Бенедиктов с интересом разглядывал деревца, "так вот ты какой, олень северный". Что такое кокаин, он знал. Баловался в молодости, потом приторговывал… Надо же, дерево, кто бы мог подумать. Век живи, век учись. Надо будет потом мужикам рассказать… Воспоминания о мужиках, тотчас же переключились на Хрюкина, напомнив о цели поездки. До этой самой цели, а, значит, до ближайшей посиделки с мужиками было, ой, как далеко.
- Мальвин, раз есть плантация коки, значит, есть люди, - произнес вдруг Громила. - Остров, выходит, обитаемый?
Мальвина, в планы которой не входило делиться полученной информацией, резко ответила:
- Не выдумывай… Плантация, плантация, сам что ли листьев нажрался? Какая плантация, какие люди! Нет здесь никого, а это, - девушка указала рукой на деревья, - игра природы. Понятно? Не забивай башку глупостью, лучше подумай, как нам этого придурка в чувство привести.
Бенедиктов сразу почуял - Мальвина что-то скрывает от них. С чего бы она так разволновалась, когда Громила выдвинул свое предположение? Аскольд решил не спускать глаз с этой лысой гадюки. Если Громилу и Чебурека в расчет он не принимал, то Мальвинку опасался всерьез. Он догадывался, что в ее планы входит возвращение в Ферск в полном одиночестве. Тут она, конечно же, сильно просчиталась, Бенедиктов так просто сдаваться не собирался.
- Хватит трепаться, грузите эту скотину четвероногую в лодку, нам еще пару часов до темноты осталось! - приказала девушка.
- Я в носильщики не нанимался, - огрызнулся Бенедиктов. - Нашла шныря. Нужно тебе, ты и волоки этого наркомана долбанного сама. Мне лично без него гораздо спокойнее, он меня раздражает своей тупостью. Интересно, у Черепушки все такие?…
Мальвина без слов достала пистолет и, помахав у Аскольда перед носом, села в лодку.
Бенедиктов сплюнул, грязно выругался и запев "Если женщина просит…" подошел к Громиле, они потащили Чебурека к лодке - Бенедиктов за ноги, Громила за голову. Длинные худые руки Чебурека болтались, постоянно зацепляясь за кусты и деревья, усложняя задачу. Они швырнули Громилу на дно лодки, чуть не перевернув ее. Грести пришлось в основном Бенедиктову, от мозгляка Громилы, толку было как от козла молока. Он действовал веслом, как иголкой, только протыкая воду.
Вскоре сумерки стали такими густыми, что невозможно было разглядеть лиц сидящих в лодке. В темноте лодка пару раз сталкивалась с какими-то препятствиями: то ли с крокодилом, то ли с бревном, то ли… Путешественники причалили к берегу, растолкали дрыхнущего Чебурека и высадились на берег. Его все еще пошатывало от удара о ствол дерева и листьев коки. Бедолага никак не мог понять, где он и что с ним? Во рту было гадко, голова гудела, перед глазами в дьявольской пляске скакали маленькие мушки. Его знобило со страшной силой. Он уже натянул олимпийку, джинсовую куртку, парашют, сел вплотную к костру, разведенному Бенедиктовым, но никак не мог согреться. Без аппетита, что случалось с ним очень редко, он проглотил ужин, который тут же попросился наружу.
- Мальвин, - жалобно произнес он, - у нас это… водочки или спиртику не найдется? В лечебных целях. Плохо мне, помру я…
Как всегда, влез Громила:
- Тебя что, в детском садике не предупреждали - не суй что попало в пасть? Тащишь в рот гадость всякую, потом ноешь.
Мальвина, которой за целый день надоели эти придурки, их ссоры, их нытье, их болячки, молча подала Чебуреку металлическую фляжку, желая, чтоб все скорее угомонились.
Чебурек, отвинтив дрожащими руками пробку, сделал жадный глоток, потом еще и еще один, торопясь, пока Мальвина не отобрала фляжку назад.
- А я? - возмутился Громила. - Мне, между прочим, для дезинфекции организмуса тоже надо!
Он выдернул фляжку из слабых рук товарища, сделал пару глотков:
- От, це дило! То, шо дохтур прописал, - произнес он и передал Бенедиктову, тот не стал отказываться. Мальвина не стала спорить, лишь бы заткнулись поскорее.
Они быстренько разбили палатку, накидали листьев и улеглись. Мальвина, как всегда, дежурила у костра первой. Аскольду в душную палатку к Чебуреку и Громиле идти не хотелось. Куда приятнее было хотя бы посидеть с молодой девушкой у костра на свежем воздухе, о том, чтобы с ней полежать у костра, речи уже давно не шло (Бенедиктов почти смирился с поражением).
- Долго нам еще в "маугли" играть? - спросила она у Бенедиктова.
Аскольд был рад любому поводу заговорить. Он достал прибор, настроил и… вздрогнул. Точка, которая несколько дней указывала северное направление, сейчас мигала совершенно в другом направлении. Вот еще утром и днем Тюфяков был где-то на одной прямой с ними, а сейчас выходило, что им нужно не плыть по реке, а углубиться в джунгли, пройти через горы и спуститься к океану с другой стороны. Причем, половину пути им придется проделать в обратном направлении, то есть возвращаться по своим следам. Расстояние они пройдут небольшое, но времени затратят почти сутки.
Девушка сразу же почувствовала, что произошло неприятное. Она заглянула через плечо Аскольда на экран и поняла, в чем дело. Мальвина достала карту. Так и есть, Тюфяков теперь с той стороны острова, отделенной от них горной цепью. С рекой придется распрощаться, а это значит, что путешествие затягивается. Пешком им понадобится в два раза больше времени и как минимум в два раз больше усилий. И нет шансов, что их маленький отряд дойдет туда в полном составе. Впрочем, Мальвину этот аспект путешествия не тревожил. На войне, как на войне. Тем более, что по плану она должна вернуться в Ферск без свидетелей…
Наутро Мальвина объявила Громиле и Чебуреку об изменении маршрута. Те восприняли новость спокойно.
Человек ко всему привыкает, "охотники за Тюфяковым" привыкли и к духоте, и к ниоткуда налетавшему проливному дождю, и к мерзости копошащейся у них под ногами, снующей туда-сюда, и к комарам с мошкарой, ночами не дающей спать. Но вот к чему они никак не могли привыкнуть - к отсутствию курева. Те небольшие запасы, которые они взяли с собой в дорогу, давно закончились. В принципе, сильно курящих было в команде только двое - Бенедиктов и Громила. Мальвина, как спортсменка, не признавала курение, хотя при надобности могла закурить. Чебурек же, вынесший еще со школы твердое убеждение: курение - медленная смерть; и капля никотина убивает лошадь, не признавал сигарет. На дух не переносил. К тому же привычка это не только вредная, но и дорогая. Практичный паренек предпочитал на ту же сумму покупать съестного. А при постоянном чувстве голода, что вполне нормально для здорового, растущего организма, каковым Чебурек являлся, проблема курения отпадала надолго.
Что только не делал Бенедиктов, чтобы хоть как-нибудь утолить никотиновую ломку. Связками лопал бананы, папайи, манго, грыз орехи, жевал все, что казалось съедобным. Было удивительно, как за все это время он ни разу не съел чего-нибудь ядовитого. Громила переносил антиникотиновую пытку более стойко. Он выплескивал всю свою негативную энергию на Чебурека, зло подшучивая над ним. Подкованный в биологии и этнографии Громила, казалось, наконец-то нашел выход. Произошло это совершенно случайно, как-то раз они развели костер возле неказистого деревца. Топливом послужили сухие ветки с него. Истосковавшийся по табачному запаху, нос Громилы уловил похожие ароматы.
Громила разрыл кострище, измазался в пепле с ног до головы, но нашел, что искал.
- Бенедиктов, вы мой должник! - воскликнул он, протягивая ему листья дерева, под которым сидели. - Индейский табак, - сикропиа. Из этих листьев табачок получается - "вырви глаз", после него, конечно, башка болит, но курить можно. Попробуем? - предложил он.
Бенедиктов, отчаянный фанат этого "дымного" занятия, готов был попробовать что угодно хотя бы отдаленно напоминающее процесс курения.
Они нарвали листьев, просушили их на солнце, что благодаря жаркому климату не составляло большой проблемы, и, раздобыв бумагу, скатали цигарки - козьи ножки.
"Табачок" оказался крепким, Громила закашлялся так, что чуть не выплюнул все свои внутренности. Бенедиктов оказался крепче, ему удалось-таки сделать пару-тройку затяжек. Отдышавшись, Громила предпринял вторую попытку отравления своего организма.
Мальвина и Чебурек смотрели на манипуляции этих ненормальных с жалостью, но они даже не пытались отговаривать их, видя, каким маниакальным упорством горят глаза заядлых курильщиков. Промучившись минут десять, Бенедиктов и Громила отказались от попытки курения сикропии. Все-таки индейский организм куда крепче изнеженных внутреностей европейцев, испорченных цивилизаций. Подтверждением тому стала жуткая головная боль, которая терзала несчастных экспериментаторов целый день. Они опустошили аптечку Мальвины, слопав все, что хоть как-то могло снять головную боль. В коробочке с лекарствами остались только уголь и бисептол. Оставалось использовать только одно, радикальное средство от головной боли - гильотину.
* * *
Ночь в "Гранд Отеле" была ужасна. Ядвига и Роберт несколько раз просыпались из-за нападения каких-то кусачих насекомых. Мальвина подозревала, что это вши или клопы. Девицы из кордебалета стонали, кричали во сне, в комнате было ужасно душно. Только под утро путешественники забылись тяжелым беспокойным сном.
Проснулись они, разбуженные диким воплем сирены, наподобие той, что используют при учебных тревогах по Гражданской Обороне.
Первая мысль, пришедшая в голову - пожар - заставила их подскочить со своих гамаков. Тюфяков, ставшим уже автоматическим движением, схватил дипломат и прижал его к груди. Оглядевшись Ядвига и Роберт заметили, что на девиц, валяющихся в углу комнаты, звуки не произвели никакого впечатления. Они продолжали сладко спать. Вероятно, вой сирены здесь были делом привычным, вроде звонка будильника или автомобильных клаксонов. Ядвига выглянула в темный коридорчик, швейцара на табурете не было.
Тюфяков, который время от времени, пытался брать инициативу на себя, вспоминая, что именно он, - представитель сильной половины человечества произнес:
- Пойдем к шерифу и найдем какую-нибудь власть острова. Мы им объясним, что мы подданные другой страны и случайно, в результате катастрофы оказались на их острове. Скажем, что мы представители красного креста (Роберт, решил, что это будет самым убедительным доводом в их пользу), с важной миссией. Они должны, просто обязаны нам помочь.
- Ага, - иронично улыбаясь произнесла девушка, - А на каком языке ты с ними разговаривать будешь? "Писи-писи"- передразнила она его, напомнив об их встрече.
- Ну?… - об этом Тюфяков, если честно, подумать не успел., - А интернациональный язык на что? - нашелся он.
- Это который, эсперанто что ли? Не уверена, что жители этого острова им владеют.
- Я имею в виду язык жестов! - обиделся на нее Тюфяков, - если ты такая умная, то может свои соображения выскажешь? - поинтересовался он.
Мальвина вплотную придвинулась к Тюфякову и шепотом произнесла:
- У них тут маленький двухместный самолетик есть, я когда-то на таких училась летать. Предлагаю потихоньку покинуть остров, там горючки хоть до Ферска, хоть до твоей Южной страны хватит (если быть точным, то горючего хватило бы только до ближайшего государства, но посвящать в такие подробности Тюфякова, Ядвига не собиралась. Главное покинуть остров с чемоданчиком и Тюфяковым у которого на шее ключ).
- Да ты что, - это же угон! - воскликнул Роберт, - за такое знаешь что бывает?
Мальвина испуганно оглянулась по сторонам:
- Тише, ты придурок! Сейчас сюда весь поселок сбежится.
Роберт с возмущением смотрел на девушку:
- Слушай, как тебе не стыдно, а еще учительница начальных классов. Чему же ты детей учишь?…
- Ладно-ладно, успокойся, это я от отчаяния. Бывает. Пошли на улицу, я думаю, что тот мужик с косичкой и есть "администрация" поселка.
Ядвига и Роберт вышли из отеля, но не успели пройти и двух шагов как были окружены толпой местных жителей. Они в полном молчании, плотным кольцом обступили парочку, настороженно разглядывая. Местные очень смахивали на бандитов, перекошенные рожи, необезображенные интеллектом, грязные немытые и нечесаные.
- Ду ю спик инглишь? - выловив из своей памяти английскую фразу, дрожащим от волнения голосом произнес Роберт. (Хотя фраза эта была абсолютно бесполезной. В любом случае при положительном и отрицательном ответе они ничего бы не поняли. Если местные говорят по английски, Роберт с Ядвигой на нем не разговаривают. Если нет, тогда тем более…)
- Ну и где же твой хваленый интернациональный язык жестов, - съязвила девушка. - Попытайся на нем объясниться с этими местными людоедами.
- Тю, Сэмен, так это ж баба! - вдруг произнес на русском языке один из самых безобразных "островитян" стоявших ближе всего к Ядвиге: одноглазый, со шрамом через правую щеку, и выбитыми спереди зубами.
Ядвига и Роберт в изумлении уставились на говорившего: они говорят на одном языке. "Островитян" удивил совсем другой факт, тот, что Ядвига была женщиной. К девушке сразу же потянулись грязные лапы, кто-то бесцеремонно ухватил за грудь, кто-то ущипнул за ягодицу. Ядвига взвизгнула, взмахнула ногой, рукой, расчищая себе небольшой проход в людском кольце. Она схватила истуканом стоящего Тюфякова и прорвалась через кольцо.
- Бежим придурок, - крикнула она, увлекая его за собой. Они кинулись вперед, не разбирая дороги, стараясь воспользоваться минутой форы. Сзади их уже нагоняли, отчетливо был слышен топот, прерывистое дыхание, непристойные выкрики.
Ядвига достала пистолет, мельком она увидела расширенные от ужаса и удивления глаза Роберта, теперь он ни за что не поверит, будто она - учительница начальных классов. Да и фиг с ним! Возможно у них не будет даже времени поговорить на прощание, Ядвига понимала, что живыми их с этой пиратской базы (в этом она уже нисколько не сомневалась) не выпустят.
Не останавливаясь, они выскочила на площадь, на которой вчера веселилось местное население, с другой стороны площади, навстречу им, то же бежала толпа. Отступать было некуда, девушка обернулась, дверь самой здоровой хижины была распахнута настежь, приглашая войти.
- Давай туда, - приказала она Тюфякову, указывая на дверь, - будем отстреливаться, а там посмотрим!
Роберт, за ним девушка рванули внутрь, махом перескочив три ступеньки, они захлопнули дверь, заперев ее на здоровенный чугунный засов.
- Кажется, все, - вздохнув, сказал Роберт, опуская дипломат на пол, рядом с собой.
- Милости просим, гостям всегда рады, - произнес сзади них зычный насмешливый голос.
Роберт и Ядвига резко обернулись. Напротив них за грубосколоченным деревянным столом сидел вчерашний борец сумо. Ядвига вскинула руку с пистолетом, но жест этот был запоздалым. Из под стола, дулом на них, торчал "узи".
- Брось, это плохая игрушка для такой хорошенькой девушки, - произнес здоровяк и хотя он улыбался, в голосе его звучала угроза.
В дверь с той стороны настойчиво затарабанили.
- Брось оружие, открой дверь, - приказал толстяк, вытаскивая из-под стола "узи".
Ядвиге пришлось подчиниться. В хижину ворвалось несколько местных, они оттеснили Ядвигу с Робертом от стола "шефа", пихая и толкая их в угол комнаты. Роберт пытался загородить девушку от откровенно-похотливых взглядов отморозков, но его бесцеремонно отпихнули, как ненужную вещь. Теперь уже Тюфяков жалел, что проявил "малодушие" и принципы, надо было мотать с острова на самолете, лучше уж за угон попасться, чем погибнуть от рук…
Местные тем временем приступили к более "близкому" знакомству с девушкой, сопровождая грязными намеками.
- Какая киска, - произнес один из них, пытаясь ущипнуть Яну за щеку.
Девушка отшатнулась.
- Карамелька моя, посмотри меня для тебя что-то есть, - мерзким тоном произнес другой, пытаясь прижать девушку к себе.
Яна отпихнула его.
- Горячая, сучка! - восхищенно добавил другой.
- А грудь, грудь у нее настоящая? - поинтересовался третий, пробуя дотянуться до интересующего его предмета.
В этот момент дверь отварилась и на пороге появились две девицы из гранд отеля, только теперь при близком рассмотрении и дневном свете было видно, что никакие это не девицы.
Один или одна из них, пытались протиснуться поближе к Ядвиге, что бы разглядеть, чем это все заняты.
- Пусти, противный, - протяжно-писклявым голоском произнес он, вращая бедрами.
Но на него никто не обращал внимание. Сегодня бы не его звездный час. Мужская половина поселка забавлялась видом настоящей женщины. После долгих попыток ему удалось подобраться ближе. Он с отвращением взглянул на девушку и плюнув на пол произнес:
- Фу, уродина какая, на каком болоте ее жаба родила? С какой мусорки вы ее притащили…
Однако ревниво-критический голос "девицы" потонул в гуле мужских восторженных.
Ядвиге сделалось дурно, она отчетливо представила себе, что ее ожидает. Перспектива была не из приятных. Отчаяние придало ей силы, она начала вырываться, пытаясь дотянуться до одного из этих уродов ногой, но увы. В такой тесноте было просто невозможно сделать маховое движение ногой. Тюфяков, пытался выступить на защиту достоинства и чести подруги и даже пару раз размахнулся дипломатом, но его тотчас же повалили на пол, отняли чемоданчик, и хорошенько отпинали. Для острастки, на всякий случай.
- Кончай базар, - произнес вдруг "борец сумо", доселе спокойно наблюдавший происходящее. - Все вон, дверь с той стороны закрыть.
Взбудораженная толпа неохотно последовала его приказу, мужчины расступились и медленно двинулись к выходу, тихонько поругиваясь. Эта неторопливость была расценена как непокорность, шеф поднял ствол к потолку и дал короткую очередь вверх. Мужики ломанулись к дверям, кто-то упал, кто-то перешагнул, кто-то на кого-то наступил, кто-то кого-то зацепил. Через секунду хижина опустела. Остались только два здоровяка с лицами дегенератов, вооруженные до зубов, вероятно, охранник.
Ноги Ядвиги ослабели и она опустилась на глинобитный пол, рядом с лежащим в отключке Робертом.
"Борец" выдвинул ящик стола и достал толстую мохнатую сигару, и крохотные щипчики. Откусив кончик сигары, он с наслаждением закурил. По комнате распространился аромат гаванского табака. Ни Ядвига, ни хозяин хижины не спешили нарушить молчание.
В дверь деликатно постучали, вежливый голос через дверь спросил:
- Завтракать подавать, Капитан?