Следствие ведут дураки - Кондратий Жмуриков 16 стр.


- Кончилося, - горестно подтвердил Ваня. - Все кончилось. А вот геморрои, кажется, только начинаются. Приехали, бля, в Париж, называется! Да если б я знал, что вот такая каша заварится, я бы, ежкин кот, и не сел в такси от Шарля де Голля до Гарпагина, а вот дождался бы в аэропорту рейса Париж - Магадан и…

- Думаешь, бывает такой рейс? - скептически оформил свое сомнение Осип.

- Я бы то такси завернул… - продолжал бушевать Астахов, прислонившись спиной к свежеокрашенному забору, а потом вдруг осекся на полуслове и, уставившись на Осипа округлившимся глазами, четко проговорил:

- Так-сист. А что? Таксист.

- Ты чаво? - тревожно поинтересовался Осип, на мгновение усомнившись в душевном здоровье Астахова. - Ты чаво енто, Саныч?

- Я вспомнил про таксиста, который нас подвозил до дяди. Профессор который. У него голос как несмазанная телега. Он нам еще рассказывал про стадион Стад де Франс, а потом сказал, что если что - заходите. Он живет на соседней улице в доме с желтым забором.

- Да там, можа, все заборы желтые, - хмуро проговорил Осип.

- Если он так сказал, значит, не все. Соседняя улица, он сказал… да тут вообще-то все улицы соседние! Гм… а, вспомнил!

- Чаво?

- Он говорил, что его дом возле старой часовни.

- Часовни? Ось воно як… да вон она торчит, как ента. Котора… в-в-в… Пизданская башня.

- Пизанская, - скривившись, исправил Астахов. - Знаток архитектуры.

Осип вдруг застыл и прислушался.

- Кто едет сюда, - наконец сказал он. - Оттуда.

- Да мало ли кто? - сказал Иван. - Пойдем к часовне. "Едет!" - скептически хмыкнул он. - Обжегшись на молоке, на воду дуют.

- Наше молоко давно подгорело, - пробурчал Осип и, в последний раз многозначительно оглянувшись на сгоревший дом Гарпагина, зашагал за Иваном Санычем, насмешливо буравя взглядом его перепачканную, в том числе в краске, спину. Они свернули в проулок. И правильно сделали, потому что буквально через несколько секунд к дому Гарпагина подъехал джип с Жодле и Али…

* * *

Таксиста долго искать не потребовалось: он стоял у металлической ограды, действительно окрашенной в ядовито-желтый цвет, и прикреплял к ней табличку за номером 18. Верно, это был номер его дома.

- Все знаю, - сказал он, не оборачиваясь, словно видел подходящих к нему Осипа и Ивана Саныча спиной. - Все знаю. Сам подвозил этого Луи и с ним вашу девушку, Настю, до дома Гарпагина.

- Так вы все знаете? - изумленно воскликнул Иван Саныч. - И вы не вызвали полицию… этого… комиссара Ружа не вызвали?!

- Зачем? - пожал тот плечами. - Вы, видно, думаете, что в этом был бы толк?

Астахов поерошил волосы, сбитый с толку хладнокровием и уверенностью необычного сен-денийского таксиста, в прошлом российского профессора и доктора наук. Тот обернулся и некоторое время критическим взглядом рассматривал Ивана Саныча и осипа, а потом сказал:

- Я не думал, что вам так повезет. Но вы молодцы. Выбрались. Ладно, что тут на ветру стоять. Пойдем в дом. Вы, верно, есть хотите?

- Есть? Ишшо как, - отозвался Осип, который никогда, ни при каких раскладах не утрачивал своего богатырского аппетита.

- Я вам помогу, - сказал таксист, когда Иван Саныч и Осип с пугающей быстротой, чавкая и утираясь, уписывали неслыханно ранний для них завтрак (обычно завтраки были совмещены с опохмелкой и потому проходили ближе к обеденному времени). - Я, конечно, сам мало что знаю, но тем не менее чем богаты, тем и рады, как говорят у нас в России. Не то что тут, в Европе.

- Угум, - жуя, отозвался Иван Саныч, давая понять, что внимательно слушает; Осип же не сподобился и на такой знак внимания. Однако Ансельм не стал форсировать ситуацию: он подождал, пока Осип и Ваня напихаются завтраком и выльют в свои глотки все столовое вино, и только потом затеял разговор по существу.

- Вот вы говорили о полиции, молодой человек, - сказал он, обращаясь к Ивану Александровичу, - да-да, все-таки молодой человек, хотя девушку вы изображаете очень даже прилично.

- Я - актер, - заявил сытый Астахов.

- Это заметно. Причем заметно даже в тех ситуациях, где комедиантствовать не обязательно. Да вы не делайте, не делайте обиженной рожи лица, молодой человек… как вас зовут-то - Иван, да?

- Иван.

- Вот вы, Иван, говорили о полиции. А знаете, что было бы, явись на место ваших ночных приключений полиция? Не представляете?

- Арестовали бы… - угрюмо сказал Астахов, впрочем, не уточняя, кого именно подвергли бы неприятной процедуре ареста.

- Ничего подобного! Никого не арестовали бы. Никого, заметьте - даже вас. Просто извинились бы перед Жодле, расшаркались, милейший комиссар Руж, если бы приехал он, угодливо сообщил месье Жодле рецептик пикантного филе или состав модного коктейля - и все.

- Так хто же енто - той Жодле? - прохрипел Моржов.

- А вы сами не догадываетесь, товарищи? Отбросьте все ненужные варианты - и останется один, и он-то и будет истиной.

- Значит, он не бандит, - выговорил Иван Саныч, - потому что… нет, не бандит. И не террорист, хотя этот Али в террорист бы в самый раз подошел. Значит, кто-то… типа нашего ФСБ, что ли?

- В точку. Я тоже удивлялся, когда узнал, что Жодле и Али, такие темные личности, работают в одном из особых отделов французских спецслужб. Что-то вроде даже не КГБ… то есть ФСБ, а - ГРУ. Разведовательного управления. Занимаются как раз террористами, технологиями, тайными разработками в области вооружений и F-топлива… в общем, как один мой знакомый предпочитает все на букву "К": канкан, кокаин, казино, - так Жодле и Али питают слабость к букве "Т": терроризм, технологии, тайны. Кстати, насчет терроризма: у Али, можно сказать, врожденная тяга к этому словечку и ко всему, что с ним связано, потому как его фамилия, хоть он и гражданин Франции, - Магомадов. Али Асланбекович Магомадов.

- Чеченец? - хмуро буркнул Осип.

- Да.

- Так я и думал…

Ваня трепыхнулся:

- Да ну? Они? Отдел французской разведки. Так, значит, вот в чем дело? А я-то подумал, что они просто бандиты. И все грехи на них списал: и убийство Жака, и кража сейфа… вы, верно, из информационных сообщений знаете?…

- Да.

- …и взрыв мобильника, - продолжал пафосно перечислять Иван Саныч, и еще все за год вперед.

- Кстати, о грехах на год вперед, - сдержанно произнес Ансельм, - известно ли вам, что сегодня ночью в "Селекте" убит Николя Гарпагин?

Осип и Иван Саныч вздрогнули и переглянулись:

- Н-нет…

- Так вот, он убит точно таким же точечным направленным взрывом, как в инциденте с мобильным телефоном Жака Дюгарри, - скупо сообщил Ансельм.

- Откуда вам это известно?

- Из ночных криминальных выпусков, разумеется. У меня бессонница, - пояснил Ансельм, - да особенно и не заснешь, когда знаешь, что через улицу творится такое… - Он явно имел в виду перестрелку и пожар в доме Степана Семеновича Гарпагина, - хотя справедливости ради надо заметить, что ничего слышно не было. Гроза, гроза все перекрыла и заглушила.

- А вы говорили, что подвозили до дома Гарпагина Настю и какого там еще хмыря, - проговорил Иван Саныч. - Когда это было?

Ансельм коротко рассказал. Осип и Иван Саныч слушали молча, мрачно подперев при этом подбородки. Потом Астахов спросил:

- Вы думаете, что Настя и вот этот Луи - у людей Жодле, так?

- Наверно, - отозвался Ансельм, - наверно.

- А откуда вы знаете, что этот Жодле и его Али - из спецслужб? - вдруг подозрительно спросил Астахов. - Вы же простой таксист. Может, вы тоже…

- Нет, - ответил Ансельм, - не тоже. Я таксист, в самом деле - таксист. Просто этого Жодле я знаю давно. Еще отца его знал. Он спецслужбист в третьем поколении. Если не верите, не надо. А верить мне я вас и не заставляю. Я просто хочу указать вам, что не доверять мне - не в ваших же собственных интересах.

- Вот чаво, - сказал Осип, - говорим-говорим, а до сих пор толком не знакомы. Меня зовут Осип. Это - Ваня, вы уже знаете. Он у нас и под мальчика, и под девочку, и на все руки от скуки. А тебя как, прохвессор?…

- Ансельм.

- Ансельм? - удивился Осип, в точности, как несколько часов тому назад удивлялась Настя Дьякова. - Ты ж русский, а имя какое-то не тово… хранцузское.

- Я же не спрашиваю ваше точное ФИО по паспорту, - ответил тот, - каждого человека можно называть так, как ему нравится. Мне нравится, когда меня называют Ансельм. Вот и все.

Осип Моржов, паспорту фиктивный Новоженов И.М., и Ваня Астахов, и вовсе обозванный в официальном документе Хлестовой Ж.Н., поспешили согласиться с исчерпывающей аргументацией собеседника. Однако Осип до конца не угомонился:

- Ну хорошо, пусть будет ентот… Ансель. Но ты ж, прохвессор Ансель, от русского папаши родилси. Как твово родителя величали?

- Яков.

- Гм… от русского папаши… Стало быть, ты выходишь етакий Ансель Яклич?

- Что-то вроде того, - не мог не улыбнуться Ансельм.

- Ну, Яклич, знакомство надо вспрыснуть, - сказал Осип, - тем более что у меня тово… нервный стряс… встрес…

- Стресс, наверно, - подсказал Иван Саныч.

- Во-во, встресс. Так стреснуло мне по башке, что до сих пор шестеренки в мозгах не подгонютси одна под другову. Можа, у тебя, Яклич, есть чем смазать? - хитро подмигнул Осип. - А?

Ансельм молча открыл холодильник и вынул оттуда бутылку водки.

- А, и "беленькая" в Париже есть? - обрадовался Моржов.

- В Париже все есть. - Ансельм взглянул на часы, показывавшие без пятнадцати пять утра, и произнес: - Никогда в жизни во Франции не пил водку в такую рань. Вот, помнится, в России мы на рыбалке с четырех утра заряжали. А к половине шестого море по колено казалось.

- М-море?

- Ага. Черное, Азовское, Белое, Охотское, Балтийское. Я ведь много по стране наездился. И по миру. Пока вот не пошел по миру, - скаламбурил Ансельм, разливая водку по стопкам и доставая фигурную банку с красивой лубочной этикеткой "Russkij ogurtchiki".

- Ого, закусон мировой! - сказал Осип. - Только они что-то не того… как ненастоящие, огурчики-то.

- Самые крутые огурцы Парижа, - отрекомендовал Ансельм, - мне подарили, у самого бы денег не хватило купить. Огурчики из магазина "Фошон". Там толкают экологически чистые деликатесы и прочую дребедень для снобов и повернутых на здоровом образе жизни. Для дамочек с Фобур Сент-Оноре, америкосов, жирных мюнхенских бюргеров и прочих недоразумений природы.

Выпили, закусили "снобистскими" огурчиками. Ничего. Осип покрутил головой, как будто впервые увидев стены и потолок Ансельмова дома, а потом проговорил:

- Ты вот что, Яклич. Ты ж у нас технический прохвессор. У тебя компутер есть?

- Есть.

Осип посмотрел на Ваню, и тот, вынув из кармана завернутый в бумажку, чтобы не поцарапался, диск, сказал:

- Мне кажется, что нас чуть не убили из-за него. Хотелось бы посмотреть, что там такое.

- И из-за этого по вам стреляли в аэропорту? - поинтересовался Ансельм.

- Ага.

- Где ж ты этот диск взял?

Астахов пустился в россказни, на протяжении которых Ансельм несколько раз давился смехом, водкой и эксклюзивными огурчиками, а один раз - когда Иван Саныч красочно, не щадя себя, описал, как Жодле упал в унитаз, - едва не свалился со стула от хохота, начисто отбросив свою природную сдержанность.

- Ну что ж, посмотрим, что там такое, - сказал Ансельм, когда Астахов закончил свой рассказ, а Осип разлил по стопкам остатки водки, - должно быть, что-то интересное, раз Жодле с Али Магомадовым так дергались из-за этого.

- Вали, запускай машинку, не тяни, Яклич! - проговорил Осип, толкая Ансельма под локоть. - Оратор!

- Да не так все сразу, - отозвался Ансельм, - тут надо хакать пассворды защиты… я в компах не очень, это если сравнивать со специалистами… может, ничего и не получится. М-м-м… да-а-а.

- Чаво такое? - тревожно влез Моржов.

- Тут работы на несколько часов. Информация защищена, и чтобы до нее добраться, нужно посидеть за компом.

- Но ты вообще в ентом во всем волокешь? - спросил Осип. - Ведь ты ж дохтор технических наук!

- Все это так, но я доктор технических наук старой формации, - покачал головой Ансельм. - А наука сильно двинулась вперед, пока я вот тут шоферствую в Сен-Дени. Ладно, ребята… - он отвернулся от монитора и посмотрел на Ваню Астахова, - это я так сразу решить не могу, но я могу другое.

- Что?

- Я могу дать вам телефон Гарпагина в Париже. То есть телефон той парижской квартиры, где он, как я думаю, сейчас находится.

- А ты что, с ним хорошо знаком, Ансель Яклич? - поинтересовался Осип.

- Он в свое время даже свою дочку хотел за меня замуж выдать. Она у него затворница, из дома не высовывается, не как вся нынешняя молодежь, которая из "Селекта" и из тому подобных местечек, которых в Сен-Дени… а уж сколько в Париже, о Господи!.. полно.

- Дочку хотел выдать? Енто Лизку, что ль?

- У него есть другие дочери? - иронично отозвался Ансельм, а потом протянул Астахову трубку и произнес:

- Звони дяде. Номер сейчас говорю.

- А что я ему скажу? - растерянно проговорил Иван Саныч.

- А тебе что, нечего сказать? По-моему, интересных сообщений более чем достаточно.

- Звони, Саныч, - одобрил и Осип. - Степан Семеныч нам в самом деле может пригодиться.

- Денег ты у него, наверно, просить рассчитываешь? - желчно съязвил Иван Саныч, но номер, продиктованный Ансельмом, все же набрал и приложил трубку к уху, взволнованно ловя следующие один за другим гудки.

На пятом гудке трубку сняли.

- Я слушаю, - прозвучал глухой голос, говорящий, разумеется, по-французски.

- Дядя Степан, это я, - выговорил Иван Саныч, впрочем, еще не уразумев до конца, с Гарпагиным ли он соединился. - Говорите по-русски, а то я не понимаю!

В трубке поселилось натянутое молчание. Потом голос Степана Семеновича (на этот раз Ваня узнал его) встревоженно произнес:

- Иван? Что-то случилось? Я просто не предупредил, что мы с Лизой едем в Париж. Так было нужно. Где вы ночевали?

- Да преимущественно нигде… - начал было Ваня, но дядя тотчас же перебил его:

- Нигде? Понятно. Вот это мне очень даже понятно. Верно, всю ночь пропьянствовали по клубам, а говорили, что займетесь делом. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Ваня разозлился.

- Если вы беспокоитесь за судьбу денег, которые мы от вас получили в качестве задатка, так мы их честно отрабатываем. И здесь вам нечего беспокоиться! Беспокоиться надо о другом. - Иван Александрович предупреждающе кашлянул. - Произошло много печальных событий, дядя Степан. Очень много. К сожалению, есть и непоправимое.

- Что ты такое говоришь?

- Сегодня ночью в "Селекте" погиб Николя. Его убили таким же направленным взрывом, как в случае с мобильником покойного Жака.

- Что-о-о?!

Иван не мог остановиться. Понимая, что плохие, черные новости нужно разумно дозировать, чтобы у того, кто о них узнает, не наступил шок, он тем не менее не мог удержаться и, стремясь поскорее освободиться от жуткой правды, вываливал информацию на Гарпагина не останавливаясь, как грузовик вываливает из кузова щебень на дорогу:

- Но это еще не все, что убили Николя. Нас с Осипом тоже чуть не угрохали, и еще - сгорел ваш дом. Д-да… згарэл, - добавил он почему-то с кавказским акцентом, однако, придавшим словам Астахова еще большую мрачность. - Настя пропала.

Это последнее сообщение, казалось, вселило наибольшее смятение в душу Гарпагина. Голос его хрипнул, как испорченная пластинка под свирепой иглой проигрывателя, и Степан Семенович выдавил:

- И Настя?… Исчезла?

- Я не буду больше говорить по телефону, - сказал Иван Саныч. - Нам нужно срочно увидеться. Нет, не в Сен-Дени. В Париже. Вы где находитесь? Рю-де-Конвенсьон? А это что такое? Я - знаю? Да я ничего в вашем Париже не знаю!! Может, мы сами ко мне приедете? Ах, вот оно что… что-о-о?!

В трубке забултыхались какие-то бессмысленные, бесформенные звуки, а потом женский голос звонко, испуганно выговорил по-русски:

- Жан…на? Если это важно, то перезвоните через час. Mon Dueu, papa плохо! А-ай!!

И Иван Саныч услышал грохот, а потом в трубке зазвучали короткие гудки. Астахов медленно уложил трубку на аппарат.

- Ну дела, - потрясенно выговорил он, - меня обозвали то ли Жаном, то ли Жанной и попросили перезвонить через час. Дяде Степану стало плохо.

- Ка-а-анешна-а, ста-анет тут плохо, - мрачно протянул Осип Моржов, - ты на него сразу все вывалил, старик и заколдобился. Не дай бог кони двинет. Ну чаво ж… перезвоним через час.

- А где это - Рю-де-Конвенсьон? - оцепенело спросил Иван Саныча, не глядя на Ансельма, которому, собственно, и был адресован этот вопрос.

- Рю-де-Конвенсьон? - отозвался тот. - М-м-м… а это около моста… м-м-м… Гренель. Нет, через мост Гренель - это не то. Мирабо. Да, мост Мирабо. В него Рю-де-Конвенсьон и упирается.

- Моста Мирабо? - оживился Иван Саныч. - Того самого, который у Аполлинера? Ну, где… ну как же!.. "под мостом Мирабо тихо катится Сена и уносит любовь лишь одно неизменно… вслед за горем веселье идет непременно"… этот самый мост, да?

- А кто такой этот Аполлинер? - равнодушно спросил Ансельм. - Поэт? Не знаю, не читал.

- Я тоже не читал, - влез Осип. - Поезия… тут не поезию читать, а кабы отходную читать не пришлося нам. Или вот - по нам.

- Да не гнуси ты, Осип! - злобно рявкнул Иван Александрович. - Отходную, отходную! Завыл, как собака… на сено.

- Тогда уж на Сену, - внушительно поправил Моржов, давая понять, что словесная пикировка закончена и пора заняться делом, потому что ситуация в самом деле чрезвычайно сложная, опасная и запутанная. - Как бы там Гарпагина на самом деле кондрашка не хватила, а то плакали… - Он хотел сказать "плакали наши денежки", но посмотрел на настороженного Ансельма, вперившего взгляд в монитор компьютера, и оборвал сам себя.

Через час Иван Саныч перезвонил по тому же телефону и от дочери Гарпагина Лизы узнал, что Степан Семенович Гарпагин доставлен в больницу с инфарктом и частичным параличом нижних конечностей и к нему никого не пускают.

Лиза сама предложила встретиться с Астаховым и с Осипом на мосту Мирабо, на который выходили окна ее квартиры.

Иван Саныч положил трубку и вспомнил, что тот диск, который был по ошибке вложен в белую тисненую коробочку с инталией, начинался знаменитой бетховеновской "Судьба стучится в дверь". Какая ирония этой самой судьбы!

Ивану Санычу было душно.

Назад Дальше