаться с базой арий-атлантов или с патрульным дисколетом инопланетян. И еще неизвестно, пожелают ли обладатели этих аппаратов участвовать в германской авантюре. До сих пор, как мы знаем, они от этого воздерживались. И примером тому – недавний визит "дисколета" в расположение Полярной эскадры.
– Не слишком ли вы все усложняете, мой адмирал? – едва заметно улыбнулась Фройнштаг.
– Объяснитесь, мэм.
– Чтобы получить "дисколет", штандартенфюреру достаточно связаться всего лишь с комендантом "Базы-211" вице-адмиралом фон Готтом, – холодно возразила Фройнштаг. – Или с его заместителем, контр-адмиралом фон Риттером. А те прикажут подняться в воздух одному из "дисколетов", находящихся в их подчинении.
Адмирал и оба радиста молча уставились на швейцарскую журналистку. Больше всего на радистов произвело впечатление то, что она, не задумываясь, выдала им название базы, а также чины, должности и фамилии ее руководителей. А ведь одна из разведывательных задач, которая ставилась перед ними накануне выхода эскадры в океан, как раз и заключалась в том, чтобы при радиоперехватах они выудили эти очень важные для разведуправления данные. Что ж теперь получается? Что на борту авианосца "Флорида", а сейчас уже и на борту разведсамолета, находится иностранка, которая этими сведениями давным-давно владеет?!
– Вы предполагаете, что на вооружении гарнизона "Ба-зы-211" уже находятся "дисколеты"?
– Это уже не предположения, сэр, а констатация факта. На "Базу-211", а точнее, в Рейх-Атлантиду, которую теперь принято считать Четвертым рейхом, были переброшены лучшие конструкторско-инженерные силы Германии и лучшие заводские специалисты – вместе с проектами многих технических новинок, в том числе и с первыми образцами "летающих дисков", которые уже проходили испытания на ракетном полигоне в Пенемюнде, на заводе под Прагой и на подземном заводе Дора. Допускаю, что "дисколеты" Рейх-Атлантиды еще уступают "дисколетам" инопланетян по каким-то там техническим параметрам и боевым качествам, но в том, что на вооружении "Базы-211" они уже есть, – сомневаться не приходится. Странно, что все это вам до сих пор неизвестно, джентльмены.
– Слух о неких германских "летающих дисках" был, однако нас уверяли, что по приказу фюрера все опытные образцы их были уничтожены вместе с документацией.
Фройнштаг снисходительно прошлась взглядом по адмиралу и сержантам-радистам. "Это что за детский лепет, джентльмены?! – как бы вопрошала она. – Кто умудрился снабдить вас столь нелепой информацией?".
– Можете не сомневаться, что так оно все и было: да, уничтожали ненужные и неудачные образцы, вместе с некоторыми вариантами чертежей или их копиями. Причем все это делалось при немалом количестве свидетелей, в устах которых и зарождались потом слухи, которыми вы пользуетесь.
И опять адмирал вынужден был изречь свое "логично-логично", которое следовало воспринимать, как самую высокую и лестную похвалу.
– Однако все это – общие рассуждения, – не выпускала инициативу из своих рук Фройнштаг, – которые отбирают наше время. Свяжите-ка меня с этим вашим "Рейном-первым", по-моему.
– Он не станет вступать в переговоры с нами, – заверил ее старший мастер-сержант Хастон. – Мы предприняли несколько попыток. Очевидно, они получили соответствующий приказ.
– Это они с вами не захотели общаться, сержант Хастон. Услышав голос германки, они сразу же вспомнят, что давно истосковались по воркующему женскому голоску.
Старший мастер-сержант вопросительно взглянул на адмирала.
– Считайте это моим приказом, – молвил тот. – И поторопитесь.
– "Голос германки"? – уязвлено пожимал плечами старший мастер-сержант. – С борта американского разведывательного самолета?! В лучшем случае германцы воспримут это как солдатский розыгрыш. И отчасти будут правы.
– Вот уж не знала, что в американской армии даже адмирал свои приказы вынужден повторять дважды, – язвительно заметила Фройнштаг.
– У вас, в германской, конечно же, все было по-иному… – саркастически пробормотал Хастон.
– Можете в этом не сомневаться. У нас, в германской армии, вы, сержант, лишились бы своих лычек даже после невыполнения приказа фельдфебеля.
27
Декабрь 1946 года. Антарктида.
Борт разведывательного самолета "Кобра"
Надев наушники и взяв в руки микрофон, Фройнштаг сразу же ощутила себе офицером. Германским офицером СС.
Все трое американцев обратили внимание, как она сразу же преобразилась, каким холодным и властным стал ее взгляд, жестким и высокомерно-требовательным – голос. Теперь это уже был голос офицера, привыкшего к языку приказов и команд, к тому, что каждый, кому положено было подчиниться ему, подчинялся немедленно и беспрекословно. Но если адмиралу было проще, поскольку он знал, где и в каком чине служила гауптштурмфюрер СД Лилия Фройнштаг, то сержанты были потрясены и обескуражены ее перевоплощением.
– "Рейн-один"! Я, гауптштурмфюрер СС и сотрудник СД Фройнштаг, вызываю на связь пилота "мессершмитта" с позывным "Рейн-один"! – по-немецки, чеканным командирским голосом оглашала она полярный радиоэфир. – Вы слышите меня, черт возьми?
– Так точно, – уже после вторичного представления прорезался в ее наушниках голос пилота.
– Я – гауптштурмфюрер СС и сотрудник СД Фройнштаг, из отдела диверсий Главного управления имперской безопасности, который возглавлял оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени. Вам знакомо это имя, пилот?
– Так точно.
– Значит, вы попросту забыли, что такое СД?
– Никак нет, госпожа гауптштурмфюрер!
– В таком случае представьтесь, как полагается представляться младшему по чину.
Это было рискованно, Фройнштаг не могла знать, в каком чине пребывает офицер, сидевший сейчас за штурвалом истребителя, а ведь ей приходилось видеть пилотов-асов в чине майоров, подполковников и даже полковников, в том числе и войск СС. И когда она и адмирал услышали в своих наушниках:
– Здесь обер-лейтенант Ридберг, – то облегченно вздохнули. – Почему вы оказались на борту американского самолета, гауптштурмфюрер? – тотчас же поинтересовался пилот. – Вас захватили в плен?
– Меня? В плен?! – смех ее получился не очень естественным, но и он должен был как-то разрядить обстановку. – Вас, очевидно, переправили на "Базу-211" еще в начале сорок четвертого года, с первой волной молодых добровольцев из отряда пилотов-смертников, которым командовал Отто Скорцени?
– Нашу группу курсантов называли…
– "Отрядом военных космонавтов", – упредила его Фройнштаг. Подобная информация могла укрепить доверие к ней германского пилота. – Секретное подразделение, совместно созданное службой диверсий СД и штабом рейхсмаршала Геринга.
– Правильно, гауптштурмфюрер.
– А что я назвала его отрядом пилотов-смертников… Именно так мы вас между собой и называли. Однако не могли же мы со Скорцени так, прямо, и называть его: "Отряд пилотов-смертников"! К тому же в отряде готовили пилотов для ракет "Фау", которые действительно позволяли пилотам выходить со своими машинами в космическое пространство и таким образом становиться германскими военными космонавтами. Кстати, в армейской среде вас еще называли "циклопами Геринга".
– Вы правы, госпожа гауптштурмфюрер, именно так нас и называли! – только после этих слов обер-лейтенанта Фройнштаг почувствовала, что тот по-настоящему поверил в ее германское происхождение.
Вдохновившись результатами своей словесной атаки, Фройнштаг победно взглянула на адмирала и даже едва заметно подмигнула старшему мастер-сержанту Хастону, который, сидя в наушниках, тоже прослушивал ее переговоры.
– Вы оказались в первом наборе школы, обер-лейтенант, разве не так?
– Так точно, госпожа гауптштурмфюрер.
– Тогда вы, наверно, еще помните первое построение курсантов в замке Фриденталь, где действовали Специальные курсы особого назначения Ораниенбург?
– Конечно, помню. Фридентальские курсы. Там готовили лучших диверсантов мира. Я тоже мечтал стать их курсантом.
– Вы абсолютно правы, обер-лейтенант Ридберг, там готовили лучших из лучших диверсантов. А если вы еще напряжете память, то вспомните, что во время торжественной церемонии посвящения в курсанты "Отряда военных космонавтов" между генералом Дорнбергером, который был начальником Ракетного центра в Пенемюнде на острове Узедом, и Отто Скорцени…
– Помню, лицо этого диверсанта было изувечено шрамами…
– Правильно, обер-лейтенант, но только не "изувечено", а облагорожено шрамами, – уточнила Фройнштаг только для того, чтобы вновь подчеркнуть свою близость к Скорцени. – Так вот, между этими мужчинами стояла симпатичная женщина с золотистыми волосами, в черном мундире офицера СС и в черной пилотке; в то время она готовилась стать начальником женского отряда военных космонавтов.
Молчание, которое воцарилось в наушниках, напоминало молчание собеседника, впавшего в состояние прострации.
– Вы, наверное, не поверите, гауптштурмфюрер, – срывающимся от волнения голосом произнес пилот, – но я действительно помню вас.
– Почему же, я вам верю. Но хочу, чтобы вы точно так же верили каждому моему слову.
– Если говорить честно, потом, после построения, мне даже хотелось подойти к вам, потому что вы мне очень понравились. Но, конечно же, не решился.
– И что же вас вспугнуло, мой храбрый рыцарь? – поддалась сугубо женскому любопытству Фройнштаг.
– Возле вас оказалось так много офицеров, что пробиться было почти невозможно.
– Вас, Ридберг, это не оправдывает. Например, вашего однокурсника штурмбаннфюрера СС Рудольфа Шредера толпа моих поклонников не остановила. Не скажу, чтобы он добился чего-то конкретного, тем не менее. Вспомнили, о ком идет речь?