- Сынок, мы ж не на татами. Я тебя зубами рвать буду.
Моментальный переброс электрошока из правой руки в левую, треск, голубая дуга - все это, отвлекая внимание, слилось в одно движение, и в тот же самый момент страшный удар ногой в пах сломал парня пополам и отбросил к стене.
- Ипон, - констатировал Петр, вынимая из заднего кармана брюк собственные наручники. Присел на корточки, похлопал бойца по карманам свободных светлых слаксов и из одного из них вынул свой телефон.
- Ну, дружок, - сказал укоризненно, глядя в безумно выпученные глаза. - Это уж и вовсе неспортивно.
Застегнул браслет вокруг запястья правой руки, пропустил под коленкой и пристегнул к лодыжке левой ноги.
- Так, - сказал, распрямляясь, - чем дальше, тем страньше…
Он задумчиво оглядел перерытую вторично комнату, походил, заглядывая за батареи, под диван, откидывая поролоновые подушки кресел и дивана. Затем вышел в прихожую и покрутил там головой в разные стороны. Открыл дверь туалета и посмотрел за унитазом, в ванной заглянул под ванну.
Зашел на кухню.
Здоровяк, пристегнутый к батарее, был еще в ауте, но уже утробно хрюкал и ворочал башкой.
- Что, дружок, похмелье? - нежно спросил Волков и, вынув из внутреннего .кармана пиджака плоскую коробочку, вытряхнул на ладонь пригоршню очень мелких таблеток. Убрав коробочку в карман, он открыл холодильник, вынул из него початую бутылку водки и отвинтил крышку. Подойдя к потерпевшему, поставил водку на пол и, стиснув ему щеки двумя пальцами, всыпал в открывшийся рот таблетки. Потом щедро залил их водкой, вставив горлышко в пасть и держа второй рукой челюсть снизу.
- Я понима-аю, мы не хотим, - приговаривал он, удерживая мычащую и пытающуюся отплевываться голову, - мы не любим, мы, наверное, спортом занимаемся, да? Нам нельзя-я, мы только ликерчик любим сладенький и дяденьков незнакомых электричеством пырять. Ну, там, кокса дорожку-другую, и больше ни-ни.
Через несколько секунд клиент затих, тяжело посапывая и так и не открыв глаза.
- Вот и хорошо, маленький, вот и славно, - Петр ласково гладил его по бритой башке. - Будем баиньки. А дяденьков трогать не будем. Иные-то дяденьки и головку отшибить могут совсем, да? А так - она у нас есть, мы ей кушенькать будем. И вспоминать: что такое с нами случилось и как маму зовут.
Взяв бутылку, он прошел в комнату и проделал ту же процедуру со вторым.
Вернувшись на кухню, открыл дверцу мойки и вытащил оттуда помойное ведро.
На самом верху, среди яичной скорлупы и окурков, Волков увидел комочек белой тряпки. Осторожно взял в руки, встряхнул и расправил. Это была полоска белой хлопковой ткани шириной сантиметра два и длиной сантиметров шесть с характерно подрубленным краешком. Оглядевшись, он взял с буфета бумажную салфетку, аккуратно завернул в нее клочок футболки и положил в карман.
Ведро вернул на место.
Оставалось последнее - попросить, так сказать, провожающих на выход.
Петр достал сигарету, динькнул "Зиппой", затянулся и почувствовал, как зверь, утолив первый голод, по-щенячьи катается, выгибая спину, и болтает в воздухе лапами.
Он прищурился, погасил сигарету и, собрав свои и чужие браслеты, отстегнул у бугая от брючного ремня чехол электрошока, вставил машинку в чехол и опустил в карман.
Потом, натужно крякая, взвалил бугая на плечи и, спустившись на половину лестничного пролета, усадил, привалив спиной к окну, на широченный лестничный подоконник. Так же вынес и усадил второго.
Еще раз осмотрел квартиру, прихватил из кухни водочную бутылку с оставшимся на донышке глотком, нетронутую бутылку пива из холодильника и еще пару пустых пивных бутылок.
Запер дверь, спустился и расставил на подоконнике бутылки в соответствии с мизансценой.
Затем расстегнул на бритом штаны, перевернув, уложил его на пузо и спустил до колен брюки вместе с трусами. Второго - усадил на пол, в самый угол, предварительно тоже спустив штаны. Подумав, открыл пиво, вылил половину на причинное место сидящего на полу, а бутылку с остатками вставил в руку. Теперь тот сидел в луже желтоватой, чуть пенистой жидкости.
Вдруг что-то привлекло внимание Петра, он вгляделся - предмет, который беломраморные античные статуи не прикрывают фиговым листом, уже начал чернеть, но на нем еще явственно проступала татуировка: "хам".
- Вот ведь… - сказал сам себе Волков. Потом, отступив на пару шагов и глядя на композицию с режиссерским прищуром, произнес:
- Вообще-то не верю, но… может быть, может быть.
Опустившись еще на половину лестничного пролета, он позвонил в первую попавшуюся квартиру.
- Кто? - послышалось из-за двери.
- Вы что себе позволяете? - Петр вкрадчиво говорил спокойным глубоким баритоном, придав, однако, ему немного металла в обертонах, чтобы имитировать принадлежность оного как минимум депутату Петросовета. - Это вам сколько ж можно? Пьянки-гулянки, понимаешь, всякие до утра, соседи жалуются, а тут - вообще… Вы только посмотрите' Нет, вы только посмотрите! Как хотите, а будем выселять. Просто будем вы-се-лять! Езжайте в свой Израиль… - неожиданно для самого себя почему-то добавил он, удивился и, пожав плечами, спокойно пошел вниз.
Он уже не видел, как, пощелкав замками, на площадку выглянул седой мужик лет шестидесяти пяти в невесть как сохранившейся до наших дней полосатой пижаме, покрутил головой и вдруг, ошалело уставившись наверх, охнул:
О-Ё-…бт!.. Мать твою… - и заорал дурным голосом в глубь квартиры: - Валентина! Вызывай милицию, на хер!.."
- И это правильно, - отметил Волков, вздрогнув от гулкого эха и выходя из парадной. - Не в Америке живем.
Жаркий июньский день уплывал куда-то на запад, чтобы там, в иных пространствах, мучить невыносимой жарой уже иные народы и государства. Санкт-Петербург, следуя своему обыкновению в пору белых ночей, погружался в день прохладный, несущий свою собственную реальность.
Петр Волков вернулся домой и застал друга сидящим у телевизора. Тот напряженно всматривался в экран, который раз перематывал видеокассету назад и пытался остановить на одном каком-то месте.
Из динамиков, без всякой музыкальной фонограммы, на всю квартиру задыхалась и чмокала, стонала и охала порнуха.
- Ходы записываешь?
- Подожди, Петя, подожди…- Гурскому удалось наконец поймать тот самый кадр. - Вот! Смотри.
На экране двое юношей, скорее даже подростков, весьма витиевато пользовали невероятно сексапильную блондинку, которая вся, вплоть до маски на лице, была упакована в черные кожаные секс-причиндалы.
- Ну и что?
- Видишь, здесь он немножко повернулся…
- Совсем охренел?
- Да я не про то. Лицо видишь?
- Ну… он вполоборота…
- А они нигде лицом в камеру не смотрят. Только вот в этом месте на пару секунд. И только вот этот парень. Там еще девка есть, она сейчас в кресле сидит и мастурбирует, тоже вроде малолетка, так ее вообще только со спины в самом начале показали, еще одетую. Потом, когда раздевалась, тоже со спины. А теперь - все что угодно, кроме личика. У них тут сюжет такой, вроде как школьники к учительнице домой пришли на дополнительные занятия. Вот она их и учит…
- Она же сама в своих причинных местах совершенно запуталась. Учит она их…
- Ханжа.
- А ты всегда с собой порнуху таскаешь?
- Я? Так это же твоя кассета. А ты как бы не в курсе?
- Отродясь не было.
- Вон там лежала, вместе со всеми, только на ней ничего не написано. Я поэтому и взял, дай, думаю, взгляну, что там.
- Все страньше и страньше… Может, оставил кто-нибудь? Разные у меня люди бывают время от времени. Я уезжал на пару недель, так здесь приятель начальника моего жил. Дай-ка взгляну, что за кассета. Точно не моя.
- Стой, стой. Я этого парня знаю, кажется. Где-то я его видел… Собственно, а где? А у Невельского в детдоме я его и видел! Точно. Только вот какой-то он здесь не совсем такой.
- Так, может, не он?
- Да точно он. Только помладше выглядит, поэтому я его не сразу и узнал. Они же в этом возрасте каждые полгода меняются. Вот оно, оказывается, как. Педагог ты наш, Песталоцци Макаренков… А можно узнать, где приятель твоего начальника эту кассету взял?
- Порнуха с малолетками на каждом углу продается. А он от жены скрывался, ну и… И вообще, может, это не он оставил.
- Может быть, может быть…
- А парень в самоволке где угодно мог оказаться совершенно самостоятельно.
- Мог, мог. Как же его зовут… Александр выключил телевизор и повернулся лицом к Волкову.
- Ну и как? Вообще?.. - он покрутил в воздухе растопыренной ладонью.
- Да так, - пожал плечами Петр, выходя из гостиной, - пошли на кухню. Ты мне вот чего скажи - у тебя есть друзья какие-нибудь, скукой там, однообразием жизни утомленные? - говорил он, вынимая из пакета всякую еду. Что-то засовывал в холодильник, что-то оставлял на столе для ужина. - Ну, которым приключений на свою жопу не хватает?
- Таких нет.
- Жалко.
- Петь, давай по маленькой для аппетита, а?
- Давай, - Волков достал из холодильника бутылку "Абсолюта" и налил в две рюмочки.
- Петя, признайся честно, ты - новый русский?
- А что, хорошая водка…
- Да не о том я. - И Гурский с демонстративным недоумением уставился на крохотные рюмки.
- М-да, что-то я совсем… - Петр потер переносицу, достал два больших стакана толстого стекла и плеснул в каждый граммов по сто. Александр взял маленькую рюмочку и перелил в свой стакан, вторую - другу.
- За победу?
- За нашу победу.
- Так что ты про друзей-то, скукой замученных, говорил?
- Так нет же их у тебя. А так бы сдал им свою квартирку на неделю. Больше, я думаю, не надо. Это уже фашизм.
Гурский поставил стакан на стол и крутил в руках, примеряясь, намазанный маслом тостик ржаного хлеба, на котором лежал салатный лист, тонкий ломтик ветчины, а сверху - в маленькой лужице майонеза, естественно, - посыпанные солью колечко лука и ломтик помидора.
- Так там же вроде все в порядке.
- Не-а.
- Что, опять?
- Ага…
- Ну, знаешь… И что, опять бойцы невидимого фронта?
- Не-а. - Надев яркий клеенчатый фартук, Петр аккуратно переворачивал на сковороде деревянной лопаткой нарезанную соломкой картошку. - Бойцы, но явно из другой структуры. А адресок тем не менее пасли. Что характерно. Но все равно шелупонь.
- Что, братва все-таки на этот раз? А говоришь - шелупонь…
- Братва, она разная. Ну что?
- Несвоевременно выпитая вторая, - Гурский назидательно поднял палец, - это бессмысленно выпитая первая.
- Мудро. Сам придумал?
- На Камчатке услышал. В хорошей компании.
- Мудро и изящно, - Петр налил по второй и взял изготовленную Гурским закуску. - А я бы сюда еще и горчички.
- Возможно, возможно. А мясо я буду жарить, а то ты пересушиваешь, так только в Испании готовят почему-то. А вот во Франции я вообще сырое ел. Фирменное блюдо в одном ресторане. "Каннибал" называется. На большой такой тарелке - кусок сырого мяса, два комка сырого фарша со специями и ко всему этому много-много всяких соусов. Вкусно-о… Но у нас такого мяса не достанешь, чтобы без глистов. За победу?
- За победу.
- И давай обо всем после ужина, а? В этом я, как Ниро Вульф.
- И что мы имеем с гуся? - Александр Адашев-Гурский закурил сигарету и откинулся в кресле. Волков сидел напротив за журнальным столиком и прихлебывал кофе.
- Ну что… Нашел я у тебя лоскуточек этот. И что, думаю, они все с ума посходили? Заехал к химику одному, есть у меня такой, еще с прежних времен, тот - экспресс-анализ, то-се…
- Наркота?
- Ну, в общем-то, да, но очень странная какая-то. Синтетик, понятное дело, но очень слабенький. И, что главное, если не знать, что ткань пропитана, только анализом и выявляется,
- А если под дождь?
- Не-а. Только химия.
- Ну вот. Теперь срастается. Ай да Лева! Значит, он возит?
- Да вроде так. Кто на границе детский дом трясти будет на предмет "контрабаса"? Только я бы на его месте кокаин возил. Смысла больше.
- Так, может, у него нету кокаина.
- Да это я так, к слову. Понимаешь, наркоту к нам в основном ввозят, а не наоборот. По одним каналам из Европы, с Запада, а по другим - с Востока. Есть, конечно, транзиты, но что-то Леву я там слабо представляю. А вывозят от нас, ну… рыжье, брюлики, иконы, икру и всякое такое.
- А редкоземелье? Эту самую "красную ртуть", например?
- Ну, в принципе… Мог, конечно, кто-то раскачать такую тему, а Невельского извозчиком сделать. Теоретически, конечно. Дают какую-нибудь лабуду, он везет, ему платят.
- Вот тебе и спонсоры. И автобус собственный. Слушай, а в последний раз, мне ребята рассказывали, их здорово трясли. Автобус весь просмотрели, сиденья там, вещи и вообще, а? А на них - футболки.
- Значит, стукнул кто-то. Сказал, что, мол, везет, а что конкретно - не знал.
- И Пашку… Слушай, они же его на предмет того, что, мол, не в себе ли везет…
- Похоже на то.
- А на нем даже футболки не было. И использует Лева ребят втемную. Пытай - не пытай, что Пашка мог сказать?
- Но тут вот что странно. В этом деле самодеятельность как-то не приветствуется. Ну вот ты, например, лично можешь себе брюлик в задницу засунуть и проехать, если повезет. А ведь тут другое. Тут платить надо. Везут ребята грузовик икры левой - платят. Металлы там всякие тоже. Все под контролем.
- Да в том-то и дело, Петя! Он не платит. А кому, кстати? Таможне?
- Зачем жениху? - Волков выразительно вскинул руку. - Кунакам жениха. Это у них как раз все под контролем.
- Вот! Поэтому и пасут его. До границы. На границе таможня всего вывернула. И после границы, я думаю, тоже, наверное, да?
- Черт его знает… Но сразу после границы такой расклад возник: автобус, багаж - все пусто, значит, как они решили, ребята на себе это самое "что-то" везут, а тут - такая удача. Пацан твой прямо в руки, еще тепленький, весь упакованный…
- …как они думали.
- Как они думали. Вещи они с него все сняли до нитки, просмотрели, ничего не нашли, но на всякий случай с собой взяли, а поскольку рентгена не прихватили… ну и… а там тоже пусто. Решили, что "деза". И отстали. Пока…
- А здесь, что ли, наехать нельзя?
- А что предъявить? Он ведь явно не свое возит. За ним кто-то стоит. А тут за базар отвечать надо. Если бы они его хоть разок на чем-нибудь прихватили - он же не один раз что-то провез, тут явно канал, - вот в этом случае: "Ты нам по жизни должен…" И так далее, и все по схеме. А пока Лев Кирилыч Невельский пересекает рубежи отчизны с самыми благородными целями: показывает несчастным детям белый свет. На деньги спонсоров. Тоже очень благородных.
- А как вообще может быть, чтобы кто-то здесь целый канал открыл, тему раскачал, а кунакам этим структурным не платил?
- Ну, я не знаю… Во-первых, передел идет время от времени. Типа того, мол: "Мы бы заплатили, да ведь некому. Тебе, что ли? Да ты нам сам сейчас заплатишь", - и так далее. Во-вторых, отправитель, человек посторонний, расклада и людей не знает, живет "на фарт". Разок нарвется - все, глядишь, и устаканится. И третий вариант возможен, самое, на мой взгляд, реальное в данном случае. Есть тут у нас в Питере умелец один, гений, так он у себя на даче лабораторию устроил и получил в бытовых условиях ни много ни мало как осмий. Да еще такой чистоты, что никому не снилось. А этого осмия вот такая ампулка - состояние. Вот что-нибудь такое, очень умное, что без конкретной наколки никакая таможня никогда в жизни не ущучит. Да еще в автобусе с детским домом. Кому платить? Зачем? Но без утечки информации все равно никогда не бывает. Всегда что-то просачивается. Хотя бы сам факт наличия канала.
- И вот тебе Пашка. Ну да. Поэтому и голый, и распоротый. А ко мне не эти, не кунаки заглядывали?
- Да нет. Тех я, в общем-то, примерно знаю. Если бы за тебя взялись, все иначе бы выглядело… И менты так не работают. Очень на "контору" похоже, если бы было лет пятнадцать назад. А сейчас… Уж очень много контор этих развелось. И у всех один почерк. Я же говорю - ребята-то разлетелись в разные стороны.
- А я при чем?
- Я же говорю: утечка произошла информации. Не факт, конечно, но могло вот что быть, по моему разумению: кто-то с кем-то что-то не поделил, и на Леву капнули, мол, везет человек, берите.
- А кому капнули?
- Абсолютно не принципиально. Все структуры повязаны. И теневые, и официальные. Все во всех внедряются, у всех осведомители, информация гуляет туда-сюда-обратно. Все знают все. Но не точно.
- Поэтому одни Леву на границе встречают и провожают…
- …а другие его связи отрабатывают. Но ни те, ни эти в оперативном контакте не состоят. И только в этом - твой шанс, как я понимаю.
- А какое я отношение к связям Невельского имею?
- Да самое, на их взгляд, прямое. Ты и есть его связи. Ну одна, по крайней мере. Ты там жил полтора месяца, уехал вместе с ними, на убитом парне твоя футболка оч-чень приметная, после их возвращения у Льва Кирилыча к тебе претензии какие-то непонятные, но чрезвычайно серьезные. Он же тебя чуть не сожрал, ты говоришь, и при встрече, и по телефону.
- А они его телефон могут слушать? . - И кабинет, между прочим, тоже. Почему тебя не пощупать? Только они сами не знают, что ищут. Пока. Разговоры ваши про футболку им прикажешь всерьез воспринимать? Они пока просто ваши непонятки фиксируют. И отрабатывают на всякий случай. Пришли к тебе, мешок героина или там плутоний по углам поискали-поискали, не нашли, плюнули и ушли. Поставили галочку. Так, в принципе, дело может обстоять…
- Значит, кунаки про меня не знают?
- Да не должны. Они же на пацане пустышку вытянули.
- Так-так-так-так-так… Петр, - Гурский указал на кухню, - я хлопну? Очень стимулирует работу серых клеточек.
- Пей, я не буду. А чему ты радуешься? Тебя и кроме них есть кому порвать. Футболка-то, как я понимаю, денег стоит.
- Стоит, стоит… - Гурский, выйдя из комнаты, налил себе на кухне водки, достал из банки маленький маринованный огурчик, выпил и закусил.
- Вот смотри, Петя, какой я лично во всем этом расклад вижу, - сказал он, вернувшись в кресло и закуривая сигарету. - Для кунаков таможенных, которые Леву пасут, меня просто нет, так?
- Так.
- Для ментов или уж я не знаю, кто они такие, но это и не важно, я - фигура проходная, вроде поварих или шофера. Они меня пощупали и вычеркнули, если мы с тобой правильно рассудили и это не Моссад ко мне залетал, ну просто посмотреть, как, мол, потомок древнего русского рода здесь поживает, несмотря на жидомасонский заговор, в каких таких жилищных условиях. Верно?
- Возможно. А…