– Сейчас наш распорядитель вручит вам секретный пакет, о существовании которого никто из эскадренной команды знать не должен. Вы же вручите его лично президенту Трумэну, в разговоре тет-а-тет. Если у вас появятся трудности при организации этой встречи, наши агенты влияния придут вам на помощь.
Повелитель так и не поинтересовался у адмирала, возникли ли у него какие-то вопросы. Все, что он хотел сказать командующему Полярной эскадрой, он уже великодушно изложил, а посему аудиенция была завершена.
Распорядитель возник перед ним с такой быстротой, словно бы материализовался из воздуха. Впрочем, возможно, так оно и было: материализовался.
Это был красавец лет сорока, с широкими плечами и удивительно узкой талией, являющий собой тот образец атлета, которого редко удается достигать земным силачам.
Вручив адмиралу пакет, он бесцеремонно сжал его левое плечо с такой силой, что тому показалось, будто кости превратились в некое бесчувственное месиво.
– Вы должны выполнить все, что только что было приказано вам Повелителем Страны Атлантов и всего Внутреннего Мира. От этого зависит ваша жизнь и жизнь вашей страны.
– Сделаю все, что в моих силах, сэр. Я свободен и могу идти?
– Спрячьте пакет во внутренний карман, – тоном истинного распорядителя официальной встречи произносил этот гигант, – медленно повернитесь и, сохраняя достоинство, не оглядываясь, идите к выходу.
– Кто-то позаботится о том, чтобы нам был предоставлен дисколет? – спросил адмирал, под внимательным взглядом распорядителя пряча пакет во внутренний карман своего френча.
– За стенами Пирамиды Жизни о вас позаботятся, как подобает заботиться о госте.
Адмирал убедился в этом, как только увидел, что вслед за ним из Зала Основателей выходит Посланник Шамбалы.
– Надеюсь, пункты "Меморандума" не были для вас шокирующими, адмирал Брэд?
– Абсолютно ничего шокирующего, – твердо ответил командующий Полярной эскадрой. – На войне мы привыкли выслушивать ультиматумы пострашнее.
– Но вы должны оценить тот факт, что объявлен он был в Зале Основателей, а не на обломках вашей эскадры.
– После всего того, что мне было продемонстрировано, я способен оценить великодушие Повелителя.
– Будем считать, что минувшая мировая война стала важным опытом всего человечества.
– И уроком.
– Вот в этом позвольте усомниться, адмирал.
39
Декабрь 1946 года. Соединенные Штаты.
Атлантическое побережье. Объединенный штаб атлантических флотилий США
Как всегда в такие холодные, слякотные дни, начальник Объединенного штаба атлантических флотилий вице-адмирал Грегори пребывал в пресквернейшем расположении духа. Тем более что к традиционной утренней вспышке ревматизма, который донимал бывшего шкипера рыбацкой шхуны в течение всего декабря, добавился еще и неприятный разговор с помощником госсекретаря Фрэнком Удовски.
По долгу службы и чести, этот чиновник обязан был лоббировать финансирование атлантических флотилий перед госсекретарем и сенаторами, но, конечно же, не лоббировал. Вместо этого Удовски попытался запоздало устроить начальнику штаба "атлантистов" форменный разнос. Он, видите ли, не станет уподобляться камикадзе, требуя от сената на развитие флота той "безумной, грабительской для налогоплательщиков суммы", которую пытается требовать сам адмирал!
– Что-то мне не понятна ваша реакция, мистер Удовски, – попытался урезонить его Ричард Грегори, который уже не раз напоминал этому служаке, по чьей протекции тот оказался в столь близком окружении госсекретаря.
– А что в ней непонятного?! – взвинтил свой и без того фальцетный голосок Удовски.
– Не рано ли вы начинаете рубить мачты – вот что мне не понятно в первую очередь! – пробубнил вице-адмирал, обжигаясь традиционно убийственной дозой утреннего кофе.
Как и непосредственные начальники норовистого вице-штабиста, Фрэнк Удовски прекрасно знал: если уж Грегори своим шкиперским басом "начинает рубить мачты", разговора не получится. Тем не менее он примирительно проворчал:
– Но-но, адмирал, это не палуба, это политика…
– А во-вторых, – неудержимо рвался ко все еще "не срубленной мачте" Грегори, – наши финансовые соображения были направлены вам в конце октября. Поэтому хотелось бы знать: почему вы столь долго созревали для своего харакири, – холодно, хотя все еще довольно деликатно, отчитывал его боевой адмирал. – Может быть, на вас пытается жать кто-то из сенаторов? Тогда назовите его имя. Всего лишь назовите. У нас, адмиралов, достаточно влиятельных друзей в сенате и прочих высоких кругах, чтобы поставить его на место.
– У меня у самого теперь достаточно влиятельных друзей, которые кого угодно способны поставить…
– Раньше я тоже так считал, – расчетливо дожимал его Грегори. – Но в последние годы все больше сомневаюсь в этом. Обычно так оно и бывает, мистер Удовски: падают ваши акции в кабинете госсекретаря, и сразу же они падают в глазах покровителей.
– У вас они тоже невысоки, – и себе взялся "валить мачты" Удовски, – особенно после того, как обнаружилось, что у вас под носом германцы нагло оборудовали несколько своих латиноамериканских баз, а водами Атлантики все еще разгуливают, черт знает откуда появляющиеся германские субмарины.
– Уже не разгуливают, – огрызнулся Грегори. – Последние две мы взяли живьем.
– Мало того, – не обратил чиновник внимания на такую мелочь, как две загнанные в ловушку где-то у берегов Аргентины подлодки германцев, команды которых, судя по всему, сами решили сдаться, – я не удивлюсь, если эскадра русских субмарин всплывет завтра у священных берегов Лонг-Айленда!
– Скажу вам больше, Удовски. Президенту США тоже недолго придется удивляться этому, если вы столь безбожно будете урезать финансирование флота. А ведь запросил-то я чуть больше прошлогодней суммы.
– Но в прошлом году вы все еще финансировались по меркам военного времени. А теперь завершается сорок шестой, и войны давно нет.
Адмирал насладился последним глотком кофе, закурил сигару и только потом вновь взялся за трубку.
– Это вам только кажется, Удовски, что ее нет, – назидательно молвил он. – На самом же деле она лишь разворачивается. Но уже не с далекой и безопасной для нас Германией, а с соседней Россией, могучей морской державой. И начинаться будет эта война – с войны нервов, идеологий и морских флотов.
– Вест Пойнт обошел меня своими дипломами, сэр, но все же я имею некоторое представление о том, как начинаются войны.
– Не имеете! – патетически воскликнул вице-адмирал. – Иначе не спешили бы рубить мачты, когда шторм еще только начинается!
…Однако весь этот разговор уже принадлежал утренним воспоминаниям, а Грегори все еще пребывал в каком-то взвинченном состоянии. Конец рабочего дня, он давно мог бы "уехать по делам" на одну из двух надежных "явочных квартир" старого морского полухолостяка, но что-то сдерживало его, что-то его упорно сдерживало. Эта его дурацкая склонность к предчувствиям, которые к тому же в последние году все чаще стали сбываться!..
Едва Грегори успел подумать об этом, как ожил телефон и дежурный офицер-связист взволнованно произнес:
– На связи Полярная эскадра, сэр!
– Адмирал Брэд? Только этого мне сейчас не хватало!
– На связи, собственно, кэптен Вордан, командир авианосца "Флорида", заместитель командующего…
– Я знаю, кто такой Вордан, лейтенант!
– Кэптен просит связать с вами, сэр. Слышимость, конечно, отвратительная, поскольку возникают какие-то странные помехи, которых ранее не наблюдалось. Но у них что-то серьезное, очень серьезное, сэр. Как ни странно, кэптен говорит о чем-то таком…
– Было бы странно, – ничуть не взволновался вице-адмирал, – если бы "ничего такого" сегодня не произошло.
Однако благодушие Ричарда Грегори развеялось сразу же, как только он услышал с трудом пробивающуюся сквозь помехи почти несвязную речь заместителя командующего Полярной эскадрой.
– Они атакуют нас! Мы несем значительные потери! Их много.
– Кого, кого "много"?! – попытался уточнить адмирал Грегори, однако кэптен никак не реагировал на его слова. Он вел себя так, как обычно ведут себя радисты судна, погружающегося в пучину океана, понимая, что их уже никто не спасет, и главная их обязанность – сообщить миру о гибели судна.
– …У них дисколеты! – продолжал выкрикивать тем временем кэптен. – Проклятые диски. Прямо из воды! Все объяты страхом! Они напали на нас. – Адмирала так и подмывало заорать: "Да кто же, черт возьми, напал на вас?!", однако он понимал, что сейчас куда больше пользы в его молчании. – На самолетах и дисколетах – свастики! Германские свастики! Мы несем потери! Наши снаряды не достигают их бортов! Мы несем потери, мы бес..!
"Мы бессильны", – мысленно довершил адмирал Грегори фразу, которую услышал от кэптена. Однако больше не прозвучало ни слова. Связь прервалась, и сколько Грегори ни требовал от офицера-связиста восстановить ее, радисту этого не удалось. И единственное, что оставалось адмиралу Ричарду Грегори, – это изрыгать проклятия.
40
Декабрь 1946 года. Антарктида.
Столица Страны Атлантов город Акрос.
Резиденция Повелителя Этлена Великого
Из "Пристанища Посланника Шамбалы" храмохранитель и Осанна вышли почти одновременно. Причем девушка прервала ласки адмирала без каких-либо эмоций, но и без каких-либо неуважительных, резких жестов. И теперь Лилия понимала, почему она так вела себя – рассчитывала, что и в следующее посещение Страны Атлантов вождь Рейх-Атлантиды будет благосклонен к ней.
– Прошу прощения, Фройнштаг, за эти корабельные шалости, – ничуть не смущаясь, извинился адмирал, потягивая свой напиток. – Понимаю, что мне следовало прервать их значительно раньше.
– Вот именно, "корабельные" – не собиралась щадить его Лилия.
– Но если бы я не поласкал ее, атлантка обиделась бы. У них это – как проявление вежливости, как демонстрация того, что вы видите и уважаете в ней Женщину.
– Это касается только вашего "корабельного" флирта, или постели – тоже?
– У них совершенно иное отношение к сексу, Фройнштаг, нежели у континентальных женщин. Поскольку беременеть они могут только тогда, когда получат разрешение Совета хранителей жизни, то есть медицинского совета, а вместе с ним – и соответствующую инъекцию, то и отношение к половым игрищам у них более раскованное и свободное, нежели у нас – такое невинное занятие, как женское стреляние глазками. К тому же германцев атлантки обожают, считая нас горячими и неутомимыми.
– Несчастные женщины! – почти искренне воскликнула Фройнштаг. – Это как нужно было облениться их атлетического вида мужчинам, чтобы подвести своих женщин к такому ложному представлению о германцах!
– По этому поводу мы, германцы, можем иронизировать сколько угодно. Но дело в том, что, перенимая традиции древних эллинов, почти все атланты предпочитают гомосексуальные увлечения. В том числе и многие женщины этого подземного Эдема.
– Получается, что я не зря посочувствовала атланткам. Спасибо, что просветили, барон.
– С таким же успехом вы могли бы завлечь и храмохранителя Ранна, который только что входил сюда. Несмотря на то, что в данный момент он пребывает на службе. Это же атлант!
– Считаете, что неатланта соблазнить мне бы уже не удалось? Плохо же вы знаете меня, адмирал фон Готт. Тем не менее еще раз благодарю за просвещение. А то я теряюсь в догадках: что происходит? Если у них такой сугубо рациональный подход к сексу, то почему эта девица ведет себя, как истосковавшаяся неудовлетворенная сучка? Словом, теперь многое проясняется.
– "Тайная доктрина основателей", на которую они тут молятся, как мы – на Библию, утверждает, что лучший способ избавиться от сексуального наваждения – это поддаться ему, дабы оно не отвлекало от работы, учебы и тренировок.
– Как-то не так они "избавляются" от него, как им Господом заповедано. Кстати, позволю себе напомнить, – решила Фройнштаг вернуть адмирала к теме, интересовавшей ее значительно больше, нежели причины сексуальной озабоченности местных атланток, – что мы выяснили: я ничего не знала о формировании первым диверсантом рейха Отто Скорцени континентальной разведывательно-диверсионной сети Рейх-Атлантиды. Удивляет, что лично меня этот "большой диверсионный сбор" почему-то не коснулся. Странно, что Скорцени не только не предложил мне участвовать в этой авантюре, но даже не проболтался по поводу ее организации.
Адмирал сначала выжидающе посмотрел Лилии в глаза, снисходительно рассмеялся и… не поверил в правдивость ее слов.
– Можно подумать, что во все остальные авантюры он вас посвящал, – по ходу заметил фон Готт, хотя недоверие его вызвано было не этим обстоятельством.
– Если уж я лично не участвовала в какой-то из операций, как не всегда участвовал в них и сам Скорцени, то, во всяком случае, состояла в группе ее разработчиков, или же в группе обеспечения и прикрытия. А тут вдруг узнаю о грандиозной операции, о которой меня даже не уведомили. Другое дело, что я могла бы отказаться от участия в ней, но, пардон… Словом, мы со Скорцени так не договаривались. И как только удастся свидеться с ним…
– Вы говорите все это искренне? – застыл бокал с напитком у рта адмирала.
– А какой смысл отнимать минуты нашего общения разыгрыванием каких-то сцен?
И тут уже барон откровенно и искренне рассмеялся. А когда журналистка заметила, что не понимает смысла подобной реакции, рассмеялся еще сильнее.
– Вам, гауптштурмфюрер, повезло: вашим собеседником оказался тот единственный человек, который еще способен поверить вашему незнанию. Но представляю себе, госпожа швейцарская верноподданная Лилия Крафт, каким открытием это стало бы для сотрудников американской разведки, если бы они догадались, что руководителем всей западноевропейской резидентуры Страна Атлантов и Рейх-Атлантиды является некий крупный швейцарский банкир Алекс Крафт.
– Что-что?! Что вы сказали?! – поразилась услышанному Фройнштаг, и, откинувшись на спинку кресла, замерла, буквально окаменела от удивления. – Вы это о ком? О моем супруге?!
– Вот об этом господине, – выложил на стол перед ней фотоснимок адмирал. – Известном мне под фамилией Крафт. Алекс Крафт. Он же выпускник диверсионной школы Вилли Фогнер, он же выпускник Фридентальских курсов Питер Омерс.
Несомненно, это был ее муж. Еще в форме военного моряка, со знаками различия корветтен-капитана. Крепкого телосложения, скуластый молодой мужчина, со слегка приплюснутым носом неукротимого боксера и взглядом бойца из клуба "Бои без правил", он, конечно, с трудом вписывался в представление о тихом и скромном банковском служащем.
– Насколько мне известно, Алекс был всего лишь обычным военным моряком. Причем откровенным неудачником, повздорившим с командующим эскадрой, в связи с чем его разжаловали до капитан-лейтенанта и списали на берег. Войну он завершал по существу рядовым бухгалтером в бухгалтерии третьеразрядного, рыбного порта, который… – начала было Фройнштаг свою разоблачительную речь, однако фон Готт безжалостно прервал ее.
– Мне придется облегчить ваши душевные стенания, Фройнштаг, напомнив, что руководитель абвера адмирал Канарис тоже в свое время служил не в пехоте. Сначала, еще до войны, Алекс Крафт успешно окончил школу военно-морских диверсантов, – словно шулер – карту из рукава, выложил фон Готт перед Лилией фотографию курсанта секретной школы Крафта в водолазном костюме и с магнитным ящиком– взрывчаткой в руках.
– А ведь вполне серьезно уверял меня, что и плавать толком не умеет.
– Затем господин Крафт стал выпускником первого набора Фридентальских курсов и наконец оказался в Италии, в числе добровольцев школы морских камикадзе, где на него вновь обратил внимание Скорцени. Говорю "вновь", поскольку с юным венским школьником Алексом Крафтом этнический австриец Скорцени познакомился еще в то время, когда в 1934 году вступал в австрийский 89 й штандарт СС. Крафта тогда не приняли, он был слишком юн. Тем не менее вместе с другими своими ровесниками он помогал эсэсовцам этого штандарта прятать оружие, которое эсэсовцы тайно переправляли из Мюнхена, и расклеивать листовки, призывающие к свержению федерального канцлера Энгельберта Дольфуса. К сведению, во время эсэсовского путча канцлер был застрелен в своем рабочем кабинете.
– Его убил Скорцени? – машинально как-то вырвалось у Фройнштаг.
– Нет, Скорцени всего лишь участвовал в захвате резиденции канцлера на площади Ам Бальхаузплац, а затем стоял во внешнем оцеплении, охраняя тех, кто отправлял канцлера к праотцам.
– На Скорцени это не похоже, обычно он всегда оказывался в центре событий.
– В таком случае спишем на его дебют.
– А что касается Алекса, то о своей попытке участия в Венском путче он как-то упоминал, – напрягла память Фройнштаг. – Как и о "венском" знакомстве со Скорцени.
– Путч тридцать четвертого в Вене не удался, захватить власть в Австрии и присоединить ее к Германии у Зейс-Инкварта и Кальтенбруннера тогда не получилось. Зато какая мощная "австрийская команда" сформировалась в те дни в Вене и ее окрестностях, чтобы затем объявиться в Берлине, где уже правил австриец Гитлер!
– Вот оно что… – задумчиво произнесла Фройнштаг. – Интригующий сюжет.