– Ну и ничего страшного, щека распухнет, конечно, синяк будет… – Он вытер ей слезы своим носовым платком. – До свадьбы заживет…
Она шмыгнула носом, потом посмотрела сквозь слезы.
– А я вас знаю. Вы часто продукты у нас покупаете…
– Ну да. – Михаил вгляделся в зареванную физиономию, но не мог вспомнить. – Наверное, я тоже тебя видел…
Тип на асфальте зашевелился и застонал. Михаил подавил желание еще раз как следует двинуть его ботинком по ребрам.
– Отвезти тебя домой? Или милицию будем вызывать?
– Что вы! – Она вздрогнула. – Не надо милицию. Начнется разбирательство, а тут вы еще его побили…
В машине она посмотрела на себя в зеркало и расстроилась. Щека распухла, глаз помаленьку начал заплывать.
– Спасибо вам, – голос ее дрогнул, – если бы не вы…
– В следующий раз не играй в героиню, отдавай все, что есть, а то как бы хуже не было, – строго сказал Михаил.
Она тяжко вздохнула, и Михаил вдруг физически ощутил ее страх и одиночество, представил воочию, как тоскливо ей одной в большом городе, где нет рядом мамы, и не успела еще завести ни друзей, ни подруг, где трудно найти работу, потому что нет постоянной прописки, да и специальности-то толком никакой нет, потому что в их маленьком провинциальном городке некуда было пойти учиться; как она боится потерять работу, потому что тогда нечем будет платить за комнату, а она и так задолжала хозяйке за два месяца… И если пропадут ключи от кладовой, которые она взяла сегодня с собой, потому что уходила последняя, и побоялась оставить их охраннику – уж больно воровато бегали у него глазки, – то ее тут же уволят, да еще и недостачу навесят, никогда не рассчитаться будет…
– Тебя как зовут-то? – спросил он дрогнувшим голосом. – Меня – Михаил…
– Аля, – тихо сказала она, глядя в сторону.
– Алина, что ли? Или Алевтина?
– Александра, – она слабо улыбнулась, – в честь дедушки назвали, а я ведь не мальчик… Мне имя свое с детства не нравилось, Александра – это что-то такое большое, солидное, основательное, а Сашками только мальчишек зовут…
За разговором они незаметно доехали до места. Алин дом был как раз через дорогу от дома Михаила.
– Соседи, значит. – Михаил вышел из машины и проводил девушку до подъезда.
Она поднималась пешком и увидела в лестничное окошко, как он припарковал машину напротив.
Чучельник Сергей Прохорович чувствовал себя отвратительно.
Его обвели вокруг пальца, как зеленого мальчишку, сделали круглым дураком. А кому охота оказаться в дураках? Хуже этого ничего не придумаешь.
Впрочем, он в очередной раз убедился: от живых всегда одни только неприятности, только и жди от них какой-то подлянки! То ли дело мертвые: не хитрят, не вредят, не обманывают. А уж если сделаешь из них чучело, то и вовсе красота! Стоит такое чучело на шкафу или на специальной подставке и сверкает стеклянными глазами!
Сергей Прохорович любил свою работу. Конечно, платили там мало… если бы не деньги Миксеру, делал бы себе чучела и не знал забот!
Но сейчас ему было не до чучел. Нужно было выпутываться из свалившихся на него неприятностей. Убийство милиционера – это вам не шутки! И вправду, менты землю носом рыть будут, но найдут виновного… а все Миксер, сволочь мелкая! Из-за него все неприятности…
Вызвав в себе острую неприязнь к Миксеру, Сергей Прохорович поднялся по узкой и грязной лестнице на шестой этаж старого дома и остановился перед обшарпанной, покрытой облупившейся масляной краской дверью.
Здесь у Миксера было тайное убежище, лежка, как сам он называл. Сюда он уходил в случае неприятностей, здесь же проворачивал кое-какие темные делишки.
Дом был в угрожающем состоянии, всех жильцов выселили, а освободившееся место тут же заняли бомжи, алкаши и прочая антиобщественная публика. Среди этой швали Миксер чувствовал себя в безопасности. Новые соседи нисколько им не интересовались, не лезли в чужие дела.
Была у Миксера и другая квартира, приличная, хорошо обставленная, но там он появлялся редко, предпочитая эту лежку…
Звонка на двери не было, от него осталась только старинная латунная чашечка с вежливой надписью по кругу: "Прошу повернуть". Впрочем, поворачивать было нечего. Чучельник неопределенно хмыкнул и постучал в дверь.
Некоторое время ничего не происходило, и он подумал уже, что не застал Миксера.
Но потом за дверью послышался едва различимый шорох. Кто-то стоял по ту сторону, сдерживая дыхание.
– Открой, Миксер! – проговорил Сергей Прохорович. – Я знаю, что ты здесь! Это я! Узнаешь?
– А ты что это вдруг пришел? – заныл Миксер из-за двери. – Мы с тобой разве договаривались? Не договаривались мы с тобой! А так хорошие люди не приходят, чтобы не договориться…
– Говорят тебе – открой! – Чучельник повысил голос. – Открой, дело есть! А то дверь сломаю!
– А что это ты без звонка? – не унимался Миксер, но засовы уже лязгали. – Позвонил бы сперва! А ты вот не позвонил! А так хорошие люди не приходят, чтобы без звонка…
– Тоже мне, лорд английский! – хмыкнул чучельник, окидывая Миксера неприязненным взглядом и протискиваясь в прихожую. – Уж без звонка к тебе и не приди!
– Мало ли – дела у меня! – процедил Миксер, пятясь. – Могут у меня быть дела?
– Знаю я твои дела! – Чучельник прошел в комнату, окинул ее взглядом.
Стены с ободранными обоями, голая лампочка под потолком, вспученный паркет пола. В углу на тощем матрасе лежала бледная как смерть девчонка лет семнадцати, накрытая грязным одеялом. В первый момент чучельник подумал, что она мертва, но, приглядевшись, заметил, что девчонка все же дышит.
– Что, на иглу посадил? – неприязненно осведомился он у Миксера. – Вот они, дела твои!
– Тебя дела мои не касаются! – окрысился тот, моргая маленькими бесцветными глазками. – Ну если даже и посадил? Не я, так другой кто-нибудь! Все одно у нее такая судьба… никуда ей от этого не деться… сам-то, тоже мне, херувим святой! Сколько на тебе-то самом покойников? Я-то хоть по-мокрому не работаю…
– Ладно, Миксер! – махнул рукой Сергей Прохорович. – Меня твои дела и правда не касаются! Ты лучше вот что… отдай мне те часы…
– Какие еще часы? – В глазах Миксера блеснул нехороший огонек. – Что за часы такие?
– Да вот те самые часы, про которые тот парень расспрашивал. Кого мы в подвал-то скинули.
– Не знаю я ни про какие часы! – проныл Миксер, но чучельник заметил, как он бросил вороватый взгляд в дальний угол комнаты, возле батареи. – Что это еще за часы?
– Ой, Миксер, не надо песен! Все ты знаешь… – Чучельник тяжело вздохнул. – Не хочешь так отдать, отдай за деньги! Я тебе заплачу… нужны мне они очень!
– За деньги, говоришь? – повторил Миксер.
В его голове вереницей проносились мысли.
Всем вдруг понадобились эти часы… сначала тот парень, что в "Юркин парк" притащился, теперь вот Серега-чучельник… с чего вдруг такой интерес? Не иначе какие-то часы особенные, очень дорогие! Нет, нельзя их отдавать! Нужно сперва разобраться, в чем тут дело…
– И сколько бы, к примеру, ты за них заплатил? – осведомился он, чтобы потянуть время.
– Да сколько? – раздраженно воскликнул чучельник. – Ну, баксов триста… хоть и того они не стоят…
– Триста-а? – проныл Миксер, пятясь к окну. – Ну, триста – это не разговор! Это смешно! Ты, Серега, или говори настоящую цену, или отвали! Триста! Надо же…
– Сам-то их за дозу у мальчишки взял! – скривился чучельник. – Ну, четыреста…
– За сколько я их взял – до тебя не касается! – Миксер сверкнул глазами. – Это мой бизнес! А только если тебе эти часы нужны, так плати деньги!
– А я тебе что – не деньги предлагаю? – Чучельник тоже медленно двинулся к углу комнаты, набычив шишковатую голову. – Ну, если на то пошло – пусть будет пятьсот!
"Точно, особенные эти часы! – думал Миксер, преграждая дорогу подельнику. – Раз он пятьсот с ходу предлагает, значит, гораздо больше хочет за них выручить!"
Он встал перед чучельником и опустил правую руку в карман:
– Нет, Серега, так дело не пойдет! Или в долю меня бери, или проваливай отсюда! Ты меня знаешь, я за дурачка никогда не работаю…
Глаза чучельника застлала красная пелена.
Все пытаются его обмануть, подставить! Все пытаются сделать из него дурака! Ведь сам же Миксер и втянул его в эту историю… если бы не позвал тогда на подмогу, чтобы отделаться от подозрительного типа, расспрашивавшего об этих самых часах, – ничего бы не случилось! А теперь не хочет отдавать эти часы…
– Отдай часы, гад! – прорычал чучельник, наступая на Миксера. – Лучше отдай, мразь зеленая, иначе хуже будет! Ты меня знаешь…
Миксер еще что-то говорил, но чучельник не слышал его. Он видел только, как правая рука подельника высвобождается из кармана и что-то блестит в ней тусклым маслянистым блеском. Рассуждать и раздумывать было некогда, и Сергей Прохорович выбросил вперед длинную, как у обезьяны, руку.
Между пальцев у него было зажато бритвенное лезвие – то самое лезвие, которым он подпарывал звериные шкуры, когда делал из них чучела. То самое лезвие, которым он пользовался и в других целях, когда делал другую, страшную работу.
Зажатым между пальцами лезвием чучельник полоснул по горлу своего подельника и отступил, чтобы не запачкать одежду хлынувшей из раны кровью.
Миксер что-то попытался сказать, но захлебнулся, булькнул, его ноги подломились, и он тяжело обрушился на грязный вспученный паркет. Было странно, что его тщедушное тело произвело столько шума. Впрочем, беспутные обитатели этого дома не заметили бы и взрыва бомбы у себя над головой…
Сергей Прохорович постоял над ним секунду, запоминая этого человека. Была у него такая непонятная привычка: запоминать убитых людей.
Маленькие помутневшие глазки, сальные прилизанные волосы… в правой, откинутой в сторону руке был зажат нож-бабочка.
– Не я тебя, так ты меня… – пробормотал чучельник. – Сам виноват, я хотел по-хорошему…
Он обошел мертвеца, приблизился к углу комнаты возле батареи. Постучал по паркетинам, одна из них отозвалась гулко.
– Не больно-то хитрый тайничок… – протянул чучельник.
Вытащив из мертвой руки нож, подцепил паркетину, под ней оказалось небольшое углубление. Несколько пакетиков наркоты, тощая пачка денег и те самые часы.
Сергей Прохорович сильно рассчитывал, что найдет у Миксера пистолет, ведь своего он лишился, но этот расчет не оправдался.
Часы спрятал в потайной карман, деньги тоже прихватил, с наркотой связываться не стал. Поставил паркетину на место и как следует пристукнул, чтобы не выступала.
Выпрямился во весь рост.
И тут почувствовал на себе чей-то взгляд.
Вздрогнув, обернулся.
Девчонка открыла глаза и смотрела на него.
От этого пустого, неживого взгляда ему стало как-то неуютно.
– Ты чего, девочка? – заискивающим, льстивым голосом проговорил чучельник, отступая к двери.
Девчонка перевела взгляд с него на мертвого Миксера. И вдруг ее губы чуть заметно шевельнулись.
Лицо ее казалось настолько неживым, что больше напоминало не человеческое лицо, а гипсовую маску, так что от такого, пусть едва заметного, движения оно должно было треснуть, расколоться на куски.
Однако этого не произошло.
С удивлением и страхом чучельник понял, что при виде мертвого Миксера губы девушки сложились в улыбку.
– Смотри, Пу И, какая красивая штучка. – Леня взял песика на руки и показал ему лежащие на столе серебряные часы.
Песик вывернулся, прыгнул на стол и тронул лапой цепочку. Леня открыл круглую крышку, и часы заиграли. Пу И отскочил от неожиданности, потом тявкнул, присел на задние лапы и вдруг начал подвывать.
– Что происходит? – Лола тут же явилась на зов любимой собаки. – Как ты смеешь мучить животное!
– Да никто его не мучает! – смеялся Леня. – Ты только послушай! Он же поет!
Часы играли старую заунывную мелодию.
– Это же "Разлука"! – сообразил Леня. – Я в каком-то старом фильме видел – девчонка поет под шарманку, а собачка ей подвывает. Пу И, а ты-то откуда научился?
– У него природный талант, – сказала Лола, когда музыка кончилась и песик замолчал. – Точно, я вспомнила, когда на третьем курсе мы ставили сцены из "На дне", я там играла одну развеселую блатную девицу. И пела "Разлуку".
Она прижала руки к груди, закатила глаза к потолку и запела нарочито визгливым голосом:
Разлука, ты-ы, разлука, чужая сторона-а!
Никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля!
Все пташки-канарейки так жалобно поют…
– Слушай, кончай этот концерт по заявкам! – Леня заткнул уши. – У меня дела, заказчику звонить надо.
Лола обиделась и ушла, подхватив Пу И.
– Могу вас обрадовать, – сообщил Леня Михаилу по телефону, – ваша вещь у меня. Когда произведем расчет?
– Да-да, спасибо вам, – ответил Михаил, – я, конечно, признаю, что поручал вам только найти часы, однако дело-то не закончено. Я должен выяснить, в чем заключается проблема…
– И вы хотите, чтобы я вам в этом помог? – весело спросил Маркиз. – Что ж, не скрою, меня самого заинтересовало это дело… Так что попробуем что-нибудь разузнать…
– Тогда подержите пока часы у себя, – просительно сказал Михаил, – видите ли, мне и спрятать-то их некуда. В квартире укромных мест нет, на работе если в сейф положить, то расспросы начнутся, а с собой носить – как бы опять не ограбили.
– Согласен! Вам удалось что-нибудь узнать при встрече с родственниками?
Леня почувствовал, как его собеседник напрягся, и даже увидел, как сморщилось его лицо при воспоминании. Да уж, повезло человеку с родней, ничего не скажешь!
Михаил рассказал ему про тетю Шуру и про альбом.
– Часы – фамильная вещь, принадлежали еще прадеду отца, он был ювелиром, имел даже собственный магазин на Большой Морской.
– Ювелир Воронов? – засомневался Леня. – Ничего про такого не слышал.
– Да не Воронов, а Остужев, – раздраженно ответил Михаил. – Остужев Михаил Евграфович, и отца фамилия Остужев, и братьев. А у меня фамилия матери.
– Значит, вы альбомчик пока приберите, чтобы не затерялся, – деловито посоветовал Маркиз. – Копию завещания добудьте у адвоката и вообще держите ухо востро, а я кое-что выяснить хочу насчет прадеда вашего. Как узнаю, тотчас вам сообщу.
– Ну так я и знала! – вскричала Лола, подкравшись неслышно. – Ну так я и думала, что ты не успокоишься на этом. Добыл часы – так отдай заказчику, и пускай он делает с ними все, что хочет!
– Да он такой тюфяк, что тут же снова их упустит! – рассердился Маркиз.
– А тебе-то что до этого? – удивилась Лола. – Ты свое дело сделал, денежки получил и привет!
– Ты только о деньгах и думаешь, – буркнул Леня, – а на человека тебе наплевать!
– Я? – возмутилась Лола. – Я думаю о деньгах? А ты, значит, у нас альтруист и печешься исключительно о благе бедных людей?
– Ну нет, конечно, но все же… – Леня отвел глаза.
– Ленька, ты опять врешь! Тебе просто самому интересно! – припечатала Лола.
– Ну и что? – тут же возмутился Маркиз, как всякий мужчина легко поддавшись на Лолину провокацию. – Ну и что, что мне интересно? Да, интересно, я не скрываю! И вообще, я люблю свою работу, и мне хочется делать ее хорошо, чтобы…
– Чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы!.. – с пафосом процитировала Лола. – Еще на трибуну встань!
– А ты-то что так переживаешь? – огрызнулся Маркиз, задетый за живое. – Можно подумать, ты сильно надорвалась, помогая мне в этой операции! Походила десять минут, изображая старуху в дурацкой вуали! Жуткий вид!
– Да? – Лола сильно обиделась за вуаль, иначе ни за что не сказала бы последующих слов. – А кто вытаскивал тебя из того вонючего подвала? Если бы не я, тебя бы уже черви жрали!
– Так и знал, что ты это скажешь… – прошипел Маркиз, глядя на Лолу с самой настоящей ненавистью, – так и ждал, когда напомнишь! Не бойся, не забыл! – Он вышел из кухни, хлопнув дверью.
Оставшись одна, Лола тотчас усовестилась. В самом деле, совершенно незачем было напоминать Лене о том, как его провели самые обыкновенные уголовники, он и так тяжело переживает свое поражение. Теперь, конечно, все позади, Маркиз с ними рассчитался и вышел победителем, однако все равно это темное пятно на его профессиональной репутации. А Лола еще растравила рану.
Конечно, неплохо иметь в рукаве такой козырной туз. То есть когда Леньку одолеет мания величия и он расхвастается до невозможности, всегда можно с самым невинным видом вроде бы к слову напомнить ему о нынешнем случае. Что-нибудь типа: "А помнишь, дорогой, те серебряные часы?" Или еще тоньше: "Не купить ли нам новый миксер, а то старый стал плохо работать?"
Это сразу же собьет с Леньки спесь. Но только делать это надо тонко, деликатно, а не в лоб, как сейчас сделала Лола. Что это на нее нашло?
Из прихожей послышался скрип дверцы шкафа – Маркиз надевал куртку.
– Ленечка, ты надолго? – робко спросила Лола, высунув голову из кухни.
Компаньон оскорбленно молчал.
– К обеду вернешься? – не отставала она.
– Может быть, – сухо ответил Маркиз, не глядя на Лолу.
– Шарфик возьми, на улице сегодня холодно, – лебезила Лола, – еще простудишься…
– Спасибо, – буркнул боевой товарищ.
Лола сама накинула шарф ему на шею и заглянула в глаза, жалостно моргая, как провинившаяся жена. И хоть Маркиз прекрасно знал, что все это – игра и противная Лолка на самом деле ни капельки не раскаивается, он не выдержал и подмигнул ей. Лола тотчас просияла.
– А ты вообще-то куда собрался? – опомнилась она.
– К Ивану Францевичу, – честно ответил Маркиз. – Раз у Михаила прадед был ювелиром, то без Ивана Францевича никак не обойтись. Старик знает абсолютно все про драгоценности и про известных ювелиров прошлого, он никогда меня не подводил. Но к обеду я вернусь, имей это в виду!
– Все поняла, как восточная женщина, иду на кухню и там сижу до твоего прихода! – Лола послала компаньону воздушный поцелуй.
Леня надавил на кнопку звонка. В глубине квартиры прозвучала мелодичная трель, и почти сразу за дверью проскрипели тяжелые шаги, и хриплый бас осведомился:
– Это кто тут надрывается?
– Это я, Парфеныч! – проговорил Маркиз с неожиданной робостью.
Брякнула металлическая заслонка глазка, потом лязгнули замки, тяжелая стальная дверь распахнулась, и на пороге появился огромный человек – телохранитель ювелира Парфеныч. Парфеныч был уже старик, но двигался так легко и пружинисто, что дал бы сто очков вперед любому молодому супермену, а вся его фигура дышала силой и уверенностью. Рядом с ним стоял громадный пес – кавказская овчарка по имени Шторм. При виде гостя Шторм слегка насторожился, тихо, утробно зарычал.
– Свои, Шторм, – успокоил пса Парфеныч. – Проходи, Леня, ждет!
Иван Францевич Мюллер сидел у себя в кабинете за массивным столом красного дерева. Перед ним лежала открытая коробка со старинными монетами.
Поздоровавшись с Маркизом, ювелир показал ему удобное гостевое кресло и приготовился слушать.
Их познакомил в свое время друг и учитель Маркиза, старый бильярдист Аскольд, тот самый, в чью честь Леня назвал своего кота.