Я молча сидела, не понимая, что нашло на коллегу. Случаи буйного помешательства ведьмам не грозят. Мы не умрем от ужаса при виде восставшего покойника, нам не страшны склероз, маразм и прочие радости возраста. Пелагее, вон, уже под сто лет, ровесницы ее давно как растения, а она у нас - живчик еще тот, ни одна свадьба без нее не обходится.
Веру я уважала. Ведьма была умелая, весьма здравая, да и ко мне словно мать родная относилась. Не верила я, что она мне возьмет и зло причинит. Однако на всякий случай я следила за ее действиями.
Пока волноваться не стоило - она всего лишь сканировала ауру. Это она делает просто мастерски, и надо быть идиотом, чтобы отказаться от такого сеанса. Сейчас она закончит, и у меня на руках будет полная диагностика состояния моего тела. Возможно, гастритик намечается, а я и не знаю об этом…
Вера закончила, сняла руки с моей макушки, села на табуретку и молча посмотрела на нее. Мне не понравился ее взгляд. Совсем.
- Что не так? - тихо спросила я.
Похоже, гастритиком тут дело не обойдется. Что, что заставляет ее смотреть на меня, как на будущую покойницу? Что притаилось во мне? СПИД? Тропическая лихорадка? Атипичная пневмония???
- Вот тут, - она указала на мой живот, - у тебя аура серая. Я сразу поняла, что дело неладно, но такого, признаться, не ожидала…
- Что? - видимо, я ослышалась.
Это же аура мертвых! Вернее, просто серая дымка, ничего не имеющая с семислойной аурой живых! Не может мертвое наложиться на живое, это просто редкостный бред!
- Аура, говорю, у тебя около пупка серая, - повторила Вера, вновь повязывая волосы платком. - Правда, отторгает ее тело, выталкивает, словно вода масло. Когда я положила тебе руки на голову, она была размером с суповую тарелку. А сейчас уже со спичечный коробок.
- Вера, - тихо сказала я. - Но, если эта дыра так быстро сокращается, то откуда она вообще взялась? Даже если допустить, что я к тебе пришла вся серая с ног до головы - и то сейчас бы этого пятна на животе уже не было!
Вера пристально посмотрела на меня и вздохнула:
- Знаешь, мне что странным показалось? Сидели мы, разговаривали, и вдруг ты замерла, лицо исказилось на миг, а потом ты взглянула на меня совершенно чужим взглядом. У меня прямо сразу мысль мелькнула: вот не Марьин взгляд и все тут! Умный такой…
- Это что, ты меня за олигофренку держишь? - возмутилась я.
Ведьма красноречиво посмотрела на меня, и я осеклась.
- Это в какой момент произошло? - очень тихо спросила я.
- Мы с тобой поговорили о вызове духа-двойника, ты сказала "Ясно", и после этого начались странности.
- Ты ошиблась. Все нормально, я все помню.
- Точно?
Я напряженно осмотрелась вокруг себя, пытаясь угадать в картинке десять отличий. Спустя секунду мне стало как-то очень нехорошо. Когда я пришла - огонь в печке вовсю полыхал, на плите исходила бульканьем кастрюлька. Теперь же она была отставлена на приступок, и дрова прогорели. Сквозь решетчатую дверцу виднелись алые угли.
- Сколько это длилось? - помертвевшие губы отказывались шевелиться.
- С полчаса.
- Я что, сидела мумией - и все? И ты полчаса ждала, чтобы просканировать ауру?
- Ничего себе мумия, - возмутилась она. - Все пирожки подмела подчистую!
- Конец моей фигуре, - горько заключила я, то-то мне так нехорошо в животе и тяжело на душе. - И что, я полчаса только пирожки лопала? Не разговаривала?
- Знаешь, ты была очень вежливая и вообще приличная, - задумчиво поведала она. - Сказала, что у меня тут очень мило и что мой платочек великолепно оттеняет цвет лица.
Я обвела кухню, не блещущую чистотой, ошалелым взглядом. Мило? Потом перевела глаза на застиранный платок на голове ведьмы с еле различимыми цветочками и вгляделась в лицо под ним, щедро отмеченное возрастом.
Боже, я сошла с ума…
"Это сказывается позавчерашний перепой", - гнусно хихикнул внутренний голос.
"Да я ни с какого такого перепою я не стану отвешивать комплименты старым ведьмам!!!", - рявкнула я на него.
- Это все, что я говорила? - снова обратилась я к Вере.
- Путина с тобой от души поругали, - охотно призналась она.
- Знаешь, а я ведь ничего против него не имею, - задумчиво сказала я, - Более того - на последних выборах специально взяла себе труд проголосовать за него. И мы с тобой не раз говорили, что я не желаю его ругать. Нравится он мне.
- Я помню, - спокойно ответила она. - Потому и поняла, что дело тут нечисто.
Я помолчала, припоминая горячий диск в сидюке и вкус баунти во рту.
- У меня шизофрения? - бесстрастно спросила я. - Только честно. Ты же видела все семь слоев…
- Балда! - не выдержала Вера. - В тебе - мертвый!!! Десять минут назад в твоем теле был мертвый!!! Иначе откуда тут серая аура???
И она снова ткнула пальцем мне в живот.
- Это невозможно, - устало спросила я. - Вера, я же некромантию практикую, так что поверь мне, дух мертвого никогда не попадет в чужое живое тело, просто потому, что нет такого понятия - "дух мертвого". Ведь именно дух делает тело живым, сломалось что-то в теле - и все, тут же дух отлетает на небеса.
- Так может какой заблудший, еще не долетел? - несмело предположила Вера.
Я покачала головой:
- Живое не может принять мертвое, это просто невозможно. Да и не может быть в одном теле более одного духа. Так что твои намеки про ауру… Ну бред ведь, согласись.
- Соглашусь, - кивнула она. - Соглашусь, милая ты моя. Только я своими глазами видела, как в твоем теле со мной разговаривал кто-то другой. И взгляд не твой, и разговаривала ты совсем другими речами. Да и аура не соврет.
Я молча смотрела на нее. Что сказать - я не знала. Вот тебе и съездила за советом о том, как уберечь любимого…
- Марья, тебе может помощь нужна? - помолчав, спросила ведьма.
- Там видно будет, - кивнула я, думая о своем.
- Если что - обращайся.
- Да скорее всего мне к батюшке Иоанну из Знаменского собора придется обращаться, - хмыкнула я. - Пусть хоть раз в жизни почувствует себя экзорцистом.
- Кем? - не поняла она.
- Изгоняющим дьявола, так сказать. Ладно, Вера, спасибо тебе огромное за все. Не знаю, чтобы я без тебя делала, но теперь точно надо идти.
- Будь осторожнее.
- Непременно.
На пороге меня нагнал ее голос.
- Марья?
- Да.
- Знаешь, а ведь то пятно у тебя на пупке не сходит. Словно въелось оно в тебя.
- Буду отстирывать тайдом, - пожала я плечами. - И не рассказывай никому, ладно?
Выйдя от Веры, к машине я не пошла. Глянула вправо - влево, углядела знакомый призрачный силуэт вдали и нисколько не удивилась. Да, любимому снятся кошки, какая-то тварь притаилась во мне, а еще за мной тенью следует настоящее привидение. Здорово. Жизнь бьет ключом, и все по голове. Подумав, я пошла к продуктовому магазину на пустынном пятачке. Шопинг меня всегда здорово успокаивал, и вообще…
Через десять минут я вышла из оттуда с покупками. Упакованная в полиэтилен куриная ножка для Бакса и здоровенная плитка шоколада для …
"Для кого?", - ласково осведомился внутренний голос.
Я не ответила. Мог бы и сам догадаться - когда ведьмам туго, они стараются сделать как можно добрых дел. Особенно тех, которые не хочется делать. Господь - он все видит, если что - зачтет.
С крыльца я обозрела окрестности, хмыкнула, обошла магазин, и наконец наткнулась на Женьку. Он стоял, привалясь к стене спиной и обхватив себя руками.
- Замерз? - сочувственно спросила я.
- Что? - он открыл глаза, увидел меня и явственно вздрогнул.
А я поразилась тому, как же он здорово сдал за это время… Он был, словно цветная простыня по весне, с лета забытая нерадивой хозяйкой на бельевой веревке. Он словно полинял.
- Надеюсь, убегать от меня не будешь? - вздохнула я.
- Да с чего это я забегал? - холодно спросил он.
- Ну, кто тебя знает, - неопределенно пожала я плечами. - Пошли в машину, поговорим.
- Нет.
Он так это сказал, что я поняла - обжалованию это не подлежит. Нет - значит нет. И упрашивать его бесполезно. Ну да ничего, я тоже вредная.
- Жень, ситуация слишком сложная, чтобы я вот так взяла и ушла. Странностей много и вообще…
- Магдалина, - раздельно сказал он. - Какое-то время я еще буду появляться тебе на глаза. Поверь, не по своей воле. Ты, главное, держись от меня подальше. И все будет хорошо.
- А что будет, если наоборот? - хмыкнула я. - Если я не отстану? Если я буду с тобой сидеть с тобой на лавочке во дворе и скрашивать твое одиночество?
- Ты заболеешь и умрешь.
- От общения с тобой, что ли?
- От простуды! - он мученически возвел глаза в дождливое осеннее небо.
Я проследила за его взглядом и согласилась:
- Да, погодка мерзопакостная. Так что поехали-ка домой ко мне, чай с шоколадкой попьем.
Он равнодушно посмотрел на продемонстрированную плитку и пожал плечами:
- Магдалина, я тебе уже как-то объяснял, что пить чай я не могу чисто технически. И не надо за мной ходить, ладно? Не надо пытаться со мной заговорить. Скоро ты избавишься от моего присутствия, обещаю.
- Насколько скоро? - помимо воли задала я нетактичный вопрос. Хотя - все равно доброе дело не состоялось, так чего церемониться?
- Не знаю, - ровно ответил он.
- А чего тогда обещаешь? Может быть, это еще пару лет продлится, - деловито поинтересовалась я.
- Максимум месяц, - сухо ответил он. - Но думаю - в ближайшие дни все решится.
- Я надеюсь, - благожелательно улыбнулась я ему, развернулась, и, не прощаясь, пошла к машине.
А по дороге я размышляла о том, что я на месте Женьки уже бы давно билась в истерике и валялась в ногах у той, что является единственной ниточкой-связью с привычным миром. Со мной. Ибо только я его вижу.
А он меня гонит.
Да, я не могу ему помочь. Но ведь он сам себе не поможет, так хотя бы не отвергал мою руку, вместе со мной ему было бы проще пережить эту ситуацию.
Упрямство - вот имя твое, Евгений…
"Скорее, тут дело в дзен", - тяжко вздохнул внутренний голос.
"Дзен, не дзен, главное - он умный мальчик и не лезет ко мне со своими проблемами", - цинично подвела я итог и аж сама загордилась тому, какая же я все-таки сука.
"Тебе надо другой настрой, - поморщился внутренний голос. - У тебя проблемы, не отягощай душу грехами".
"Настрой, значит, другой? - задумчиво протянула я, - это можно".
И, развернувшись, я поехала на Текутьевское кладбище.
По пути я остановилась на Малыгина около "Цветочного Дождя", чтобы купить роскошнейшую корзину алых роз. Продавщицы меня знали.
- Тридцать две, как всегда? - мило улыбнулись они.
Я лишь кивнула, пытаясь протолкнуть в горле комок. Да, год назад Димке было тридцать два года, а мне двадцать восемь. Я отпраздновала с тех пор еще один день рождения, а его возраст навсегда замер.
Продавщицы меня явно жалели. Однажды я стояла за огромным кустом в кадке, ждала заказанного букета, и нечаянно услышала их разговор.
"И не жалко людям такие деньги выкидывать, - бурчала одна, ловко обвивая лентой колючие стебельки. - Добрые люди на такие деньги неделю живут всей семьей".
"А я думаю - у нее кто-то дорогой умер, и ему она цветы носит, - понизив голос, ответила другая. - Муж или любимый парень. Ты видела, какие у нее глаза больные, когда она с цветами уходит?"
"Да как-то не присматривалась, - пожала плечами цветочница. - Но, наверно, ты права, она ведь всегда просит тридцать две алые розы. Четное число, для покойников".
Девчонки помолчали, составляя букет.
"Дуры бабы, - наконец вздохнула первая. - Так сердце себе рвать. Я, признаться, ее по первости-то обсчитывала, как и всех, а потом увидела, как она на цветы смотрит - и все, как отрезало. Грех на таком наживаться".
Я тогда долго стояла за развесистым кустом, незамеченная добрыми цветочницами. Смотрела сквозь стекло на шпиль башни Газпрома, через дорогу от которого и расположилось Текутьевское кладбище.
Потом забрала букет и как обычно отправилась на могилу к любимому парню.
В этот раз девушки тоже расстарались для постоянной посетительницы, выбрали самые свежие цветы, с росой на тугих бутонах, и вскоре я уже шла по притихшему погосту.
"Только один раз человек любит", - сказал когда-то Соломон. Димка был моей половинкой, и если бы не нелепая смерть - была бы я уже его женой. Я бы сделала для него то, на что ради Дэна я не могу решиться - венчание, дети. Я бы забросила колдовство, ибо зачем мне все это, если у меня есть любимый муж?
Я очень тяжело пережила его смерть. Выла, как волчица в своем логове, и мне очень не хотелось жить. Но Господь смилостивился надо мной и дал мне взамен Димки - Дэна. Они очень, очень похожи внешне, и иногда, когда я вглядываюсь в Дэна, то с замиранием сердца вижу Димку. В интонации, в повороте головы, во взгляде - я ловлю отблеск единственно любимого, и сердце мое наполняется безграничной нежностью к Дэну, за то, что он дает мне это увидеть.
На кладбище было как всегда очень тихо и темно из-за высоких корабельных сосен. Этот погост очень старый, на нем почти не хоронят, только что по большому блату, да если родственники заранее оставили в оградке место для своих.
До Димкиной могилы оставалось совсем немного, когда я услышала плач. Поколебавшись, пошла на звук и вскоре обнаружила девушку. Тоненькая, со светлыми густыми волосами, она сидела прямо на могиле, вдавливала ладошки в мерзлую землю и горько плакала, глядя невидящими глазами вверх.
- Умер, - шептала она, - умер, и не забот тебе, не хлопот. А я осталась тебя оплакивать, понимаешь ты это? Знаешь, каково жить, похоронив любимого? Лешка, это непереносимо, сердце так болит, что я уже не могу. Не могу, Лешенька…
И я остановилась, глядя на ее опухшее от слез лицо. Когда-то и я так же плакала на могиле Димки и выговаривала ему за то, что он умер. Что больше никогда он не будет рядом со мной, что навсегда я лишена его улыбок и слов, и никогда, никогда я не подойду к нему, и, приподнявшись на цыпочках, не поцелую в ямочку на подбородке…
Нет ничего страшнее на свете, чем хоронить парня, которого любишь всей душой - я это тогда четко поняла. Боль тогда кипела серной кислотой в моих венах, разъедая душу пониманием, что отныне я одна. Что в моей жизни еще будет много-много дней, плохих и хороших, солнечных и дождливых, а любимого со мной рядом больше никогда не будет.
Никогда…
Девушка заметила меня, и мы обе смутились.
- Извините, - пробормотала она.
И я отчего-то не прошла мимо, подошла к оградке и сочувственно спросила:
- Сильно тяжело?
Она молчала, отворачивая лицо.
- Я тоже похоронила любимого, - вздохнула я. - Вон там он лежит, видишь могилу под белым гранитом? Год уже…
Она встрепенулась, взглянула мне в глаза и порывисто спросила:
- Скажи, это проходит когда-нибудь?
Я знала, про что она говорит. Про боль, непереносимую боль, словно живое сердце без наркоза варят в кипящем масле.
Я присела около нее на лавочке и кивнула:
- Проходит, примерно через год. Остается светлая память и печаль. Но вот в первые месяцы мне сильно плохо было.
- А потом? - жадно спросила она.
- А потом я поняла, что смерть - это не конец, это отсрочка, - тихо и мечтательно улыбнулась я. - Виделись мы с ним. И знаю я, что когда кончится отпущенный мне срок - мы с ним будем вместе.
Она помолчала, после чего нерешительно призналась:
- Мне кажется, что он около меня, рядом. Поймешь меня или за сумасшедшую посчитаешь - не знаю, но я каким-то странным образом иногда чувствую его присутствие. Как, я не знаю. Ничего конкретного. Ничего пугающего. Никаких прикосновений, дуновений, шевелений штор и листьев на комнатных растениях. Никаких видений. Вообще ничего. Но он здесь…
- Ничего удивительного, - пожала я плечами. - Душа - она ведь не сразу после смерти покидает те места, что обитала при жизни. Первые три дня вообще витает над телом.
- Точно, - воскликнула девушка. - Я первые три дня очень сильно чувствовала его присутствие дома, мы ведь только месяц как поженились…
И она, не сдержавшись, снова заплакала. Я гладила ее по узкой спине и вспоминала, как рыдала над телом Димки, как хотела умереть вслед за ним, только бы не чувствовать эту боль. Но он словно был рядом, нашептывал мне в уши, что не оставит меня, что смерть - это не конец всему, и не надо отягощать душу грехом самоубийства.
Только это меня и спасло.
- У Лешеньки уже седьмой день, - сквозь слезы сказала девушка. - Что потом, после третьего дня с ним случилось?
- На третий день после смерти ангел-хранитель ведет освобожденную от телесных оков душу на первое поклонение к Богу. И с того момента и начинается отторжение всего земного. Это время осознания произошедшего покойным, время понимания неизбежности наступивших перемен. Время прощания "оттуда" со всеми, с кем пришлось расстаться. До девятого дня ты будешь чувствовать его присутствие. Он еще с тобой…
Я посмотрела на фотографию парня на памятнике. Худое мальчишеское лицо, нос бульбочкой, короткие волосы ежиком. Простое и хорошее лицо.
- Расскажи еще, что с ним сейчас, - горячо попросила девушка.
- С третьего по девятый день ангел водит душу, показывая ей рай и ад. Покойный окончательно понимает, что ему просто некуда больше вернуться. И на девятый же день добрая душа посещает места своих хороших дел, а грешная вынуждена вспомнить все свое дурное. Поминки на девятый день помогают душе преодолеть эти испытания. Вот потому-то и говорят, что о покойных или хорошо, или никак. Молись о своем Леше. Вспоминай его хорошие поступки, это ему сейчас поможет.
- Спасибо, - порывисто сказала она. - Спасибо, что подсказала, как можно мне ему помочь. Я неверующая, но раз это Лешеньке надо - покрещусь и буду ходить в церковь.
Я лишь грустно улыбнулась. Да, и я когда-то цеплялась за все, что хоть призрачной нитью, но свяжет меня с Димкой. Украшала его могилу, ворошила в памяти прошлое…
- И запомни, очень важен сороковой день, - вздохнула я. - Это день, когда после всего увиденного и осознанного, после всех мытарств ангел-хранитель приводит душу к престолу Творца. Он решает, куда отправится душа далее: в райские кущи или искупать свои прегрешения. Так что сороковины справь особенно тщательно, Чтобы это было не просто поминовение, но и просьба, мольба о снисхождении к покойному. Накрой стол, он будет символизировать доброе отношение к покойному. Поможет ему и щедрое подаяние, милостыню раздай.
- Все сделаю, - потерянно шептала она. - Только вот скорей бы боль эта прошла, не могу больше…
Я встала, подхватила корзинку с розами и сказала ей на прощанье:
- Не вешай нос. Смерть - это временное расставание, а не конец всему. Что бы ни случилось, что бы ни пришлось перетерпеть, жизнь все нити склеивает заново, как паук, и гораздо быстрее, чем можно вообразить, и этому не воспрепятствуешь. Я это точно знаю, поверь мне.