Брусникин снова взялся за карандаш.
- Ну, это вряд ли, - улыбнулся Капкан, ознакомившись с записями артиста. - Откуда здесь змеи? Гостиница все-таки. Ты давай, опохмелись лучше. Доктор тебе расширение сосудов прописал.
Ничего подобного, надо признать, гостиничный лекарь Брусникину не прописывал. Он лишь проделал весь комплекс положенных уколов, забинтовал подвернутую лодыжку, наложил на челюсть гипс и затребовал за оказанные услуги двести американских долларов. Тут был важный нюанс, ибо либерийские денежные единицы тоже называются долларами. При этом эскулап непрестанно хихикал, за что Капкан его, в сущности, не осуждал. История болезни, в кратком виде поведанная им доктору, выглядела забавно: "Белый человек бросился бежать от черной собаки, споткнулся о бордюр, сломал при падении челюсть и был укушен за ягодицу".
Рассказывать о том, что за всем этим воспоследовало, Капкан счел излишним. А произошло следующее. Поглазеть на пострадавшего сбежалась толпа человек в двести. Зрители окружили Брусникина плотным кольцом. Надо полагать, нападения собак на белых туристов случаются в Монровии не каждый день, и картина была экзотическая. Толпу взялся разгонять полицейский патруль. Свободолюбивый и вспыльчивый южный народ оказал сопротивление. Когда его лишали хлеба, он еще мог потерпеть, но зрелищ!..
С обеих сторон в ход пошли, соответственно, дубинки и фрукты, каковыми (фруктами, а не дубинками) торговали на площади чернокожие коробейники. В воздухе замелькали довольно крепкие ананасы. Шестерых раненных бунтовщиков и двоих контуженных полицейских забрала подоспевшая карета "скорой помощи". Бешеный пес был застрелен при попытке к бегству и брошен в кузов патрульной машины - на предмет выяснения личности.
Капкан же, после допроса на месте офицером полиции, где он выступил в качестве полномочного представителя укушенного, воспользовался услугами такси. "Скорая помощь" и возможная дальнейшая госпитализация Брусникина в расписание поездки не укладывались.
"Как я буду сниматься в джунглях?!" - продолжил Никита эпистолярное общение с "продюсером", выпив полбанки "Хайнекена" через трубочку.
- Никак, - ответствовал Капкан, вытирая мокрые после душа волосы полотенцем. - Съемочная группа уже извещена. Завтра прибудут страховой агент и нотариус, которые официально заверят твое состояние. А заодно и наше. Для тебя это даже выгодней. Дрозденко получит за тебя страховку, а ты за него - гонорар. Жаль, что комедию придется пролонгировать.
"И все?!" - начертал Никита.
- Не все, - вздохнул Капкан. - К их приходу тебе предстоит освоить автограф Дрозденко. Над своим ты уже в Шереметьево-два поработал, так что - вот тебе образец.
Копия контракта за подписью Дрозденко легла на постель жертвы кинофобии.
- Не облажайся, - предупредил Капкан подопечного. - Законы здесь суровые. За подделку автографов пальцы обрубают. Свободная, брат, страна.
Настроив таким образом Никиту на самый серьезный лад, Капкан снова исчез в ванной комнате.
После очередной порции холодного душа он позвонил в Москву.
- Я на месте, - отчитался он Глебу Анатольевичу Малютину. - Пока все в масть. С адвокатом встречаемся завтра.
- Молоток! - похвалил своего подручного Малюта. Голос его в трубке отдалился и зазвучал приглушенно: "А это зачем?!" - "Сам же велел…" - едва расслышал Капкан восклицание Соломона. "Унеси эту хрень! - забушевал Малюта в далекой столице. - У меня и так их четыре штуки в сейфе!"
- Урод, - вернулся Малюта к беседе с Капканом. - О чем я говорил?! Ах, да. Соломон базарит, что за какую-то декларацию триста баксов на таможне отвалил. На тебя ссылается.
- По ушам ездит. - Капкану были известны повадки старого мошенника. - Верни ему сотню, чтобы не канючил.
- Ты мне, Капкан, не указывай, кому и сколько! - тут же взъерепенился Глеб Анатольевич. - Обидеть можешь!
- Ладно, забудь, - погасил Капкан разгоравшийся по пустячному поводу конфликт. - Завтра у нас сделка века. Лимонов двести откусим.
"У нас?! - подумал Малюта, втягивая ноздрей со стола кокаиновую тропинку. - Оборзел ты, Капкан".
- Молоток! - вслух одобрил он своего министра внешних дел. - С меня причитается! Считай, что новый "мерин" у твоего подъезда уже стоит!
"Надейся, - подумал Павел Андреевич, залпом осушая стакан минеральной. - Доверенность на меня будет оформлена. Так что тридцать процентов мой куш, не меньше".
- Будь здоров на добром слове, Малюта.
- Сам не хворай.
Отключив мобильник, Капкан взялся проверять у Брусникина уроки чистописания. Никита, преодолевая слабость и духоту, разучивал в блокноте подпись Дрозденко. Получалось у него, в целом, похоже. "Дар имитации у парня просто в крови!" - порадовался Капкан, сличая подписи.
Сдернув с кровати простыню и запахнувшись в нее, Павел Андреевич вышел на лоджию. Вид на столицу Либерии открывался отсюда хоть и весьма усеченный, но вполне достаточный, чтобы составить общее представление. Океан, по которому, словно мускулы под шкурой мощного дремлющего зверя, медленно катились волны, упирался в портовые склады с оцинкованными крышами. На оконечности пирса белел маяк, напоминавший издали шахматную пешку. Над сухогрузом, приставшим к видимому с лоджии причалу, возвышался башенный кран. Стрела его тащила из трюма наполненную мешками авоську. Буксир торопился к выходу из акватории порта, где на рейде дожидался своей очереди еще один океанский транспорт - от него виднелась лишь корма с булавочным флагштоком.
Завершив обозрение грузового порта - пассажирский, очевидно, скрывался за углом гостиницы, - Павел Андреевич удостоил вниманием и сухопутную панораму города. Железобетонные билдинги, состоявшие на службе у политики и экономики "свободной страны", держали оборону в центральной части, их осаждали босяцкие пригороды, все вооружение которых состояло из пальмовых копий, увенчанных рваными зелеными зонтиками. "Нет, - подумал Капкан рассеянно. - Такая свобода нам даром не нужна".
Ближе к вечеру в состоянии больного произошел заметный перелом. Это случилось после визита в номер полицейского чиновника. Толковал с ним на языке Шекспира и Диккенса опять же Капкан.
- Сожалею за беспокойство, джентльмены. - Чиновник предъявил удостоверение. - Рад вас снова видеть в Либерии.
- О да! - воодушевленно подхватил Капкан, предвосхищая следующую реплику негра в черном костюме, черной рубашке, черных носках и черных ботинках, словом, самого черного негра из всех, каких он только видел. - Свободная страна! Но нам, белым, этого не понять! Мы за деньги не то что свободу, мы - родину продадим!
Полицейский с брезгливым недоумением глянул на протянутую ему сотенную купюру. Капкан смекнул, что этот негр - "неправильный", и поспешно убрал деньги в бумажник.
- Как себя чувствует господин Дрозденко? - осведомился чиновник официальным тоном.
- Господин Дрозденко себя не чувствует, - приврал Капкан, отыгрывая позицию. - На улицах много бешеных собак, сэр. Его укусила очень бешеная собака. Сейчас у него атрофия.
- Вот как? - Полицейский нахмурился. - Но я побывал у него дома. Жена ничего не знает о возвращении господина Дрозденко в Монровию. Нам пришлось наводить справки.
- Мы не хотели ее пугать, - поспешил Капкан объяснить ситуацию настырному чиновнику. - Она беременна, сэр. Вы понимаете. Непроизвольный выкидыш огорчит господина Дрозденко.
- Вот как?
Никаких признаков беременности у супруги Дрозденко чиновник не заметил, но это было уже делом семейным.
Он достал из черной папки заранее заполненную официальную бумагу.
- Господин Дрозденко должен расписаться, что он не имеет претензий к муниципальным властям и не станет частным порядком обращаться в суд. Чистая формальность, сэр.
Капкан внимательно ознакомился с документом, отпечатанным на машинке. Текст был очень бледный. "Компьютера, я так понимаю, у них нет, - отметил он про себя ядовито. - И принтера нет. Честные полицейские, надо же. Их лозунг - "охранять и защищать"".
- Но ведь собака действительно была бешеной? - спросил Капкан, покончив с чтением.
- В каком-то смысле, - невозмутимо подтвердил чиновник. - Эта собака страдала водобоязнью, сэр. Но она была очень грязной. Хозяин стал мыть ее из шланга. Собака испугалась и убежала.
- А пена?
- Стиральный порошок, - объяснил посетитель. - Хозяин мыл ее со стиральным порошком. Она была очень грязной.
- Это многое объясняет. - Усмехнувшись, Капкан по-русски обратился к Брусникину, с тревогой следившему за непонятным диалогом: - Подпишите, товарищ Дрозденко, что с нотой протеста вы ознакомились.
Никита вопросительно посмотрел на соотечественника.
- Здесь изложено, - перевел Капкан, - что вы являетесь злостным нарушителем общественного порядка. Вы перебежали дорогу на красный свет, повредили своей мордой городскую собственность, взбунтовали толпу негров и напугали беззащитное животное.
"И что мне теперь будет?" - вздрагивая, нацарапал Никита в блокноте.
- Расстреляют отравленными пулями.
Мрачная шутка повергла Брусникина в трепет.
- Не ссы, - смягчился Капкан. - Когда Дрозденко вернется, его лишат пешеходных прав, и все дела. Его счастье, что собака оказалась здоровой. Здоровые собаки здесь объявлены вне закона.
Полицейский невозмутимо закурил, дожидаясь, когда два белых бездельника закончат обмен впечатлениями.
Никита поспешно схватил документ и поставил под ним подпись Дрозденко. "Все лучше и лучше", - мысленно оценил ее Капкан, передавая бумагу полицейскому.
Чиновник тоже остался доволен результатом посещения. Обычно эти белые готовы судиться из-за любой мелочи. Да еще интервью раздают газетчикам, критикуют местные порядки, что отрицательно сказывается на туристском бизнесе и вообще вредит интересам его страны.
- Желаю вам, господин Дрозденко, скорейшего выздоровления, - сухо обратился он к Никите, прежде чем оставил номер. - Госпожа Дрозденко ждет вас дома. Там номера дешевле. И обстановка комфортабельней.
Никита с тоской посмотрел на захлопнувшуюся дверь и взялся за карандаш: "Что ему еще надо?"
- Жена, говорит, скучает по тебе, - кратко перевел Капкан прощальную речь муниципального чиновника.
"Я скоро приеду, любимая. - На глазах у Никиты опять вскипели слезы. - Скоро я приеду, и все наладится. Все станет как раньше".
Но не знал еще Брусникин, что "как раньше" уже не станет никогда.
"Мерседес-250"
На следующий вечер Капкан с Брусникиным без малейшего сожаления покинули африканский континент. Улетали они в разных настроениях: Никита был мрачен и молчалив, Капкан - словоохотлив и весел.
Исполнив команду "пристегните ремни", Павел Андреевич Капканов перевернул глянцевую обложку журнала "Свобода". Вторую полосу украшала фотография "Дрозденко", сделанная, согласно жизнеутверждающей подписи под ней, в палате частной клиники доктора Ломбардини. Точнее, украшал ее сам доктор Ломбардини, позирующий перед фотокамерой у постели "жертвы расовых столкновений". Ломбардини с иконописным ликом, обрамленным вьющимися волосами, смахивал на святого Себастьяна - разумеется, до того, как стрелы язычников поразили его обнаженную натуру. "Дрозденко" тоже походил на какого-то великомученика, но на какого именно - мешали определить бинты, опутывающие его от ступней до макушки. Все конечности "Дрозденко" были заправлены в такую сложную систему противовесов, что складывалось ощущение, будто его извлекли из камнедробилки.
- Вот она - слава! - Капкан показал Никите журнальный разворот и подозвал стюардессу. - Мисс! Ту виски! Фор ми энд май пуэр френд!
Брусникин раздраженно отвернулся к иллюминатору.
- Натурально лавры, Никита! - продолжал тормошить его Капкан. - Международный успех! "Молчание ягнят" видел? Потом одному хлопцу из клетки - Гектору, кажется, - "Оскара" впаяли! Это у них главный кубок за фильмы ужасов! Тебя там не было, а то бы их Гектор марихуану курил взатяжку!
"Гектор - это герой Троянской войны, - нацарапал Никита ручкой на журнальных полях. - А Энтони Хопкинс - артист, каких поискать".
- Я лучше нашел. - Изучив его комментарии, Павел Андреевич взял с подноса расторопной стюардессы две порции виски. - За тебя, Никита! А ты что смотришь?
Стюардесса в ожидании чаевых отходить и не думала.
- Гений и халдейство - вещи несовместные. - Капкан бросил на поднос скомканную купюру и протянул вторую стопку Никите.
Брусникин, по-прежнему лишенный возможности даже выпить без трубочки, с тоской посмотрел на "продюсера".
- Мы свое еще выпьем, - без слов понял его Капкан и опорожнил порцию Брусникина.
Будущее рисовалось Капкану в самых радужных тонах. Доверенность на перевод активов "Ферст Ойл Компани", оформленная на фамилию Павла Андреевича, открывала перед ним широкие перспективы в плане торговли с Малютой. Достигнутый в ходе военно-финансовой операции результат усиливал его влияние на рядовой и командный состав группировки. Да и посуленный вожаком свежий "Мерседес", прямо скажем, не портил общей картины.
Брусникин видел свое будущее в куда более пасмурном свете: сорванные театральные репетиции, вынужденный отказ от предложения озвучить Брэда Питта, возможное хирургическое вмешательство на предмет устранения последствий участия в собачьих бегах, лицемерное сочувствие врагов, искренние насмешки друзей и прочие малоприятные события ожидали его впереди.
"Но четыре с половиной штуки мне Капкан гарантировал, - слегка утешил себя Никита, наблюдая за уплывающей назад африканской землей. - Да еще пятьсот за вредность добавить обещал. За чью вредность, интересно?"
"Малюта, гад, сделает все, чтоб мои заслуги утоптать. - После второй порции виски Павел Андреевич слегка пригасил свое ликование. - Я у него вроде аппендикса: и удалить без острого приступа жалко, и дожидаться, когда я прорвусь, не резон".
Вот каким образом, не сговариваясь, Капкан и Никита пришли к общеизвестному знаменателю: "Нет худа без добра, а добра - без худа".
Полуденная встреча с адвокатом Дрозденко также оставила в памяти у командировочных разный осадок. Если у Капкана это была, скорее, галька, обкатанная прозрачной водой, то у Брусникина - мутный до отвращения ил, в который погружались отдельные неясные фрагменты.
Посуленный Капканом служащий "страхового агентства" прибыл в назначенный час и назвал себя доктором Прайсом. Сопровождавший его полный, как дачная бочка после дождя, нотариус и вовсе называть себя счел излишней формальностью. Представляясь "доктором", Говард Прайс, конечно же, имел в виду доктора права, но Никита истолковал это слово по-своему. Тем более что слух его был обострен исключительно и выхватывал из разговора все, что можно было понять без переводчика. Отчего "страховое агентство" прислало в гостиницу именно доктора, Брусникин в любом случае не удивился. Кто еще, как не доктор, мог засвидетельствовать его увечья для последующей выплаты страховки?
Прайс удостоил Капкана высокомерным кивком, Никиту же поприветствовал горячим рукопожатием и преисполненным сочувствия взглядом. Из чего Никита сделал немедленный вывод, что он, Дрозденко, или был хорошо знаком с доктором, или неоднократно с ним встречался.
"Сейчас выяснится, что мы по вторникам вместе ужинаем, а по воскресным дням ходим семьями на католическую мессу! - Лоб Никиты покрылся испариной. - Пусть меня это не удивляет! Свободная страна!"
Знай Брусникин, что по вторникам, равно как по воскресеньям, доктор еще и спит с его законной супругой, изумлению Никиты не было бы предела.
- Ю о’кей? - спросил доктор.
Брусникин вымученно улыбнулся, ткнув в свой гипсовый чурбан. При этом он остался на кровати, забившись в дальний угол и подтянув накрытые одеялом колени к подбородку, тогда как официальные стороны разместились в креслах за журнальным столиком.
Дальнейшее обсуждение "страхового полиса" и целой кипы официальных бумаг, вываленных доктором из портфеля, проходило довольно бурно. Никита и не предполагал, что его бесспорные травмы вызовут подобный диспут.
Чернокожий доктор часто вскакивал, размахивал руками, издавал гортанные восклицания и тыкал золотым пером в какие-то статьи документов. Иногда он, впрочем, делал то же самое при помощи пальца, охваченного двумя золотыми кольцами с печатками.
Капкан обнимал его за плечи, силой усаживал на место и терпеливо, но твердо, словно капризному ребенку, что-то втолковывал. Между тем бочкообразный нотариус оставался совершенно безучастен к происходящему. Никита ерзал, томился и нервничал. К тому же он заметил рукоять пистолета, выпиравшую из-под рубахи Павла Андреевича в области копчика. Сам пистолет Никита подметил в руках Капкана днем раньше и на немой вопрос получил справку, что револьвер этот - бутафорский.
- Реквизит, - протирая разобранные детали оружия, пояснил Капкан. - У съемочной группы реквизирован. Я их после завтрака в Москву отправляю.
После завтрака "продюсер" действительно отлучился часа на три. На самом деле Капкан ездил с гостиничным портье осматривать частный самолетик его брата на случай экстренной эвакуации в соседнюю Гвинею. Экстренным он полагал случай, при котором адвокату Дрозденко пришлось бы вправлять мозги с помощью "Айсберга".
- По сценарию он тебе жизнь должен был спасти, - добавил Капкан в факультативном порядке. - Ночная сцена. Лев под деревом, ты - на лианах.
"Лев - живой?" - появилась очередная запись уже где-то в середине блокнота.
- Разумеется. - Капкан собрал и зарядил револьвер. - Не виртуальный же. Подпоили бы, конечно, снотворным, чтобы он тебя до окончания съемок не порвал.
И вот теперь перед встречей с представителями страхового агентства Павел Андреевич для чего-то засунул этот пистолет за пояс. Хотя могло статься, что и не засунул вовсе, а просто не вынул. Захлопотался и позабыл.
"Надо напомнить. - Никита с трепетом наблюдал за жаркой полемикой Капкана и доктора. - Но как?"
Тут "страховой доктор" оттолкнул Павла Андреевича, покинул свое кресло и решительно устремился к Брусникину с чистым листом бумаги наизготовку. Лицо Капкана окаменело. Капкан ожидал, что адвокат Дрозденко проявит подобающую мнительность по отношению к деловым партнерам своего клиента, но не предвидел, что он удумает обратиться к Брусникину с вопросами в письменной форме. Владение адвоката русским языком было не предусмотренным обстоятельством.
"Надо было ему еще и руку сломать. - Капкан с опаской посмотрел на Никиту. - Чем бы он только расписывался тогда?"
С приближением черного доктора Брусникин мелко затрясся. Его не успокоила даже ободряющая улыбка Говарда.
"Они тебя пытали?" - прочел Никита выведенную печатными буквами фразу. Ее же прочитал и Капкан, мгновенно оказавшийся за плечом настырного адвоката.
- Бог мой! - возмутился он по-английски. - Да все газеты Монровии только и трубят о вчерашнем инциденте в аэропорту! Вы что здесь, газет не покупаете?!
- Это правда, - подал с места реплику до того молчавший нотариус. - Это правда, сэр.
Из бокового кармана его брюк выглядывала газета, и теперь она развернулась в руках нотариуса, будто парус на ялике.