- Игорь, тут не в недоверии дело. У меня реальная проблема, и я пытаюсь понять, это со мной что-то не в порядке, или на самом деле этот урод на волю вышел, - зло сказала я, вынимая сигареты и зажигалку. - Ладно, если у меня крыша потекла - обращусь к докторам, подлечат. Но вот если второе… Ты знаешь, по какому делу он сел?
- Еще бы! Так нашумел - только глухой не слышал. Не каждый день иностранный подданный собственную супругу в клетчатых сумках по всей Москве развозит. Бр-р-р, аж мурашки по коже…
- Тогда ты должен понимать, что он не остановится в попытках свести счеты со мной, потому что я поспособствовала тому, чтобы укатали его на максимальный срок.
- Варя, это решительно невозможно. Скорее всего, ты просто обозналась.
- Я тоже на это очень рассчитываю. Но что мне делать, если это не так?
- Что ты заладила? - уже раздраженно спросил Игорь. - Хорошо, по великому блату и потому, что лично к тебе отношусь хорошо… Так и быть, устроим внеплановую проверку того исправительного заведения, где содержится твой разлюбезный Невельсон. Засуну в комиссию своего парня, он сделает пару снимков, чтобы ты убедилась и успокоилась. Так пойдет?
- Спасибо, Игорь, - с чувством отозвалась я. - Если что-то от меня нужно…
- Взяток не беру! - отрезал он. - Все, Жигульская, некогда мне. Как проверну дело - позвоню, встретимся. И не дергай меня пока, ради всего святого, у меня тут свои тараканы.
- Да, я поняла, извини. Спасибо еще раз.
Я убрала телефон, затушила окурок в пепельнице и задумалась. Допустим, человек Игоря из этой комиссии привезет мне снимки Невельсона в тюремной робе на фоне вышек и служебных собак. Это успокоит меня окончательно? Разумеется, нет. Я все равно буду думать о том, кого же тогда видела в арбитражном суде и тогда, на набережной. Как мне эту-то проблему решить? Ни к каким психологам я обращаться, понятное дело, не буду, да и чем они мне помогут? "Понимаете, у меня специфические галлюцинации. Я вижу человека, которого физически не может быть в Москве" - так это должно выглядеть?
- Варвара Валерьевна, вы в машине сидеть будете? - вывел меня из раздумий голос Володи.
- А? Что? А мы уже приехали? - очнулась я, пытаясь нашарить ногой закатившиеся под переднее сиденье туфли.
- Крепко задумались, - заметил водитель.
- Да… проблемы… - Я неопределенно махнула рукой и, найдя наконец туфли, открыла дверку и вышла на улицу.
Новый двор мне очень нравился - такой типичный старый московский дворик. Старый не в смысле, что ему много лет, а потому, что здесь царила какая-то особенная атмосфера. Красивые клумбы, чистые дорожки, постриженные кроны деревьев и ощущение какого-то микромира, не особенно связанного с тем, что надрывался автомобильными сигналами и шелестом шин по асфальту за пределами этого двора.
- Хорошо здесь, - словно подслушав, произнес Володя.
- Да, бывают еще такие уютные места в центре столицы, - пробормотала я.
Ремонт шел полным ходом, в двух комнатах уже была закончена вся отделка, в кухне как раз сегодня устанавливали гарнитур и технику, а потому в квартире было многолюдно. Здесь же присутствовала архитектор Людмила, сидела на подоконнике в кухне и надзирала за двумя рабочими, монтировавшими шкафы.
- Ой, как хорошо, что вы заехали! - обрадовалась она. - Хотела вам цвет стен в кабинете показать, мне показалось, что темновато.
Она спрыгнула с подоконника и увлекла меня в комнату, призванную в будущем стать моим кабинетом. Цвет стен мне не понравился категорически. Модный оттенок "артишок" на поверку оказался довольно противным болотно-зеленым, что сразу вызвало у меня ассоциации сперва именно с болотом, а затем с санаторием для партийной элиты, в котором однажды в детстве я оказалась с бабушкой. Не хватало только полированного коричневого гарнитура и яркой расписной китайской вазы в углу.
- Нет, Людмила, это категорически не годится!
- Да? Вот мне тоже почему-то не понравилось, хотя странно - я недавно делала ремонт в одной о-о-очень богатой квартире, и там почему-то смотрелось неплохо, - почесала в затылке архитектор. - Ладно, перекрасим, это не проблема. Посветлее делаем?
- Лучше бежевое что-то, мне в таком цвете работается лучше.
- Хорошо. - Она черкнула что-то в блокноте, вынутом из кармана широких полотняных брюк. - Да, вам тут письмо принесли, я еще удивилась, почему сюда.
Я не успела ничего произнести, как Людмила пулей слетала в соседнюю комнату и вернулась с белым конвертом в руке. Похоже, мне уже все равно, какого цвета будут стены в кабинете, потому что жить в этой квартире стало небезопасно - раз Мельников осведомлен о ее наличии.
- Спасибо, - машинально сказала я, комкая конверт и засовывая его в карман пиджака.
Мы обсудили еще какие-то мелочи, хотя я с трудом улавливала смысл вопросов, задаваемых мне Людмилой, и Володя повез меня на квартиру Маянцева. По дороге мой проницательный водитель остановился у "Азбуки вкуса" и купил там каких-то продуктов, справедливо полагая, что сама я этого делать не стану. Отношения с домработницей Маянцева Юлей у меня не сложились - я ей не приглянулась, и потому готовить обеды и покупать продукты она отказалась наотрез, заявив, что в ее обязанности это не входит. Я не особенно расстроилась, так как питалась в основном в ресторанах, а в выходные могла что-то приготовить и сама. Было бы из чего. Вот Володя и следил за этим. Иногда, даже несмотря на бабушкино строгое и довольно правильное воспитание, я бывала все-таки жутко инфантильной…
Дома я забросила пакет с продуктами в кухню и сразу двинулась в спальню, упала поперек кровати, раскинув руки, и задумалась. Конверт в кармане словно прожигал бедро, я ощущала физический дискомфорт, но сил вынуть его и бросить на пол не было. Я не знала и не хотела знать, что в нем. Зачем? Наверняка очередная фраза-угроза, призванная напугать меня. Непонятно одно - зачем это Мельникову? И почему он так упорно отнекивается от этих писем? Ведь все понятно - это он, кому еще надо пугать меня? И он явно следит за всеми моими передвижениями, знает, где я купила квартиру. Интересно только, знает ли, где я живу сейчас… и стоит ли ждать появления этих мерзких конвертов здесь. И что делать тогда? Бежать в загородный дом Маянцева? А потом куда?
Я села, стащила пиджак и вместе с конвертом в кармане выбросила в открытую балконную дверь. Пусть пока там полежит. Переодевшись в домашнее платье, я набрала номер Мельникова. Казалось, что каждая набранная мной цифра колет палец - до того противно и страшно мне было звонить ему. Но лучше я сама еще раз попытаюсь все выяснить. Приближу ужасный конец, так сказать.
- Да, Варя, я слушаю.
- Ты можешь встретиться со мной сегодня? - Эта фраза далась мне еще труднее, чем набор номера, но я ее произнесла.
Он, кажется, удивился:
- Встретиться?
- Да.
- Так срочно?
- Да.
- Я вообще-то в Клину… неделю уже здесь подвисаю. Но постараюсь поскорее, если, конечно, пробок особых не будет. Ехать часа два с половиной, если дороги свободные, - зачастил Кирилл, боясь, видимо, что я передумаю.
- Давай так. Как доедешь до Садового, позвони, я соберусь. Ты ведь знаешь, где я живу?
- Откуда мне это знать?
- Не ври, Кира, я не люблю этого…
- Варя, прекрати! Я клянусь, что понятия не имею о том, где ты сейчас живешь. Я позвоню, когда буду в центре, и ты скажешь, откуда тебя забрать. Все, не будем терять времени, - и он положил трубку, а я растерянно посмотрела на свой замолчавший мобильный.
По голосу Кирилла я не смогла понять, врет ли он или действительно не знает об этой квартире. Ничего, сейчас соберусь с силами, времени еще достаточно, и, хотя дорожная карта в Интернете никаких пробок не показывала, все равно часа три у меня есть. Надо только подстраховаться как-то, чтобы Мельников чего не выкинул… но только как? И я не нашла ничего лучше, чем позвонить Маянцеву. Да, был риск показаться навязчивой, но ведь он предлагал помощь, а больше мне обратиться не к кому, увы…
- Я вас слушаю, Варвара, - суховато ответил Клим, и я услышала, что он едет в машине - работало радио, слышались сигналы нетерпеливых водителей.
- Клим, я не займу много времени. Вы предлагали мне помощь в поиске того, кто пишет письма. Сегодня я не прочь воспользоваться ею. Мне нужен кто-то, кто сможет понаблюдать за одним человеком, с которым я встречаюсь сегодня вечером, но пока еще не знаю, где, - выпалила я, в душе опасаясь, что он откажет. Однако Маянцев меня удивил:
- Если вы имеете в виду господина Мельникова, то пока за ним ничего необычного не замечено. Неделю торчит в Клину, у него там дела с одним из местных застройщиков, как я понял, он юрист компании.
- Но откуда… как?..
- Варвара, вы не учитываете кое-каких факторов, и это странно для адвоката вашего-то уровня. Я навел справки и решил чуть опередить события. Господин Мельников находится под надежным наблюдением, можете встречаться с ним смело, с вами ничего не случится. Моя служба безопасности за это отвечает. Есть еще какие-то просьбы?
- Больше нет.
- Тогда всего хорошего, - и он сбросил звонок прежде, чем я успела сказать еще что-то.
Однако. Господин Маянцев не так прост, как я думала. И, похоже, не так заинтересован во мне, как могло сперва показаться. Что ж, наверное, так даже лучше. Но я-то какова? Как же я могла так ошибиться в нем? Действительно, это для моего уровня просто из рук вон…
Но после этого разговора мне вдруг стало немного полегче. Все-таки я не совсем одинока, есть человек, который готов помочь, и от этого, конечно, ситуация стала выглядеть чуть менее трагичной. Но… Неизвестно, чем закончится моя встреча с Мельниковым. Может, он устанет ломать комедию и расскажет, зачем старается испортить мне жизнь в который уже раз. Но, насколько я знаю Кирилла, чудо вряд ли произойдет. Скорее, он начнет старую песню о вечной негасимой любви, а это слушать я больше не могу и не буду. Любовь? При чем тут любовь? Где она была, его любовь, когда Кирилл хладнокровно натравливал на меня то какого-то гопника, чтобы сломал мне нос, то автолихачей, стрелявших по колесам моей машины и пытавшихся столкнуть ее с дороги? Где была эта любовь, когда он спал со мной, а сам только и делал, что пытался выведать нужную информацию? И вообще - как он представляет себе наше теперешнее общение? Я хочу только получить ответы на свои вопросы, а вот он… Он же явно ждет какого-то продолжения. Но как, как я могу с ним общаться? Мы расстались давно, расстались очень плохо, трагически, можно сказать… Самое главное - понять, возможно ли общение потом, когда эмоции немного остынут, а страсти поулягутся. Наверное, если человек в прошлом не предал тебя и не сделал гадости, от которой, кажется, даже во рту до сих пор противный привкус, то вполне вероятно, что со временем можно наладить некое подобие дружеских отношений. Но как быть в ситуации, когда человек тебя растоптал, уничтожил и вообще едва не отправил на нары? Какое тут может быть общение, о чем говорить? Тут надо бежать без оглядки, даже не обращая внимания на свалившиеся с ног туфли. А не сидеть и не раздумывать над тем, как общаться дальше. О чем общаться, зачем?
Мельников позвонил около восьми, сказал, что едет по Садовому в сторону центра.
- Где бы нам посидеть, чтобы было тихо и малолюдно? - спросил он.
- Ты спрашиваешь об этом у человека, прожившего три года в другой стране.
- Хорошо, сейчас посмотрю и перезвоню. За тобой заехать?
- Нет! - вскрикнула я слишком поспешно, настолько, что Мельников рассмеялся:
- О, как все запущено! Не волнуйся, я предложил из вежливости, чтобы ты лишнего обо мне не подумала. В общем, собирайся, я перезвоню минут через пять.
Я положила телефон на стол и мысленно выругала себя за несдержанность - опять дала Кириллу в руки козырь в виде моего страха. Зря…
Он перезвонил в тот момент, когда я застегивала джинсы:
- Тебе долго добираться до стейк-хауса на Пятницкой?
- Нет, не долго, - прикинув, что быстрым шагом я дойду минут за пятнадцать, ответила я.
- Тогда там и встретимся. Надеюсь, мне удастся парковку найти.
С этим могли возникнуть проблемы, но они вряд ли мои. Я спокойно оделась, сунула ноги в балетки и, взяв небольшую сумочку с телефоном, кошельком и сигаретами, вышла из квартиры.
Очередной июньский день катился к завершению. Скоро суета пропадет, и можно будет вздохнуть чуть более свободно. Сейчас пройду по Большой Татарской, выйду в Старый Толмачевский переулок и по нему доберусь до Пятницкой. Стейк-хаус я знала хорошо, бывала там довольно часто с разными мужчинами, правда, кухня тамошняя меня не увлекала - мясо, но всегда можно найти пару салатов. Кроме того, есть вариант сесть не в помещении, а на просторной веранде, и это будет лучше со стратегической точки зрения - тот, кто сопровождает Кирилла, тоже сможет сесть там и видеть нас, не привлекая внимания.
Разумеется, я пришла раньше Мельникова, а потому имела преимущество выбора и уселась на веранде, выбрав столик, наиболее далеко расположенный от входа. Это оказался довольно тихий уголок в импровизированной беседке, увитой искусственным плющом. Курить, конечно, нельзя, но ладно, потерплю. Ущемляют все-таки в нашей стране права одних за счет расширения прав других, но что поделаешь. Курильщиков-то меньше не стало, просто добавило неудобств в их жизнь.
Я заказала кувшин лимонада и легкий салат с морепродуктами, явно разочаровав официанта - сюда приходят за стейками, коих в меню множество. Ничего, сейчас Мельников приедет - вот он и закажет. Кирилл всегда любил мясо.
Я успела практически расправиться со своей порцией, когда на веранду вбежал взмыленный и злой Мельников в сером костюме и наполовину развязанном галстуке. Девушка-хостес сразу показала ему мой стол, и Кирилл, на ходу снимая галстук, подошел и отодвинул тяжелую скамью, чтобы сесть напротив:
- Привет, Варюша. Буквально ведь сто лет не виделись.
Я не могла заставить себя взглянуть ему в глаза - так бывало и прежде. Кирилл постарел, хотя все еще выглядел привлекательно, но вот глаза как-то потухли, словно потерялись за сеткой морщин, которых не было раньше, да кожа на лице чуть огрубела.
- Ты почти не изменилась, - продолжал он возбужденно. - Собственно, как и этот чертов город - невозможно машину воткнуть даже на платную парковку.
- Ты хочешь обсудить это со мной?
Он немного остыл, взял меню и пробежал его глазами:
- Надеюсь, хоть мясо здесь готовят по-прежнему.
Кирилл подозвал официанта, заказал фирменный стейк и жареную картошку, салат и бокал красного вина. Я удивленно покосилась на него, и он объяснил:
- На такси уеду, надо расслабиться немного, полдня за рулем и парковки эти…
Пока ждали его заказ, перебросились парой ничего не значащих фраз - что-то про Аннушку, про каких-то старых общих знакомых. Я аккуратно рассматривала всех посетителей, заходивших на веранду после Кирилла, но никак не могла понять, кто же именно из них является человеком от Маянцева. Справедливости ради я представления не имела, как уж так по-особенному должен выглядеть сотрудник службы безопасности крупного строительного концерна. Устав гадать, я бросила разглядывать посетителей и наконец смогла заставить себя взглянуть в лицо Кирилла открыто, а не исподтишка. И… не почувствовала того, что бывало раньше. Мое сердце не рванулось ему навстречу, мне не захотелось оказаться в его руках, ощутить его губы на своей коже. Ни-че-го. Совершенно ничего из прошлой жизни. Я действительно освободилась от его влияния. Первая любовь, которая, как говорят, не ржавеет, наконец-то оставила меня.
- Ну что, Варвара Валерьевна, задавайте ваши вопросы, - отодвигая от себя пустую тарелку со скрещенными на ней приборами, сказал Кирилл.
- К чему такой официоз? Я хотела поговорить, а не на допрос тебя вызвала.
- Да уж, допросов мне в жизни хватило, - криво усмехнулся он, делая глоток вина.
- Надеюсь, ты не скажешь, что был невиновен.
- Нет, Варенька, не скажу. Но шесть лет моей жизни оказались спущены в помойку.
- И теперь ты считаешь меня в этом виновной, да? И потому преследуешь и шлешь эти идиотские конверты с угрозами? - не выдержала я.
- Ты все такая же истеричная девица, которой я тебя знал, - спокойно сказал Кирилл, покручивая бокал на скатерти.
Я не заметила опасного блеска в его глазах и упустила момент, в который он ловким, незаметным движением чуть наклонил бокал, и из него на белую скатерть выплеснулось немного вина, тут же расплываясь пятном. Этого было вполне достаточно, чтобы мгновенно ввести меня в то ступорозное состояние, что охватывало меня всякий раз, едва я видела красные пятна на белом фоне. Руки и ноги сделались ватными и холодными, в голове зашумело, перед глазами поплыли круги. Кирилл обошел стол, сел рядом со мной, крепко обхватил за плечи и подозвал официанта:
- Замените, пожалуйста, скатерть, только как можно скорее.
- С вашей дамой все в порядке? - опасливо покосился на меня официант, и Мельников процедил:
- Да, все в порядке, но замените быстрее скатерть.
Пока официант бегал в подсобку, я не сводила взгляда с красных пятен и снова возвращалась в тот ужасный день много лет назад, когда лежала в белом махровом халате в ванне, полной воды и крови. В этом тоже был виноват Мельников. Сейчас же он прижимал меня к себе, гладил по волосам и шептал:
- Какая же ты дура, Варька… разве же я стал бы сводить с тобой счеты посредством каких-то дурацких записочек? Я что - школяр сопливый? Я шесть лет провел на зоне, уж наверняка придумал бы что-то более изобретательное. Я не имею никакого отношения к тому, в чем ты меня обвиняешь, поверь - сейчас я искренен, как никогда прежде. Я не делал этого, Варенька. Мне не за что мстить тебе, как ты думаешь. Я получил ровно то, что заслужил, ни годом больше, и отбыл ровно столько, сколько смог. Вышел по условно-досрочному, немного огляделся, устроился на работу - у меня все в порядке, Варя. И мстить тебе мне совершенно незачем. Я все пережил. Отболело, понимаешь?
Я вроде бы слышала все, что он говорил, но слова доносились как сквозь плотный слой ваты. Когда стол был вновь застелен белой скатертью, меня немного отпустило, и я предприняла вялую попытку освободиться от объятий Мельникова. Он, к моему удивлению, не стал упорствовать, а пересел на свое место и налил мне лимонада:
- Освежись, а то действительно в обморок хлопнешься.
Я взяла стакан обеими руками, но они дрожали так, что поднести его ко рту не представлялось возможным. Мельников покачал головой и вновь пересел ко мне, забрал стакан и помог мне попить:
- Ничего не изменилось. Я думал, что за эти годы ты нашла время, чтобы как-то проработать эту проблему. Хочешь, специалиста порекомендую? Мне здорово помог, когда я с зоны вернулся и не мог адаптироваться. Шесть лет режимной жизни, знаешь ли, очень расслабляют - ни о чем не надо заботиться, всем тебя государство обеспечило, а тут, на воле, все иначе. Признаться, я подрастерялся слегка.
- Зачем ты мне это рассказываешь?