– Нет, не знаю, – покачала головой Амира. – Давай не будем говорить об этом.
Муртаза обиженно насупился. Внезапно послышался треск веток, и из кустов вывалился Абдул. Он был так возбужден, что Амира сразу все поняла и торопливо спросила:
– Едут?
И, не дожидаясь ответа, приподнялась над кустарником. На гребне холма, еще плохо различимые, маячили три точки. Еще не ясно было, те ли это машины, но Абдул уже скомандовал:
– Амира! К левому гранатомету! Муртаза, остаешься здесь!
Голос его звучал глухо.
Машины приблизились. Теперь нельзя было ошибиться – это действительно был президентский кортеж. Они уже стремительно поднимались по склону. Теперь главное – остановить головную, тогда и остальные притормозят.
– Беру первую! – крикнул Абдул, ворочаясь в кустарнике и ища опору для гранатомета. – Открывайте огонь только после меня. Амира – по второй, Муртаза – третью.
53
Хомутов откровенно скучал. Еще в порту, когда Сулеми оставил его одного в салоне машины, а шофер за зеркальным стеклом, похоже, и вовсе не подозревал о существовании таинственного седока, у Хомутова возникло такое чувство, какое бывает у забытого взрослыми ребенка. Так напряженно шла подготовка к церемонии передачи техники – и все впустую, все усилия. Теперь ему оставалось одно – ждать, когда о нем, наконец, соизволят вспомнить.
Он забился в угол обтянутого кожей салона и сидел неподвижно, не глядя в окно – машины отогнали куда-то на задворки порта, вокруг ничего не было, кроме нагромождений контейнеров, между которыми прогуливались люди Сулеми, охраняя, стало быть, президентский автомобиль. Водитель "мерседеса", в котором томился Хомутов, дремал, развалившись поперек сиденья.
Но это все продолжалось недолго. Охрана снаружи засуетилась, шофер подхватился – и машины кортежа тронулись, попетляли среди контейнеров и оказались прямо у трибуны, рядом с которой стояли Фархад и его приближенные. Хомутов ждал, что Сулеми снова сядет к нему, но вскоре обнаружил, что тот вместе с Гареевым усаживается в президентский автомобиль, и от этого еще больше заскучал – похоже, ему предстояло возвращаться в Хедар в одиночестве.
Кортеж покинул территорию порта, дорога вилась среди холмов, – по крайней мере, была пища для глаз. Хомутов смотрел по сторонам жадно, хотя, говоря по чести, смотреть было не на что – щебнистые сопки, покрытые местами темным кустарником. Колонна поднялась наверх, перевалила через седловину, скатилась в сухое русло. Впереди лежал длинный пологий подъем.
Хомутов почти дремал, не глядя на идущие впереди машины, еще минута-другая, и он заснул бы, но внезапно впереди что-то произошло – причем так быстро, что на это ушли доли секунды. Сквозь полудрему до него донесся негромкий хлопок – и сейчас же полыхнуло, как ему показалось, прямо перед лобовым стеклом. В следующий миг он оказался на полу салона, потому что его "мерседес" сделал крутой поворот, и Хомутова затрясло так, что он едва не потерял сознание.
Когда машина наконец замерла, он был не в силах подняться. Казалось, время остановилось, а с ним остановилась и жизнь в его теле. Он не знал, сколько пролежал без движения…
Полковник Бахир сидел на жестком сиденье джипа. Никого не было рядом, только шофер, и это внезапно свалившееся на министра одиночество говорило о его дальнейшей судьбе красноречивее любых слов. Президент не простит, и не в его промахе дело, это очевидно. Фархад выжидал долго, и наконец поймал момент, когда можно расправиться с недругом без риска. Эта мысль была так невыносима, что Бахир готов был выть от отчаяния. Даже его адъютант не рискнул сесть вместе с ним – трусливая тварь, понадеялся, что Фархад его не тронет, когда за Бахира примется. Глупец, Фархад не забудет никого из тех, кто близко стоял к врагу, такие случаи уже были.
Джип с ревом взобрался на холм, и в ту же минуту Бахир увидел далеко впереди огонь – еще не было ясно, что горит, но сердце его тупо забилось, и он бросил шоферу, не поворачивая головы:
– Быстрее!
Они еще не достигли места катастрофы, однако Бахир уже видел – это "мерседесы" президентского кортежа. Два из них стояли, перегородив дорогу, охваченные пламенем, а третий темнел в кювете, метрах в пятидесяти. Вокруг никого не было видно. Бахир почувствовал, как в горле у него пересохло, рывком дернул дверцу, чувствуя, что руки у него противно дрожат. Джип еще катился по шоссе, приближаясь к пожару. Когда до ближайшего "мерседеса" оставалось метров семьдесят, там произошло какое-то движение, дверца пылающего автомобиля медленно приоткрылась, будто тот, кто сидел в машине, колебался – выйти ему или остаться, а в следующее мгновение на асфальт из машины вывалилось тело и замерло в неподвижности, чадя тлеющей одеждой.
Бахир выпрыгнул на ходу и бросился к лежащему. Дыхание огня било в лицо, но на эту сторону он еще не добрался, и когда Бахир склонился над обгоревшим человеком, корпус "мерседеса" прикрыл его от пламени. Это был один из охранников Фархада, и похоже, он был еще жив.
– Где президент?! – неистово закричал Бахир.
Охранник мутно смотрел на него, и министр решил, что тот не слышит его, болевой шок, скорее всего, но уже в следующее мгновение обожженный слабо махнул рукой, указав куда-то в сторону. Бесполезно, он уже не мог помочь ничем. Бахир выпрямился и сейчас же увидел армейский грузовик – тот приближался к месту катастрофы с противоположной стороны. Оттуда на шоссе посыпались солдаты, молодой офицер бежал к Бахиру, поправляя на ходу кобуру. Он еще не успел приблизиться, а Бахир уже командовал:
– Кортеж президента Фархада! Немедленно извлечь пострадавших из машин! Выставить заслоны на шоссе! Выдвинуть посты на ближайшие возвышенности!
Офицер щелкнул каблуками и бросился к солдатам. Шофер джипа прохрипел из-за спины Бахира:
– Нельзя здесь стоять, товарищ министр! Сейчас баки рванут…
Бахир попятился, сошел на обочину, но далеко уходить не стал. Этот огонь возвращал его к жизни, он хотел его видеть, чувствовать его жар и смрад, потому что знал – все повернулось в его жизни, повернулось здесь и сейчас. Солдаты уже карабкались по склонам, часть их с офицером во главе пыталась подступиться к пылающим машинам, кто-то уже волок брезент, чтобы под его защитой подобраться к огню.
"А ведь и вправду рванет!" – подумал Бахир, но отменить приказ уже не мог – обязан был выказать готовность свою жизнь и жизни этих солдатиков положить за президента. Если Фархада спасут – возможно, это ему и зачтется. Однако солдаты никак не могли подобраться к горящим машинам, и Бахир подумал вдруг, что и ему этого не хочется. Он испугался этой мысли, не самой мысли даже, а того, что мог произнести это вслух, тревожно обернулся – но никого не было поблизости, лишь маячил в отдалении водитель джипа, зачарованно глядя на пожирающий "мерседесы" огонь.
Бахир судорожно вздохнул. К нему подбежал офицер, козырнул и, словно извиняясь, доложил, что нет никакой возможности добраться до находящихся в машинах людей. В ответ Бахир прорычал, делая зверское лицо:
– Молчать! Ответишь! Любой ценой спасти пассажиров!
Офицер снова козырнул, поворачиваясь, как заводной, на месте, но не успел сделать несколько шагов, как в дыму что-то утробно ухнуло, огонь вздулся шаром и хлынул во все стороны, слизывая уже подступивших вплотную к машинам солдат.
От волны нестерпимого жара Бахир повалился на землю, но сейчас же вскочил. Там, где секунду назад были корпуса машин, сейчас корежились груды раскаленного металла, огонь бушевал, окончательно вырвавшись на свободу, и только теперь Бахир осознал, что президент Фархад мертв. Он умер, его нет уже! От возбуждения министр едва не испустил торжествующий крик, но овладел собой, стал сыпать командами:
– Лейтенант, ко мне! Немедленно оказать помощь раненым, – он говорил о солдатах, пострадавших от взрыва, – проверить третью машину и вернуть ее на шоссе.
Он смотрел на безжизненный уцелевший "мерседес" в кювете, уже зная, что Фархада там нет, что это пустышка, предназначенная сбивать с толку.
Солдат, пострадавших от взрыва, оказалось много, – именно в этот момент они столпились у машин, выполняя приказ и пытаясь вызволить людей из "мерседесов". Бахир отвернулся. Офицер уже спустился в кювет, заглянул к водителю третьей машины, но тот, похоже, не подавал признаков жизни, потому что офицер отпрянул, взглянул на министра, и стал пытаться открыть заднюю дверцу. Та не поддавалась, и тогда лейтенант дважды ударил рукоятью пистолета по стеклу. Бронированное стекло ответило глухим гулом.
Бахир знал, что это безнадежно, и готов был уже отвернуться, как вдруг замок щелкнул и дверца неторопливо распахнулась. Офицер, находившийся рядом, вытянулся и отдал честь тому, кто зашевелился в салоне…
…Хомутов отпрянул, когда офицер щелкнул каблуками, но уже в следующий миг понял, что тот принял его за президента Фархада. Он поморщился и тяжело вылез из машины, огляделся – и встретился взглядом с Бахиром. Министр стоял неподвижно, будто неживой, и Хомутов тоже застыл, не зная, как вести себя дальше. Первым пришел в себя Бахир, мгновенно осознавший, как жестоко ошибся. Это было невероятно, от этого мутился рассудок. Еще минуту назад он уже видел себя президентом, но Фархад, эта хитрая неистребимая бестия Фархад, перехитрил всех – и Бахира, и саму смерть, и теперь он снова опальный министр, у которого голова держится на плечах на шелковой нити, и единственный его шанс – то, что Фархад видел все из машины, не мог не видеть, как Бахир действовал, стремясь вырвать его особу из огня. Министр шагнул к президенту, бросил ладонь к козырьку фуражки и воскликнул, сам дивясь торжественной звучности собственного голоса:
– Товарищ президент! Вы живы!
Хомутов заколебался и уже готов был заявить, что он вовсе не президент, Фархад остался где-то там, в огне, и теперь наверняка уже мертв, но встретился глазами с министром. В этом взгляде плавали жестокость и страх. Его словно озарило. Вместе с Фархадом должен был умереть и он. В одно мгновение в памяти всплыло все, о чем рассказывал Сулеми. Какой случай для Бахира! И стоит Хомутову сейчас раскрыться, его убьют на месте, сам же Бахир и шлепнет, потому что он, Хомутов, теперь единственная помеха Бахиру. Мысль эта Хомутова так потрясла, что он стоял, не в силах разжать челюсти, устремив на Бахира остановившиеся глаза, но со стороны на его лице читалось лишь хмурое напряжение. Бахир расценил это как нежелание президента сменить гнев на милость и, ловя последний шанс, торопливо проговорил:
– Прошу вас в мою машину, товарищ президент! Я немедленно доставлю вас в Хедар!
Он уже просчитал варианты и надеялся, что сумеет повернуть все по-своему. Фархад пока еще в шоке, пусть в его сознании зафиксируется, что в минуту опасности Бахир оказался рядом, – и тогда он непременно изменит прежнее решение. Министр указал на джип, и оба они стали подниматься на шоссе. Хомутов лихорадочно соображал, как поступить, но ничего не приходило в голову. Он опасливо косился на суетящегося Бахира, пока тот распахивал дверцу джипа, помогая Хомутову взобраться на переднее сиденье, и тоскливо размышлял над тем, что будет, когда обман раскроется. В том, что это произойдет моментально, он не сомневался, оставалась одна надежда – любым путем добраться до своего посольства, там он будет в безопасности. И только он успел подумать об этом, как вдруг откуда-то сбоку вынырнул солдат, и уже хотел было обратиться к Бахиру, когда тот глазами указал на переднее сиденье. Узнав президента, солдат заговорил срывающимся от волнения голосом:
– Это мы нашли… там, на сопке!
В руках он держал какую-то железную трубу. Хомутов смотрел, туго соображая, пока не подал голос Бахир:
– Гранатомет, товарищ Фархад!
Теперь стало очевидным, что произошло на дороге – оттуда, с сопки, били из реактивного оружия по президентскому кортежу, никакая это не катастрофа – и Хомутову лишь мгновение понадобилось на то, чтобы оценить ситуацию. Когда он обернулся к Бахиру, он уже знал, что должен говорить:
– Вы останетесь здесь! – хмуро проговорил Хомутов. – Расследуйте происшествие и без промедления доложите.
План Бахира рассыпался в пыль. Серея лицом, министр выдавил из себя:
– Слушаюсь! – и спрыгнул с подножки.
Водитель уже сидел за рулем, Хомутов обернулся к нему и приказал:
– В Хедар!
У него едва не сорвалось "в посольство!", но он вовремя спохватился и прикусил язык. Джип обогнул догорающие останки автомобилей, Хомутов увидел трупы солдат – их было пять или шесть, они лежали в ряд на пыльном бетоне. Он поспешно отвернулся и сказал водителю:
– Поторапливайся!
У него оставалось совсем немного времени для того, чтобы добраться до посольства. Через полчаса извлекут трупы, и среди них – тело президента Фархада. И как только Бахир это обнаружит, часы Хомутова сочтены.
54
Дорога снова была пуста, и водитель гнал машину так, что на поворотах казалось – еще мгновение, и колеса оторвутся от полосы. Хомутов молчал. Нервы были напряжены до звона, и ему казалось, что все равно едут медленно. Лишь когда на горизонте замаячили очертания столицы, ему почудилось, что все уже позади. Пока приближались к окраине, Хомутов обдумывал, как бы, не вызывая подозрений, направить машину к посольству, однако вскоре он увидел впереди на дороге бронетранспортер, грузовики и множество толпящихся людей в военной форме. Он повернулся к шоферу, борясь со смятением, но тот вел машину спокойно, явно не предполагая, что все эти люди на дороге поджидают его, Хомутова. Бахир успел. Очевидно, сразу же связался с Хедаром и сообщил о самозванце, следующем в джипе.
– Останови! – крикнул Хомутов по-джебрайски, и это прозвучало так неожиданно, что водитель испуганно крутанул руль, джип вильнул и замер у обочины. Хомутов рванул ручку двери, но не стал выходить, потому что те, на шоссе, вдруг бросились навстречу. Он похолодел. Мелькнула отчаянная мысль – вышвырнуть водителя, развернуться – и газу, но едва он успел об этом подумать, как уже стало поздно. Люди в форме окружили джип со всех сторон, и кто-то уже вскочил на подножку.
– С вами все в порядке, товарищ президент? – услышал Хомутов. В голосе спрашивающего звучала неподдельная тревога, но от неожиданности Хомутов растерялся и промолчал.
Человек, стоя на подножке, продолжал:
– Полковник Бахир связался с нами и сообщил о происшествии. Нам приказано встретить вас и сопровождать до дворца, – он обернулся в ту сторону, где торчал бронетранспортер, перегораживавший дорогу.
Хомутов все еще не мог поверить, что его не схватят, и колебался, но пауза затягивалась, следовало предпринимать что-то, и тогда, повинуясь какому-то смутному импульсу, он вышел из джипа, направился к бронетранспортеру и протиснулся в его тесное, провонявшее соляркой нутро. Лишь когда люк за ним захлопнулся, Хомутов понял, что путь к посольству окончательно отрезан, но теперь рядом с ним сидели какие-то вооруженные люди, и он счел за благо остаться на месте, лишь опустил веки, чтобы хоть так отгородиться от них.
Ехали недолго – так показалось Хомутову, а когда остановились – люк распахнулся, впуская в темноту машины солнечный свет, и все сопровождающие разом повернулись к Хомутову. Надо выйти – понял он. Покинув транспортер, огляделся. Перед ним высился президентский дворец, глядя на Хомутова сумрачными глазницами – окнами, и пауза снова затягивалась – все ждали, что президент предпримет, тогда как он не знал толком, что теперь делать и куда идти. Оглядев свою свиту, он выбрал человека, который выглядел наиболее представительно, и сказал, насколько мог сурово:
– Проводите меня! – и двинулся вперед к ступеням.
Тот, к кому он обратился, последовал за ним, держась чуть поодаль, на пол-шага отставая, и Хомутов, не оборачиваясь, показал жестом вперед. Только провожатый мог вывести его к президентским покоям, где он никогда прежде не бывал.
Они шли нескончаемыми коридорами, дворец словно вымер – ни души не встретилось по пути – и когда Хомутов увидел темную фигуру в конце прохода, он почти обрадовался. Его провожатый вдруг остановился, не проронив ни слова, молчал и тот, на кого они наткнулись. Внезапно Хомутов понял, что все – пришли. Мозг его оценил ситуацию в доли секунды. Там, за дверью, начинались президентские покои, куда никому из смертных не было доступа. Этот, у дверей – нечто вроде привратника или секретаря, потому и стоит беззвучно, что ждет приказа.
Хомутов слабо махнул рукой и проговорил:
– Оставьте меня одного.
В ту же секунду человек, которого он принял за привратника, бросился к двери и распахнул ее. Хомутов переступил порог, и дверь за ним закрылась.
Это был кабинет, но такой огромный, что в нем можно было играть в теннис. С портретов на стенах угрюмо смотрели на самозванца какие-то люди. Ноги вязли в ворсе ковра. Святая святых президента. Хомутов прошелся по ковру, ступая осторожно, как по минному полю, и едва добрался до кресла у стола – рухнул в него и закрыл лицо руками. Он был совершенно растерзан – слишком неожиданно все произошло. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Значит, на шоссе Бахир не обнаружил своей ошибки и тем самым подарил Хомутову драгоценное время. Но это не могло продолжаться долго, необходимо действовать – и теперь ему предстояло решить, что предпринять в первую очередь. Он просидел, наверное, целую вечность, пока не открылась дверь и не вошел тот человек, что впустил его сюда. Голос его звучал низко и глуховато.
– Полковник Бахир. Вы примете его?
Первым движением было – отказать, но уже в следующий миг Хомутов понял, что это невозможно, возникнут подозрения, и, помедлив, кивнул, полагая, что этого достаточно. Он старался говорить как можно меньше, потому что опасался выдать себя Единственное, что он позволил себе – отойти к окну, встать лицом к стеклу, и даже когда Бахир вошел – не оборачиваться. Коротко бросил.
– Что у вас?
Внутри у него все сжалось, словно в ожидании удара Сейчас он боялся Бахира, так боялся, что в глазах темнело.
– Это было покушение, товарищ президент, – сказал полковник. – Действовала группа террористов, не менее трех человек. Все меры предпринимаются. Полагаю, в ближайшие часы мы их возьмем.
Хомутова не это сейчас интересовало, он ожидал, что скажет Бахир о трупах в "мерседесах". Тот словно почувствовал, чего от него ждут:
– Из машин извлекли тела. К сожалению, все погибли Охранник, который еще был жив, когда я прибыл к месту происшествия, также скончался.
Хомутов молчал, сжавшись внутри в комок.
– Обгорели до неузнаваемости, – продолжал Бахир. – Практически невозможно установить, кто есть кто.
– Так уж и невозможно, – сквозь зубы заметил Хомутов.
Бахир воспринял его слова как упрек, проговорил торопливо:
– Кумулятивные гранаты, товарищ президент. Три с половиной тысячи градусов…
Но Хомутов не дал ему договорить, махнул рукой, по-прежнему глядя в окно. Бахир умолк, в кабинете повисла такая тишина, что у Хомутова сжалось сердце. Он втянул воздух сквозь сцепленные зубы. Нужна передышка, иначе ему не выдержать этого нечеловеческого напряжения… Он повел плечами, голос его зазвучал повелительно:
– Вы должны взять их, чего бы это не стоило!
Он круто повернулся и выговорил то, что было сейчас важнее всего:
– Приступайте!