- Придумала, - немедленно отозвалась я. - Давай ты обратно в свое тело войдешь, а?
- Как?
- Ну я откуда знаю? Ты же домедитировался. Смог выйти - значит, сможешь и войти.
- Магдалина, я не могу войти, - отрезал он. - Я не знаю, как это сделать.
- А кто знает?
- Сие мне неизвестно. Послушай, я предложил реальный выход. Изолируй меня от себя, и, по моим расчетам, через некоторое время проблемы не станет.
- Отчего ты так думаешь?
- Ну, - криво усмехнулся он, - адаптируюсь, привыкну жить без твоего тела, то-се…
- Звучит как бредовое расставание влюбленных, - задумчиво поведала я. - Вдумайся - "смогу жить без твоего тела…".
- Да мы с тобой сейчас почище влюбленных связаны.
- И как же мне тебя изолировать-то, горе?
Он встал со стула и принялся ходить вокруг соляного круга.
- Поехали ко мне на квартиру, - мерно говорил он. - Там каким-нибудь колдовским способом запри меня, чтобы мне было не выйти, и уезжай.
"Но ведь его сожжет тогда заживо!", - ахнул внутренний голос.
"Он знает, что предлагает", - бесстрастно ответила я ему.
Я думала.
На одной чаше весов - я. Мое тело и мое сознание. Если я сейчас откажусь - весьма скоро я могу перестать существовать. Что тело, это всего лишь бренная оболочка для духа, меня мной оно не делает. И когда Женька будет жить в нем - это будет именно он. Не я.
А на другой чаше весов…
Я вскинула глаза, внимательно глядя на Женьку. Я вглядывалась в его мальчишеские черты лица, вечную мягкую улыбку, русую челку… Вспомнила, как он спас меня на лестнице, вспомнила, как мы тогда с ним смеялись и не подозревали о том, что скоро наш мир рухнет…
… - С тебя свидание.
- Чего? Ты же это… малолетний.
- Мне двадцать два!
- А мне двадцать девять!
- Ой, да и постарше были!
- Геронтофил ты, однако!
- Я тебе жизнь спас?
- Ну?
- Так вот с тебя свидание. Ясно?
- Но я же старенькая!
- Кто, ты? Я тебя взрослее по жизни.
- С тебя мороженное и карусельки.
- Итак? - голос Женьки вывел меня из ступора, прогнал воспоминания.
Я ничем не могу ему помочь. Я не могу вернуть его в тело. Я могу только…
- Едем, - бесстрастно кивнула я.
Ибо я поняла, каким было последнее слово в том сне. "Помоги себе" - именно это сказал задыхающийся от боли шепот.
Глава шестая
Жизнь - слишком сложная штука, да еще и любит подбрасывать гнусные моральные задачки. Нет тут белого - черного, нет четкого понятия "хорошо" и "плохо".
Вот, скажем, убийство детей… Одно из самых чудовищных деяний, что только может сделать человек. А что вы скажете о ситуации, когда ангелоподобный малыш, невинно улыбаясь, сидит в песочнице и тянет чеку у гранаты? А вокруг него - еще штук пятьдесят детишек?
По условиям задачи вы умеете стрелять, у вас есть пистолет, а до песочницы - слишком далеко, чтобы успеть добежать, да еще и этот высокий забор детсада…
Девять из десяти социально адекватных людей не смогут поднять руку на ребенка. И спустя время они забудут о трагедии, что приключилась у них на глазах, забудут кровавые брызги и крошечные трупики. А десятый убьет одного, зато спасет пятьдесят детей. А после не сможет ни забыть, ни простить себе того, что совершил…
Дай бог никому не оказаться в подобной ситуации.
Но гораздо хуже - когда надо выбирать: твоя жизнь или чужая. Инстинкт самосохранения твердит, нет, вопит, о том, что самое ценное, что есть у меня - это я. Совесть указывает на то, что тот, другой человек, заслуживает жизни не менее, чем я. В Евангелиях без труда можно найти четкое указание: в такой ситуации надо положить душу за другого.
Только, видимо, Женька прочитал это раньше меня. И сделал выбор.
Кинув рюкзак на кухонный стол, я принялась обходить его квартиру, расставляя по периметру зажженные свечи. В окна и двери я втыкала иголки, в углы сыпала четверговую соль. Слегка споткнулась, зайдя в Женькину комнату - тот, меланхолично насвистывая, рассматривал боевую катану, что стояла около дивана.
- Твоя?
- Ты дура? - процедил он.
- Ты чего? - опешила я.
- Если она в моей комнате - чья она еще может быть?
- Логично, господин Умник, - кивнула я, - а теперь выйди, пожалуйста, из квартиры.
- Нафига? - лениво отозвался он.
- И не заходи, пока я тут, - не обращая внимания, продолжила я. - Увидишь, что я вышла - не вздумай со мной заговорить, а после иди в квартиру. Все понял?
- Я не идиот, Магдалина, не то что некоторые.
Я посмотрела на него тяжелым взглядом:
- Послушай, может быть, хватит меня оскорблять?
- А что я сделаю, если ты дура? Вопрос к тебе на самом деле.
Я вышла, хлопнув дверью.
Как я, девушка, могу спорить с воином Катори? Да он меня одним ударом пришибет… пришиб бы. Как я, живая и во плоти, могу спорить с бестелесным привидением? Нечестно это. И как я, ведьма, могу спорить с тем, кого скоро сожгу заживо?
От последней мысли каменная стена, что я выстроила около сердца, все-таки рухнула, и я рванулась обратно к Женьке в комнату. Черт, мы придумаем что-нибудь, обязательно придумаем!
"Успокойся! - жестко рявкнул внутренний голос, сноровисто укладывая кирпичики в стену, - ты ему ничем не можешь помочь, ясно? Так подумай же о себе".
Если бы Женька вышел в тот момент - все было бы по-другому. Но я в одиночестве стояла в коридоре, хватая ртом воздух и чувствуя странную пустоту в душе.
А потом я пошла в кухню, достала из рюкзака Библию Ведьмы и открыла ее. Сила привычно ринулась в вены, заставив меня вздрогнуть. Краем глаза я увидела, как Женька молча вышел из квартиры. И тогда я распахнула руки, словно в полете, и принялась читать заклятье, не позволяющее вору выйти из этого дома. Я изменила его, теперь оно будет держать и морочить тут любого, кроме меня, а то ведь как не крути - но именно Женька тут хозяин, могло и не сработать.
Я уверенно читала заклятье, и чувствовала, как струится сила из кончиков пальцев, дальше, дальше, к маячкам свечей. Словно паук, я плела охранную сеть из чар, дабы любой, кто ее потревожит - увяз и уже не выбрался. Никогда…
И я мастерски ткала эту сеть, вывязывала узелки, плотно укрывая ей всю квартиру. Мир менялся около меня с каждым произнесенным словом, я чувствовала это, и со спокойной горделивостью принимала подчинение моей воле.
Вплетя в сеть надежную печать, я собрала в рюкзак свои вещи и не оглядываясь вышла из квартиры. Тщательно ее заперла, ключи сунула в карман - потом Женькиной матери отдам. Огляделась - привидения нигде не было.
Пока я ехала домой - следила за тем, дабы ни одной мысли не поселилось в моей голове. В пробках преувеличенно тщательно смахивала кончиком косы невидимые пылинки с колена. По пути заехала в бутик, с толком и расстановкой вусмерть загоняла продавщиц, требуя от них нечто особенное. Так ничего и не купив, поехала дальше.
По дороге я позвонила в больницу, представилась Женькиной невестой. Медсестра на посту с некими паническими нотками в голосе велела срочно приехать - больному стало значительно хуже в последние полчаса. Я сама поразилась спокойствию, с которым я выслушала это сообщение о том, что Женькино тело умирает.
Все получилось. Он был прав, это сработало. Я отвязалась от него, и на мое тело больше некому посягать.
Отличная новость.
И уже в собственном дворе, припарковавшись у забора, я неожиданно уронила голову на руль и разревелась.
В голове стучала одна мысль - я только что убила человека. Пока я примеряла шмотки - он корчился в огне. Его кожа лопалась от нестерпимого жара, и некому было помочь ему.
Я плакала навзрыд, остро осознавая, что этот мальчик меня спас. Он мог бы выждать время и снова стать полноценным человеком, пусть в моем теле, но лучше так! А он пытался уйти от меня, пытался держать дистанцию, и лишь когда я приперла его к стене - сделал выбор.
"Изолируй меня от себя, и, по моим расчетам, через некоторое время проблемы не станет".
Он ведь знал, что когда я его запру в квартире и уеду - он умрет. Знал, отлично знал…
У меня теперь все будет нормально. Будут тысячи дней, скучные и веселые, будут тысячи людей и впечатлений, а у него больше не будет ничего.
Ничего.
Я напою себя успокоем, сниму тоску, и забуду о нем. Никаких дурных снов, никаких угрызений совести.
Все замечательно.
Я треснула кулаком по рулю так, что ладошку кольнуло острой болью, завела машину и рванула на Доудельную. Господь благословил меня - не было ни пробок, ни неуклюжих чайников, светофоры исправно горели зелеными огоньками.
По лестнице его дома я неслась так, что встреченная старушка только охнула, прижавшись к стене и испуганно глядя на меня. Руки мгновенно вставили ключ в замок, провернули - и вот я уже влетела в дом.
- Женька! - отчаянно крикнула я.
Он не ответил. И я побежала по квартире, рывком распахивая двери - кухня, ванная, гостевая, его комната…
Он сидел у стены рядом с катаной, бессильно склонив голову.
- Женечка, - я кинулась к нему, уселась рядом, не решаясь дотронуться. - Женечка, ну прости меня дуру, а?
Он с усилием взглянул на меня мутными щелочками глазами, и я кое-как удержалась от того, чтобы не отодвинуться - кожа на его щеках вздувалась огромными багровыми волдырями.
- Зачем ты пришла? - прошептал он. - Все ведь получилось…
Голос его был сух, словно шелест песков Сахары.
- Так дура я, сам ведь сказал, - сквозь слезы улыбнулась я и протянула руку, чтобы его обнять. И лишь когда она уперлась в стену за ним, вспомнила - что это привидение. А выглядел - как настоящий…
"А он и так настоящий, не чета некоторым", - жестко сказал внутренний голос.
Он улыбнулся обожженными губами:
- Ты не обижайся. Просто иногда мы говорим не то, что думаем.
- Я знаю. Знаю, Женечка…
Он поморщился:
- Магдалина, ты могла бы не рыдать, как на похоронах?
- А ты не умрешь? - с безумной надеждой спросила я, вглядываясь в изуродованное огнем лицо.
- Ты же рядом, - вздохнул он. - Значит - нет. Вот только ты хорошо подумала?
- Да я вообще не думала, - созналась я в припадке честности. - Просто развернулась и поехала к тебе.
- Дурочка, - прошептал он, улыбаясь, и - черт побери! - это звучало как лучший на свете комплимент.
- Вот только ответь мне, - печально сказала я. - Зачем ты это сделал? Ведь ты же знал, чем это тебе грозит…
- Зачем тебе это знать? - хмыкнул он.
- Люблю учиться.
Он закрыл глаза, и бесстрастным голосом начал:
- Один человек убегал от тигра. На его пути был овраг и он принялся карабкаться по крутому склону, уцепившись за лозу. И внезапно он увидел, что вверху сидят две мышки и быстро-быстро перегрызают лозу, его единственную опору. Внизу, порыкивая, ждал голодный тигр. И когда человек посмотрел вокруг себя - он увидел, что сбоку растет кустик земляники. И он, уцепившись за лозу одной рукой, принялся другой рвать ягоды.
- Ну и? - поторопила я замолчавшего Женьку. - И как он спасся-то?
- А как тут можно спастись? - пожал он плечами. - Никак. А вот земляника, говорят, была очень сладкая…
- Идиотская история, - поморщилась я. - Где ты только ее выкопал…
- Это не история, это дзенская притча. Ничего ты не понимаешь, глупенькая.
- Я понимаю, что эта история - отличное оправдание для неудачников и слабых! Лапки сложить - это, знаете ли, легче всего! Я бы на месте этого парня все силы приложила, чтобы взобраться по этой лиане, пока мышки не перегрызли ее. Наконец, можно было б кинуть в них чем-нибудь, крикнуть погромче - мышки не тигр, испугались бы! А он - земляничку решил поесть, видите ли!
- Ты слушала невнимательно, - мягко улыбнулся он. - Человек уже сделал все, чтобы спастись. Он убегал от тигра, который его быстрее и сильнее. Он не сложил лапки, когда с ним повстречался - нате, ешьте меня. Он спасался, понимаешь? Просто иногда надо понять, что есть ситуации, в которых уже ничего нельзя сделать.
- И что, ты считаешь, что эта ситуация - безвыходная? - тихо спросила я.
- А ты - нет?
- Я думаю, что тебе не обязательно умирать, Женечка. Я думаю, что есть, есть способ вернуть тебя в тело! Где есть выход - там по-любому есть вход, понимаешь?
- Магдалина, я тебе уже говорил - я не могу попасть в свое тело. Я, признаться, уже все использовал. Так что про эту возможность забудь. А ты, как ведьма - можешь что-то сделать?
Я молчала. Могла бы - давно бы все поправила, но как я могла в такой ситуации озвучить этот ответ?
- Придумаю что-нибудь, - глядя ему в глаза, спокойно ответила я. - Не бывает безвыходных ситуаций. Я, знаешь ли, всегда была поклонницей русской сказки про двух лягушек, попавших в горшок со сметаной. Так что вставай и поехали жить ко мне.
- Ты понимаешь, что ты делаешь? - он очень внимательно смотрел на меня и ждал ответа.
- Да, - не колеблясь, кивнула я и протянула ему руку. - Итак, мы команда?
- Мертвого уговоришь, - хмыкнул он, и на мою ладошку невесомо легла обожженная рука привидения. И в который раз я поразилась тому, что плоть его выглядит как живая.
Мы ободряюще улыбнулись друг другу, отлично понимая, что большей глупости, чем сейчас, мы совершить не могли.
По дороге домой я молчала. Я анализировала ситуацию, пытаясь найти лазейку, хоть самую маленькую, хоть трещинку. А уж мы с Женькой вобьем туда колышек и пробьемся. Но в голову упорно лезли мысли о том, что раз в моей Библии Ведьмы не записан ни один подобный случай, когда в результате ошибки ведьмы получалось привидение - значит, такого еще не было. С четырнадцатого века ведьмы из рода Потемкиных делают в книге рабочие записи, уж такой случай они бы не упустили. Так что была большая вероятность того, что я не знаю, как это поправить просто потому, что сие невозможно. Что нет тут моей вины.
Так что же тогда случилось с Женькой? Напрашивался один вывод - он реально просветлился во время медитации. Как обратно затемниться - он не в курсе, это я уже выяснила, значит, надо искать того, кто сможет помочь. А это значит - мне придется пойти в Женькину боевую школу.
- Как там твоя школа-то называется? - спросила я сидящего рядом привидение.
- Тенсин Сёдэн Катори Синто-рю, - ответил он. - А тебе зачем?
- Не запомнить, - покачала я головой. - А покороче?
- Школа Катори, - пожал он плечами. - Так ты не ответила на вопрос. Зачем тебе это?
- Думаю сходить на тренировку, косточки поразмять.
- Ты что задумала? - нахмурился он.
- Давай потом, а? Понимаешь, я блондинка и мысли мои нелогичны и трудно поддаются объяснению. Действую на уровне интуиции.
- Тогда знаешь что? - усмехнулся он. - Зайди на сайт катори. ру и почитай о том, куда ты собралась. Возможно, это поможет тебе выстроить мысли согласно логике.
- Так и сделаю, - кивнула я.
Глава седьмая
Тэнсин Сёдэн Катори Синто Рю - древнейшая школа традиционного японского фехтования и признана правительством Японии в качестве самой выдающейся воинской традиции.
Основал ее Иидзаса Тёисай Иэнао шесть веков назад, и с тех пор во главе школы неизменно один из его наследников.
По преданию, в возрасте шестидесяти лет прославленный воин Иэнао принял решение отслужить непрерывную тысячедневную службу в храме Катори. В это время и после выполнения аскетических обрядов очищения он посвящал себя воинским тренировкам, проходившим в необычайно суровом режиме. Как утверждают легенды, именно в этот период духовной дисциплины Иэнао посетило видение бога Фуцунуси-но микото. Это могущественное божество, переодетое мальчиком, появилось перед мастером, восседающим на ветви старой сливы, около которой тренировался Иэнао. Это видение вручило Иэнао книгу "Хэйхо-синсё" ("Божественное писание о военной стратегии") и предсказало ему: "Ты будешь великим учителем всех фехтовальщиков". После этого Иэнао основал собственную воинскую традицию, которую назвал Катори Синто рю. Перед этим официальным названием школы мастер поставил выражение "тэнсин сёдэн" - "правильная передача небесной (божественной) истины" - в знак того, что эта традиция была санкционирована свыше и пользуется божественным покровительством Фуцунуси-но микото.
В настоящее время прямой наследник основателя школы не является мастером пути меча, но лишь хранителем традиций семьи - преданий и реликвий, выполняющий административные функции.
Сейчас в мире существует 3 крупных ветви школы: Отакэ Сэнсэя, Сугавара Сэнсэя и Сугино Сэнсэя.
Самой известной и пользующейся уважением в Японии является ветвь Отакэ Рисукэ и тесно связанного с ним нынешнего наследника. Отакэ Сэнсэй единственный человек, который получил лицензию Гокуи Кайден (высший сертификат школы) от семьи Иидзаса.
В России Катори развивает как раз Женькин сэнсэй, Листьев Владимир Сергеевич, президент российской федерации Кобудо. Много лет он обучался Катори в Японии непосредственно у Отаке Сэнсэя, да и сейчас ежегодно ездит к нему вместе со своими старшими учениками. Ему единственному Сэнсэй дал официальное разрешение преподавать Катори в России. Причем в мире только пять (!!!) неяпонцев, представителей разных стран, кому Отакэ Рисукэ дал разрешение учить Катори на их родине.
Имена всех учеников Отакэ Сэнсэя написаны на табличках и выставлены рядами. Их много, за каждой табличкой - чьи-то несомненные успехи в Катори. Табличка с именем Листьева была в четвертом ряду. После получения им сертификата мокуроку табличку передвинули в середину первого.
Это единственный русский, который добился таких успехов.
После мокуроку он может получить только сертификат кёси мэнкё - и все (высший сертификат школы, Гокуи Кайден, дается, как правило, только тому, кто будет возглавлять школу). На данный момент кёси-мэнкё имеют два или три иностранца, которые занимаются (или занимались) у Сэнсэя с 60-х годов.
Напрочь прибитая такими фактами, я оторвалась от сайта Женькиной школы Катори и недоверчиво спросила:
- Что, про Листьева тут все правда написано или так, рекламная акция?
- Иди ты, - обиделся он. - Ты про моего сэнсэя говоришь!
Я внимательно посмотрела на него. С облегчением отметила, что на лице от ожогов не осталось и следа.
- И что, он реально так крут?
- Выше него по линии Отакэ-сэнсея в России нет никого, - горделиво кивнул он.
Я посмотрела на фото Листьева и Отакэ-сэнсея. Седой японец, слишком маленький рядом с плечистым русским парнем, а вокруг - ошеломляюще прекрасная природа явно не российского розлива. На это же указывал и столб слева от Листьева, щедро испещренный замысловатыми иероглифами.
Ну, если все реально так - то невозможно не уважать этого человека, который умеет ставить себе цели - и их добиваться. И единственной достойной похвалой ему будет склоненная голова и смятенное молчание, ибо слова здесь излишни.
- И как бы мне к вам в школу-то попасть? - несмело спросила я.
- Звони Владимиру Сергеевичу, - пожал он плечами. - Телефон на сайте его есть.