- А чаво ж! - за Ивана ответил Моржов. - "Маррруся в енститу-те…" С собой, стало быть. Канешна-а.
- Перебрось-ка сюда.
Иван Саныч подозрительно посмотрел на отца, а потом встал и медленно побрел в комнату, откуда возвратился уже с диском.
- Дам я своим ребятам из программного отдела, - сказал Александр Ильич, крутя его в руках.
- Не ребятам, а лучче - ребяту, - косноязычно отозвался Осип. Негоже, что бы сто человек в ентот диск зекали. Там что-то важное. К тому же… - Осип передернул квадратными плечами, - к тому же есть у меня одна нехорошая мыслишка, что…
- И что?!
- Что енто вовсе не Жодле с Али набедокурили с Жаком, Николя и особенно сейфом.
- А кто? - в смятении пробормотал Ваня, не ожидавший такого поворота беседы. Для него виновность Жодле, верно, стала такой же аксиомой, как постулат геометрии Евклида о параллельных прямых. Но как на всякого Евклида найдется свой Лобачевский, так и на всякого убежденного в причастности Жодле и Али к вышеперечисленным преступлениям нашелся свой сомневающийся Осип.
- А ты помнишь, Саныч, того черного человечка, которого мы видели сначала на парижском кладбище, а потом в аеропорту? Вот тот, который вынюхивал… высматривал что-то…
- "Черный человек на кровать мне садится, черный человек спать не дает мне всю ночь", - процитировал классика Астахов-старший. - Что это за черный человек такой, да еще с парижского кладбища?
Ваня вздрогнул и мотнул головой:
- А черрт его знает!..
- Вот черт - он, верно и в самом деле знает, - зловеще заметил Осип. - Да только и нам бы узнать-от не помешало.
- Ты думаешь, что мы можем увидеть его… и в Петербурге?
- Как говорил Шерлок Холмс, - отозвался удачно подвизавшийся на поприще литературного цитирования Александр Ильич, - что если дьявол может погубить человека в Дартмурских болотах, то он достанет его и в Лондоне, потому как сложно представить себе дьявола с такой узко местной властью. Ведь это не какой-нибудь член приходского управления. Так и у вас: если он гуляет по парижскому кладбищу, то что помешает ему погулять по Пискаревке и по Волковому?
Ваня вторично поежился, как будто ему было зябко, хотя воздух в кухне был теплым, даже душноватым.
- Как бы то ни было, - наконец сказал он, - нам нужно выходить на Жодле и Али. В конце концов они похитили Настю, и нужно ее освободить… если она еще жива.
- Типун тебе на язык, - внушительно проговорил месье Моржов. - Может, и жива. Настюха - девка ушлая, проворная, так что могла и срыгнуть от ентих… разведчиков хранцузских. М-да.
- Только вот что, папа, - проговорил Иван Саныч, - ты вроде как говорил, что мы с Осипом поступили в федеральный розыск. Тогда, когда была вся эта катавасия с Осокиным, Блиновым и братией. Стало быть, мы и сейчас?…
- Нет, - ответил Астахов-старший. - Уголовное дело было номинально заведено, но тут же прекращено за отсутствием состава преступления. Сам понимаешь, я немного поддавил.
Зачем мне лишний шум вокруг моей фамилии. Как ты уехал в Париж, так все и затихло. Как говорится, нет человека, нет и проблемы.
Ваня кашлянул.
- Так значит, - начал он, - значит, что я могу жить под своим настоящим именем?
- Да.
- И никто меня не схватит за жабры и не припрет в мусарню?
- Никто. Если будешь вести себя умненько.
- Просто завещание написано не на Хлестову Жанну Николаевну, которую я заколебался изображать в Париже, а на Астахова Ивана Александровича. Значит, мне можно перерегистрировать загранпаспорт?
- Можно. Я этим займусь, - ответил отец. - Но чуть попозже.
- Договорились.
- А вот я лучше поживу под Новоженовым Иосифом Михалычем, - отозвался Осип. - А чаво ж? Оно все благозвучнее, чем мое природное. Моржов, стало быть.
Иван Саныч принужденно засмеялся.
- Ладно, - поднимаясь со стула, сказал Александр Ильич, - поехал я. Все мне с вами понятно. Оформлю тебе новый паспорт, Ванька. Сделаю запрос в ФСБ по этим Жодле и Али. Не знаю, как насчет Жодле, но на человека с замечательной фамилией Магомадов, к тому же являющегося французским подданным, что-то быть должно. Теперь у меня два вопроса. Первый: сколько я получу, если дело выгорит?
- О-па! - сказал Осип.
Ваня выпустил сквозь сжатые зубы:
- А сколько бы ты хотел, папа?
Александр Ильич провел тяжелым взглядом по стареньким выцветшим обоям, которые, верно, клеил Степан Семенович Гарпагин еще до своего выдворения из - тогда еще - Советского Союза, и веско уронил:
- Половину.
Иван Саныч широко раскрыл глаза, но тут же совладал с собой и даже нашел в себе силы обозначить в голосе холодную иронию:
- И ключи от дома в Барселоне. Он у меня тоже значится в завещании. А также пожизненное пособие по бедности в размере миллиона долларов в год. Это несерьезно, папа. Максимум, что я тебе дам - это миллион.
- Ого, какой у меня сын, - сказал Астахов. - Так запросто говорит: миллион. Миллион чего?
- Франков, разумеется. Ведь наследство-то французское. Или ты предпочитаешь брать пиломатериалами, то есть рубликами?
- Я предпочитаю брать долларами, - сказал Астахов-старший жестко. - Или фунтами стерлингов. Но твой миллион я пока возьму. Условно-заочно. В качестве аванса. Ладно, с этим вопросом пока что калиточку прикрыли. Теперь второй вопрос. Вы собираетесь жить пока что здесь, на этой квартире? Она же вроде не передана в твое пользование, так, Иван?
Тот только пожал плечами: дескать, кому нужны эти формальности?…
- А какой тут телефон?
- А я не знаю, - ответил Астахов-младший.
- То есть? А, ну да. А, сейчас узнаем. - Александр Ильич подошел к аппарату, быстро накрутил диск и отрывисто произнес в трубку:
- Роман? Роман, посмотри-ка на определителе, с какого номера я звоню. Какой? - Александр Ильич открыл маленькую записную книжечку в тисненом кожаном переплете и наскоро занес туда несколько цифр. - Ага… нормально. Все. Сейчас спускаюсь.
- Кому это ты звонил, Ильич? - подозрительно осведомился Осип, тренькая уже на одной струне (еще одну он уже порвал).
- Моему шоферу в машину. У подъезда меня дожидается. В общем, номер у вас теперь 510-28-78.
- На сто-ол Марррусю ложуть… шашнадцать бе-елых враче-о-ов… и кажинный ножик вымаить из ейных белых грудьйе-о-овв!.. - незамедлительно откликнулся Осип.
* * *
После ухода отца Иван Саныч остервенело содрал с себя "дамское" и покидал по разным углам комнаты: платье в одну сторону, колготки в другую, а бюстгальтер, набитый ватой, зашвырнул на люстру, где последний, игриво покачиваясь, и остался висеть.
- А-ат черррт!
- Ты о чем, Саныч?
- Не о чем, а о ком, - сказал Ваня, сдирая упаковку с пачки сосисок с той же неистовостью, с какой он только что стянул женские шмотки со своего тощего тела, несколько поприпухшего, впрочем, на сытных парижских хлебах. - О драгоценном родителе, конечно. Эко его разгубастило: половину!! А вообще ему следовало бы доехать до стольного граду Москвы, завернуть на Багратионовский рынок и приобрести там губозакаточную машинку.
- Енто ишшо чаво? - выдал Осип свой традиционный словесный набор.
- Что бы жизнь медом не казалась!..
- А чаво ты вообще думаешь, Саныч: поможет он нам? Ильич - мужик корыстный, за бабки черту душу продаст. А у тебя реальная ента… першпектива.
- То-то и оно, что черту, - сказал Иван Иван Саныч задумчиво, верно, вспомнив черного человека с парижского кладбища. - Страшно мне, Осип Савельевич, - вдруг проговорил он, впервые за все знакомство с Моржовым поименовал того по имени-отчеству. - Страшно и зыбко. Как будто ступаешь по трясине, в которую какой-то осел зашвырнул сундук с золотом: не знаешь, что будет на следующем шагу - то ли на богатство наткнешься, то ли влипнешь в такой омут, из которого уже нет возврата.
- Да брось ты, Саныч, - отмахнулся Осип, - не грузи. Самому скверно. Тут ведь такое дело, что и у меня или пан, или пропал. Будем кумекать. А сейчас главное - разыскать ентих Жодле с Али и взять их тепленькими. Хотя черт его знает, кто там кого брать будет… ребята они, канешна-а, тертые. Да уж. А сейчас давай-ка вздремнем немного, Ваня. Что-то я немного припух с дороги-от. На меня вообще эти перелеты плохо действуют…
- Это да, Осип, - сказал Астахов, бросая сосиски на сковороду, - а вообще мне не нравится, что мы связались с папашей. Мутный он человек, сдаст нас запросто.
- А что же ты ему диск тогда отдал?
- А у нас другого выхода нет, - выговорил Иван. - Просто нет. Его возможности с нашими просто несопоставимы. Быть может, у него и сейчас есть эти самые двенадцать миллионов долларов, что достались мне по этому гребаному завещанию.
- Не знаю, - откликнул Осип, - мне думается, что у него гораздо больше есть. Но енто неважно. Для него главное - свою выгоду состричь. А люди для него, даже коли сын родной - енто ерунда. Так… кирпичики, из которых он строит здание свово благополучия.
Осип начал выражаться образно. Это был верный признак того, что он встревожен и вскоре устранит эпитет "образно" и станет просто - выражаться.
- И опять же об ентом диске, едрит его мать! - импульсивно продолжал он. - Не ндравитси мне енто. Чаво там может быть, на этом диске?
- Секретная информация, - буркнул Ваня. - Чертежи какой-нибудь секретной разработки, стыренной из военного КБ… какая-нибудь ракетная установка С-500 или С-600.
- Дык таких же еще нет!
- Вот то-то и оно. Опытных образцов, может, еще и нет, а в теории уже есть, - выговорил Ваня тем тоном, каким в Париже он рассуждал о точечных взрывах направленного действия.
- Н-да? Ну, можа, и так. А все равно надо подстраховаться.
- В смысле?
- В смысле - не через одного Ильича работать. Ильич под себя гребет, может нам и не так сработать, а как ему удобнее будет.
- А через кого же еще собираешься работать? - скептически спросил Иван Саныч. - Кто это из твоих знакомых более влиятелен и имеет больше связей и возможностей, чем мой папа? Разве что только папа римский? - съерничал он.
- Насчет влияния не поспорю, - сказал Осип, - Александр Ильич человек серьезный, у него даже в Госдуме свои завязочки и зацепочки имеются через нужных человечков. А вот насчет связей - тут, Саныч, ишшо можна-а поспорить. Я ведь не всю жизнь под твоим батей ходил. Были и другие знакомства… через них можно пошарить.
- И что это за зацепочки такие? - раздраженно спросил Астахов. - Лесоповально-лагерные, что ли?
- Ну… почти… - уклончиво отозвался Осип. - Есть один такой человечек, под Питером живет, тут, неподалеку. Я с ним раньше институты проходил… "шмели" подсекал.
- Чаво? - в привычной моржовской манере отозвался Иван Саныч. - Какие еще шмели? Он что, пчеловод? Как Шерлок Холмс в Суссексе?
- Нет, не пчеловод. Скорее - самогоновод, - тряхнул головой Осип. - Самогончик он такой варит, что от виски забугорного не отличишь. Только ведь это он сейчас на покой вышел, по здоровьичку. А раньше он, Валентин Самсоныч, стало быть, совсем другим был. И шмели не те, что ты подумал. Енти "шмели" - кошельки, значит.
- А! - догадался Иван Саныч, когда догадываться было, собственно, уже не о чем: Осип все сказал. - Так он что, бывший вор-карманник? Щипач?
- Вот именно. Авторитет. Он и сейчас по старой памяти иногда "разводящим" приглашается. Старой закалки человек, слово свое всегда держит, не то что нынешние деятели, - слово "деятели" было произнесено Осипом с ударением на второй слог, - типа твоего папаши. Валентин Самсонович. Рыбушкин его фамилия. Рыбак.
- Рыба-а-ак? - протянул Иван Саныч, не замечая, как сосиски на сковороде за его спиной начинают угрожающе дымиться. - Рыбак его погоняло? Авторитет воровской, которому беспредельщики ребра переломали и в собственном доме сожгли?
Да он же умер три года назад, я сам мимо церкви проходил, когда панихида шла. Поп, который его отпевал, тогда мне сказал: ну и что, дескать, что вор, главное, чтобы крещеный был и на нужды церкви при жизни хорошо давал. Еще бы! Поп с мобилой, на мерине гонял, как тут не отпеть такого хорошего человека!
- Да, этот самый Рыбак, - кивнул Осип. - Да тольки не умер он, а перекрылся, чтобы больше не беспокоили-от его. Живет он под Питером, старый уже стал, велел, чтобы пустили нужный слушок и на "колесах" навороченных к нему лишний раз не мотались, чтобы соседей не дергать.
- Граф Монте-Кристо в отставке… - проворчал Иван Александрович. - По мне уж лучше с папашей дело иметь, чем с вором в законе.
- Да папаша твой его знает, - махнул рукой Осип. - Мы ж все вместях чалились. Рыбак-от мне и делал наколочку, которая лизе так пондравилась. - И он, засучив рукав, показал того самого кота в шляпе и с трубкой, которым так восторгалась Лиза Гарпагина, не знавшая мрачно-уголовного характера этой симпатичной татуировки.
- И ты хочешь к этому Валентину Самсонычу поехать? Что же он может сказать про Жодле и Али? Отец-то наверняка через ФСБ будет рулить, а твой вор в отставке чего?…
- Он не только в отставке, но и в законе, - жестко отозвался Осип. - И если он сейчас отошел от дел, то енто не значит, что он сейчас не при делах. Давно я его не видел. Надо навестить старика.
- А много этот Рыбак за свое посредничество, если что выгорит, запросит?
Осип презрительно сплюнул и ответил:
- Ты только тово… не смейся. Ничаво он не возьмет. Для себя, конечно. Для братвы, которую ели как пошерудит по нашему вопросу, попросит он отщипнуть по совести, а для себя ему ничаво не нады-ы. Я же говорю, что он из старых. Так что если выгори… вы-го-ри… да сгорят же!!
- Ты о Рыбаке?
- …И золотой рыбке, бля!! О сосисках я, Саныч! Сгорели уже они у тебя!!
Иван Саныч обернулся. Со сковороды, корчась, на него глянули несколько черных продолговатых трупиков сосисок, от которых валил столб дыма, коптя потолок и вливая в и без того несвежий затхлый воздух кухни свою толику ambre, если выразиться по-французски.
Но на кухне Гарпагина в Сен-Дени никогда так не пахло. Там был чужой запах. В кухне же на улице Сантьяго-де-Куба в черных удушливых клубах дыма от пригоревших сосисок висел запах Родины.
ГЛАВА ВТОРАЯ. РЫБАК И "РЫБНЫЙ" СОЗВОН
Астахов-старший приехал утром следующего дня и привез с собой неутешительные сведения: лучший его специалист по взламыванию компьютерных программ до сих пор ломает голову над пассвордами жодлевского мини-диска, а сам хозяин, то бишь месье Жодле, до сих пор не найден и местонахождение его не отслежено. Но всей видимости, месье Жодле на сей раз прибыл не как сотрудник совместного русско-французского медиа-холдинга, в штате которого он состоял, а как частное лицо.
- То, что ты сказал, Осип, подтвердилось, - проговорил Александр Ильич. - Подали запрос в авиакомпанию: действительно, имена Жодле и Магомадова в списках пассажиров значатся. Пошарили по архивам. Ну, что я могу сказать. Ничего зазорного на Жодле в архивах ФСБ не было. А вот зато по Магомадову…
По Али же Магомадову, как оказалось, Александр Ильич привез полновесное досье, гласившее:
"МАГОМАДОВ, Али Асланбекович. Кличка: Маг. Родился 24.07.1966 в городе Грозном. Чеченец. С 1987 года проживает в городе Реутове Балашихинского района Московской области, с 1996 - в Париже. Имеет двойное гражданство, подданство Франции - с 1999 года. Трудовая деятельность: мастер спорта по греко-римской борьбе, после ухода из большого спорта - вице-президент общества греко-римской борьбы и вице-президент спортивного клуба "Атлант"; после принятия французского гражданства и отъезда на ПМЖ во Францию - сотрудник российско-французско-американского СП медиа-холдинга "Вега-СМF".
Оперативная категория: авторитет, состоял в балашихинской ОПГ до смерти ее главаря, крупного чеченского авторитета Султана Даудова.
Дополнительные данные:
21.08.1990 задерживался милицией во время вооруженного конфликта с представителями подольской ОПГ около ресторана "Узбекистан". По ряду данных, на 07.09. 92 участвовал в перестрелке между группировками Психа (Федотова) и Вара (Лагина).
31.04.1995 следственный отдел 19-го РУВД Москвы возбудил в отношении Мага уголовное дело по статье 218 ч. 1 (незаконное хранение огнестрельного оружия) УК РФ. Позже дело прекращено."
- Уф-ф-ф! - выдохнул Иван Саныч, ознакомившись с подробностями жизненного пути законопослушного гражданина Французской Республики Али Магомадова, в балашихинской ОПГ ранее погоняемого Маг. - Вот это милый человек, ничего не скажешь. А внешне такой вежливый, интеллигентный… я сначала в самом деле подумал, что француз.
- Француз. Из Грозного родом. У нас сейчас много развелось таких - французов, американцев, поляков, британцев. Из Грозного которые, - заметил Александр Ильич.
- А я вот не понимаю: если он является сотрудником французской разведки, а номинально числится в каком-то там медиа-холдинге, как его французские боссы не понимают, что он уже меченый… засветился в ОПГ? - произнес Иван Саныч и поморщился, увидев ироничные улыбки Астахова-старшего и Осипа.
- Да все они понимают. А мало ли у нас куда более известных людей, которые светились в ОПГ? Да у нас половина Думы и даже некоторые из министров в свое время корешились с братвой и были авторитетами, бригадирами и даже "быками", черт побери! - категорично отозвался отец. - А этот Маг, если он действительно, как ты говоришь, имеет отношение к иностранным спецслужбам, - он может быть им очень полезен. Куда больше, чем иной гражданин с безупречной репутацией. У человека с таким послужным списком большие связи и большие возможности.
- Ну вот, - горестно вырвалось у Ивана Саныча, - опять, как грится, подфартило: на таких матерых волков нарвались!
- Ну, ты енто не журись, Саныч, самым матерым волкам можно пошшупать ребра! - возразил Осип. - Значит, Алексан Ильич, - повернулся он к Астахову, - ты пока не можешь даже примерно сказать, где енти парижские хлыщи Жодле и Али Маг ошиваютси?
- Да, - нехотя признал тот. - Пока только подтвердилась твоя информация о том, что они в Питере. Но такие серьезные дела так просто и быстро не делаются.
- Это верно, - отозвался Осип и посмотрел на Ивана Саныча. Тот снова нервно жарил полуфабрикатные сосиски и поливал их маслом.
- Пока все, - поднялся со стула Астахов-старший, - я к вам каждый день ездить не буду, если будет информация, немедленно позвоню. Назначу встречу. Вы поосторожнее, не нарвитесь на неприятности, - сказал он на прощение.
После его ухода Иван Саныч ожесточенно выматерился и бросил:
- Когда у меня с жопы последние штаны содрал, дятел, чтобы, значится, пинка было сподручнее давать, так готов был живьем закопать и на холмик плюнуть: спи спокойно, сынок! А теперь, как наследство замаячило, так наставления давать начал душеспасительные: "поосторожнее"!!
- Енто он да… такой, - отозвался Осип меланхолично - и подозрительно покосился на шипящую сковороду, разбрасывающую мелкие брызги масла.
В тот же день они выехали в область. В гости к Рыбаку, который, по мнению Осипа, мог помочь им в поисках. Выехали на последнем рейсовом автобусе, так что возвратиться в тот же день назад возможным не представлялось. Если только на попутке (на которую денег наскребалось едва-едва) или транспортном средстве марки "пешкарус".
Так что оставалось только надеяться, что Валентин Самсонович, старый знакомый Осипа, не только выслушает их, но и оставит ночевать.