* * *
- Послушай, на кой черт ты мне звонишь каждый день?! - произнесла Лера в трубку. Произнесла спокойно, хотя пальцы сами собой сжались в кулаки. Ногти впились в кожу ладоней.
- Думаешь, у меня больше дел нет, как с тобой трепаться?! - раздраженно прорычал Бодров ей в ухо.
- Ну так и не звони!
- Не могу, - протянул он, - я тебе больше не доверяю.
Девушка отстранила от себя трубку и брезгливо поморщилась.
- Значит, ты меня проверяешь, - хмыкнула она. Злость мгновенно улетучилась. - И что это даст, по-твоему?
- Не волнуйся, я ведь не только звоню. Я знаю о каждом твоем шаге, глупая девочка.
- Видимо, твои познания не столь велики, раз ты дергаешься, - заметила она спокойно и улыбнулась.
- Достаточны для того, чтобы сделать выводы. Твое дело ни на шаг не продвинулось. Ты даже не встретилась с Вульфом! - гневно заорал Бодров.
- Тебе нужны деньги? Ты их получишь. А как я их достану, буду я встречаться с Вульфом или не буду - это мое дело. И не мешай, пожалуйста, - ответила она так же невозмутимо и зажмурилась, ожидая очередной тирады шефа.
Однако в ответ ласково зажурчало:
- Ладно, деточка, сделай это. И папочка устроит тебе отпуск. Самый лучший отпуск, о котором ты и не мечтала.
- Ты что, обанкротился? - озадаченно спросила Лера. - Когда это ты так трясся над давно забытым полумиллионом баксов?
- Просто не люблю, когда меня держат за идиота. Гриша глупее меня, нельзя же давать ему повод хохотать, что он, такой умный, обвел дурачка Бодрова вокруг пальца. Зло должно быть наказуемо. Но я в тебе уверен. Ты сделаешь все, что нужно. И отдохнешь в таком месте, что ангелы в раю взвоют от зависти.
- Лев, - осторожно проговорила девушка, - ты забыл. Это мое последнее задание. Я не хочу отпуска. Я хочу уйти. И ты мне обещая.
- Да?! - невинно воскликнул он. - Забыл.
- Так вспомни! - Лера швырнула трубку на рычаг и только теперь почувствовала боль в ладони. Она с удивлением уставилась на красные точки - следы ногтей, потом охнула и, закрыв глаза, опустила голову.
* * *
Бодров услышал короткие гудки в трубке и, осторожно положив ее на рычаг, уставился на большие фотографии, разложенные перед ним на столе.
- Включи музыку, - потребовал он.
Парень, дремавший в кресле у противоположной стены, вздрогнул, вяло поднялся и подошел к лазерному проигрывателю.
- Опять Моцарта? - обреченно спросил он у шефа.
- Дурак, - зло процедил тот, - радовался бы. Где ты еще Моцарта услышишь! Великого Моцарта!
Парень вставил диск и нерешительно пробурчал, явно опасаясь за свои слова:
- По-моему, с тех пор, как вы стали слушать Моцарта, ваши нервы не то чтобы успокоились, а как раз наоборот. Гнал бы я этого врача с его советами…
- Миша, - оборвал его Бодров задушевно-тихо, - лучше заткнись!
По кабинету разлились вступительные арпеджио. Миша болезненно сморщился и вернулся в свое кресло. Кабинет наполнился прозрачными звуками Фантазии ре минор.
- А это что за тип? - Лев показал ему фотографию, на которой Лера сидела в машине рядом с Глебом.
- Это мужик из посольства США.
- Черт! - выругался Бодров и положил снимок на стол. Он снова задумался. - Она купила билет?
- Не знаю.
- Ну так узнай! - Шеф треснул руками по столу с такой силой, что бумаги на нем подскочили на добрых пять сантиметров.
- Одно дело выяснить, какие документы передал девочке этот хмырь из посольства. Там ведь не каждый день раздают визы на ПМЖ, - лениво отозвался Миша, внимательно рассматривая грязь под своими ногтями. - Совсем другое дело - связываться с Аэрофлотом. У нас и людей-то своих там нет…
- Молчать! - заорал Лев и покраснел. - С кем приходиться работать! Бездари, остолопы, скоты! - Он неожиданно замолк и добавил грустно и тихо: - И на этом фоне я теряю лучшую свою девочку. О господи!
Потом он перевел хмурый взгляд на Мишу, который вжался в спинку кресла и смотрел на него по-щенячьи преданно.
- Присматривай за ней, - Бодров взял со стола большую фотографию Гриши и аккуратно сунул ее в такой же большой конверт желтого цвета. По кабинету витали нежные переливы музыки. Лев посмотрел на фотографию Леры и нежно улыбнулся: - Так ты говоришь, Игнатов посадил меня на мушку?
- Этого следовало ожидать, - со знанием дела откликнулся Миша, - мы ему все ходы перекрыли. Говорил я…
- Тебя слушать - себе дороже! - грубо прервал его шеф. - На то конкуренция и существует, чтобы конкурировать. Мы - победили.
- Ну да! - дерзнул ответить Миша. - Мы победили, а он к Скорпиону. Еще неизвестно, кто кого…
- Скорпион… - задумчиво протянул Бодров, - все к нему обращаются, но никто его не видел. Помнишь Никольского, ну, того, в районном исполкоме, уперся, не хотел давать лицензию Петру.
Миша кивнул.
- Я точно знаю, - продолжал Лев так же задумчиво, - он сам мне говорил, что через своих ребят вышел на Скорпиона. Так этого Никольского жена через неделю сдала. Позвонила в прокуратуру, дала интервью в "Московский комсомолец", что он взяточник. Счета назвала. Помнишь громкий процесс?
Миша опять деловито кивнул.
- Совпадение? Черта с два! Таких примеров наберется уже с полсотни. Этот Скорпион свое дело знает.
- Не понимаю я вас. Чего восхищаться-то, когда он собирается взяться за нас?
- Странное дело, - продолжал рассуждать Бодров, не обращая внимания на замечание подчиненного. - Понятно, почему его боятся. Он бьет с самой неожиданной стороны. Вот, к примеру, обратился бы Игнатов к тому же Пал Палычу. Что бы я сделал? Поставил бы вокруг себя десяток ребят с "Калашниковыми". И все! Ерунда! А Скорпион… Тут оглянуться не успеешь, как вылетишь из дела.
- Я бы все-таки поставил ребят, - осторожно предложил Миша.
- Фигня! - резко ответил Бодров. - Скорпион никого не убивает, по крайней мере, сам. Тут думать надо… Но…
- Что?!
- Давай ищи выходы на этого Скорпиона.
- Я слышал, что, если он договорился с клиентом, перекупить его невозможно, даже если в десять раз увеличить гонорар. Скорпион - честный парень и за базар отвечает.
- Н-да, - протянул Лев, - сам знаю. Хорошо, что пока у меня есть Лера…
- Вот пусть она и поговорит с этим Скорпионом.
- Черт! - Бодров вяло отмахнулся от него. - Как же ее уломать?! Не могу я сейчас ее потерять! Единственный человек, который в состоянии защитить нас от этого упыря, это она.
- Да ладно вам ныть-то! - криво усмехнулся Миша. - Какая-то там девица…
Он испуганно осекся, натолкнувшись на злой взгляд шефа.
- Лера… Лера и Скорпион, - ни с того ни с сего протянул тот и задумался. - Что же мне все это напоминает?
- Что? - округлил глаза верзила.
- Да ничего, - отмахнулся Лев и досадливо сморщился, - все, вали отсюда!
Когда дверь за Мишей закрылась, Бодров снова задумался. Он взял со стола еще одну фотографию и помахал ею перед глазами.
- Никуда ты не улетишь, девочка моя, - проговорил он ласково. - Какая же ты красивая… Ах, Лера, Лера, милая моя девочка… - Его толстые губы, похожие на больших красных слизняков, слегка дрогнули и изогнулись в горестной ухмылке. - Не будем торопиться. Это сейчас самое главное.
С этими словами он отложил конверт с Гришиной фотографией, а снимок Леры сунул в ящик стола.
* * *
Лера все еще сидела на подлокотнике кресла, закинув голову. Ее светлые волосы свисали, касаясь оголенных лопаток. Почему-то в этот момент она думала не о Бодрове, не о Вульфе и даже не о Косте. Ей вспомнился их последний разговор с Пал Палычем. Если несколько скупых фраз, которыми они перекинулись на прощание, можно назвать разговором. Но, поскольку он был человеком немногословным, то и эти фразы можно было считать настоящим достижением.
- Теперь ты умеешь все, чему меня попросили тебя научить, - заметил Пал Палыч и впервые за их полугодовое знакомство обнажил свои мелкие зубы в жалком подобии улыбки.
Они сидели прямо на траве в тихом подмосковном пролеске, где-то по рижскому направлению. В зеленых ветвях заливисто щебетала птица. Солнце пробивалось сквозь листву, роняя на двух людей свое тепло. Был июль. Лера поправила круглые солнцезащитные очки на переносице и провела пальчиком по стволу автомата с оптическим прицелом, покоящегося у нее на коленях. Потом перевела лукавый взгляд на Пал Палыча, который сидел прямо, словно у него был кол вместо позвоночника, и смотрел куда-то в голубое небо. Он не щурился, хотя у него темных очков не было.
- Все равно я не смогу убивать, - проговорила девушка.
- Сможешь, - ответил он не поворачиваясь, - если нужно будет.
- А тебе нужно?
- Это моя работа.
От его безразличного голоса по спине пробежали мурашки.
- Расскажи, что ты чувствуешь, когда стреляешь в человека?
- Ничего, - он все еще смотрел в небо.
- Можно задать вопрос?
- Только один.
- Говорят, ты убил своего лучшего друга… по приказу, - ее трясло от волнения.
- У меня нет друзей. Это часть моей работы. Нет друзей, нет семьи, никого. Только так можно выжить. То, что у тебя тоже никого нет, это очень хорошо.
- Но когда-нибудь это должно измениться. У меня обязательно кто-нибудь появится, у тебя тоже…
- Тогда я уйду с работы.
- И будешь писать мемуары, - усмехнулась Лера.
- Нет, я уеду за город. Буду растить картошку, может быть, заведу корову…
- Ага! - На ее щеках заиграли ямочки. - Значит, у стального Пал Палыча все-таки есть душа!
- Сейчас нет. - Он посмотрел на нее. В его взгляде не было ни злости, ни доброты, только тупое безразличие. Словно ни она, ни их разговор совершенно не занимали его. - Ты очень хорошая девочка, Лера.
- Но если тебе прикажут убрать человека, которого ты знал. Например, меня?
- Это моя работа.
- Но меня ты сможешь убить?
- Ты задала уже свой единственный вопрос. Я ответил. А этот лишний, - проговорил он и поднялся. - Надеюсь, что больше тебя не увижу.
- Да, в другой ситуации я бы расстроилась при этих словах, - улыбнулась она.
* * *
Лера поморщилась и мотнула головой, стараясь отогнать от себя неприятные воспоминания. Почему в ее голове всплыл этот разговор с Пал Палычем именно сейчас? Все-таки странный у нее был учитель. Профессиональный убийца, мечтавший доить коров в старости. Человек, который остался для нее загадкой. На него не действовали никакие методы. Его нельзя было ошеломить, напугать или заставить задуматься над смыслом жизни. У него просто не было слабостей, прибегая к которым можно сломить человека. Он хорошо знал, чем занимается, и не скрывал от себя сути своих деяний. Он знал, что выполняет грязную работу. И привык к этой мысли. А может быть, его чувства уже давно атрофировались.
Однажды она спросила его: "Неужели тебе не страшно? Ведь скорее всего после смерти нас всех что-нибудь да ждет. А что может ждать убийцу?" Он поморщился и, как всегда, безразлично ответил: "Двадцать пять лет назад я случайно сбил человека. Насмерть. Потом уже неважно, сколько я убрал и еще уберу. Тот первый открыл мне ворота в ад. Так что я теряю? Хуже уже не будет. Я знаю, что меня ждет. Я читал".
Его логика поразила ее.
Сейчас, вспоминая этот разговор, она улыбнулась. На своем недолгом веку ей удалось пообщаться с разными мужчинами. В основном это были противные типы, которые всегда чего-то боялись, чем-то дорожили, к чему-то стремились. Но все их ценности были настолько ничтожны, что она похоронила надежду встретить настоящего героя в этом мире. В некоторой степени на звание героя мог бы претендовать Пал Палыч. Он обладал всеми качествами, которыми должен обладать настоящий представитель сильного пола. Несоответствие было лишь в одном: все его мысли и действия носили механический характер, словно у налаженного автомата. В нем не осталось ничего человеческого. Лера подумала, что нормальный человек должен чего-то бояться, чем-то дорожить, уметь горячо любить и неистово ненавидеть. А таких она как раз и не встречала. Настоящих людей с нормальными жизненными ценностями. Ей стало грустно. Почему-то вспомнился парень, которого она встретила вчера в "Зеленом плюще". Уголки ее губ поползли вверх. Он казался таким растерянным, незащищенным, даже сломленным и при этом пытался оказать ей поддержку. "Неужели еще не перевелись рыцари?" - подумала Лера и посмотрела на часы. Стрелки приближались к восьми вечера.
- Господи боже! - она подскочила на ноги и понеслась в ванную. - Если я хочу начать жизнь заново, нужно поторопиться!
* * *
Уже в машине Егор понял, что страшно волнуется, будто бы запланированная им встреча с Лерой имеет жизненно важное значение. Наверное, так оно и было, потому что он ощущал страшный озноб по всему телу. Его просто колотило, как в лихорадке. Даже выступил пот на лбу. В глазах его потемнело, он с трудом разбирал, куда, собственно, едет. Проскочил на красный свет, был остановлен суровым гаишником, без лишних препирательств заплатил штраф и тут же забыл о столь неприятном инциденте.
Дома Егор долго метался по квартире, готовясь к выходу, как девушка к первому свиданию. Три раза брился. Вывалив весь свой гардероб на диван, долго и тщательно подбирал рубашку под галстук, галстук под брюки, ботинки под носки, носки под запонки и наоборот. Наконец предстал перед зеркалом и придирчиво оглядел себя со всех сторон. Темно-синий клубный пиджак свободного покроя, голубые джинсы, бежевая рубашка с воротничком-стоечкой, мягкие рыжие ботинки. Просто, современно, элегантно. Никаких галстуков, запонок и платков. Очень мужественно и раскованно. Егор пригладил волосы и довольно ухмыльнулся. "Хеллоу, беби", - процедил он сквозь зубы, подражая не то голливудской звезде, не то сицилийскому мафиозо. Реприза ему удалась. Каменев нашел себя обворожительным. Для пущей убедительности он сделал вид, что достает из-за пояса револьвер, и, присев, нацелил его в свое отражение. "А вы все катитесь, пока целы, недоноски!" - грозно прорычал он воображаемым противникам. Те, разумеется, обратились в бегство. Тут Егор понял, что выглядит довольно глупо, и, смущенно хмыкнув, почесал затылок. "Все-таки я недурен", - проговорил он вслух, пытаясь приободриться. Он еще раз осмотрел свое отражение. И опять поморщился. Каменев находил себя слишком смазливым для настоящего мужчины. Если бы он и сейчас грезил о славе фотомодели или об актерской карьере, то скорее всего был бы вполне доволен редким сочетанием своих русых с легким налетом позолоты волос и больших карих глаз с черными длинными ресницами, аккуратным, немного вздернутым кверху носом, мягкими губами и четкими, словно выверенными по линейке, углами скул. Внешность сделала его застенчивым, повлияла на развитие странных наклонностей - любви к танцам и поэзии (странных увлечений, по мнению отца - генерала противовоздушных войск). Посещение сыном танцевального и театрального кружков в ближайшем Доме пионеров вселяло в мужественного и закаленного в армии родителя настоящую тревогу. К десятому классу терпение его лопнуло. "Да ты посмотри на себя, - прорычал он, - просто смазливая бабенка! Где твердый взгляд, где решимость, где воля?! Размазня!" Безапелляционным генеральским приказом он запретил единственному отпрыску заниматься театром и танцами. Стал часто вызывать его на откровенный разговор, объясняя, что настоящему мужику недостаточно быть начитанным и "цитировать чужие рифмы" при каждом удобном случае. Нужно быть настоящим бойцом. В понятие "настоящий боец" отец вкладывал нечто среднее между поручиком Ржевским и получившим в те годы известность на русском видеорынке Арнольдом Шварценеггером. Ни тем ни другим даже в малой степени Егору стать не удалось. Но настояния родителя возымели действие. К двадцати годам Каменев уверился, что настоящего мужчины из него не выйдет никогда, на этом он и успокоился. Теперь только иногда морщился, оглядывая себя в зеркало и обзывая при этом "херувимчиком".
Так и жил до сегодняшнего дня. Вот только сейчас почему-то ему захотелось повернуть жизнь вспять. Хотя бы попробовать. Он бодро шагнул в прихожую. "Полюбить - так королеву, проиграть - так миллион!" - заявил он светильнику и выключил его решительным рывком. "Вот только полюбить и проиграть в моем случае, похоже, равнозначно", - хмыкнул он себе под нос уже в темноте.