Пани Халина пожелала нам доброго утра и расхохоталась. Мы не задержались с ответом. Просмеявшись добрую четверть часа, мы наконец приступили к завтраку.
- Какие сегодня планы у пани? - поинтересовалась Халина.
- Снова музей! - ответила я и показала девчонкам язык. В конце концов мы не все залы осмотрели.
Мне удалось купить буклет Легницкого музея. Мы сели на лавочку в скверике, прилегающем к музею.
- Ну, Оксанка, соберись с мыслями! - начала я и протянула ей буклет.
Оксанка наморщила лоб и открыла книжку:
- Он!
Сегодня вечером мы должны идти в театр. Наконец-то мы увидим балет - впервые в жизни! Нам не привелось насладиться им на родине, так вот удалось это сделать за границей. Мы с Эллой доволновались до влажности ладоней, Оксанка же вела себя как завзятый театрал. Мы опасались, как бы она не начала наводить критику в момент действия и по своему обыкновению хохотать. Но она же девушка благоразумная (местами). Мы занялись выбором туалетов. Элла выбрала свободное длинное черное платье, черную сумочку и веер. Я остановилась на элегантном зеленом платье со смелым вырезом на спине, дополнением были великолепные изумруды в ушах, происхождение которых известно. Признаться честно, я боялась, как бы кто-нибудь их однажды не опознал как реликвию, принадлежавшую предкам. Но не носить их я не могла. Оксанка одела белый брючный костюм с золочеными пуговицами и белую шляпу. Она сияла!
- Мне все нравится, но лучше, когда мы в чем-то более удобном, - сказала Оксана.
- О да! Я знаю, будь твоя воля, ты пошла бы в шортах и в майке с кроссовками! - съязвила я.
Мы были готовы. Вскоре появилась пани Халина, как всегда элегентна и неотразима.
Мы смотрели "Щелкунчика", так как наше пребывание в Польше совпало с гастролями Мариинки. Мы были впервые в театре, впервые смотрели балет. И вся эта роскошь - ослепительные люстры, портьеры, занавес, кресла, ложи были чем-то сказочным. Сколько красивых людей, изысканно одетых! Мы ощущали себя на балу. На нас обращали внимание тоже, и вовсе не потому, что у меня стучали зубы от волнения или что Оксанка сияла от уха до уха. Мы выглядели эффектно.
Наконец действие началось. Мы были заворожены великолепием танца, костюмов, музыки. Первое действие мы просмотрели не дыша, опомнились только в антракте.
- Ну как? - спросила я шепотом.
- О-о-о! - сказала Элла.
- Красиво! - сказала Оксана.
- А на нашу Анжелику, кажется, обратили внимание! - мультяшным голосом констатировала Элла.
- И кто же? - заинтересовалась я.
- А вот тот мужчина в смокинге!
Мы, как могли, незаметно посмотрели в ту сторону, куда указала Элла. Там действительно стоял мужчина лет тридцати пяти - сорока, высокий и элегантный. Но взгляд, которым он смотрел на нас, был далек от восхищенного. Скорее его можно было охарактеризовать как взгляд старой девы, у которой увели последнего жениха.
- Если так, по-твоему, смотрят на понравившегося человека, то как должны смотреть на того, кого терпеть не могут? И почему ты решила, что понравилась я? - спросила я Эллу. Мы некоторое время поизощрялись в версиях, снабдив их хорошей порцией смеха. Начиналось второе действие, и мы прошли в зал. Снова нас очаровало великолепное зрелище. Мы в прекрасном мире танца.
…Не знаю, что меня заставило оторвать глаза от сцены и медленно повернуть голову назад. Из бенуара в упор на нас смотрел все тот же элегантный тип, и смотрел в бинокль. От того, с каким рвением он это делал, мне стало не по себе. Но вскоре балет снова отвлек и увлек меня.
Из театра мы ехали как первоклассники, довольные донельзя.
- Да, я не сказала вам, что этот тип смотрел на нас уже в бинокль! - спохватилась я в машине. Пани Халина заинтересовалась: "Что за тип?" Я постаралась объяснить.
- О, какой-нибудь воздыхатель! - поставила она диагноз.
- Я бы не сказала, - задумчиво проговорила я.
Вскоре мы о нем забыли. Хотя танцевали другие, уставшими чувствовали себя мы. Поужинав, расположились у телевизора.
- Пани Халина, далеко ли от Варшавы до Легницы? - начала я.
- Вовсе нет. На поезде очень удобно. А в чем дело? - поинтересовалась она. Я посмотрела на Оксанку, та кивнула, и я понеслась. Я рассказала о польских корнях девчонок, и об Оксанкином видении, и, конечно же, о том, что она узнала дом-музей. Элла прыснула. Оксанка, после того, как она узнала дом, уже не смеялась над моим напором. Пани Халина и ее домашние слушали внимательно, не перебивая. Они не смеялись и не сочли нас фантазерками. Более того, они объяснили, как ехать. Элла была против:
- Вы только подумайте: ехать в неизвестное место, где никого нет знакомых. Где жить? Вы представили? Если, не дай Бог, что случится, в каком положении окажется Халина? Она же не сможет поехать вместе с нами.
Элка была, конечно, права, но быть в Польше и не воспользоваться возможностью, чтобы вести поиски - нет уж! Пани Халина тоже была обеспокоена:
- Я не могу вам запретить, но вы должны понять, что я буду чувствовать, когда вы поедете. Я дам вам сотовый телефон мужа, и вы будете звонить мне по поводу любой неприятности и непредвиденности, даже если вас укусит легницкий комар! - горячо закончила она.
- О, об этом не беспокойтесь, Халина! - заверила ее я. - Оксанку комары без внимания не оставляют!
Я вовремя увернулась: младшая Никольская протянула ко мне ручонку, чтобы отвесить подзатыльник.
У нас осталось одиннадцать дней пребывания в Польше, и за эти дни мы должны сделать много: добраться до Легницы, разыскать музей, и наконец, самое трудное - логически рассудить, где может быть тайник. Ехать мы должны утром.
Элла была несказанно против этой поездки, но мы с Оксанкой оставались непреклонны. Слава Богу, что мы не договорились звонить родителям каждый день, иначе на стороне Элки было бы большинство.
Халина разбудила нас в 7.00. Мы с Оксанкой собирались энергично и с энтузиазмом. Элка же, напротив, была вялой и сокрушалась по поводу нашей авантюры. Договорились мы так: в Легнице мы пробудем пять дней, в крайнем случае семь. Об этом крайнем случае мы предупредим Халину и вообще звонить ей будем каждый вечер. Пани Халина отвезла нас на вокзал.
- И уж, конечно, если, не дай Бог, с вами что-то случится, звоните немедленно. Никаких подвигов! - сказала она.
Вскоре подошел поезд. Мы попрощались и поехали.
Места за окном были очень красивые. Лето еще не началось, а все уже зелено и по-летнему солнечно. Вещей в дорогу мы взяли немного, чтобы не бегать с баулами и не беспокоиться за имущество. Всю дорогу мы разгадывали кроссворды, решив не загружать голову домыслами и догадками. Когда приедем, тогда все увидим.
Элка захотела в туалет. Одной ей идти было очень неинтересно, и она попросила меня сопроводить ее. Мы, по обыкновению, перешучиваясь, подошли к двери туалета. Попытались открыть - занято. Элка, заливаясь радостным смехом, объявила, что терпеть уже не сможет, и предложила идти в соседний вагон. Здесь "кабинет мыслителя" оказался свободен, и Элка шустро впорхнула туда. В это время двери одного из купе открылась, и я невольно вздрогнула: из купе вышел "тип" из театра, тот, с неприятным взглядом. Я быстро отвернула голову. Вскоре вышла Элла.
- У нас, кажется, не очень хорошее соседство! - сказала я.
- То есть? - спросила Элла.
- Помнишь, в театре мы обратили внимание на мужчину лет сорока? Так вот, он здесь!
- И почему это должно что-то значить? - недоуменно спросила она.
- Почему? А зачем, по-твоему, так смотреть на нас в фойе театра и оказаться с нами в одном поезде? - начала я.
- Тебе нужно меньше читать детективов! - резюмировала Элла.
- Похоже, ты закаляешь характер! Вспомни наши прогулки, когда ты боялась даже ходить по одному и тому же месту, а здесь все подозрительности налицо, а ты восхищающе спокойна!
Но Элла молча развернула меня и направила к выходу.
Оксанка висела над кроссвордом:
- Слово из шести букв, первая "д", - заклинала она, - прием в фехтовании!
- Дегаже! Оксанка, я видела того "типа" из театра! Он здесь, в поезде, в соседнем вагоне! - начала я трагическим шепотом.
- Ну и что? - протянула она.
- А то, что это подозрительно, только почему-то твоя старшенькая, обычно пугливая аки лань, тоже неправдоподобно спокойна! - заверещала я.
- Если так реагировать на всех… А завтра ты увидишь актера, что танцевал партию Щелкунчика, и тоже сочтешь это подозрительным! - сказала Оксанка.
- В конце концов, - сказала Элла, встав в позу, - лично я говорила, что боюсь ехать, вы настояли на своем, так что терпите всех подозрительных типов!
Потом девицы Никольские хором порекомендовали мне сделать клизму с валерьянкой. Я подумала и решила, что, возможно, это на самом деле нервная реакция с моей стороны, и успокоилась… Через полчаса мы подъезжали.
- Давайте разработаем план захвата Легницы, - предложила я.
- А что ты предлагаешь? - спросила Оксанка.
- А вот что. По приезде сразу узнаём, где музей и отель. Направляемся туда, регистрируемся и - в музей! У нас должно остаться какое-то время до его закрытия. Одна проблема - язык. Придется вам, панна, изобразить чудеса полиглотства с помощью разговорника, - обратилась я к Оксане. - Будут ли внесены поправки в мой план?
- Да нет, все подходит.
Примерно через 20 минут объявили Легницу, и мы направились к выходу. Попрыгав с поезда, мы огляделись и увидели справочное бюро. Оксанка на ходу вытащила польский разговорник. Усердно мучаясь, она все же составила нужную фразу, и через несколько минут мы уже знали, где находится музей и гостиница. Городок оказался не очень большим. Гостиница находится в центре, а вот до музея придется ехать на автобусе, так как усадьба, естественно, располагалась за городом. Хорошо, что автобус ехал без пересадки. Первым делом мы направились в отель. Отельчик был трехэтажный, аккуратненький, вокруг - клумбы с цветами и красивые фонари. Просто образчик западной провинции. Особенно рада была Элла, она вообще питает загадочную страсть к фонарям, ладно еще не к тем, что под глазом. Мы вошли, в здании приятно прохладно. Мы зарегистрировались у портье и сняли трехместный номер. Такие номера предназначены для семей с детьми. Поднимаясь по лестнице, мы надрывались от хохота - самую маленькую детскую кровать мы предоставим Оксанке. С ее-то 170 сантиметрами это будет в самый раз…
Окна номера выходили во дворик, и он был очарователен. На отдых времени не оставалось, хотя Оксанка и принялась было канючить и воспевать свой хондроз. Мы понеслись на автобусную остановку - надо успеть вернуться засветло. Всю дорогу мы глазели в окна. Ехали лесом. Свежий лесной воздух врывался в раскрытые окна. Пахло смолой, шишками, травами и каким-то ядреным туманом. Хотя последнее, как решили девчонки, - моя очередная фантазия.
Скоро мы увидели, что дорога становится более "очеловеченной". Стало ясно, что въезжаем в усадьбу. Дом открылся сразу. Это было двухэтажное здание с черепицей, колоннами и французскими окнами. У дверей в вазонах росли миртовые деревья. Дом утопал в зелени, рядом был фонтан.
Судя по судорожному глотанию Оксанки, я поняла: дом действительно тот самый, из сна. А уж когда Оксанка, забубнив что-то на инопланетном наречии, указала пальцем и мы увидели речушку с мостиком, сомнений не осталось, по крайней мере у той же Оксанки. Дом нас ошеломил. Ко всему прочему, он стоял очень уютно и так и просился на картину. Это почувствовали мы все и, не сговариваясь, вытащили фотоаппараты.
…Сзади себя мы услышали шум подъезжающей машины. Я обернулась и - о! - пусть попробует сказать Элка, что это снова ничего не значащее совпадение! Из машины вышел "тип" из театра. Увидев нас, он вздрогнул.
- Ну, что вы на это скажете? - спросила я девчонок.
- Может, он поклонник искусства? - выдала Оксанка.
- А почему он вздрогнул, увидев нас? - не сдавалась я.
- А кто не вздрогнет при виде нас? - прыснула Элла.
Мы рассмеялись и вошли в музей, но на душе у меня было неспокойно. Мы купили билеты и сразу попали под опеку экскурсовода. К нашему счастью, эта пани владела несколькими языками, в том числе и русским, правда, далеко не совершенным.
В музее царила прохлада, покой и запах прошлых веков. Вещи здесь не были мертвыми экспонатами, они жили своей жизнью.
Экскурсовод начала свой рассказ:
- Дом построен в 1659 году и принадлежал дворянскому роду Збаровских. Да-да, потомкам того самого Самуэля Збаровского! - подчеркнула она, заслышав мое "О!". - Одна из дочерей семьи вышла замуж за советника Никольского. Брак был не совсем желателен для родителей, так как, хотя Никольский тоже происходил из дворянского рода, но был беден, да еще вдобавок ко всему слыл вольтерьянцем. Но панна Христина шантажировала отца тем, что знает о его связи с красавицей кастеляншей Зосей Ясницкой и в случае несогласия на ее брак с Борисом Никольским расскажет все матери. Пан Збаровский сдался. Говорили даже, что Зося Ясницка родила от пана ребенка, после того как рассчиталась со службы и уехала. Но пан узнал об этом и содержал и ее, и ребенка вплоть до своей смерти. Но вот в завещании он все же оставил свое слово для непокорной дочери, оформив его как минорат.
Мы слушали с открытыми ртами, а я еще и с победоносным видом.
- Что, съели, Фомы неверующие? Никольский!
Оксанка молчала, но Элла была упряма:
- Никольских на свете полно! Тоже мне довод!
- А то, что Оксанка узнала дом? - зашипела я, сузив глаза.
- Подумаешь, большинство усадеб похожи.
- Уф! - это восклицание было единственным, что я могла возразить, глядя на это непробиваемое упрямство. Я все-таки попросила говорить потише, так как "тип" тоже находился в зале. Хотя он бегал с каким-то блокнотиком и умным видом, я все же сумела заметить, что этот вид излишне нарочит.
- Извините, а не было ли в вашем музее портрета пожилого мужчины в белом парике и с орденской лентой? - вежливо начала Оксанка.
- Что-то не припомню, - задумалась экскурсовод. - Судя по тому, что вы говорите о напудренном парике, значит, это восемнадцатый век, а здесь портреты семнадцатого и девятнадцатого веков. По крайней мере, на моей памяти такого портрета не было.
Мы с Оксанкой уныло переглянулись, а Элла показала нам язык.
Мы изрядно устали, все-таки две дороги в один день. В музей мы, конечно же, вернемся завтра утром, а сейчас в отель - спать.
- Поедемте, мамаши, в номера и в закрома! - прыснула я, приведя сборную цитату из любимых романов. Получив затрещину от "мамаш", я поплелась за ними к автобусной остановке.
Обратно мы с Оксанкой ехали молча, то есть почти молча, так как панна Элла через определенные отрезки времени пилила нас, а мы в ответ ворчали.
- Следует ли понимать, что ты очень недовольна этой поездкой? Тебе, значит, ничего не понравилось? - спросила я слегка зазвеневшим голоском.
- О, нет! Дом - просто чудо, мечта! - умилилась Элла.
- Тогда чего же ты нас пилишь?
Элла, осознавая это, замолчала. И уже выходя из автобуса, я спросила Оксанку:
- Может, ты действительно перепутала и приняла первый попавшийся дом за тот, из сна?
Наша незадачливая пифия скуксилась и выдавила:
- Нет, дом этот! Помнишь, я говорила о плитах, которыми выложен подъезд к дому? Так вот, даже они совпадают.
Мы с ней вздохнули в унисон и затащились в номер. Настроения не было, не хотелось даже спускаться к ужину, и мы сделали заказ в номер. Вид вкусностей несколько взбодрил нас, но ненадолго. Мы по очереди приняли ванну и легли спать.
- Доброе утро, помещицы! - сказала я, и в меня полетели подушки.
Отдых сделал свое дело: мы были бодры и даже веселы. К Оксанке мы относились бережно и с заботой, все-таки она - сторона потерпевшая. Мы умылись, привели себя в порядок и спустились к завтраку. Великолепный салат из кальмаров, фрикасе из курицы и кофе со сливками окончательно привели нас в чувство. Хотя упоминание о салате вызвало новый взрыв хохота. Позавтракав, мы выехали в усадьбу.
Утро ослепительно солнечное, мы неотразимы, Оксанка распустила светлые волосы, одела недавно приобретенное канотье, шорты и кокетливый топик, плюс ко всему - сияющее лицо. Элла соорудила фантастический эшафодаж из своих волос и облачилась в развевающийся брючный костюм. Я же распустила каштановую гривушку и обтянулась кожаными штанами. По пути к усадьбе мы с Эллой, рискуя вывалиться из окон автобуса, делали снимки. Оксанка вздыхала и клялась не верить снам.
- Ты еще поклянись вообще не спать! - любезно подсказала ей я, так как что-то предчувствовала.
Солнечным утром дом оказался еще красивее. Вчерашнего экскурсовода мы не обнаружили: видно, они работали посменно или мы просто попали под выходной. К сожалению, молодая работница музея русским не владела, и мы довольствовались только просмотром портретов и вещей. Восторгу не было предела. Музей оформлен очень интересно: некоторые вещи были представлены так, будто кто-то из хозяев только что положил их и вышел в другую комнату. Так, наше внимание привлек роскошный палантин, связанный крючком пани Ядвигой Збаровской, матерью той самой Христины. Его набросили на спинку кресла так удачно, что можно было рассмотреть и само кресло, и его, чем мы немедленно и занялись, изучая узор.
Оксанка сдалась первая и отошла от нас. Через некоторое время мы подошли к ней и остановились перед комодом, где лежали пуховки, фарфоровые баночки, пудреницы, шкатулочки, при виде которых мы с Элкой застонали. Оксанка позвала нас:
- Смотрите, вышитая картина!
И действительно, на стене висела небольшая картина в рамочке из красного дерева. На ней был вышит сам дом, да так достоверно и красиво, что мы залюбовались. Подписи под картиной не значилось.
- Интересно, кто вышивал - Ядвига или Христина? - прошептала Элла.
- Давайте посмотрим на обороте, - предложила Оксанка и осторожно приподняла картину.
Мы с Эллой в ужасе присели, ожидая воя сигнализации… Никаких звуков не раздалось, кроме чьего-то сдавленного хрипа. Хрипела Оксанка. Подняв глаза на то, что вызвало у нее такую реакцию, захрипели и мы. Под картиной располагалась странная розеточка из металла. Но не это нас так поразило, а то, что это была точная копия того медальона, который нашла Оксанка у себя на огороде.
На металлическом кружочке размещалась ветка с листочками. Разница лишь в том, что на Оксанкином медальоне веточка была выпуклой, а на розетке - вдавленной.
- Что это значит? - спросила потрясенная Элла.
- Я знаю! - сказала я. - Медальон на шее у Оксанки - это ключ, а розетка на стене - замочная скважина. Твой предок из сна был прав, теперь ты знаешь, где тайник!
Глаза Оксанки засияли, как фонари.