14
Июнь 1960 года. Отель "Пристанище паломника" на северо-восточном побережье Корсики
В течение всего дня две группы полицейских и карабинеров усиленно прочесывали пространство вокруг Лунной бухты и "Пристанища", опрашивали несостоявшихся кладоискателей, владельцев яхт и лодок, которые находились в ту ночь в бухте, а также местных уголовников и, конечно же, обитателей окрестных вилл и коттеджей.
Никто из них задержан полицией так и не был, никого конкретно обвинять следователи не решались, и под вечер ведший это дело капитан Фравенж, избравший на время расследования штаб-квартирой своей группы веранду ресторана "Солнечная Корсика", уже хотел было возвращаться в город.
– Какой смысл на ночь глядя покидать столь надежное пристанище? – попытался повлиять на его решение официант Курт Зиммер.
– "Пристанище" для кого? – поджав губы, вызывающе поинтересовался полицейский.
– Для всякого, кто в нем нуждается в этом нелюдимом крае, но прежде всего для паломников.
– У меня же создается впечатление, что ваше пристанище давно служит убежищем для бывших германских эсэсовцев, современных корсиканских сепаратистов и будущих оасовских путчистов. Это не пристанище для боголюбивых паломников, а сплошное криминальное недоразумение.
– Как же глубоко вы заблуждаетесь, господин капитан, – чуть ли ни проскрипел зубами бывший шарфюрер СС, окатывая "недобитого лягушатника" – коими для Зиммера оставались все без исключения французы, – взглядом, преисполненным презрения. – Вас, очевидно, не проинформировали, что, согласно особому соглашению между Святым престолом и правительством Франции, "Пристанище паломника" пребывает под юридическим покровительством Ватикана и молитвенным – лично папы римского.
– Сам этот договор тоже не что иное, как бессмысленное "криминальное недоразумение". Тем не менее только оно все еще удерживает меня от желания учинить здесь такой обыск, чтобы перевернуть все вверх дном в поисках тайников, наркотиков и оружия, а также для выявления "паломников", по которым давно плачут гильотины.
Курт помнил, что из материковой Франции на Корсику капитана Фравенжа перевели всего лишь два месяца назад, якобы для укрепления кадров местной полиции. Но ходили упорные слухи, что на самом же деле для него это стало своего рода наказанием и что в местную сепаратистско-контрабандистскую атмосферу офицер погружается медленно, неохотно, с явным желанием "дезертировать" с острова.
Возможно, у капитана и проявлялись подобные настроения, но пока что он всего лишь намеревался своевременно, до темноты, покинуть "Пристанище". Фравенж никогда не доверял корсиканцам, считая их коллаборационистами и предателями; точно так же не доверял он и местным сослуживцам-полицейским. А после всего того, с чем капитан как заместитель начальника полиции округа столкнулся за последнее время во "вверенных ему владениях", еще и начал опасаться за собственную жизнь.
Считая, что стычка с официантом ресторана исчерпала себя, Фравенж в самом деле поднялся из-за стола, чтобы попрощаться, но как раз в это время в кабинете администратора прозвучал телефонный звонок. А еще через минутку официант, и он же, по совместительству, дежурный администратор, Курт Зиммер по-военному четко доложил фон Шварцу:
– Только что позвонил неизвестный. Не представился. Просил передать представителю полиции, что яхту и баркасы сожгли люди из подпольной группы сепаратистов, которой командует Гизони.
– Почему ты докладываешь об этом сообщении мне? – притворно удивился владелец поместья, как раз в это время подходивший к столику офицера полиции. – Доложи тому, для кого оно адресовано, то есть представителю закона. Разве не понятно, что ни у меня, ни у нашего уважаемого гостя-паломника монаха Тото, – кивнул он в сторону неслышно появившегося и тотчас же усевшегося за постоянно отведенный для него столик, иезуита, – эти сведения не вызывают ничего, кроме досужего любопытства?
– Будем считать, что администратор уже доложил, – решительно направился к ним Фравенж.
– Вот видите, как неправедно вы недооценивали корсиканцев, капитан, – укорил его Курт. – На этом острове случаются даже тайные хранители закона, которые готовы бескорыстно помогать полиции в ее расследованиях.
– Относительно бескорыстности я бы не торопился с выводами, потому что на самом деле мы имеем дело с актом мести. Этот ваш информатор, господин Зиммер, сообщил еще что-либо?
– Извините, но теперь это уже не мой, теперь это ваш информатор, – заметил администратор, причем сделал это довольно недружелюбно. Всякого француза бывший шарфюрер СС все еще воспринимал как недобитого врага и даже не пытался скрывать это. – Все, что мною было услышано, я воспроизвел дословно. Добавлю также, что звонивший мужчина никак не представился и говорил по-французски с заметным корсиканским акцентом.
– Мне уже приходилось слышать о некоем сепаратисте Гизони. Но до сих пор казалось, что его отряд действует в Южной Корсике, а здесь, на территории Верхней, вообще не появляется.
– Насколько мне известно, – напыщенно уведомил полицейского фон Шварц, – месяц тому Гизони возглавил все боевые группы освободительного движения, действующие в центральной и северной части острова, предоставив право на южную часть одному из своих помощников.
– Об этом я слышу впервые. Информация все от того же таинственного француза с корсиканским акцентом?
– Всего лишь слухи, – безинтонационно как-то парировал фон Шварц. – Памятуя о патронате Святого престола, сотрудники "Пристанища паломника" в военно-политические игрища островитян, как и в их конфликт с материковой Францией, стараются не вмешиваться.
– Что вызывает у меня сомнения, – хитровато прищурился Фравенж, – поскольку известно, что именно вы, господин фон Шварц, являетесь неофициальным руководителем германской диаспоры на острове. Да и поместье ваше на самом деле является своеобразным центром адаптации на Корсике бывших служащих войск СС, в том числе из "Корсиканской бригады"
– Хотите сказать, что мне доверили возглавить местных эсэсовцев и вообще германцев, несмотря на то что сами офицеры СС небезосновательно считают меня "баварским сепаратистом"?
– Возможно, и так, считают, – снисходительно поморщился капитан. – Однако "призраки" баварского сепаратизма никакого интереса у меня не вызывают.
– Что тоже странно, если учесть, что под вашим мундиром полицейского бьется пылкое сердце офицера военной контрразведки.
– При чем здесь контрразведка? – резко отреагировал француз. – Перед вами офицер полиции.
– Да, к тому же контрразведчика, – невозмутимо продолжил мысль фон Шварц, – проявившего себя еще в освободительной армии де Голля, в которой вы были известны под псевдонимом "Минер", поскольку начинали свою карьеру в саперной роте.
Взгляд, который Фравенж метнул на владельца поместья, выдался настолько же встревоженным, насколько и гневным.
– Из какого источника вы получили эти сведения, фон Шварц?
– Считайте, что из того же, из которого вы только что получили сведения о группе террористов, расправившихся с флотилией искателей кладов. С той только разницей, что добытые мною сведения уже проверены. В отличие от ваших, к тому же с учетом времени, которое вы бессмысленно теряете…
– С огнем шутите, фон Шварц.
– На вашем месте, господин Минер, я сказал бы "со взрывателем" или "с динамитом".
– Не забывайте, что находитесь на французской территории и что далеко не все в нашей стране успели простить нацистам их кроваво-крематорные подвиги.
– …Приму к сведению, – хрипловато, с явной угрозой в голосе молвил фон Шварц. – Но и вам тоже придется принять к сведению тот факт, что лично я, человек никогда не воевавший и даже не служивший в армии, никакого отношения к нацистам не имел и не имею. Причем порой мне кажется, что напрасно отстранялся от этого движения.
– Вызывающее заявление, – поиграл желваками капитан.
– Всего лишь искреннее.
Фравенж попытался прострелить его своим полицейски выверенным презрительный взглядом, однако владелец "Пристанища паломника" выдержал его спокойно и со всем мыслимым достоинством.
15
Эти двое все еще выясняли отношения, когда круизное судно "Лигурия", следовавшее из "столицы" острова Аяччо в административный центр Верхней Корсики, Бастию, в очередной раз вошло в Бухту Безмолвия. Последними, вслед за желающими искупаться во всегда тихих и теплых водах этого островного закутка экскурсантами, по трапу сошли четыре монаха-иезуита в строгих черных кителях, которые только отсутствием накладных карманов отличались от кителей то ли эсэсовцев, то ли итальянских карабинеров.
Лишь немногие из поспешно разоблачающихся на берегу отдыхающих обратили внимание на то, что все они были коротко стриженными, без головных уборов, и несли к Портовой лестнице одинаково увесистые, продолговатые кожаные сумки. Да и ступать по причалу они старались гуськом, в ногу и шаг в шаг, словно шли по минному полю. Во всяком случае, контрразведчика-полицейского появление этих людей, как и их поведение, неминуемо насторожило бы, если бы только он не покинул пределы усадьбы буквально за две-три минуты до того, как фигуры иезуитов появились на верхней площадке лестницы.
– Выглядите вы как-то слишком уж военизированно, обер-лейтенант Глейвиц, – встретил их у ограды на краю плато монах Тото. – Что не может оставаться незамеченным.
– Во Франции не монашествующие по монастырям иезуиты щеголяют именно в таком одеянии, – заверил его коренастый плечистый "паломник" лет пятидесяти, со шрамами на широком выступающем подбородке и на голове, чуть выше правого виска. – Причем кителя наши – от портного, который шьет для двух монастырей, расположенных в Приморских Альпах, откуда, по легенде, мы и начали свое паломничество.
– Глейвиц прав. К тому же сработаны эти робы из плотного крепкого материала, а потому бодряще удобны и для путешествия, и во время стычек, – поддержал его Дорн, уголовник, в свое время наводивший ужас на обитателей пригородов североитальянского города Брешиа.
– Ладно, здесь не место для полемики. Наденьте на свои постные "личика" маски монашеского смирения и следуйте за мной, только не строем.
– Не так-то просто отучиться, – проворчал Глейвиц, – после стольких-то военных школ, курсов и всевозможных тренировочных лагерей.
И Тото понимал его: в самом деле непросто. Весной сорок четвертого с помощью знакомого офицера гестапо, коим оказался Глейвиц, "бедный, вечно молящийся монах" сумел вырвать этого итальянского германца буквально из камеры смертников. И до конца войны даже успел пропустить его, вместе с самим Глейвицом, через ускоренные диверсионные курсы разведшколы, так сказать, для усовершенствования мастерства их обоих.
На этих же курсах Глейвиц, которому было поручено готовить спецгруппу для работы уже в послевоенное время, завербовал двух азиатов из еще только формировавшегося тогда "Восточного рейх-батальона". К тому времени эти молодые парни уже прошли суровую школу повстанческой борьбы у себя на родине, восприняли христианство и нацизм и известны были всем окружающим под вполне представительскими прозвищами – "Перс" и "Янычар".
После войны их на какое-то время спрятали в Каталонии, в одном из испанских иезуитских монастырей, где они, действительно, приняли монашеский сан, и только потом перебросили в Италию. Там неофиты от монашества с трудом прошли курс обучения в миссионерской школе, продемонстрировав при этом абсолютную непригодность к церковным бдениям и благодеяниям, зато сумели обзавестись безупречными, в Ватикане выданными, документами.
Впрочем, монашеские бдения не мешали этим джентльменам удачи еще трижды пройти краткосрочную военную переподготовку сначала во французской разведывательно-диверсионной школе, а затем и в британских диверсионных лагерях на севере Африки.
– Размещаться будете в этом единственном оставшемся на память о некогда располагавшемся здесь монастыре Святого Антония здании, – принялся вводить их в курс дела Глейвиц, как только, пройдя вдоль прибрежной ограды, группа достигла серого двухэтажного особняка, скрытого за кронами деревьев и зарослями кустарника в северной части поместья. – Хотя теперь оно вместе с недавно восстановленной часовней входит в туристический комплекс "Пристанища паломника", но по-прежнему называется "покаянными кельями". Днем прогуливаться по двое, но ни в коем случае – группой; питаться будете в расположенной в этом же корпусе трапезной для паломников…
– Опять на монастырский харч?! – недовольно повертел головой Дорн, с тоской глядя на большое внушительное здание, выстроенное когда-то в П-образном виде из дикого, почти необработанного камня, и вход во внутренний двор которого перекрывался стенами часовни. – Мы же после него не ходим, а ползаем, как мухи. Почему бы вам?..
– Отставить! – командирским тоном прервал его Тото. – Питаться будете в трапезной, но по особой диете, вполне приемлемой для таких чревоугодников, как вы. Причем с порциями церковного вина. Просто не хочется, чтобы вы мозолили глаза посетителям местного ресторана. По легенде, вы направляетесь в Рим, а оттуда – в Иерусалим.
– А не по легенде? – напористо поинтересовался Глейвиц.
– Вам, обер-лейтенант СС, пора бы уже понять, что с того дня, когда была сформирована группа "рыцарей Христа", вся ваша жизнь превратилась в одну сплошную легенду. Ни у кого из вас собственной личной жизни уже не существует, вы обязаны и вы будете жить только по диверсионной легенде.
– Нашу группу в самом деле называют группой "рыцарей Христа"?
– Что вас не устраивает в этом названии? Могу переименовать на группу "слуг Иуды"? Что, кстати, больше соответствовало бы действительности.
– Просто мы впервые слышим это название – "рыцари Христа".
– Вам еще многое предстоит услышать. Все, идите, располагайтесь. Кельи на двоих на втором этаже. В ваших кельях ключи в замочных скважинах, проявите наблюдательность, "слуги Иуды".
– Прошу прощения, господин Тото, но мне хотелось бы продолжить этот разговор.
– Мне тоже кажется, что он назрел. Через пятнадцать минут жду вас, Глейвиц, но только вас одного, здесь, на первом этаже, в своей келье, расположенной рядом с кабинетом администратора. Причем сразу же предупреждаю, что сообщить смогу только то, что имею право… сообщить. Тем более что и мне тоже открывают далеко не все.
16
Июнь 1960 года. Остров Сардиния.
Поместье "Кондоре-ди-Ольбия"
Прежде чем направиться к стоянке яхты, Скорцени обратил внимание на небольшой грот, расположенный справа от тоннеля и вход в который перегораживала толстая якорная цепь с металлическими буями, да маскировал со всех сторон нависавший кустарник. Оберштурмбаннфюрер знал об этой частной подводной базе Черного Князя, и помнил, что именно на ней скрывалась мини-субмарина "Горгона".
– Уж не отсюда ли уходил в Россию, в "севастопольский рейд мести", наш досточтимый князь Боргезе? – поинтересовался фон Шмидт, остановившись на смотровой площадке рядом с обер-диверсантом рейха.
– Вам известно даже это? – вскинул брови Скорцени.
– Не сказал бы, что обладаю полной информацией, однако предполагаю, что той, которой все же владею, – вполне достаточно.
– Хватит изощряться в красноречии, барон. Что конкретно вам известно?
– Что именно отсюда в октябре 1955 года уходила в свой боевой рейд мини-субмарина "Горгона", которая вскоре достигла одной из севастопольских бухт. На своем борту она доставила группу боевых пловцов.
– То есть речь идет об идеальной диверсии, связанной с гибелью русского линкора "Новороссийск"?
Не скрывая своего удивления, фон Шмидт в упор посмотрел на Скорцени, и на какое-то время взгляды их скрестились.
– Извините, оберштурмбаннфюрер, но я считал, что вы не просто в курсе этих событий, но и были их непосредственным участником.
Скорцени криво ухмыльнулся, снисходительно покряхтел и вновь ухмыльнулся.
– Чтобы мы уже никогда не возвращались к этой теме… Было условлено, что в течение как минимум десяти лет каждый из участников этой операции не только будет хранить суровое молчание, но и станет убеждать всяк любопытствующих, что никакого отношения к операции "Гнев Цезаря" не имеет. Так что с подробностями придется повременить.
– Когда я услышал о гибели "Новороссийска", то есть бывшего итальянского линкора "Джулио Чезаре", я так и сказал себе: "Без Скорцени в такой операции не обошлось. Как, очевидно, и без князя Боргезе. Такое попросту невозможно". Но прежде всего подумал о вас. И только потом вспомнил о вашем давнишнем друге, фрегат-капитане Валерио Боргезе. Причем только потому и вспомнил, что поверженный рейх наш на подобные морские операции пока что не способен.
– Пока что, – проскрипел зубами Скорцени, который терпеть не мог подобных "приговоров" поверженной Германии. – Боргезе действительно советовался со мной по некоторым вопросам подготовки к этой операции – только-то и всего. Но осуществляли ее коммандос из отряда "морских дьяволов", входившего в состав итальянской флотилии штурмовых средств "Децима МАС".
– В этом никто и не сомневался. Десятая флотилия штурмовых средств королевского флота, – понимающе кивнул фон Шмидт. – Мне приходилось встречаться с этими парнями во время службы на испанском флоте. Да и перед севастопольским рейдом диверсантов – тоже.
– Когда-нибудь настанет время поведать всю правду об этой атаке итальянских коммандос на базу советского флота. И тогда мир убедится, что боевые пловцы Боргезе осуществили одну из самых выдающихся диверсионных морских операций со времен появления подразделений подводных штурмовых средств.
– Жаль, что в своей книге "Десятая флотилия МАС" князь Боргезе умолчал о подготовке итальянских коммандос к этой операции, – обрел дар речи доселе молчавший обер-лейтенант Дирнайхт. – Ведь известно же, что команда подводных диверсантов начала формироваться еще в 1949 году, то есть сразу же после выхода Боргезе из заключения. Я тоже имел определенное отношение к этому процессу, хотя вскоре по настоянию медиков был отстранен от водолазной подготовки, а следовательно, и от самой операции и направлен в Аргентину.
– Нам это известно, обер-лейтенант, – уловил барон в его голосе некие нотки оправдания.
– Но даже там я сумел раздобыть мемуары Боргезе в надежде, что князь хотя бы намекнет на подготовку к некоей послевоенной операции боевых пловцов, однако…