* * *
За решеткой Андрюша неожиданно успокоился и обмяк. Он скорчился на лавке, обняв колени руками, и замолчал. Молчание длилось минут пять, пока наконец Алик не сказал:
- Ну вот, кажется, немного влипли. Ну, почему ты не помнишь телефонов своего дяди или хотя бы какого-нибудь там этакого… ну вот, ты меня понял.
- Понял, - машинально откликнулся Андрюша. - Ну что ж, понятно. Может, так оно и надо?
Мыскин промолчал. Если бы на его месте был Сережа Воронцов, начитанный Сережа, то он не преминул бы процитировать Васисуалия Лоханкина из "Золотого теленка", который вот с таким же жертвенным видом тонко страдал: "А может, так и надо? Может быть, это искупление, и я выйду из него очищенным? Не такова ли судьба всех стоящих выше толпы людей с тонкой конституцией? Да, так надо!"
Но Мыскин не стал сотрясать цитатами сырой воздух "обязьянника". Его необоримо тянуло в сон. Выпитое пиво, казалось, отяжелило тело, веки стали свинцовыми, и через некоторое время Алик оказался в положении Вия, говорившего:
- Поднимите мне веки, не вижу.
Но Алик не стал просить об этом. Утомленный и огорченный, он завалился на лавку и заснул под мутным и остолбенело-укоризненным взглядом своего сиятельного сотоварища по несчастью.
Принц же, словно придавленный случившимся, впервые почувствовал себя простым смертным. Никогда еще не случалось так, чтобы его, Андрея Вишневского, обидели или ущемили в правах. Уж слишком внушительная и влиятельная родня у него была. А тут какие-то менты, каждый из которых не стоил и ногтя начальника дядюшкиной секьюрити Адамова, сажают его, суперзвезду шоу-бизнеса, в кутузку, в "обезьянник". Аскольд и не знал, что существуют такие помещения, в которых было бы так погано. Он вообще с трудом представлял, как можно существовать без кондиционера, без джакузи… а тут его лицом к лицу поставили с таким вопиющим убожеством, что Аскольда чуть было не вывернуло наизнанку. Он с отвращением покосился на храпящего Мыскина. В голове мутилось. Принц спрыгнул со скамьи, а потом вдруг тряхнул решетку и на ленивый вопрос дежурного: "Чего тебе!" - оскалил зубы и с такой гримасой решительно завалился на скамейку и заснул свинцовым сном незаслуженно оскорбленного праведника.
Ему снился Лазурный берег, самопроизвольно танцующие радиомикрофоны и шпиль Петербургского адмиралтейства, почему-то торчащий горизонтально и, как шампур, насаживающий на себя несколько скалящихся в глупых усмешках голов. Одна из них клацнула зубами и спросила:
- Ну и где?…
- Что - где? - ответил Принц и тут же почувствовал боль. С болью пришло осознание того, что это уже не сон. Не открывая глаз, он сделал попытку выцедить какое-нибудь ругательство посквернее, но тут его внушительно вытянули резиновой дубинкой. Его ни разу не били резиновой дубинкой, но он почему-то распознал ее безошибочно.
- Вставай! - рявкнули над ним.
Принц поднялся и начал продирать глаза. Из окружавшего его тумана и выступающих из него мутных полукружий в желтой дымке начали проступать контуры фигур. Лица. Ближе всех к нему выкристаллизовался высокий грузный майор милиции, с желтым лицом и выпуклыми водянистыми светло-голубыми глазами.
Эти-то глаза он свирепо пучил на Аскольда.
- Чего? - выговорил Андрюша Вишневский.
- Он еще спрашивает - чего! - застрекотал майор. - Он еще и спрашивает! Мне тут доложили о твоих художествах, так я вообще не понимаю, почему ты так мирно спишь, когда тебе давно в КПЗ на дюлях кататься пора! Он повернулся к нескольким мужчинам, стоящим у открытой решетки "обезьянника", и бросил:
- Ну… этот?
- Да как же, как же! - ответили ему, и Аскольд с неприятным покалывающим холодком в спине узнал своего "папашу" Гришку Нищина. - Этот!
- Выдумщик он у вас. Он тут говорил, что он звезда эстрады Аскольд, что его дядя и тетя - олигарх, ну и все такое, - хмыкая, сказал майор.
- Да какой он, бляха-муха, там… это мой Сережка, что ж я, не узнаю его, что ли? Он с детства такой немного трехнутый, так что вы на него внимания не это… Он нажрался, спер мою машину и свалил из города.
- Да какой ты мне отец… тупая скотина! - отозвался Аскольд.
- Нехорошо это, товарищ Нищин, - обращаясь к Гришке, проговорил майор. - Наскандалили они тут. Вот, товарищу "Мерин" помяли. Без прав и в нетрезвом виде ездили. Нехорошо это. Дело боком выйдет. Под несколько статей подпадает, так что…
- Не блуди, майор, - оборвал его еще один голос, и Аскольд с ужасом узнал в говорящем руководителя своей подтанцовки Курицына-Гриля. Но таким суровым, сосредоточенным и мрачным он еще никогда его не видел. За спиной Гриля стоял исчезнувший было наладчик аппаратуры Василий Рукавицын. Вся банда в сборе, тоскливо подумал Аскольд. Гриль меж тем говорил:
- Не блуди языком-то. Нечего просто так трепаться. Что он заварил - мы расхлебаем.
- Вот об этом я и говорю, - бодро сказал майор. - Расхлебывайте. Я вижу, у вас к этим товарищам искренняя привязанность. Это хорошо: товарищам надо помогать. Так что пятьсот - и они свободны, как ветер.
Такого наглого вымогательства видеть еще не приходилось.
Курицын переглянулся с Василием и произнес:
- Пятьсот? Ты, кажется, сказал: пятьсот? Так, майор?
- Ну да.
- Это в смысле - полштуки в гринах, так, что ли?
- Могу взять в фунтах стерлингов, - изощрился в остроумии майор.
Курицын пожал плечами, а Аскольд заорал в ужасе:
- Не отдавай им меня, майор! Я тебе в три раза больше заплачу, только дай добраться до Москвы!! В тридцать раз больше!!! Ннну та-ва-рищ майор!..
- Не товарищ он тебе, - сухо сказал Гриль. - На, держи, майор!
И из рук в руки перекочевала купюра. Майор сладко улыбнулся, но, впрочем, счастье его было недолгим: он разглядел, сколько недодал ему Гриль против условленной суммы. Желтое лицо дернулось, над выпуклыми глазами зашевелились, как пепельные гусеницы, брови:
- Э, ты не шути, мужик, - сказал он, сурово глядя на Курицына, - а то смотри, самому приляпаю сколько надо. И там мужик сидит в "Мерсе" - он еще от себя добавит.
- Пошли, - не обратив внимания на гнев майора, сказал Курицын и взял Аскольда за рукав. Конвульсивным движением руки тот вырвался и в панике закричал:
- Отойди… отойди от меня, гнида! Думаешь, я не понимаю теперь, кто устроил всю эту вакханалию в "Белой ночи"? Да ты и устроил, Гриль! Ты!!! А этот твой Рукавицын, настройщик хренов, наверняка напихал пластита в аппаратуру! Отойди!!
- Человек не в себе, - снисходительно пояснил Курицын майору, который, вместо того чтобы обнаружить в своей пухлой руке полтысячи затребованных долларов, обнаружил сардоническо-окоченелую физиономию Бенджамина Франклина на одной-единственной сторублевой купюре. Майор подскочил к решетке и преградил путь Грилю со словами:
- Э, мы так не договаривались. Я говорил о пяти сотнях, а не об одной.
- Ты просил пять сотен за то, чтобы закрыть глаза на выходки этого парня, подпадающие под действие уголовного кодекса. А я дал тебе сотню за то, чтобы ты держал язык за зубами касательно всего происшедшего, - пояснил Миша Курицын.
- А если ты будешь лезть на рожон, то тебя привлекут за получение взяток при исполнении.
С этими словами он раскрыл перед оторопевшим майором какое-то удостоверение, и тот выпучил глаза и пробормотал:
- Черт… это еще круче ФСБ, что ли?
- А как же, - весело сказал Гриль. - Так что ты все понял, майор. Я тебе и сотни-то мог не давать, но сотня тебе за то, что представил парней в лучшем виде, без отбитых почек и выставленных челюстей. И вообще ты забавный человек. Люблю таких. Ты, верно, даже морду бьешь весело, с прибаутками.
На улице уже было утро. К искреннему удивлению и Алика, и Аскольда, которым показалось, что спали они всего несколько минут. Серые хлопья предутреннего тумана ползли по земле, в воздухе резко и остро пахло свежими росными травами, пыль, плотно прибитая к дороге, молчала и дремала, дожидаясь, пока не растреплет свои желтые пересушенные волосы солнце.
Через несколько минут "девятка", до отказа набитая пассажирами: Грилем, Аскольдом и Аликом Мыскиным, с Всилием за рулем, тронулась и отъехала от КПП ГИБДД. За ними старательно следовал на своей "копейке" Гришка Нищин. Они проехали мимо поцарапанного "Мерса", в котором мирно дремал толстяк, поджидающий сведения счетов со своими обидчиками…
Майор вышел из будки КПП и шумно выдохнул. К нему подошел лейтенант.
- Ты че, Иван Филипыч? Выпустил их, что ли?
- Выпустил.
Лейтенант повеселел:
- Ну, ты, верно, хорошо с них содрал. Чтобы машину поменять, хватит?
- Поменять машину? Если только на водку, - угрюмо отозвался майор. - Сто баксов я у него взял.
- И все-о-о?
Глазки толстенького инспектора были полны детского изумления перед бессребреничеством этого мира в целом и майора Ивана Филипповича в частности.
- И все. Он мне удостр засветил. Я решил не связываться.
- ФСБ, что ли? - с неприкрытой неприязнью спросил тот.
- Да нет. Хуже. ФСО.
- А это что такое еще за хрень?
- Федеральная служба охраны Президента, - на одном дыхании ответил майор. - Вот такие пироги с крысятами, летеха.
* * *
- Ну и что будешь делать с нами, Гриль? - тяжело дыша, спросил Аскольд. Он сидел рядом со своим бывшим руководителем подтанцовки, вооруженным до зубов, и сверкал глазами. - В расход, что ли? На кого работаешь, сука? Кто тебя ко мне устроил таким хитрым манером?
- А ты как будто не помнишь, - улыбнулся Гриль, поигрывая пистолетом. - вы вообще, конечно, веселые ребята. Я не ожидал вас так быстро найти. Кто же это грохнул квартиру Нищиных?
- А ты прямо не знаешь! Они там все перепились, ну, кто-то газ и забыл выключить. А он рванул. Вот и все, бляха-муха!
- Честно говоря, я рад, что вас не угробило со всеми остальными, - сказал Гриль. - Я думаю, этого никто бы не одобрил. В общем, так, Аскольд: никто тебя убивать, разумеется, не будет. Просто ты должен исчезнуть. Вася, зарули-ка вот к тому озеру.
Вася свернул и поехал по изъеденной колдобинами и рытвинами грунтовке, казалось бы, так и норовящей выскользнуть из-под колес, как норовистая кобылка из-под наездника. Сравнительно безобидные кочки вдруг резко сменялись кошмарными ухабами, на которых машину конвульсивно подбрасывало, а похмельного Алика Мыскина с регулярностью, достойной лучшего применения, тыкало головой в потолок.
- Что… что вы хотите делать? - выдохнул Аскольд.
- Да ничего особенного. Просто поговорить, - сказал Гриль. - Мы сейчас в десяти километрах от Богородицка. Не обольщайтесь его елейным названием: попадете второй раз в руки к его ментам, они вас выпотрошат по полной. Этот майорчик - ухватистый тип.
Аскольд разлепил серые, цвета плохо выпеченного пирога, губы и выговорил:
- Но я не понимаю… зачем все это? Вы… вы в самом деле меня не убьете?
- Нет. Вася, останови. - Гриль пристально посмотрел на Аскольда и сказал. - Просто некоторых перестало устраивать то, чем ты занимаешься. Ты меня понимаешь. Так что…
Аскольд мертвенно побледнел. Лицо его исказилось. В нарождавшихся предрассветных серых контурах без теней оно казалось лицом мумии.
- Некоторых? Вы говорите, что…
- Мы ничего не говорим! - резко перебил его Гриль. - Просто тебя уже много раз предупреждали, но ты по-прежнему с редкостным упорством гнешь прежнюю линию. - Он непринужденно почесал дулом пистолета затылок, и при этом простом движении Принца бросило в озноб. Алика же и без того трясло от похмелья: пивной, а не, скажем, водочный, бодун у Мыскина всегда был явлением исключительно въедливым и мучительным.
Гриль вышел из машины. В этот момент на берег озерца подрулила машина с Гришкой Нищиным. Гриль досадливо поморщился.
- Андрюша, иди-ка сюда, суперстар ты наш, - поманил он пальцем трясущегося Аскольда, враз позабывшего все свои княжеские регалии. - Вот видишь этого нехорошего дяденьку? В последнее время он проявил редкостную назойливость. Мы думали, что он простой алкаш, а он оказался существом довольно памятливым. Все видит, все помнит. Да и тебя он поколотил, Андрюша, приняв за своего сына. Знаешь что, Андрюша: я думаю, ты прекрасно догадываешь, кто тобой недоволен. Быть может, догадка твоя и верна, но оставь все свои версии при себе. Иди, иди сюда.
Он положил обе руки на плечи Аскольда, поставил его перед собой и повернул лицом в сторону Нищина, вылезающего из машины. Потом тщательно вытер пистолет о рубашку и медленно вложил его в руки Андрея, тут же сняв с предохранителя:
- Сделай это, Андрюша. Ты должен это сделать. В конце концов, ты можешь сейчас обещать, что будешь вести себя как следует и исчезнешь с московского горизонта, а потом окажешься в своей стихии и снова будешь бесчинствовать. Ты и на момент задержания, кажется, был под "герой". В Москве же тебя хрен достанешь: охрана, милый мой, охрана. Да и людное место - Москва, не правда ли? А если ты уберешь своего "папашку" Нищина, то будет неплохой рычаг воздействия на тебя в случае твоего плохого поведения.
Аскольд помертвел. Он хотел что-то сказать, пистолет прыгал в руках, перед глазами скакали водянистые жуки в расходящихся концентрических кругах. Жаркий туман обнял голову, хотя утро было свежо.
- Я не… - начал было он, но тут же умолк. Гриль перехватил его кисть, сжимавшую пистолет, и поправил тому мушку:
- Не так, Андрей Львович. Вот он.
Только тут Нищин заметил, что целялся именно в него. Он встал столбом и не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Аскольд держал пистолет нацеленным прямо в его голову, но выстрелить не мог. Пистолет уже не плясал в руках, но конвульсии крупной дрожи время от времени пробегали по телу Принца.
- Ну же… стреляй, - нежно сказал Миша Гриль.
Аскольд трясся. Гришка трясся.
- Стреляй, стреляй, - повторил Курицын чуть более настойчиво. - Стреляй, а то будет хуже.
Андрюша Вишневский попытался вдавить палец в курок, но тот не слушался его. Откуда-то сбоку подошел Рукавицын. Он некоторое время рассматривал перепуганного суперстара, а потом вдруг гаркнул:
- Пли!!
И тут же грянул выстрел.
Андрюша Вишневский нажал курок чисто машинально, вздрогнув от резанувшего предутренний воздух властного окрика…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТ ПЕРЕМЕНЫ МЕСТ СЛАГАЕМЫХ СУММА МЕНЯЕТСЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПОЧТИ СЕМЕЙНЫЕ РАЗБОРКИ
* * *
Приезд Сережи Воронцова в Москву был обставлен по принципу "с корабля на бал". "Скоро, бл…, на бал", как любил выражаться Алик Мыскин. Впрочем, какой был корабль, такой и бал. Дело в том, что весь полет Сергея бескомпромиссно тошнило, и вообще все эти полтора часа, проведенные в воздухе, были сопряжены с таким дискомфортом, что из самолета несчастный Сережа вынырнул, буквально заглатывая сырой московский воздух широко открытым ртом.
Фирсов покосился на него и сказал:
- Что-то ты бледненький, братец. Просто-таки мумия Мао Цзе Дуна. Или свидание со столицей не радует. А?
- Радует, - выдавил серыми, как глина, губами Воронцов. - А еще больше меня обрадовало бы свидание с кроватью. Часов этак на десять.
- Эк ты загнул, - сказал Фирсов, - мне тут администратор твой подсказал, что тебе надо ехать в студию на сведение твоего очередного альбома.
- Не моего! Не моего!
- Твоего, а чьего же еще, - раздался над его плечом мелодичный женский голос, и Сережа, медленно повернув голову, как это делают в голливудских боевиках заторможенные тугодумы-супермены, у которых даже мозги атлетического телосложения… одним словом, Воронцов увидел Лену Солодову, т. е. нет… теперь, конечно, Фирсову.
- Твой продюсер Боря Эйхман только что звонил на мобильник Романову, - сказала она. - так что поедем все вместе. Там и поправимся, - добавила девушка, отметив его мутный взгляд и "залипающее" лицо - лицо измученного мальчика, которому смертельно хотелось упасть и не шевелиться этак полсуток. Как выяснилось, график "звезд" вообще отличается большой плотностью. Оказалось, что у Аскольда на этот день планировалось не только сведение альбома, но и посещение двух презентаций и одно выступление в сборном концерте на дне рождения какой-то очередной "звездульки". Кроме того, была еще и незапланированная - и откровенно тяжелая - акция: надо было приехать к родственникам трагически погибшего в "Белой ночи" чернокожего танцовщика Лио и выразить им свое сожаление.
Выслушав все это, Сережа Воронцов тяжело вздохнул: да, тяжела ты, доля "суперстара"…
В студию, помимо Сергея, поехали Элтон, он же Валера Сухоруков, три танцовщицы, среди них Лена, и два охранника, шкафовидных детины, каждый из которых был размером примерно с Фирсова. И уж разумеется - погабаритнее Сережи, который на их фоне казался стройным и почти хрупким, несмотря на достаточную атлетичность и статность.
В студии "Аскольда" поджидали два звукооператора и масса еще каких-то людей, профессию которых Сережа даже не сумел выговорить, потому что он выпил два коньячных бокала виски (разумеется, без всякой содовой и льда), а потом "лакирнул" все это дорожкой "кокаина", которую угодливо преподнес ему на зеркале нигер из шоу-балета.
Ишь как вымуштрованы. Неудивительно, что после всего этого Воронцов не смог делать ничего, кроме как блаженно таращиться на ругающегося матом звукооператора и глупо смеяться (Сережа подозревал, что его подпоили нарочно, но не противился - надо же как-то было мотивировать свой отказ участвовать в сведении уже подготовленного для нового альбома материала). В конце концов на него плюнули и, перезвонив его продюсеру, передали трубку Сергею со словами:
- На вот… изволь сам с ним объясняться!
- Андрюша, - зазвучал в трубке мелодичный мужской голос, еле заметно картавящий на еврейский манер, - это Боря Эйхман говорит. Ты что же это, твою мать, косорезишь там в студии?
- Чев-во? - пробормотал Сережа, который, по сути дела, не воспринял ни единого слова, хотя был вполне вменяем. - Это вообще… кто?
Голос осекся, потом через несколько секунд зазвучал снова с утрированной четкостью и сочностью проговариваемых слов:
- Говорит Борис Борисович Эйхман. Твой продюсер, осел. Ты что же это смазал сведение? И голос у тебя… какой-то буторный. Залипаешь, поц, а? Ты что, не мог повременить до вечера. И так две презентации и концерт. А завтра вручение годовой премии "Аполло". Ты не забыл, что ты номинируешься на "Открытие года"? Ты про это хоть не забыл?
- А… ну да…
- Значит, так… сейчас поезжай домой и никуда не вылезай. Отсыпайся.
- Да-да, - проговорил Воронцов, беспомощно глядя на застывшую в пяти шагах от него Лену. - Да? А, ну конечно. А кто там будет?… Что-то я запамятовал.