Черный человек остановился и хлопнул себя по лбу, как будто убивал назойливого комара. Господи, да как же он сразу не догадался! Это же так просто! Если Магомет не идет к горе, так гора идет к Магомету. Пусть сам Жодле заглянет в туалет "Арагви", причем так, что можно будет рассчитать время этого посещения.
Элементарно.
Черный человек снова вздохнул и направился к светящейся витрине с ядовито-зеленой неоновой надписью "Аптека".
* * *
Небо оборвалось короткой, с призрачным отсветом в глазах, молнией - и они вошли в "Арагви". Почему-то это напомнило Ивану тот визит в сен-денийский "Селект", когда точно также шел дождь и тянуло прохладным, если не сказать - промозглым - поветрием. Точно так же произошло в Питере: на пороге ресторана на Осипа и Ивана пахнуло пронизывающей свежестью, - но тут же все это как отрезало ударом огромного ножа, мягко ухнули закрываемые двери, и на головы Моржова и Ивана Саныча во всем своем мурлычащем мягкой успокаивающей музыкой и скрадывающем тона и цвета приятным полумраком опустился "Арагви".
Несмотря на довольно поздний час, посетителей было куда как немного: компания ЛКН, то бишь лиц кавказской национальности оккупировала один из угловых столов, в одиночестве ужинали две дамочки постпостбальзаковского возраста, да бармен болтал с двумя официантами и какой-то декольтированной дамой в вуалетке.
Жодле уже был здесь: он ждал их в одной из VIP-кабинок. Помещение, скромно поименованное кабинкой, представляло собой затянутый красноватыми полутенями уютный мини-салончик с черным столом со стеклянной тонированной крышкой, и длинным узким диванчиком, обводящим кабинку по полупериметру.
В тот момент, когда сюда вошли Иван Саныч и Осип, возле Жодле суетился официант, только что принесший посетителю бутылку грузинского вина и шашлыки с помидорами, укропом и огурчиками.
- Бонжур, - выговорил Иван Саныч. - Закусываете, месье? Ну, мы тоже перекусим. Ничего не желаете к тому, что вы уже заказали? - любезно осведомился он.
Жодле мрачно качнул головой в знак того, что - нет. Не нужно.
- Мне не удалось уехать из России сегодня, - сказал он, не замечая, как Осип, шмыгнув носом, украдкой берет с его прибора несколько кусочков шашлыка с навешанными на них колечками лука, - меня вызывали на допрос в какую-то занюханную контору. Пичкали глупейшими вопросами по поводу убийства Магомадова.
- Эта занюханная контора, верно, была где-то на Литейном? - с приторной физиономией предположил Иван Саныч.
Француз ничего не ответил и налил себе вина. Потом пожевал губами и злобно выговорил:
- Это ваше грузинское гораздо хуже, чем наше, французское. Зря я его заказал. А меня пока не выпускают из вашей страны, так что, я думаю, вы не будете на меня в претензии. Наш договор в силе, не правда ли? Я же не думал, что меня будут задерживать до выяснения всех обстоятельств смерти Магомадова? Или… он поднял подозрительный взгляд на Астахова и Осипа… или это вы инициировали то, что меня попридержали в Петербурге? В таком случае, господа, я открою карты и обвиню вас во взяточничестве, и пусть меня самого закатают в вашу тюрьму, но я не потерплю, чтобы мной манипулировали, как… как соломенным чучелом!
- Вы очень выразительно говорите по-русски, - сказал Астахов-младший, - много лучше и выразительнее, чем большинство известных мне русских от рождения. (Осип, жующий жодлевский шашлык, недовольно шмыгнул носом.) Но ваши обвинения - это вода, выливаемая в песок. Они никаких результатов не принесут, потому что не могут по определению… просто мы не имеем никакого отношения к тому, что вас допросили. В том, что вас вызывали, нет ничего удивительного. Вообще-то все, кто был в ресторане "Падуя" на момент убийства Магомадова, должны дать показания.
Жодле продолжал угрюмо пить вино.
- Одним словом, господин Жодле, - сказал Астахов, - мне кажется, что на вас - здесь и сейчас - будет предпринято покушение.
Выслушав такое резкое заявление, Жодле поднял на Ивана холодный взгляд и произнес:
- Очень категорично сказано. Откровенно говоря, у меня такие же предчувствия. Может, насчет "здесь" и "сейчас" - это вы погорячились. Но в целом - все верно.
Принесли заказ. Осип плотоядно посмотрел на яства, коими отпотчевал его ресторан, и без лишних славословий принялся за дело. Иван же Саныч в первую очередь взялся за коньяк и, опрокинув стопку-другую и предложив Жодле, а уж только потом принялся за еду.
Вдург Жодле отложил шашлык и приложил руку к животу. Оттуда проник трубный звук, услышав который, месье Эрик конфузливо сморщился и, наскоро извинившись почему-то по-фрпанцузски, поднялся:
- Одну минуту, господа. Мне нужно отлучиться.
Осип чавкнул раз-другой, потом шваркнул о блюдо полуобглоданной ножкой индейки, отчего на рубашку и Ивана Саныча, и Жодле полетели коричевые брызги, и сказал:
- А чаво ж? Мене что-то тоже не тово… в общем, в сортир хотца.
Судя по тому, как искривилось лицо француза, Осип высказал именно то, о чем в силу своей парижской благовоспитанности постеснялся сказать Жодле. Моржов шмыгнул носом и направился к выходу из VIP-кабинки, за ним, помедлив, пошел и Жодле. Правда, вскоре в его животе что-то снова громыхнуло, месье Эрик попеременно схватился руками за все мыслимые части тела, упоминаемые применительно к туалету, и позорно ускорил шаг.
Туалет с позолоченным мужским силуэтом на девственно-белой двери и изящной надписью "Gentlemen" под ним ожидал многострадального француза конце ярко освещенного коридора, забранного ковровым покрытием от пола до потолка и начисто проглатывающего всяческие звуки шагов, как голодный пес пожирает мозговую кость. Осип и Жодле пролетели по нему стремительными ленинскими шагами, месье семенил, придерживая рукой то брюки, то разлетающиеся полы манерного длинного пиджака.
Осип остановился на пороге и, заглянув внутрь туалета, повернулся к месье Жодле и сказал:
- Енто… погоди-от, мусью. Щас вскину одним глазком, чаво там кто. А то ентот Ансельм, едри его под печенку, хитрый выпердыш. Мало он чаво, чтобы, значится…
И, не договорив своей содержательной реплики и не дожидаясь, пока Жодле успеет что-то сказать, Осип захлопнул перед ним дверь.
Жодле заколотил в дверь кулаками, дергаясь и подпрыгивая, и быстро залопотал на ужасающей смеси русского и французского языков, призванной угомонить не в меру заботящегося о безопасности Жодле Осипа. В двери что-то хрустнуло, и надпись "Gentlemen" откатилась перед глазами француза, а в лицо бросился яркий свет и недовольный голос Осипа:
- Ну куда же ты пресси, хранцуз? Я же ишшо ничаво…
Неизвестно, какой вирус из числа тех, что одолевает утлые мозги ребят "секьюрити" и заставляет их вести себя на манер собаки-ищейки, - неизвестно, какой вирус проник в мозг Осипа. Только он, кажется, в самом деле возомнил, что если будет обшаривать места возможных маршрутов Жодле, то он наткнется на того самого таинственного черного человека, который уже убил в России Рыбушкина и Магомадова и теперь, верно, приглядывал себе новую жертву. Но даже будучи заражен упомянутым вирусом, Осип не успел помешать месье Жодле рвануть в одну из кабинок, на ходу расстегивая штаны, и утвердиться на унитазе.
Осип мотнул головой, но тут же кишечник напомнил ему, зачем, собственно, он сюда пожаловал вместе с Жодле. Напоминание было столь вулканическим, что уже в следующую секунду Моржов подлетел на месте и опрометью ломанулся в соседнюю с Жодле кабинку.
Последующее звуковое сопровождение могли бы оценить только свидетели артиллерийской канонады где-нибудь этак под Сталинградом.
В голове Жодле метались разрозненные мысли: неужели отравили… да что же это такое?… Ну не может быть, чтобы от достаточно приличной пищи, которой Жодле потчевал себя в Петербурге, такое расстройство… что это?
Отравили? Но кто? Как? Отравить в ресторане - это довольно затруднительно.
…Да и у этого несносного Осипа, судя по всему, что-то наподобие. Как-то синхронно он захворал.
Или это нарочно?
Хотя нет, пардон, диарея - это не сымитируешь, как какой-нибудь кашель и прочие насморки.
Жодле дернулся и, со стоном потянув свое длинное тело, почувствовал, будто в его организме словно лопнул большой вакуумный пузырь и теперь стягивает на место былой пустоты все мышечные ткани, все внутренние органы, все кровеносные сосуды - абы как заполнить зияющее ничто.
Месье Эрик пробормотал длинное французское ругательство и, привстав, начал озираться в поисках какой-либо бумаги… бумага висела рядом на цивильной "бронзюшной" вертушке, но Жодле не успел не только воспользоваться упомянутым средством гигиены, но даже хотя бы увидеть его.
Потому что именно в этот момент над ухом парижского гос-тя что-то глухо ударило словно хрипнуло, он рыхло дернулся и тут же почувствовал, как чьи-то сильные жесткие пальцы ухватили его за горло и вцепились в кадык. Жодле отвалился спиной к задней стенке туалетной кабины, по-рачьи, в лучших традициях сельского старшины Гуркина, выпучил глаза… захрипел, перекосив губы, и с трудом перетащил мутнеющий взгляд туда, откуда выпростались эти странные звуки.
И там…
Жодле увидел белую голую пластиковую переборку, отделяющую одну кабинку от другой. Собственно, ничего иного он увидеть и не мог. Но тут - переборка треснула и попросту была пробита, и из пробоя торчала чья-то голая рука, перевитая выпуклыми напружиненными жилами. Пальцы этой руки держали сотрудника французских спецслужб за глотку, и Эрику Жодле хватило трех секунд, чтобы у него кроваво замутилось в глазах и чтобы он понял, что хватку этой отнюдь не выглядящей мощно руки не разжать, что это - совершенный конец и что никто его не спасет.
Никто?
Но… Осип?
Или это и есть - рука Осипа?
Но не было времени размышлять, нужно было пытаться выжить. Он оцепенело поднял руку и вцепился было слабеющими пальцами в запястье своего убийцы. Он попытался надавить на болевую точку, но тут ему показалось, что он сжимает стремительно твердеющий прямо кончиками пальцев строительный бетон.
Ноги Жодле скользнули по кафелю, и он мягко сполз по пробитой переборке на унитаз. Пальцы убийцы мягко разжались, и Жодле остался сидеть мертвым, с посиневшим от удушья лицом и с закатившимися глазами, в самой унизительной позе. Впрочем, к чести француза: по преданию, именно в такой позе умерла императрица Екатерина Великая.
…Жодле катастрофически не везло на ватерклозеты. Его злоключения начались в туалете самолета Москва - Париж, а закончились в роскошном WC ресторана "Арагви".
Осип сидел в своей кабинке и слышал, как сначала что-то грохнуло - очевидно, Жодле так спешил справить нужду, что угодил локтем в пластиковую переборку, - а потом послышалось нисходящее сопение и - звуки, которые стоит оставить без комментариев. Осип оклабился: это еще ничего. Вот, помнится, когда Александр Ильич Астахов страдал запорами… вот это было да!
Моржов хрюкнул и начал помаленьку вылезать из кабинки, застегивая при этом штаны. Он вышел из кабинки и услышал шум текущей воды. Верно, не в меру чистоплотный Жодле моет руки после справления всех великих и малых нужд.
За спиной кто-то кашлянул, и Осип машинально повернулся на звук - и тут же страшный удар в голову заставил перевернуться белоснежный потолок, кафельные стены метнулись перед глазами Моржова, - а потом в лицо одним прыжком, как злобная хищная кошка, бросился пол, остро и холодно вонзился в лоб, в нос, в выпуклые надбровные дуги так и не состоявшегося "месье".
- А-а-а, черррт! - простонал Осип и откатился к стене. Перед глазами метнулась туманная тень, мелькнули руки, державшие в руках что-то кубическое, - и Моржов, сам не ожидавший от себя такой оперативной реакции, успел в последние доли секунды убрать голову и уклониться от направленного в нее предмета, оказавшегося обыкновенным прибором для посушки рук.
Бабах!!
Брызнули осколки; Осип тяжело поднялся, по-обезьяньи, сгорбившись и свесив руки почти до земли, прыгнул на попятившегося убийцу Жодле с рыком: "А-а, падла!!".
Первый выпад Осипа оказался бесплодным: в глазах его все еще мутилось, движения не обрели своей обычной четкости и выверенности, поэтому противник Осипа успел увернуться.
Но длинным козлиным прыжком Моржов отскочил к входной двери и отрезал путь противнику.
- Попался, падла!!
Тот повернулся, вероятно, закрывая лицо, но это угловатое движение, против ожидания, не только не помогло сохранить ему инкогнито, но и, напротив, выдало его: Осип узнал своего соперника. Узнал человека, в самом деле одетого сплошь в черное.
И замер.
Замер от ужаса и изумления.
Однако уже в следующую секунду Осип тяжело прянул на врага и, взмахнув тяжеленной ручищей, наотмашь хлестнул по лицу киллера; и этот удар оказался точным.
Черный человек грянулся оземь. Осип подскочил к нему и схватил за шкирку так, что застегнутая на все пуговицы рубаха впился тому в горло, а потом брызнули пуговицы. Осип силился что-то сказать, но ему удушливо перекрыло горло колючим горячим комом, и потому он только хрипел, удар за ударом направляя в голову черного человека, потерявшего свое инкогнито.
- А-а-а…х-х-х!!
Тот пытался отбрыкиваться ногами, но Осип ударил под коленную чашечку, что-то хрустнуло, а киллер глухо взвыл и обмяк. Верно, потерял сознание от болевого шока. Осип зажал шею черного человека в жестком захвате, раскрошенные очки свалились с окровавленной переносицы гостя из Парижа, и Моржов, пинком раскрыв дверь, ведущую на выход, поволок помятого и оглушенного противника по коридору.
Ноги черного человека волочились по ковровой дорожке.
…Осип в запале не видел, как рука противника, такая показательно безвольная, неподвижная, ползет по бедру и медленно заводится за пиджак. Черному человеку, получившему несколько оглушительных ударов в голову и корпус, тем не менее хватало координации движений для того, чтобы не обнаружить своего маневра.
Пальцы, выдавившие жизнь из Эрика Жодле, сжались. Сжались вокруг рукояти миниатюрного пистолета "беретта", искусно запрятанного в карман.
Черный человек даже не открывал глаз. Ему было очень больно, перед мысленным взглядом выпархивали красные сполохи, рассыпаясь концентрическими кругами и полукружиями. Так что он вытянул свое оружие, которое так и не применил против Жодле за ненадобностью, - вслепую. Вытащил и, вскинув, наугад назад на курок.
Сухо гавкнул выстрел. Осип, которому прохватило навылет плечо, машинально выпустил черного человека и попятился к стене. Рукав его рубашки стремительно набухал от крови. Киллер вскинул на него пистолет, но тут из-за угла вышел охранник ресторана, которого привлек шум. Верно, охранник думал, что какой-то разгулявшийся посетитель начал буянить и крушить мебель и сантехнику. Такое бывало не раз, и охранник вальяжно направлялся к месту событий, чтобы пресечь безобразия и, по мере возможности, содрать с нарушителя штраф, половину из которого следовало переложить в свой собственный карман.
Не получилось.
Потому что при появлении охранника черный человек перевел дуло пистолета с Осипа на "секьюрити" и два раза выстрелил. Охранник вздрогнул, как будто его приложили раскаленным железом, и повалился на пол; несколько раз дернул ногами, комкая ковровую дорожку, и затих.
- Чаво ж ты, сука?… - прохрипел Осип, размазывая кровь из простреленного плеча по стене. - Молодость решил вспомнить… падла? Или как… "Брата-2" пересмотрел-от? Ну… стреляй, черная душа, стреляй, тарантул!!
Киллер склонил голову набок, Осипу словно ударило в голову плохо проваренной кисельной массой - омерзительной, тошнотворной дурнотой… и он словно в замедленной съемке, покадрово, увидел, как узнанный им убийца поднимает "беретту" до уровня его, Осипа Моржова, глаз, а потом палец с желтоватым обкусанным ногтем начинает медленно вдавливаться в курок…
* * *
Ваня Астахов после столь скоропостижного ухода Осипа и Жодле в туалет остался в одиночестве. Нельзя сказать, чтобы одиночество было любимым его обществом, но сегодня он даже был рад тому недомоганию, что посетило Осипа и Жодле, причем с такой завидной одновременностью.
С каким-то особенным ожесточением он накинулся на заказанный ужин, весь аж наклонившись вперед и едва не уткнувшись носом в тарелки, - а когда распрямился, то увидел, что находится в VIP-кабинке не один. Уже не один.
У дверей стоял какой-то среднего роста квадратный парень с лошадиными зубами и массивным черепом, как нимбом, подернутым легким светлыми пушком. Он заложил руки за спину и смотрел куда-то в стену отсутствующим взглядом. Это был охранник. А охранял он человека, который сидел перед Иваном и, по всей видимости, уже не одну минуту ожидал, когда тот распрямится и вытрет губы салфеточкой, чтобы приступить к разговору.
А что он, разговор, будет серьезным, сомнений не было: слишком уж мрачно сидел перед Ваней нежданный гость, и тем более мрачным он показался Астахову-младшему, что тот узнал в нем того самого Александра, которого Осип именовал Флагманом и, припоминая, обвинял в склонности к беспределу.
- Приятного аппетита, Иван, - сказал "авторитет". - Здесь вообще неплохо кормят, да и цены, можно сказать, щадящие. Впрочем, я хотел поговорить не об этом, как, думаю, это можно понять.
- Ну да… - промямлил Иван Саныч, у которого тут же пропали остатки аппетита, те, что еще не были заглушены съеденным. - Вы же звонили, что придете. Так что я знал…
- Я сожалею, что помешал вам ужинать, Иван Александрович, - сказал Флагман. - Но разговор важный, а у нас нет времени. Я бы даже сказал - совсем нет времени.
Ване чуть не стало дурно. Съеденная пища неожиданно начала проситься наружу, каковой процесс и отразился дурнотной прозеленью на лице.
- Всегда неприятно поднимать такие вопросы, но когда возникает такая необходимость, перед ней приходится смиряться, - неожиданно изящно начал тот. - Вы, Иван, просили у нас помощи, вы ее получили. А теперь - ответная услуга. Как гвоорится, долг платежом… ну, вы знаете.
- Знаю…
- Так вот, вас хотели бы просить о том, чтобы вы с вашим… гм… товарищем, Осипом, исправили создавшееся положение. А положение, откровенно говоря, нехорошее, если не сказать еще более жестко.
- Как-кое… положение?… - выговорил Иван Саныч.
Лицо Флагмана, до того показательно спокойное и даже благожелательное, помрачнело. Он оглянулся на своего телохранителя, а потом, окинув Астахова взглядом холодных глаз - как облив водой из проруби! - проговорил:
- Такое. Ты прибег к помощи уважаемого человека. Этот человек убит. Убит в такое время и в таком месте, что не может быть такого, чтобы ты и твой дружок совершенно не имели к тому отношения. Я не говорю прямо, что это вы убили Рыбака, для такого дела вы оба мелковаты и духу не хватит… но его убили через час после того, как он говорил со мной по телефону из сельской мусарни. Твой фоторобот и фоторобот Осипа попали в розыск, и я, честно говоря, не понимаю, как вас еще не заластали в КПЗ.
- Мы никого… мы не убивали, - слабо отозвался Иван Саныч, - мы никого не… зачем нам убивать Рыбушкина? Я его… я его видел-то в первый раз в жизни!..
- Это понятно. Но тем не менее вы навели на него киллеров. Так решили у нас. Мы, конечно, не суд присяжных и вердиктами не кидаемся, но так или иначе - за Рыбака нужно ответить. Ты. Ты ответишь.
- Я? - пробормотал Иван Александрович, стараясь не смотреть в мрачное лицо сидящего перед ним бандита. - Но почему - я? Я ведь… я не…