Что прикажете ответить? Да его точно нет, за это я ручаюсь?
- Этот идиот Шериф Минрат до сих пор не поймал того, кто это сделал.
Я заерзал. Нет, такие разговоры - пожалуйста без меня, не дай Бог Верджил узнает.
- Послушайте, Нолан, я уверен, что шериф делает все, что в его силах…
Нолан шмыгнул носом.
- Только сил у него, видно, маловато, да? Вот потому-то я и пришел к вам. Вы, сэр, единственный человек во всем этом чертовом городишке, у кого есть настоящий опыт раскрытия преступлений.
Ох, батюшки. О том, что Верджил вдруг узнает о таком разговоре, мне даже в самом жутком ночном кошмаре не могло присниться. Я начал уже жалеть, что в Газетт напечатали эту хвалебную статью в мой адрес.
- Нолан, - сказал я. - Спасибо за доверие, но спешу убедить тебя, что шериф - человек очень компетентный в своей области, и…
- Вы так думаете, а? - прервал мою тираду Нолан. - Нет, вы серьезно так думаете, а? Ну, тогда ответьте мне на один вопрос: разве не шериф нанял на работу братьев Гантерманов?
Я не знал, что и сказать. Серьезный аргумент.
Да Нолан и сам об этом догадывался. Он наставил на меня палец и сказал:
- Вам чертовски хорошо известно, что братья Гантерманы не смогут найти выход даже из бумажного кулька, не то что из запутанной ситуации.
Я должен признать, что выход из бумажного кулька - задача действительно непосильная для Гантермановых мозгов. Но вслух я этого не сказал. А Нолан и не дожидался ответа.
- Мистер Блевинс, я рассчитываю на вас. Найдите, кто убил моего брата…
- Хаскелл, - на этот раз я его прервал. - Хаскелл, а не мистер Блевинс.
Нолан кивнул.
- Я заплачу сколько скажете, неважно, сколько. Только найдите его, Нолан смотрел на свои руки, сжатые на коленях. - Я хочу, чтобы он был наказан! - при этих словах он вскинул на меня глаза.
Я заглянул в них, и морозец пробежал у меня по спине. Потому что на секунду в этих зрачках промелькнул небывалой силы гнев. У Нолана сейчас был взгляд человека, готового убить. Смерть ли брата так его разъярила, или что-то другое? Для ярости у него могут быть причины совершенно иного рода. Как, например, то, что его выкинули с фермы его отца.
Я потянул ящик стола и выудил перекидной блокнот. Потом долго рылся в поисках карандаша.
- Если я возьмусь вам помочь, мне понадобится кое-какая информация.
Нолан придвинул стул поближе к столу.
- Да, сэр. Все, что пожелаете.
Я пожевал кончик карандаша и аккуратно спросил:
- Итак, кто унаследует ферму Пакеттов теперь…?
"Теперь, когда твой брат мертв" - хотел я сказать, но язык не повернулся. Да и не готов я был окунуться в ещё один мировой потоп слез.
Нолан выпрямился и принялся кивать, как ученик, дающий понять учительнице, что знает правильный ответ и жаждет ответить.
- Мейдин, она все унаследует.
Я во все глаза пристально наблюдал за ним, ожидая, что он выкажет хоть малейший намек на то, что огорчен или возмущен таким поворотом дел. Но если какие-то возражения у него и имелись, то он очень ловко их скрывал. Он даже склонился над столом, глядя, как карандаш выводит в блокноте его ответ, и беззвучно повторяя по буквам одними губами: "М-е-й-д-и-н".
- Ей достается все?
Нолан опять закивал. У него и на сей раз имелся правильный ответ.
- Все три сотни акров. Дуайт написал завещание, как только они с Мейдин поженились.
Я постарался, чтобы мой голос звучал очень спокойно.
- Там сказано, что она все унаследует от Дуайта?
Нолан склонил голову к плечу, обдумывая вопрос.
- Ну, там, кажется, говорится, что она получает все, если проживет на тридцать дней дольше Дуайта. Что-то вроде этого.
Нолан имел в виду довольно стандартную формулировку при составлении завещаний: "Если такой-то или такая-то переживет усопшего на тридцать дней". Мне объяснял адвокат, что иакая формулировка используется потому, что обычно для утверждения завещания требуется примерно месяц.
Интересовало меня нечто другое. А именно: откуда Нолан столько знал о завещании брата? Случайно, или ему пришлось попотеть, чтобы это выяснить?
Я кашлянул.
- Ну, разве это справедливо, чтобы жена завладела всей собственностью? Я хочу сказать, что тебе, вероятно, приходила в голову мысль, что по-хорошему надо бы и тебе что-то оставить.
Все внимание я сосредоточил на его реакции.
Если я ожидал увидеть хотя бы слабый проблеск затаенной досады, то меня ждало разочарование. Нолан только плечами пожал.
- Не-е, тут все по честному. Дуайт был старшим, а у нас, Пакеттов, так заведено - земля всегда переходит к старшему. - Нолан поднял на меня глаза и легко улыбнулся. - Я с детства об этом знал, и даже не мыслил другого поворота.
Интересно, не кривишь ли ты душой, засомневался я. Вспомнилась почему-то история Каина и Авеля.
- Ты и в самом деле никогда не мечтал получить хотя бы часть земли?
В ответе Нолана звучало неподдельное удивление.
- А зачем она мне? У меня отличная работа, знаете, в гараже братьев Макафи, и меня ничуть не прельщает фермерский труд.
Я смотрел на него с недоверием. Неужели это правда?
Нолан снова улыбнулся.
- Честно говоря, я, может, и жалел бы, достанься эта земля кому-то кроме Мейдин, - он откинулся на спинку стула, и его мальчишеское лицо осветилось беззастенчивым обожанием. - Н-да, вот это женщина. Истинная леди.
Так. Люси Белл оказалась права на все сто процентов. Нолан и впрямь начинает сиять, как начищенный медный чайник, когда заговаривает о Мейдин. Боже правый! Уж не окажется ли заодно правдой и её подозрение о любовной связи?
- Да, Мейдин - особенная женщина, это точно, - поддакнул я, настолько поглощенный изучением его реакции, что мне даже удалось произнести эти слова без смеха.
Нолан яростно закивал.
- Во-во, особенная, ага. Да я миллион раз говорил Дуайту, как ему несусветно повезло с женой.
Ой-ой-ой. При этих словах до Нолана вдруг дошло, что уж кем-кем, а везунчиком Дуайта теперь никак не назовешь. Огромные карие глаза Нолана вновь затопило слезами.
Я спешно переключил его на другую тему.
- Значит, вы с Мейдин были близки?
Нолан глотал слезы, пытаясь предотвратить потоп, и качал головой.
- Ну, я бы не сказал, что мы были по-настоящему близки. Но я бы не прочь узнать её получше.
Я пригляделся. Нолан говорил о ней отстраненно и безнадежно, как поклонник о кинозвезде.
- Я несколько раз навещал их в Нашвилле, но даже одного раза было достаточно, чтобы понять, что Мейдин - женщина высшего разряда. Представьте, у неё в столовой на столе стоят настоящие цветы. Настоящие, заметьте, не искусственные!
- Серьезно? - сказал я. Похоже, на Нолана не так-то трудно произвести впечатление.
- Мейдин - шикарная леди, это точно. Слово даю. И если вы когда-нибудь услышите о ней что-то дурное, то так и знайте, это ей завидуют, оттого и болтают.
- Завидуют?
Нолану явно стало неуютно.
- Ну, да… Я же слышу, по городу разговоры ходят, знаете, то одно, то другое… но все, кто болтает о Мейдин, делают это чисто из зависти, - он смотрел на меня невинными глазами младенца. - Чисто из зависти. Она ведь такая потрясающая, и вообще.
На языке у меня крутился вопрос: что Нолан думает о маленьких глазках, больших носах и квадратных подбородках? Но я сдержался. Нолан, очевидно, как и все остальные жители Пиджин-Форка, слышал только то, что деньги говорят.
- И одевается она классно, между прочим, - все не мог остановиться Нолан. - Еще и поэтому ей завидуют. Потому что у неё такой отменный вкус. Всегда выглядит так, будто сошла с обложки "Бурда Моден".
Мне, правда, скорее не "Бурда Моден" на ум приходит, а "Плэйбой".
- Да, Мейдин - женщина что надо, - сказал я вместо этого.
Нолан ещё ближе подвинул стул.
- Частично из-за Мейдин я и решился поговорить с вами.
- Вот как?
- Мейдин так убивается из-за Дуайта. Каждый раз, как я с ней заговариваю, она просто истекает слезами, - он нервно пробежал пятерней по волосам, отчего вихор на макушке принял совсем вертикальное положение. - До того жалко, доложу я вам. До того жалко!
Наконец-то Нолан произнес фразу, с которой я мог согласиться не кривя душой. Несомненно, это жалкое зрелище.
- Бедняжечка не может ни есть, ни спать, только плачет и плачет. Она так обожала моего брата, что теперь не представляет, как будет без него жить.
И вот тут мне впервые стало немного не по себе. Такое ощущение, что Нолан провел с Мейдин уйму времени за последние дни.
- Как вы об этом узнали? - спросил я небрежно, уставясь в блокнот, как будто мне столь важно записать его ответ.
- Она мне сама говорила. По телефону. Говорю вам, я просто слышать не могу, как она рыдает, бедняжечка.
Да, я тоже.
Голос Нолана дрогнул. Он сидел на краю стула, прямой, как будто у него к спине деревянная линейка привязана, и тер глаза тыльной стороной ладони. Я ничего не мог поделать: мне было его искренне жаль. А ещё я не мог не думать: Боже мой, если Мейдин и вправду не задурила парню башку, то здесь, в глубинке, пропадает актер мирового уровня.
Вскоре Нолан опять справился с собой. Пару раз откашлявшись, он сказал:
- Вот почему я прошу вас расследовать это дело. Негоже расстраивать Мейдин в её нынешнем состоянии.
Я старался не смотреть на Нолана, пока он боролся со слезами, но тут поднял голову.
- Нынешнем состоянии? - переспросил я. - Что вы имеете в виду?
Нолан улыбнулся дрожащими губами. Да так широко, что показались золотые коронки на коренных зубах.
- Ой, а я думал, вы в курсе. Мейдин - в положении. Она сказала об этом Дуайту до того, как они сюда переехали.
Я сунул в рот кончик карандаша и принялся жевать. Дуайту она, может, и призналась, но мне ничего подобного не говорила. Перед моим взором стоял мысленный портрет Мейдин. Для беременной в этом портрете не хватало существенного штриха. А именно - вздувшегося живота. Конечно, Пакетты в городе всего три месяца. Может, у неё просто слишком маленький срок.
- А вы не знаете, когда должен появиться ребенок?
На сей раз у Нолана не нашлось правильного ответа. Да и вообще никакого. Он покачал головой.
- Ох, нет, не могу точно сказать. - Потом несколько раз хлопнул непомерно длинными ресницами и добавил: - По-моему, мне этого не говорили.
Тут же я и пожалел о своих словах, ибо глаза Нолана снова предательски увлажнились.
- О, какой ужас, ведь Дуайт всего нескольких месяцев не дожил, чтобы увидеть дитя, - пробормотал он. У меня снова не оказалось в запасе слов утешения. А Нолан глядел мне прямо в глаза, ожидая ответной реплики.
- Да-а, - только и вымучил я, но и этого хватило, чтобы переполнить чашу. Лицо Нолана мгновенно сморщилось.
- Да-а, - как эхо повторил он и зарыдал навзрыд. Надолго. Прошло не меньше пяти минут. Я успел подумать о Мейдин с её неиссякаемым запасом жидкости в организме. Но Мейдин, безусловно, актерствовала.
Эта мысль заставила меня как следует приглядеться к Нолану. Может, и он талантливо притворяется? В самом ли деле он так убивается по брату? Или хочет слезами пробить себе алиби, чтобы ни у кого не возникло подозрения, что он мог поднять руку на любимого брата? Но времени на размышление мне не хватило. Потому что дверь моего кабинета внезапно распахнулась.
Я был так поглощен разглядыванием Нолановского потопа, что эта дверь застала меня врасплох. На пороге стоял человек, которого мне меньше всего хотелось бы видеть. По крайней мере, сейчас.
- Хаскелл, - сказала Имоджин, бесцеремонно входя в комнату. Она была в той же юбке, в которой я видел её днем. Голос её звучал как всегда бодро, а на губах играла привычная улыбка.
Заметив всхлипывающего Нолана, она остановилась, как вкопанная. Переводя взгляд с него на меня, она ошарашено спросила:
- Что происходит?
Такой же вопрос я с удовольствием задал бы ей.
Глава 11
Имоджин стояла на пороге, ожидая моего ответа. Я и намеревался объяснить ей, почему посетитель всхлипывает, и даже открыл было рот, но Нолан меня опередил.
Кто-то, наверное, вбил ему в голову, что при появлении дамы мужчина должен встать. Поскольку глаза ему заволокло слезами, он не сразу осознал, что Имоджин принадлежит к женской половине человечества. Поэтому он так и сидел, утирая нос рукавом, пока она не заговорила.
Тогда до Нолана дошло, что этот голос наверняка из разряда женских, и он вскочил на ноги, как отпущенная пружина, опрокинув стул. Имоджин отпрыгнула как раз вовремя, и деревянная спинка не успела отбить ей ноги.
Нолан же, само собой, выдал "Упс" - самое популярное слово из его словарного запаса, судя по частоте употребления.
После чего немедленно наклонился поднять стул, и, как вы догадались, наклоняясь вперед, задним ходом въехал в ту самую стопку журналов, балансирующую на краю стола, куда он её тщательнейшим образом и с такими трудами уложил. Журналы, само собой, отправились туда, где им не раз удалось сегодня побывать - на пол, прихватив за компанию выигранную сто лет назад кофейную кружку с надписью "Гарфилд", в которой стояли карандаши и ручки. Слава Богу, кружка не разбилась. Однако, её содержимое разлетелось по кабинету.
Нолан стоял мгновение, тупо глядя, как письменные принадлежности раскатываются во все стороны, потом родил очередной "Упс".
И начал торопливо все собирать. Я вскочил и принялся помогать. Имоджин тоже.
Разумеется, я к тому времени напрочь забыл, какой вопрос задала Имоджин, и приступил прямо к процедуре представления. Я знаю, что есть какие-то определенные правила этикета о порядке представления людей друг другу, но запомнить их - выше моих сил. Посему, ползая по полу на карачках и собирая под мебелью карандаши пополам с пылью, я просто пробормотал:
- Нолан, это Имоджин Мейхью.
Я был даже рад, что могу не поднимать глаз на Имоджин, произнося её имя. Потому что при взгляде на неё я каким-то непостижимым образом видел лицо Рэнди.
- Имоджин, это Нолан Пакетт.
Когда я произнес фамилию Пакетт, у Имоджин на мгновение замерла. Она, вероятно, тоже подключена к информационной сети Пиджин-Форкского Центра Сплетен. Я бросил на неё быстрый взгляд. Она смотрела на Нолана с сочувствием.
Имоджин подождала, пока журналы и кружка будут водворены на стол, и мы все трое примем вертикальное положение. Только после этого она дотронулась до рукава Нолана и сказала задушевно:
- Мне очень жаль, что так произошло с Дуайтом.
Нолан уронил в кружку последнюю ручку, и сдержанно сказал "Да-а".
Я-то уже знал, что он может сделать с этим "Да-а", и лихорадочно рылся в голове, подыскивая другую тему для разговора. Но Имоджин таким опытом не обладала, и продолжала, качнув головой:
- Ужасная трагедия.
- Да-а, - повторил Нолан неверным голосом.
Так я и знал. Он всхлипнул, и все началось по новой.
Но Имоджин, в отличие от вашего покорного слуги, прекрасно знала, что делать в таких ситуациях. Она подошла к Нолану, обняла и похлопала по спине, приговаривая:
- Ну, ну, горемыка. Поплачь, дружок, не стесняйся. Нужно выплакаться, и полегчает.
Я бы заметил, что Нолана уговаривать не нужно, но, боюсь, это бы выглядело жестоко. Так что я просто стоял и смотрел, как они обнимаются. Дикое зрелище: Нолан чуть ли не вдвое выше Имоджин, ему даже слегка пригнуться пришлось, чтобы ей удобнее было обнимать его. Но вместо того, чтобы посочувствовать Нолану, я обдумывал нечто совершенно к делу не относящееся.
А именно, вот что. До меня дошло, что я вижу свою девушку в объятиях другого мужчины уже второй раз за сегодняшний день. Я не то чтобы злился, или ещё что, нет, правда, это просто пришло мне на ум. Но в следующий момент я сотворил нечто до того идиотское, что мне легче было бы объяснить минутным умопомрачением, нежели приписать к осмысленным поступкам. Посудите сами. Созерцание с утра пораньше Имоджин в объятиях Рэнди - это уже перегрузка для мозга. Уж если хладнокровные убийцы получают прощение, доказав, что преступление совершено ими в момент временного помешательства, то мне тем более простительно использовать этот способ самозащиты, чтобы более или менее смягчить вину за содеянное.
Представьте себе, вот я стою и спокойно наблюдаю, как Имоджин утешает Нолана, а в следующий миг подхожу к Нолану и хватаю его за плечо. Не знаю, о чем я думал. Может, решил, что здесь впору поступить как на дискотеке: потанцевал - уступи другому? Нолан был так увлечен рыданиями, что даже не заметил этого. Зато заметила Имоджин. Ее каштановая головка дернулась, как будто прогоняя меня.
Я едва удостоил её взглядом. И похлопал Нолана ещё раз. Чуть-чуть сильнее. И прочистил горло - видимо, для того, чтобы произнести громко и отчетливо:
- Нолан! Имоджин - моя девушка. Ясно?
Не знаю, нарочно ли, или случайно, но я выделил слово "моя" чуть сильнее, чем требовалось. Думаю, и тон у меня был не столь дружелюбным. Потому что Нолан сразу поднял голову и обернулся.
- Ой, - произнес он, жутко краснея. И, переведя взгляд вниз, на Имоджин, пробормотал свое любимое: - Упс!
- Но… - начала Имоджин. Наверное, собиралась сказать "Нолан", да не успела, потому что бедолага отпрянул от неё так поспешно, что она покачнулась. Он сделал несколько шагов от меня, подняв руки, как бы в знак того, что помыслы его совершенно невинны.
- Эй, послушайте, я не имел в виду ничего такого. Честно. Я просто, м-м, как бы это…
Он сбился и замолчал.
Имоджин ещё ни слова не проронила, но глаза её наговорили уже целые тома. Тома! Одну за другой листал я страницы с набором громких, резких слов. Чтобы это все прочесть, мне пришлось бы смотреть в глаза Имоджин, не отрываясь. Но я сделал самое простое, малодушное и отвратительное. Взял и отвел взгляд.
Нолан хмурился, отирая слезы со щек.
- Вы же все равно будете на меня работать, а? - на лице у него было выражение маленького мальчика, который плохо себя вел и теперь боится, что его накажут. - В смысле, я не рассердил вас часом, а, Хаскелл? Вы все равно найдете, кто убил Дуайта, правда же?
Он нервно провел рукой по непослушному вихру.
Я смотрел на него молча и чувствовал себя ужасно виноватым. Даже психопат мог понять, что совершил ошибку. Наверное, я все-таки не окончательно свихнулся, хотя со стороны казалось, что окончательно.
- Нолан, - сказал я самым добрым голосом, на который был способен, - я сделаю все, что в моих силах, чтобы выяснить, что произошло с Дуайтом. Можешь на это рассчитывать.
Чувствовал я себя совершенной дрянью. У Нолана, кажется, камень с души свалился.
- Ну, м-м, ладно, я, пожалуй, не буду путаться у вас под ногами, чтобы вы, м-м, могли спокойно работать.
Он бросил на Имоджин стыдливый взгляд, кивнул и выбежал из кабинета.
Я так и ждал, что сейчас раздастся грохот падения с лестницы тяжелого Нолана, но он каким-то чудом ухитрился дотопать донизу. Когда шаги его стихли, у меня появилось навязчивое желание броситься следом и вернуть его, ибо теперь я остался один на один с Имоджин.
Имоджин уставилась на меня взглядом Клодзиллы. Ее светло-карие глаза отсвечивали темным золотом, как всегда, когда она сердилась, а губы сжались в ниточку, как будто их нарисовали у неё на лице с помощью линейки.