- Он за мной ухаживал, вино наливал, - торжественно выдала она.
- Он это делал, чтобы споить тебя, - нахально заявила я, - и быстрее уложить в постель.
- Ну, знаешь, Бойкова, - возмутилась Маринка и вскочила с кресла, бросив только что зажженную сигарету в пепельницу, - такого я от тебя не ожидала!
- Да что ты такая нервная? - я протянула руку и задержала ее, тем более что она не особо-то и сопротивлялась. - Сядь на место. Я просто хочу сказать, что людей ты не знаешь и можешь влипнуть в историю из-за своей доверчивости. Ты ведь и сейчас не уверена, женат твой Всеволод или нет. Зато я знаю точно, что Аркадий Васильевич жену имеет.
Это был удар ниже пояса. Не нужно было мне снова напоминать ей об этом. На этот раз она вскочила и выбежала из кабинета, хлопнув дверью. Вот ведь, черт побери, ну кто меня за язык тянет? Вечно ляпну что-нибудь, а потом жалею. Но Маринка тоже хороша - знакомит меня с женатым мужиком, а потом его благоверная спрашивает обо мне так вскользь, а кто это, собственно, такая? Я это. Я - Ольга Юрьевна Бойкова, главный редактор тарасовского еженедельника "Свидетель". Черт, поймала я себя на мысли, это я еще от встречи с Кристиной Леонидовной не отошла, вот и сорвалась на своей секретарше.
- Поеду, пообщаюсь с Всеволодом Александровичем, - сказала я, стараясь не глядеть на Кряжимского. Я потушила окурок в пепельнице и откинулась на спинку кресла.
- Хорошо, - Сергей Иванович поднялся, - если что - звони.
- Сергей Иванович, - попросила я его, - скажите Маринке, чтобы зашла.
Достав новую сигарету, я опять принялась пускать дым. Маринка открыла дверь и осталась стоять на пороге.
- Заходи, - как ни в чем не бывало пригласила я.
- Чего тебе? - сдвинув брови на переносице, с непримиримой интонацией спросила она.
- Мне нужен телефон Всеволода Александровича, - улыбнулась я.
Маринка вышла из кабинета и вскоре вернулась с записной книжкой. Открыв, она молча положила ее передо мной.
- Знаешь что, - предложила я, - лучше ты сама ему позвони и договорись о моей с ним встрече. Хорошо?
- Как скажешь, - буркнула она и, повернув к себе телефон, стоявший у меня на столе, принялась набирать номер.
- Добрый день, - хорошо поставленным голосом начала она, - я бы хотела поговорить с Всеволодом Александровичем. Кто спрашивает? Скажите, Марина, он знает.
Она подняла глаза к потолку и принялась ждать.
- Это я, - с улыбкой произнесла она через минуту. - Лучше не бывает, только я сейчас звоню, чтобы договориться о встрече. Нет, не со мной. Ничего у меня не случилось, я тебе после перезвоню. С Ольгой Юрьевной. Зачем? Она сама тебе объяснит. Да никакие не тайны, - вздохнула Маринка, - просто нужно встретиться. О\'кей.
Она положила трубку и, стараясь придать своему взгляду равнодушную небрежность, посмотрела на меня.
- Можешь приехать сегодня в любое время до девятнадцати ноль-ноль. Какие еще будут приказания?
Больше я не могла смотреть в ее тоскливые глаза. Да-да, несмотря на все ее старания явить мне высокомерное смирение и безучастность, взгляд ее выдавал.
- Хорошо, Марина, - без всякого надрыва сказала я, - я была не права. Прошу меня простить.
- Да ладно, - сразу же повеселела Маринка, - просто другой раз буду собирать побольше информации о тех, кто приглашает меня в ресторан.
Я облегченно вздохнула.
- Давай вечерком завалимся ко мне, у меня там еще полбутылки вина осталось.
- Я бы с удовольствием, - потупилась Маринка, - но мне кажется, у Севы есть какие-то планы на вечер…
- Ладно, как хочешь, - кивнула я, - в любом случае мое предложение остается в силе.
- Мерси, - широко улыбнулась она.
За что я ее люблю, так это за ее отходчивость. Она не таила ни на кого обиду дольше чем полчаса. Правда, если человек уж сильно ей насолил, она просто вычеркивала номер его телефона из своей записной книжки и одновременно из головы и переключалась на кого-нибудь другого. Вот такая у меня замечательная секретарша. И лучше нее никто кофе варить не может.
Глава 3
Офис торговой компании "Синий луч", генеральным директором которой был Всеволод Александрович, располагался недалеко от набережной. Он занимал весь пятый этаж современного шестиэтажного здания, отданного на откуп многочисленным фирмам, фирмочкам и конторам. Нотариальная соседствовала со страховой, а та - с жилищной. В общем, весело! Не покидая пределов здания, можно было решить массу жизненных и социальных вопросов, начиная с продажи или приобретения квартиры и кончая оформлением брачных контрактов и составлением завещаний. Этакий мини-сити конторско-прикладного значения. Я, слава богу, никому ничего пока завещать не собиралась. Мне вспомнился французский поэт, задира и пройдоха Франсуа Вийон, прославившийся тем, что завещал в шутливой балладе всякие ненужные вещи своим недругам. Были там и такие строки:
А вам дам кресло я с дырою
Из уваженья к геморрою…
Я миновала дежурную, крупную тетушку лет семидесяти с отечным лицом, и поднялась на пятый этаж. Был разгар рабочего дня, а потому мимо меня туда-сюда сновали озабоченные сотрудники. Два бородатых оболтуса в джинсе курили в конце коридора, выходившего к балкону со стеклянной дверью. Нашла дверь с табличкой "Ген. директор. Хмельницкий Всеволод Александрович" и, постучавшись, услышала осторожно-вежливое: "Войдите".
В приемной сидела - как и положено ей сидеть - секретарша, смазливая шатенка лет двадцати пяти в коротеньком узеньком пиджачке орехового цвета. У нее была модная стрижка и живой взгляд. Миниатюрная челочка позволяла видеть ее выпуклый гладкий лоб. Вздернутый нос и ямочка на подбородке придавали ей задорный вид, делая ее непохожей на массу серо-въедливых и сосредоточенно-высокомерных секретарш.
- Добрый день, меня зовут Бойкова Ольга, я к Всеволоду Александровичу, - произнесла я на одном дыхании, окидывая быстрым взглядом помещение.
Оно показалось мне таким же умытым и приветливым, как и лик секретарши: все беленькое, чистенькое, компьютеризированное, упорядоченное. Никакой громоздкости. Атмосфера легкой праздничности, я бы даже сказала. Вот уж не ожидала! Что касается Аркадия, кстати, то у него, думала я, можно было надеяться увидеть что-то подобное. Всеволод казался мне более серьезным и менее улыбчивым. В общем, я была приятно удивлена.
Пока я разглядывала синий плакат с ослепительно белой, прямо-таки стерильной оргтехникой, расторопная, и, что самое главное, доброжелательная шатенка связалась по внутреннему телефону со своим шефом.
- Можете войти, - ласково улыбнулась она, указывая глазами на дверь кабинета.
Я прошла по голубому ковролину, показавшемуся мне ковром-самолетом, и, дернув за ручку двери, вошла в просторный кабинет, утопающий в солнечном свете. Жалюзи на окнах были подняты, и февральское солнце, блеск которого усиливал лежащий за окнами снег, шлифовало столы, стеллажи с папками, обитые светло-голубым гобеленом кресла, стены с картинами и плакатами и лицо Всеволода Александровича.
Он сидел за столом из светлого дерева, крутясь в офисном кресле и беспокойно манипулируя идеально заточенным карандашом. На нем был бежевый костюм, коричневая сорочка и галстук коньячного цвета в тонких малахитовых разводах. Неизменные темные очки закрывали его красивые "неаполитанские" глаза, чем очень затрудняли процесс проникновения в его нутро, казавшееся мне таинственным, как содержимое сандаловой шкатулки, запертой на ключ. Загадочным оно представлялось моему воображению именно потому, что я не могла видеть Севиных глаз, не говоря уже об их выражении. К тому же его внешность заставляла думать о чем-то сицилийско-криминальном, но никак уж не о компьютерах. Оргтехнику мое воображение отдавало на откуп субъектам с четкими правильными лицами, невыразительными ртами и строгим взглядом из-за прозрачных, как картезианское сознание, стекол очков геометрических форм.
На длинном столе покоилась оргтехника нового поколения. Всеволод поднялся мне навстречу и, слабо улыбнувшись, сказал:
- Рад вас видеть. Вчера все так некрасиво получилось…
Надо же, я думала, речь идет о покушении на убийство, а вот Всеволод склонен был рассматривать вчерашний случай с эстетической точки зрения.
- В жизни все может случиться, - философски заметила я.
- Прошу, - Всеволод вальяжным жестом указал на роскошное, совсем не офисное кресло, стоящее у стены, на которой висело несколько акварелей.
Сам он поднялся и, подойдя к небольшому изящному шкафчику, открыл его и достал оттуда темную бутылку и пару пузатых рюмок. Когда он поставил бутылку на небольшой столик, рядом с которым восседала ваша покорная слуга, я увидела, что это "Реми Мартен". Инкрустированный столик, пара кресел и диван составляли уголок отдыха. Всеволод устроился в кресле рядом со мной и, открутив на бутылке пробку, плеснул в рюмки граммов по тридцать коньяка. Этот невинно-гостеприимный жест вызвал у меня невольную усмешку. Заметив ее, Всеволод нехотя улыбнулся и с грустной иронией, произнес:
- Не беспокойтесь, это другая бутылка. Коньяк отличный.
Он смущенно кашлянул и, взяв рюмку в руки, стал ее греть.
- Спасибо, но я за рулем. Это не отговорка, - выразительно улыбнулась я, - если только кофе.
Всеволод не поленился вызвать секретаршу. Вскоре она внесла серебряный поднос с двумя чашками, лимоном, пористым шоколадом, конфетами и фруктами. Мне жутко захотелось граната. Разломленный на несколько частей, он походил на распустившуюся розу. Сочные, бордового цвета зерна мерцали на солнце темными рубинами. Казалось, зрелая сила распирала плод и вот, взрезанный и явленный во всем своем жизненном блеске, он щедро и бесстыдно демонстрирует свои пурпурные внутренности.
- Это все для вас, - улыбнулся Всеволод, заметив мой жадный взгляд и робкий жест навстречу полыхающему гранату, - я схожу с ума только по "Реми Мартену", - с манерной меланхолией добавил он.
"Можешь себе позволить", - фамильярно заметила я. Не вслух, конечно.
- Спасибо, - снова поблагодарила я, пододвигая к себе тарелку с фруктами.
Плеснуть коньяка себе в кофе я воздержалась. Я не суеверна, просто вся эта история с отравлением на меня так неприятно подействовала, что пить этот дорогой коньяк мне не хотелось. Всеволод, видно, понял причину моего воздержания.
- Вы неверно думаете о "Реми Мартене", - с лукавой усмешкой сказал он.
- Я о нем вообще не думаю, - возразила я, с удовольствием высасывая сок из очередного гранатового зернышка.
- Нет, думаете, - не сдавался Хмельницкий, - именно думаете. Коньяк внушает вам страх, - он вздохнул.
- "Внушает" и "думаю" - это же разные вещи! - удивилась я.
- Нет, не разные. Вы приписываете коньяку свойства отравы. У вас он ассоциируется со стрихнином. Вы думаете о нем как о жидкости, содержащей в себе стрихнин, - пояснил он, - то есть вы думаете о коньяке не как о солнечном напитке, прекрасном напитке, - резюмировал он, - а как о содержащем стрихнин. Сама предметность коньяка для вас недоступна. Вы - пленница своей ассоциации. Это и есть мысль, но не идея.
- Оригинальное суждение… - вымученно улыбнулась я.
- Правильное, - самодовольно произнес Всеволод, - только это не я до такого додумался, это Декарт.
- Ага, - я кивнула, - был такой.
- Сцепку в человеческом мозгу ассоциаций, которыми человек привык манипулировать, он называл нечистым мышлением, - глотнув коньяку, сказал Всеволод.
Я не стала задаваться вопросом, что же такое чистое мышление, а перешла собственно к цели моего визита.
- Знаю, Аркадий мне звонил, - ленивым жестом поднося рюмку к губам, также с ленцой произнес Всеволод, после того, как я посвятила его в свой благородный замысел заняться расследованием.
- Мы встретились в больнице с его женой… - забросила я удочку насчет семейных дел Аркадия.
- И это я знаю, - вздохнул Всеволод, - Кристина и Аркадий вместе ведут бизнес. Он, конечно, больше сантехникой и плиткой занимается, она - духами, тканями и посудой. Здесь уж, как говорится, природа распорядилась.
Всеволод меланхолично улыбнулся и снова плеснул себе коньяку. Видя, что после первой дозы "солнечного напитка" он не скопытился, я осмелела настолько, что добавила себе несколько капель в кофе.
- Пейте, - хитро улыбнулся Всеволод, - стрихнин просроченный попался.
- Вы намекаете на то, что я вас подозреваю? - не выдержала я.
- Да что вы! - с наигранной досадой поднял вверх обе руки Всеволод. - Просто я оценил вашу осторожность.
- И давно Аркадий с женой совместно занимаются бизнесом?
- Сначала Аркадий торговал только сантехникой, плиткой и так далее, а как только начал привозить парфюмерию, напитки, ткани, обратился за помощью к жене. Кристина - женщина властная, деловая, во все вникает, во всем разбирается. Аркадию повезло, - расслабленно улыбнулся Всеволод.
- А вам?
- Мне? - с удивленной интонацией произнес он.
Я не то чтобы хотела выяснить возможность "райской жизни" для Маринки, просто мне самой было интересно.
- Я не женат, - отрезал Всеволод, - и счастлив по-своему. Женитьба не для меня, - снизошел он все-таки до разъяснения своей позиции, - я одиночка по жизни, как это сейчас говорится.
- Я, наверное, тоже, - без особой убедительности сказала я, чем вызвала у Всеволода смешок, - что вы смеетесь?
- Вы произнесли это так печально, что сам ваш тон опровергает то, что вы сказали.
- Не знаю, я серьезно не задумывалась. Давайте вернемся к чете… Какая, кстати, у Аркадия фамилия?
- Летнев.
- Ага, - я сделала глоток кофе, - а как распределена собственность фирмы Летневых?
- А бог его знает! - красноречиво, мол, какое мне до этого дело, пожал плечами мой собеседник.
- Ну, доходы… Поровну? - решила я все-таки его разговорить.
- Не думаю, - загадочно улыбнулся Всеволод, - хотя кто его знает…
- Основная часть капитала принадлежит, наверное, Аркадию. Вы давно с ним дружите?
- Давно.
- Странно, что вы не знаете о том, чем владеет лично он, а чем - его супруга, - недоверчиво посмотрела я на Хмельницкого.
- Это вы, папарацци, народ любопытный, въедливый и кусачий, а мы, бизнесмены, привыкли заниматься собственным делом, не заглядывая под чужие кровати, - в его тоне засквозила скрытая неприязнь.
- Я не обижаюсь, - через силу улыбнулась я, - хотя не знаю, чем, кроме того, что я отношусь к числу папарацци, вызвано ваше желание ущемить меня, а то и откровенно унизить. Мне кажется, теперь вы мыслите нечисто. Вы - тоже пленник ассоциации. Все папарацци для вас - "народ кусачий", вы не способны в данном случае прийти от целого к единичному. А ведь свойства целого, как учили еще древние греки, не складываются механически из свойств единичностей, составляющих это целое.
Я говорила медленно и отчетливо. Мне даже самой понравилось размышлять вслух о чистом и нечистом мышлении.
- Если вы и не кусачая, - потеплел голос Всеволода, - то зубастая - точно.
- Это комплимент?
- Да, без сомнения, - допил коньяк Всеволод.
- Осмелюсь еще заметить, что вы, бизнесмены, не так невинны и сосредоточены на своем бизнесе, как вы хотите меня в этом убедить. Во-первых, конкуренция. Вы просто обязаны знать, чем занимаются ваши коллеги по бизнесу, иначе…
- Сдаюсь, сдаюсь, - снова шутливо поднял руки Всеволод, - но подумайте, зачем мне влезать в Аркашину фирму, если я занимаюсь оргтехникой, а он - сантехникой?
Мы дружно рассмеялись. Я, конечно, сделала это более открыто.
- Я спрашиваю вас не как потенциального или реального конкурента - откуда мне знать, может, у вас еще и магазин сантехники имеется? - а как его друга.
- Ладно, - вздохнул Всеволод, - тогда я вам скажу, что догадываюсь, откуда ветер дует. Летневым угрожали по телефону.
- Откуда вы это знаете?
- От Летневых, - со снисходительной иронией сказал Хмельницкий, - трубку они брали по очереди: то Аркаша, то Кристи.
- В вашем присутствии? - уточнила я.
- И в моем тоже.
- И кто же это? - наивно спросила я.
- Если б я знал! - негромко воскликнул Всеволод.
- Ну хоть что говорил, этот, который звонил? Это был один и тот же голос? - загорелась я.
- Я смотрю, - со скептической усмешкой произнес Всеволод, - что вам нравится игра в сыщиков…
- Считаете, что я некомпетентна? Что ж, - вздохнула я, - вы правы. Только у меня есть большое желание докопаться до истины и упрямство тысячи ослов, чтобы сделать это. Немало, правда?
Всеволод кивнул, но без особого доверия и энтузиазма.
- Вы, наверное, думаете, - продолжила я после некоторой паузы, - что в нашем жестоком и запутанном мире этого недостаточно или что это выглядит только нравственным императивом, неприложимым к этой самой жестокой реальности.
Только я так не думаю, потому что если так думать, то это будет опять нечистое мышление, - не могла отказать я себе в улыбке превосходства, - в этом случае я опять бы проецировала свое собранное из тысячи неприятных ассоциаций мнение о нашей жизни на конкретный эпизод, на временной интервал, в котором действуют конкретные люди, одни из них подсыпают другим в коньяк стрихнин, а третьи пытаются разобраться в том, что происходит, прибегая к помощи друзей пострадавших. Именно эти третьи хотят осуществить знаменитый декартовский принцип о "держании себя в естественном поле истины".
- Послушайте, - заулыбался Всеволод, - что вы делаете в журналистике? Из вас бы вышел восхитительный философ или проповедник.
- А что вы делаете в компьютерном бизнесе? - в тон ему ответила я. - Из вас получился бы отменный герой бразильского сериала о тысяче и одной соблазненной, - пошутила я.
- Бизнес помогает мне воплощать в жизнь этот психологический тип. Он дает средства, я имею в виду, материальные… - посмеивался в бородку Всеволод.
- Так что требовали от Летневых?
- Чтобы они принесли столько-то денег туда-то и тогда-то.
- И все?
- А этого мало? - наигранно возмутился Всеволод. - Так по крайней мере мне сказали сами Летневы.
- Но они приказам не подчинились… - предположила я.
- Нет. Никуда не ходили, ничего не носили. И в милицию, насколько мне известно, не обращались.
- Почему?
- Вы как певица Глафира. Знаете, у нее есть песня под таким названием? - усмехнулся Хмельницкий.
- А вы как кот Матроскин. Для него важнее всего - собственная выгода… - ответила я той же картой.
- Какую же выгоду преследую я?
- Продемонстрировать свое остроумие и то, какой вы неприступный и твердокаменный, несмотря на всю вашу вежливость и щедрость, - я показала на стол.
- Занятно… - процедил Всеволод.
- Такое ощущение, что у вас - бездна времени, что вы не бизнесмен…
- …а герой бразильского сериала, - игриво сказал Всеволод.