- Понимаете, эти люди просто заблуждаются, - продолжал Мартин. - Им стоило разобраться, что сделало из Эрнеста мачо, и произошло это не в Оук-Парк. Это случилось в Мичигане, где отец брал его с собой на охоту, на рыбалку, в походы, помогал выработать дух искателя приключений и исследователя. Матери этот дух был не по нраву. Она старалась доминировать над сыном, даже пыталась одевать его в девичье платье.
- Я этого не знала.
- Никто в Оук-Парке не желает признать, что годы, проведенные здесь писателем, не были счастливыми. Все началось когда его родители переехали в фамильный дом матери, а мать его была настоящая Принцесса Грейс. С этой поры на мужскую часть семейства Хемингуэев начались гонения. Грейс во всем гнула свою линию. Говорят, за ней оставались все споры, она всех заставила плясать под свою дудку.
- Звучит не слишком весело, - согласилась я. - Должно быть, Хемингуэй расплачивался за это всю жизнь. Впрочем, разве тот или иной дисбаланс не наблюдается в большинстве семей? Разве дисфункция не есть норма?
- Это подтверждает мою теорию. Достигнув совершеннолетия, Эрнест, как и большинство мужчин, решил сам о себе заботиться. Он поклялся никогда больше не жить ни под чью диктовку и сюда, в Оук-Парк, приезжал меньше полудюжины раз. Был на похоронах отца, но не матери.
У меня мелькнула мысль: а что аборигены Оук-Парка думают о теориях Мартина? Пока я изобретала окольный путь выспросить об этом, мой собеседник продолжил.
- Поразмыслите сами: если с нежного возраста вас заставляют жить по чьей-то указке, вырастет из вас послушный сын или дочь? Нет, взрослым вы станете стремиться ко всему, что было запретно в пору детства. Уж я-то знаю, - вздохнул он. - Сам прошел через это.
Мы оба рассмеялись.
- Вам известно, почему Хемингуэй просил называть себя Папой? - спросил Мартин. - А знаете, что когда его отец застрелился, мать прислала Эрнесту пистолет, с помощью которого он это сделал? Мило, не правда ли?
- Но я, кажется, читала где-то, что Хемингуэй сам просил мать прислать тот пистолет.
- Да, существует такая легенда, но я не верю в нее. Убежден, что любые выводы должны базироваться на фактах. Вот почему я тщательно изучаю школьные годы Хемингуэя, проведенные в Оук-Парке, и анализирую рассказы, которые он писал для школьной газеты, - его рука обвела разложенные на столе материалы. - Однако вы упоминали, что хотели нанять меня на работу.
- Верно, - сказала я. - Оценивая найденные рукописи, вы пришли к мнению, что это фальшивка. "Америкэн Иншуренс", как вы уже слышали, имеет в этом деле свой интерес. Если оригиналы рассказов не найдут, компания намерена доказать, что это просто подделка. Согласны ли вы представить "Америкэн Иншуренс" свое заключение, базирующееся на выявленных вами фактах? Мы заплатим десять тысяч долларов.
- Мне пришлось проделать уйму исследований, это будет стоить как минимум двадцать пять тысяч.
Прежде чем согласиться, я подумала: сочтет ли Мэтт "разумной" обозначенную сумму.
- Знаете, я искренне хочу ошибаться, - заявил Мартин. - Но припомните: Дэвид отказывался показать кому угодно, даже мне, более чем маленькие фрагменты. Это наводит на мысль. Не хотелось бы плохо отзываться о друге, но Дэвид был… как бы сказать… очень умен. А как "Америкэн Иншуренс" - ее эксперты видели весь материал до того, как дали добро на страховку?
- Нет. Полис оформили, исходя из фрагментов. Первоначально меня наняли удостоверить подлинность находки, но теперь компания более заинтересована провозгласить ее фальшивкой.
- Понимаю, - кивнул Мартин.
- Как сможете вы отстоять свою точку зрения в споре с другими литературоведами, которые публично утверждают, что это настоящий ранний Хемингуэй?
- Они заблуждаются. Это вполне объяснимо: текстовый анализ позволяет делать предположения, но ничего не доказывает. Если это работа Дэвида, то он был прекрасно знаком со всеми этими компьютерными программами. И вполне мог обмануть их.
Суини улыбнулся, затем продолжил.
- Далее, вам не кажется странным, что таинственный некто просто вот так взял и выслал на имя Дэвида саквояж с тщательно каталогизированными рукописями? Я хочу сказать, почему именно Дэвиду, бога ради? И откуда пришла эта посылка?
- Насколько понимаю, Дэвид пытался найти отправителя.
- То, что ему удалось найти рукописи, слишком большое совпадение, особенно у нас, в научном мире. Мы вместе с ним без конца колесили по Мичигану в поисках всего, имеющего отношение к Хемингуэю. У нас имелась теория, что утерянный Хедли саквояж могли найти и выслать согласно обозначенному на бирке имени на мичиганский адрес. В конце концов в Париже они прожили еще совсем немного. То есть мы считали, что саквояж кто-то передал в бюро находок вокзала "Гар де Лион", откуда его переслали в Штаты, куда-нибудь в Мичиган. Я ставил на Петоски.
Мартин помолчал немного, потом заговорил снова.
- Но чтобы их вот так взяли и прислали Дэвиду по почте? Вздор, никто не расстался бы с рукописями, все знают, какова их ценность.
Дверь распахнулась, и в кабинет решительно ворвалась ярко-рыжая девица в розовой одежде. Кивнув Мартину, она процокала на шпильках к угловому столу.
- Это куратор, - шепотом пояснил Суини. - Ее зовут Олив.
- Удалось найти что-нибудь существенное, Мартин, - поинтересовалась Олив.
- В этой стопе ничего, - ответил тот. Он взял сложенные по правую руку бумаги и вернул ей. - Но кое-что еще надо просмотреть.
- Наш Мартин - прям как настоящий ученый, - хмыкнула мисс Олив, обращаясь ко мне. - Он примыкает к меньшинству, считающему что почетный сын нашего города, Эрнест Хемингуэй, провел в этой школе не лучшие свои годы. Так ведь, Мартин?
В голосе ее угадывался сарказм. Скрытая бородой челюсть Мартина поджалась, и я сделала вывод, что этих двоих сложно назвать приятелями.
Олив даже не дала ему шанса ответить.
- Мартин не понимает концепции счастья.
- Я просто стараюсь придерживаться фактов, - возразил тот. - Будучи подростком, Хемингуэй переживал тут, в Оук-Парке, трудные времена. А факты есть, - Мартин подмигнул мне. - Когда он пошел в первый класс, вместе с сестрой, та была на пол головы выше его. Он был слишком хлипок, чтобы отличиться в спорте - это всем известно. На футбольном поле Эрнест выглядел таким жалким, что товарищи прозвали его "свинцовый зад".
Мисс Олив надулась. Щеки вспыхнули так, что сравнялись с огненной шевелюрой.
- А еще, - развивал атаку Мартин, чувствуя, что нащупал слабое место, - Эрнест был слишком близорук, чтобы отличиться в стрелковом клубе. И ненавидел играть на скрипке, на чем его мать настаивала.
- В самом деле? - удивилась я.
- И еще, - Мартин воздел палец, подчеркивая важность заявления и бросаясь на мисс Олив, как лев на раненую антилопу, - разве мы не установили, что как-то раз Хемингуэй проковырял карандашом дырки в "яблочке" своей мишени, перед тем как прикрепить ее?
Суини громко рассмеялся.
- Это ведь не совсем то, что в Оук-Парке называют честной игрой, не так ли?
Губы мисс Олив сжались еще плотнее, она отвернулась и приветственно помахала высокому, худощавому субъекту в вельветовых слаксах и клетчатой рубашке, только что вошедшему в помещение Фонда. Он поздоровался с ней, а при виде Мартина от природы угрюмая физиономия нового гостя сделалась еще мрачней.
- А, привет Хэл! - радостно кивнул ему Мартин. - Мисс Макгил, это Хэл Шульц, директор Фонда Хемингуэя в Оук-Парке. Хэл, я как раз собирался напомнить мисс Олив, как матушка Эрнеста собиралась нанять ему учителя по латыни. Или как он опозорился в решающей игре? Или как вынужден был пойти на выпускной бал со своей старшей сестрой?
- Мартин, - рявкнул Хэл Шульц, засунув руки в карманы брюк цвета ржавчины, - как выразилась Дороти Паркер, "ни об одном живом человеке не говорили столько глупостей и мерзостей", как о Хемингуэе. И ты теперь продолжаешь эту традицию, громоздя свою полуправду на полуложь. Сколько мы уже говорили, что не рады видеть тебя здесь? Ты вынюхиваешь весь негатив в отношениях между Хемингуэем и Оук-Парком и выкладываешь на публичное обозрение.
- Правда, - возразил ему Мартин. - Мне нужна только правда. Как, надеюсь, и вам.
- Даже самые резкие критики соглашаются, что Хемингуэй был серьезным, одаренным писателем, - ответил Хэл. - У него имелась мощнейшая харизма, отражавшаяся и в творчестве.
- Тут все гораздо сложнее, - сказал Мартин. - Почему он так обошелся со многими из тех, кто помогал ему взбираться по лестнице: с Гертрудой Стайн, Эзрой Паундом, Скоттом Фицджеральдом? Его эго росло пропорционально славе, и моя теория заключается в том, что базисом для этой агрессии стало то плохое, с чем он столкнулся здесь, в добром старом Оук-Парке. Жизнь в Мичигане создала положительную сторону его натуры, а вот взрастивший маленького Эрнеста Оук-Парк в ответе за отрицательную.
И Хэл и Олив яростно затрясли головами.
- Мисс Макгил, перед вами тот самый парень, который придумал устраивать забег быков по улицам Оук-Парка. Жалкое зрелище, и мне грустно, Хэл, что ты пал так низко. Почему бы тебе не поехать вместе со мной на праздник Хемингуэя в Ки-Уэст в этом году?
- Это невозможно, и ты прекрасно об этом знаешь, Мартин! Почему тебе всегда надо вносить раздор? Ты знаешь, как нужны нам те рукописи, и в конце концов мы их получим!
Я встала, прервав перепалку.
- Послушайте, Мартин, я здесь по другому поводу. Если мы договорились, то я готова заплатить за ваше заключение как специалиста.
- Отлично, - отозвался Суини, и мы вместе направились к выходу. - Но я знаю, как отразится оно на репутации Дэвида, поэтому надеюсь, что документ не получит огласки.
В дверях мы столкнулись с высокой, анорексичного вида дамочкой, едва не припершей меня к стене.
- Привет, Андреа, - радушно поздоровался Мартин.
Едва кивнув ему, дамочка прошмыгнула внутрь и оживленно зашепталась с Хэлом, прикрыв тем самым наше отступление. Мы быстро прошли по коридору - ему, как и мне, не хотелось вступать в дальнейшие разговоры.
Над парковкой поднимались заметные глазу волны жара. "Когда же сменится погода?" - подумалось мне. Ни малейшего признака собирающегося дождя, хотя в Чикаго, как везде у нас на Среднем Западе, смена погоды происходит стремительно.
Я не знала, чему верить насчет Хемингуэя, но была рада, что избавлена от необходимости иметь дело с Хэлом, мисс Олив или Андреа. После общения с этой троицей даже часа расслабления в саду дзен не хватит. Мартин, скорее всего, прав: подростковые годы Хемингуэя были несчастливыми. Но с кем из нас бывает иначе, в большей или меньшей степени? Ах, эти добрые старые деньки строгого распорядка!
27
Никогда не путайте движение с действием.
Эрнест Хемингуэй
Прежде чем распрощаться, мы с Мартином погоревали о гибели Бет. Вся кафедра английского языка пришла в смятение. Мартин предложил зайти в ближайший ресторан.
- Тут делают отличный Папа Добле - любимый напиток Хемингуэя: ром, свежий лайм, грейпфрут и сок мараскиновой вишни, все перемешать и взболтать. Вам понравится.
Я поблагодарила, но отказалась. У меня была тренировка по айкидо, и, хотя я чувствовала себя разбитой после вчерашнего и слегка страдала от сотрясения, твердо намеревалась посетить ее. Хорошая физическая нагрузка прочистит мозги и, быть может, окажет стимулирующее воздействие на маленькие серые клеточки. В конце концов это лучше, чем сидеть в саду дзен.
Айкидо возникло в начале двадцатого века и является одним из самых молодых среди боевых искусств. Его название буквально означает "Путь Ки". Дословно его перевести сложно, потому как у нас нет эквивалента понятию "Ки". Ближе всего, пожалуй, будет сказать "жизненная сила". Моя подруга Лорен всегда хвалит айкидо, потому как считает его удобным каналом для сброса накопленной внутренней агрессии.
Раздевалка почти уже опустела, и я стала торопливо надевать костюм для тренировки, который называется "ги". Сэнсэй всегда начинает занятия минута в минуту, и опоздавшие не допускаются в додзе, то есть зал. Спеша туда, я едва не столкнулась в дверях с учителем.
Я на пути ко второй черной полоске на оранжевом поясе, поэтому в совершенстве владею девятью способами высвобождения из захвата вкупе с двадцатью стойками и блоками. Все эти сложные и ловкие маневры позволяют мне чувствовать себя неуязвимой. По крайней мере настолько неуязвимой, насколько дано человеку Запада.
Сэнсэй неизменно начинает урок с выполнения ритуалов приветствия, затем переходит к боевым приемам. Сегодня мы отрабатывали захват двумя руками за лацканы кимоно - контроль и высвобождение.
- В айкидо, - возвысил голос сэнсэй, - человек всегда должен следовать за своим противником, сливаться с ним, обращать поток его собственной силы против него самого, с целью одержать победу.
Поверить ему, то все так просто!
Като, наш инструктор, выбрал одного из группы для показа.
- Вам следует запомнить последовательность движений, - заявил Като, прежде чем начать. - Удар ногой с высоким двойным блоком. - Он вскинул ногу, медленно продемонстрировав прием ученикам. - Потом наносите удар кулаком и пропускаете свою руку под рукой противника.
И проделал сказанное.
- Толкаете бедро соперника своим, давите верхней частью тела на руку противника и отрываете заднюю ногу от пола; подбиваете ею ногу противника и завершаете прием броском.
Като изящно опрокинул ученика на татами.
- Теперь повторим показ, - объявил он и вызвал на роль подопытного кролика меня. Выходя в круг, я мысленно прокручивала пять этапов: удар ногой, кулаком, блок, подножка, бросок.
Като улыбнулся своей равнодушной улыбкой, и мы начали схватку. Выступая в роли нападающего, я была обречена на поражение, и в этот момент почти возненавидела Лорен за совет.
Демонстрируя удары, блок и бросок, Като не собирался щадить меня, но летя на мат, я понимала, что в действиях его нет злого умысла. Как нет злого умысла в движении, которым мы давим жучка.
Когда настала моя очередь проводить прием, я старалась, как положено, обратить его собственную силу против него самого. И в глубине души возликовала, когда он шлепнулся на татами. Взвесив все плюсы и минусы, я все-таки люблю айкидо! Когда показ закончился, мы вежливо поклонились друг другу - никаких обид - и группа начала отработку приема.
Час спустя я едва не валилась с ног от усталости, зато совсем забыла о проблемах. Продолжительный холодный душ вернул меня к жизни: боль в голове прошла, и, направляясь домой, я пребывала в превосходном настроении. Предстояло навести порядок после вчерашнего налета, да и хорошенько выспаться не мешает. Я знала - чтобы залечить раны, нанесенные смертью Дэвида и исчезновением Скотти, потребуется время, и отчаянно старалась не сползти в ту черную яму, из которой едва выбралась после гибели Фрэнка.
Я прыгнула в "миату", повернула ключ зажигания и завела мотор. Вернее, попыталась, потому как ничего не произошло. Нет, ключ-то повернулся, но зажигание не зажигало. Я попыталась еще раз. Ни кашля, ни чихания, ничего.
- Черт побери, Дитер! - вслух выругалась я.
"Миаты" - машины надежные, а Дитер, автомеханик-немец, следит за тем, чтобы моя всегда была в отличной форме.
Чувствуя раздражение и бессилие, я вылезла из машины и открыла капот, надеясь, что смогу заметить неисправность. Я обошла моторный отсек. Сначала проверила центральный провод катушки зажигания. Порядок. Все вроде выглядело как всегда, но тут в глаза бросился провод, идущий от аккумулятора. Подключенный к "плюсовой" клемме кабель был перекушен надвое, сверкая на срезах свежей медью. При воспоминании о "Сатурне" Бет в голове зазвенел сигнал тревоги, и я мысленно извинилась перед Дитером. Как и в случае с квартирой, я понимала, что это не случайность. Потом вспомнила про тетю Элизабет - мама просила перезвонить тете, поскольку у той случилось одно из ее видений. А я не позвонила. Да, надо быть настороже.
Я набрала Дитера по сотовому. Он часто работает допоздна, есть надежда застать его на сервисе. Бесконечные гудки; когда я собиралась нажать "отбой", Дитер ответил.
- Кто би это не звонить, лутше по делу, - пробурчал голос в трубке. - Вы достать меня из-под "вольво".
Я сообщила про случившееся, и он выдал несколько немецких фраз, которых я не поняла.
- Не хорошо. - Он наконец переключился на свою версию английского. - Это может бить связан с тот инцидент с леди вчера, или просто кто-то хотел украсть твой аккумулятор. Осторожно, Ди Ди. Взять такси, ключ оставить в машине под коврик, я отбуксировать ее сегодня как смочь. Забрать завтра утром, после десяти.
Я сунула телефон в сумочку и проверила кошелек. Денег хватало заплатить таксисту за милю пути, а до дома значительно дальше. Усталость была смертельная, но хочешь не хочешь, придется добираться.
Я с трудом поднималась по длинной чугунной лестнице в стиле барокко, ведущей к платформе электрички. Построили ее в 1890-е годы, но она служит до сих пор, хотя теперь все детали орнамента покрылись дешевой краской, а перила затерты прикосновениями бесчисленных ладоней. Стройный парень лет двадцати восьми шел передо мной, но я слишком устала даже для того, чтобы восхититься его задницей. Сзади послышались шаги, и я посторонилась, пропуская прохожего. Это движение спасло мне жизнь. Я ощутила резкую боль в плече и упала лицом вниз, инстинктивно прижимая к себе сумочку.
- Эй, эй! - закричал кто-то.
Ступеньки завибрировали подо мной, и я на миг закрыла глаза. А когда открыла, то увидела пару легких мужских туфель и почувствовала, как сильные руки помогают мне встать. Это был мистер "Симпатичный Зад".
- С вами все хорошо? - поинтересовался он.
- Вы видели кто меня ударил? - спросила я, отряхивая пыль и счищая с коленок налипшую старую жвачку.
- Не вполне. Видел только спину парня, и все. Он убежал вниз по лестнице. Хорошо хоть сумочку не унес.
Мне подумалось, что дело тут вовсе не в сумочке, но говорить об этом я не стала.
Ключица и шея страшно болели, левая рука онемела. Я разминала ее до тех пор, пока ее не стало дергать, но это значит, что кровь снова начала циркулировать.
- Крови не видно? - спросила я, повернувшись и ощутив головокружение.
- Нет, насколько могу судить, но вам надо к врачу. Давайте помогу вам спуститься по лестнице, и мы вызовем копов.
Увидев меня в очередной раз, копы наверняка упекут меня от греха подальше.
- Нет, со мной все хорошо. Мне нужно наверх, к поезду.
С его помощью я одолела ступеньки, оставшиеся до деревянной платформы, изукрашенной в равной пропорции граффити и рекламой. Уличный музыкант, прислонившись к щиту "Жевательная резинка "Даблминт"", играл на саксофоне грустную мелодию, стараясь замаскировать громкостью отсутствие таланта.
- Мне на самом деле кажется, что стоит позвонить копам, - сказал мой спутник, проводя меня через турникет.
- Честно слово, со мной все хорошо, - ответила я, заметив огни подходящего поезда. - Мне нужно ехать.
Я видела, как машинист повернул большую латунную рукоятку и электричка линии "А" затормозила, искря и распространяя кисловатый аромат.