- И это не голословное предположение, - кивнул Столбовой. - Например, среди "чекистских бумаг" осталась и специальная книга учета текущих дел. Думаю, никто не мешал им уничтожить ее полностью, однако оттуда были только вырваны некоторые листы, а в основном эта книга сохранилась. И вот на запрос мне ответили, что в 1969-70 годах "дело В.Ф. Матвеева" в книге зарегистрировано, хотя конкретными материалами Хранилище не располагает.
Вот, собственно, и все, что мне удалось выяснить. Едва ли это можно назвать даже информацией к размышлениям.
- Отсутствие информации - тоже информация, - не без некоторого удовлетворения сказал Дубов. - Во всяком случае, благодарю вас, Егор Трофимович, ваша помощь для меня всегда неоценима.
- Ну, будет вам подлизываться, Василий Николаич, - усмехнулся инспектор.
- Ваши факты еще раз подтвердили мои подозрения, - задумчиво произнес детектив. И, вздохнув, добавил: - Худшие подозрения.
- А мне кажется, Василий Николаич, что вы собираетесь ввязаться в опасное дело, - покачал головой инспектор.
- Уже ввязались, - подхватил Серапионыч.
- В разные годы погибли несколько человек, причастных к этому делу, подтвердил Дубов. - И двое - за последние дни.
- Ну и ради чего, позвольте полюбопытствовать? - усталым голосом спросил Столбовой.
- Я и сам спрашивал себя - ради чего? - вздохнул Дубов. - Но останавливаться я уже не имею права - и именно теперь.
- Хотя бы из уважения к памяти погибших, - добавил Серапионыч.
- Ну хорошо, я могу вам еще чем-то помочь? - задал практический вопрос инспектор, принимаясь за обед, уже начавший понемногу остывать.
- Можете, - тут же откликнулся Василий. - Неплохо бы присмотреть кое за кем, ведь любой, оказавшийся в орбите наших разысканий, автоматически может стать мишенью убийц.
- Имя? - Егор Трофимович раскрыл блокнот.
- Людмила Ильинична Голубева! - опередив Дубова, выпалил Серапионыч. Егор Трофимович вопросительно посмотрел на Василия, тот молча кивнул.
* * *
Людмила Ильинична с первого взгляда очень понравилась Василию Дубову простая славная женщина, как и описывал ее Серапионыч.
Представив ее и детектива друг другу и вкратце рассказав о причинах визита, Серапионыч протянул Людмиле Ильиничне нераспечатанное письмо.
- Не может быть, - прошептала вдова. Ее глаза заметно повлажнели. Неужели это от него… В разговор вступил Василий:
- Очень извиняюсь, Людмила Ильинична, но не могли бы вы вскрыть письмо в нашем присутствии?
- А что, там взрывчатка? - слабо улыбнулась Людмила Ильинична.
- Очень возможно, - совершенно серьезно ответил Дубов.
Людмила Ильинична взяла конверт, осторожно оторвала полоску сбоку и извлекла небольшой листок с несколькими рукописными строчками.
Пробежав написанное, хозяйка протянула листок Дубову. Тот прочел вслух:
- "Люсенька, если ты случайно окажешься в городе и получишь эту записку, то забери все бумаги из известного тебе места и спрячь где-нибудь вне дома. Надеюсь на скорую встречу, тогда все объясню. Твой Вл. Матвеев". Детектив возвратил письмо вдове. - Очевидно, Владимир Филиппович уже в Киеве почувствовал что-то неладное, может быть, даже угрозу жизни, и решил перепрятать нечто, чем очень дорожил… - Василий перевел взор на Людмилу Ильиничну: - Из известного вам места?
- Муж устроил дома что-то вроде тайничка, где держал какие-то бумаги по правде говоря, я особо не интересовалась, что он там прячет. Но однажды Володя показал мне, где тайничок находится и как его открыть.
- И где же он? - нетерпеливо спросил доктор.
- В нашей квартире, - вздохнула Людмила Ильинична, - то есть теперь в вашей, Владлен Серапионыч.
- Людмила Ильинична, я понимаю, что вам это очень тяжко, проникновенно заговорил Василий, - но я очень прошу вас…
- Показать "известное мне место"? - перебила Людмила Ильинична. - Что ж, хоть прошло уже столько лет, но думаю, что сумею его найти. Хотя и не хочу зря вас обнадеживать - едва ли мы там что-либо обнаружим.
- Может быть, прямо сейчас? - предложил Дубов. - У меня машина, много времени это не займет.
- Ну что же, раз надо - значит надо, - тут же согласилась хозяйка. - Ну так поедемте сразу же - чего откладывать.
Уже в "Москвиче" Людмила Ильинична пояснила:
- Тогда, в июне семидесятого года, Володя в очередной раз поехал на Украину - то ли навестить родных, то ли по каким-то делам, я так и не поняла. Он как-то очень быстро собрался и уехал. А я вместе с детьми, как и было задумано, отправилась на лето в деревню к своим родителям. Ну, вы знаете - село Заболотье, это недалеко от города, по Северному тракту. Дубов и Серапионыч, не сговариваясь, кивнули. - Но вот и пару недель не прошло, как меня срочной телеграммой вызвали в Кислоярск - дескать, Владимир Филиппович, едва вернувшись, скоропостижно скончался.
- Кто вас вызвал? - обернулся из-за руля Дубов.
- Подписи не было, - вздохнула вдова, - скорее всего, кто-то из соседей. То ли Иван Кузьмич, то ли Наталья Николаевна. Поначалу я даже приняла это за чью-то глупую шутку, однако тут же собралась и поехала в город. Хорошо хоть ребята остались в деревне… - Людмила Ильинична замолкла, будто заново переживая то, что произошло тридцать лет назад.
- Людмила Ильинична, вы не заметили чего-либо, скажем так, странного, не совсем обычного, когда оказались в квартире? - задал детектив очередной вопрос.
- Вы лучше спросите, оказалась ли я вообще в квартире, - невесело усмехнулась Людмила Ильинична. - Я в нее даже не попала - едва Володю увезли, как дверь запечатали.
- Для чего? - изумился Серапионыч.
- Как мне объяснили, ведется следствие, и все должно оставаться на своих местах. - Людмила Ильинична поудобнее устроилась на заднем сидении. Хотя какое может быть следствие, если Володя скончался от банального сердечного приступа? Неделю я жила в гостинице, причем за государственный счет, а потом мне дали другую квартиру. Кстати сказать, не хуже прежней. Если не сказать - лучше.
- С чего это вдруг наше государство так расщедрилось? - удивленно спросил детектив.
- Государство объяснило, что поскольку квартира служебная, то ее нужно освободить для нового заведующего моргом, - пояснила вдова. - То есть для вас, Владлен Серапионыч.
- А что, Люсенька, что-то не так? - прищурился доктор, уловив в голосе Людмилы Ильиничны нотки сомнения.
- Квартира не могла быть служебной, - с расстановкой заговорила Людмила Ильинична, - по той простой причине, что нам она досталась в результате двойного обмена. Знаете, одним надо съезжаться, другим наоборот…
- Все ясно, - подытожил Дубов, - просто кое-кому нужно было под благовидным предлогом удалить вас из квартиры, а за то время, пока она стояла пустая до вселения Владлена Серапионыча, ее обыскали, что называется, до последней щелки. Так что, боюсь, тайник пуст… А впрочем, мы уже, кажется, приехали.
- Да нет, один раз я здесь все-таки побывала, как раз через неделю после того… После того, как это случилось, - продолжала Людмила Ильинична, пока они поднимались по лестнице. - Это когда я перевозила вещи на новую квартиру… Боже мой, а тут все так, как было при Володе! - воскликнула Людмила Ильинична, едва переступив порог.
- Ну да, - кивнул Серапионыч. - Все, что вы мне оставили. А что поделаешь - своего ничего не нажил. А много ли нужно старому холостяку стол, кровать, пару стульев…
- Людмила Ильинична, пожалуйста, вспомните - когда вы перевозили вещи, не показалось ли вам тут что-то… ну, странным, не совсем естественным? - продолжал допытываться Василий.
Вдова тяжело опустилась на стул:
- Не буду скрывать - многое мне показалось и странным, и не совсем естественным. Для переезда мне предоставили грузовик и двух грузчиков, которые не столько переносили вещи, сколько следили за каждым моим движением. Даже, извините, в туалет не хотели меня пускать - едва я туда направлялась, как тут же звали на кухню или в комнату и спрашивали, что брать, а что нет. Но когда я все же туда попала… - Людмила Ильинична надолго замолкла. Дубов и Серапионыч не торопили ее. - В общем, получилось так, что когда я мыла руки, то мыло выскользнуло и упало на пол, как раз сбоку унитаза. И когда я нагнулась, то заметила следы засохшей крови, а рядом - как будто что-то вытирали.
Доктор и сыщик переглянулись - им обоим пришли в память слова из письма с угрозой: "Будешь совать нос…" Но вдове они, конечно же, ничего говорить не стали.
- Вы кому-то об этом сообщали? - спросил Василий.
- Да ну что вы, - махнула рукой Людмила Ильинична. - Вам первым. Я сразу поняла, что тут что-то нечисто, но что я могла сделать? Володю уже не вернешь, а я должна была жить - не ради себя, а ради детей. - Вдова вздохнула. - Надеюсь, ему не пришлось бы за них краснеть…
- Постарайтесь вспомнить, Людмила Ильинична, не пропало ли что-то из квартиры за ту неделю, пока она стояла опечатанная, - попросил Дубов. - Или, может быть, какие-то вещи лежали не совсем на своем месте?
- Знаете, я тогда была очень взволнована и вряд ли заметила бы какие-то передвижки. - Людмила Ильинична встала со стула и подошла к книжному шкафу с длинными рядами книг по медицине. - А пропало ли что-то? Да, пропало. Я знала, что Владимир Филиппович хранил все письма, вел дневник - и ничего этого я не нашла. Ни одного письма, ни одной тетрадки.
- Вы не пытались узнать, куда все это девалось? - спросил Серапионыч.
- У кого? - пожала плечами вдова. - У грузчиков, или у тех, кто их послал? Если бы я хоть как-то обнаружила свои подозрения, то… Ну, сами понимаете.
- А знаете, у нас появился шанс, - вдруг заявил Василий. Серапионыч и Людмила Ильинична удивленно поглядели на сыщика. - Ну, судите сами: за неделю, что прошла между, гм, прискорбным случаем и тем днем, когда вы, Людмила Ильинична, забрали вещи, у них была возможность похозяйничать тут вовсю. Как я понимаю, письма и дневники Владимир Филиппович особо никуда не прятал, а в них наши "органы", несомненно, нашли много всяких "материалов к размышлениям". После перевозки вещей и до вселения Владлена Серапионыча они тут наверняка еще бывали и обыскивали помещения. Но, видимо, делали это больше формально, чем по существу - ведь сам факт наличия тайника вряд ли был им известен. Так что очень возможно, что тайник до сих пор стоит нетронутый.
- Так, может, проверим? - не выдержал доктор.
- Да, конечно, - Людмила Ильинична решительно встала со стула.
- Еще один вопрос, - остановил ее Дубов. - Людмила Ильинична, говорил ли с вами Владимир Филиппович о предмете своих поисков? Упоминал ли имена каких-либо нацистских преступников?
- Со мной - никогда, - уверенно ответила Людмила Ильинична. - Но он несколько раз при мне говорил обо всем этом по телефону, обычно междугороднему, так что я была более-менее в курсе. А мне он не рассказывал, думаю, чтобы зря не расстраивать ужасами оккупации. Я ведь как раз тогда ждала второго ребенка, а потом, когда дочка родилась, тоже были проблемы со здоровьем… Ну да ладно, все это частности. Скажите лучше, Владлен Серапионыч, нет ли у вас табуретки покрепче?
- На кухне есть, - с сомнением ответил доктор, - хотя насчет ее крепкости стопроцентной гарантии не дам…
- Ну, значит, вам придется меня подстраховывать, - сказала вдова. Надеюсь, антресоли еще целы?
Серапионыч принес с кухни весьма шаткого вида табуретку и установил ее в прихожей, где под потолком темнели дверцы антресолей.
С помощью доктора и детектива Людмила Ильинична взобралась на табуретку и открыла дверцу. И тут же чихнула - на антресолях стояла такая пыль, будто туда не заглядывали целую вечность.
- Будьте здоровы, - пожелал Людмиле Ильиничне доктор Серапионыч. - По правде сказать, я за тридцать лет ни разу на антресоли не залезал и даже не знаю, что там лежит. Видимо, какие-то ваши старые вещи?
- Видимо, так, - согласилась Людмила Ильинична. - Знаете, Володя нарочно заполнил антресоли всяким хламом, чтобы создалось впечатление, будто там забито до отказа. Но на самом деле можно было отодвинуть несколько предметов в сторону, и на расстоянии вытянутой руки… Так-так, это, кажется, здесь. Да-да, здесь!
Но тут табуретка опасно заскрипела, ножки стали разъезжаться, и если бы Василий не подхватил Людмилу Ильиничну, то она оказалась бы на полу.
- Спасибо, - прочувствованно произнесла Людмила Ильинична и протянула детективу продолговатую металлическую коробочку из-под леденцов.
Изучать содержимое коробочки отправились на кухню, поскольку там, по словам хозяина, было наиболее яркое освещение.
Сняв крышку, Василий обнаружил под нею толстую стопку рукописей, фотографий и официальных бумаг, скрепленных круглыми и иными печатями.
Дубов не удержался от замечания:
- Судя по тому, что коробка заполнена по самую крышку, она просто не могла вместить всего, чем располагал доктор Матвеев. Стало быть, здесь наиболее ценные и важные документы.
- А остальное, увы, так и пропало, - вздохнул Серапионыч.
Василий расправил на столе несколько рукописных листков.
- Похоже, что здесь воспоминания некоей Анны Литвиненко, в детстве бывшей очевидцем зверств, чинимых карателями, - сказал Дубов, бегло пробежав написанное. - И глядите - в конце стоит печать Р-ской средней школы и подписи: "Учителя Б.Н. Чернявский, А.И. Золотова, И.Б. Кравец, Н.М. Савчук" и еще другие. А, ну понятно, - тут же стал разъяснять Василий, - в то время краевед Чернявский не мог заверять подобные бумаги у нотариуса и пытался таким образом, задействовав своих коллег-учителей, придать свидетельствам хоть какую-то документальность.
- Если в годы войны Анна была ребенком, - задумчиво произнес доктор, то велика вероятность, что она сейчас жива. А если и не сама, то хотя бы кто-то из тех, кто засвидетельствовал ее показания…
Людмила Ильинична тем временем разглядывала старую фотографию, похожую на ту, которую Василий получил в "посмертном" пакете от Иваненко. К ней был прикреплен листок: "Палачи на фоне своих жертв, расстрелянных в Бабьем Яре под Киевом. Слева направо…" Далее следовали имена и фамилии.
- Проверьте, есть ли среди них Ковальчук, - попросил Дубов.
- Ковальчук? - Людмила Ильинична заглянула в листок. - Да, четвертый слева - Кондрат Ковальчук.
- Но его имя никак не выделено, - заметил Серапионыч.
- И не удивительно, - кивнул Василий, - ведь сегодня он оказался в центре общественного внимания только потому, что дожил до наших дней. Остальные, должно быть, давно уж сгинули.
- Ах, Владлен Серапионыч, уже поздно, - спохватилась Людмила Ильинична. - Должно быть, Паша уже вернулся домой и беспокоится, куда я пропала. Паша это мой сын, - пояснила она. - Можно, я от вас позвоню?
- Что за вопрос! - удивился доктор. - Ну конечно же, звоните.
- Ваш сын работает в вечернюю смену? - спросил Дубов.
- Случается, что и в ночную, - вздохнула Людмила Ильинична. - Он ведь работает на радио.
- А, ну конечно, - припомнил детектив, - я же часто слышу: "Звукооператор Павел Матвеев". Стало быть, это он и есть…
Людмила Ильинична вышла в прихожую, где находился телефон, а Василий извлек из коробочки следующую бумагу - некий бланк, заполненный готическими буквами. В него были впечатаны несколько машинописных слов.
- К сожалению, я не очень-то владею немецким, - заметил доктор, - но это, как я понял, благодарность, объявленная оккупационными властями группе лиц, участвовавших в очередной "операции".
Когда Людмила Ильинична вернулась на кухню, Дубов просматривал последний документ, лежавший на самом донышке коробки. Собственно, документом в полном смысле его нельзя было назвать - просто рукопись без печати и даже без подписи, умещавшаяся на одном листке.
Пробежав написанное, Василий медленно прочел вслух:
- "В сентябре 1941 года в местечке Черные Камни гитлеровцы при помощи местных карателей загнали в сарай семью цыган (или даже целый табор) и сожгли. По дороге на казнь молодая женщина успела выкинуть в придорожную траву новорожденного мальчика, которого подобрали и усыновили местный фельдшер Филипп Егорович Матвеев и его жена Галина Дмитриевна…"
* * *
Когда, развезя по домам Людмилу Ильиничну и Владлена Серапионыча, детектив Дубов наконец-то приехал к себе домой, стояла уже почти глубокая ночь. Заметив, что в почтовом ящике что-то белеет, Василий извлек из кармана связку ключей и отыскал нужный. Письмо оказалось без адреса, марки, штемпеля и даже не заклеенным. Чуя неладное, Дубов извлек из конверта листок бумаги и при неверном свете подъездной лампочки стал читать написанное, вернее напечатанное, так как послание представляло собой принтерную распечатку компьютерного текста: "БУДЕШЬ СОВАТЬ НОС КУДА НЕ СЛЕДУЕТ В СОРТИРЕ ЗАМОЧИМ". Под посланием красовалась нарисованная шариковой ручкой свастика, но не совсем обычная, а чуть стилизованная под славянский орнамент - как раз такую использовали на своих мероприятиях члены местного отделения Русского Национального Единства, а в просторечии - баркашовцы.
- Текст тот же, - вполголоса отметил Дубов, - и даже пунктуация. Вернее, полное отсутствие таковой. И вообще, все это дело рук нехороших баркашовцев, - горько усмехнулся детектив, - а мы, как всегда, не при чем.
Входя в квартиру, Василий услышал настойчивые звонки. Даже не прикрыв дверей, он бросился к телефону.
- Василий Николаевич? - раздался в трубке незнакомый голос. - Извините, что тревожу так поздно. Я - сын Людмилы Ильиничны.
- А, так вы и есть Паша? - приветливо откликнулся Дубов, ставя на стол коробочку с документами. - То есть Павел Владимирович.
- Зовите меня просто Пашей, - продолжал голос в трубке. - Мама все мне рассказала. Скажите, Василий Николаевич…
- Просто Вася, - улыбнулся детектив, - мы же с вами, кажется, почти ровесники.
- В общем, я хотел спросить вас… Не могу ли я чем-то помочь в ваших розысках?
- Можете. Ведь вы, как я понял, на радио работаете?
- Да.
- В таком случае я хотел бы воспользоваться вашим служебным положением.
- Если это в моих возможностях, то постараюсь, - охотно ответил Паша. Вам, наверное, нужна запись из архива?..
- Нет-нет, другое, - перебил Дубов, - мне нужно выступить в прямом эфире. И желательно как можно скорее.
- Думаю, это нетрудно устроить, - ответил Павел. - Ну, утром все расписано до минуты, а вот в дневном блоке… Знаете, Вася, я договорюсь с редактором, а вы подъезжайте на радио часам к двенадцати, вас пропустят.
- Спасибо вам, Паша, - с чувством поблагодарил детектив. - Ну, значит, до завтра.
- До завтра. - В трубке раздались короткие гудки. А Василий вернулся в прихожую и запер дверь на все замки и даже на цепочку, чего никогда не делал, когда находился дома.