Да, если чисто визуально сравнивать план-карту из Франции и тот план местности, что составил полковник Яковлев в деревеньке Александрия, то в глаза сразу бросалось их несомненная близость. Довольно ровный участок Днепра. Действие происходит на его правом берегу, и маленькая речушка Копысищенка втекает в Днепр, строго перпендикулярно основному руслу. Далее, ближе к небольшой рощице, речка распадается на два рукава (которые в зимних условиях действительно могли быть приняты за петли единого русла). И сама деревня Копысица расположена примерно в том же месте, что и безымянная деревенька на исходном плане. Справа от дороги обозначена корчма, как раз перед первым (со стороны Орши) мостом. И на французском плане мы видим чётко нарисованное здание, характерной "П" – образной формы. А перед вторым мостом и там и там ясно видно нечто такое, что легко было отождествить с одиноко стоящим курганом или разрытой ямой. А в центре рощи, там, где изначально вроде бы прослеживалась поляна, на карте полковника Яковлева изображено небольшое озеро или искусственный пруд. На исходном же плане его не было, и в приложении он тоже не упоминался. Но зимой (если это действительно было зимой), под пеленой снега данное озерко легко могло быть принято за лесную поляну. Тут противоречий практически не было.
Некоторые различия, правда, наблюдались в местоположении самой деревеньки Копысица, которую полковник предлагал отождествить с безымянной деревней на исходном плане. Но если не очень придираться, к тому что в действительности она расположена значительно дальше от рощи с корчмой и притом на другом берегу речушки, то общее её положение не вызывало у меня сильного внутреннего протеста. По собственному опыту знаю, как трудно определять точное расстояние до какого-нибудь объекта на равнинных просторах, и особенно в зимнее время. Расстояние от большой реки до почтовой дороги тоже вполне укладывалось в погрешность сделанной "на глазок" географической съёмки, во время несколько позже проведённой яковлевской экспедиции.
То есть на первый взгляд описанная полковником местность была почти идеально схожа с местностью на исходным варианте французского плана. Оставалось лишь соотнести его с современной географической картой и сделать пусть и предварительные, но вполне определённые выводы. Мигом встал новый вопрос: – Где искать современные карты? Отправившись в ближайший книжный магазин, я к сожалению не нашёл там карты Белоруссии, но к счастью выяснил адрес специализированного картографического магазина. Снедаемый нетерпением я незамедлительно бросился к ближайшей станции метро и через полчаса входил в неприметную дверь на пересечении Ленинского проспекта и Тульской улицы.
Окинув взглядом широкий прилавок, заваленный картографическими буклетами, атласами и рулонами невиданного в советское время качества и масштаба изображения, я попросил продавщицу подобрать всё, что есть по Белоруссии.
– У нас продукция только по России, – огорошила она меня ответом. Мы всё же продукцией военной фабрики торгуем, поэтому здесь все карты касаются только нашей территории.
– И где же расположена эта фабрика? – рассеянно поинтересовался я, мысленно готовясь выйти вон.
– Прямо за стеной! – привычным жестом, взмахнула рукой продавщица, указав большим пальцем на стеллаж за спиной. Но если хотите обратиться в отдел сбыта, то вам придётся обойти весь квартал вокруг.
– Спасибо за информацию, – обескуражено поблагодарил я, – при случае обязательно схожу!
Я уже поворачивал к выходу, когда мне на глаза попался небольшой буклетик, на котором хорошо виднелась надпись: "Смоленская область". Мигом вспомнились партизанские мемуары, в которых описывался рейд какого-то отряда из-под Смоленска к Орше. Руки сами потянулись к карте-раскладушке и через секунду мои глаза придирчиво рассматривали местность, изображённую к западу от Смоленска. На моё счастье составители карты прихватили и изрядный кусок Белоруссии, включая города Витебск и Оршу. И, следовательно, для первых поисковых шагов вполне годилась даже такая довольно-таки крупномасштабная карта.
Естественно, что по возвращению домой я принялся изучать её с особенным пристрастием. Очень скоро выяснилась одна довольно неприятная подробность, вызвавшая у меня некоторое… как бы это точнее сказать… недоумение. Раньше этого несоответствия я не заметил лишь потому, что на эскизе окрестностей Александрии, выполненных Яковлевым, не было указано направление на север. А тут вдруг выяснилось, что в данном месте Днепр течёт практически с севера на юг, а вовсе не с востока на запад, как следовало из французской карты. В остальном же (т. е. чисто визуально и за исключением некоторых мелочей) обе местности совпадали практически идеально. Поскольку никакого практического опыта в розыске кладов у меня не было совершенно, я по простоте душевной решил, что мелочи они мелочи и есть, и особо париться по поводу их наличия просто не стоит.
– Ну не совсем же лопухом был этот Яковлев, – размышлял я, складывая карту по старым изгибам, – он-то наверняка должен был всё учесть и предусмотреть. Всё же ответственный и образованный человек, полковник генерального штаба, как-никак! Лицо облечённое высочайшим доверием самого государя императора, наконец! Полгода колесил по России, разыскивая подходящее место, наиболее соответствующее исходным намёткам. За это время он точно смог проехать по всем основным дорогам, благо в те времена их было не так уж и много.
Итак, потратив на теоретическую работу менее суток, я самонадеянно решил, что все загадки решены и первой поисковой экспедиции просто не повезло, ибо они копались просто не в том месте. И мне теперь следовало лишь подобрать подходящий поисковый прибор, чтобы с его помощью отыскать спрятанное в 12-м году золото там, где спасовали примитивные щупы и сапёры с порохом. Святая простота! В тот момент я даже не подозревал, что ломать голову над загадкой клада гренадера мне придётся почти целый год. Впрочем, расскажу обо всём по порядку.
Какое-то время всё было прекрасно. Наталья продолжала неспешно переводить оставшиеся страницы "Дела", но меня теперь не интересовала даже та его часть, которая была написана на русском. К чему перегружать мозги излишней информацией? Всё и так было предельно ясно. Вся фабула дела уже прекрасно разложилась у меня в голове по полочкам и выглядела следующим образом. Во время отступления из Москвы несколько человек, сопровождавшие фургон с восьмью бочонками золотых монет, по непонятной пока причине решили предать их земле. Один бочонок они по-братски разделили между собой, при этом каждому участнику событий досталось не менее трёх килограммов двадцатифранковых наполеондоров.
После завершения войны некий авантюрист Семашко подбил одного из участников тех событий вернуться в Россию и отыскать оставшиеся деньги. Первая поисковая экспедиция у него не заладилась, поскольку уже засветившемуся перед органами внутренних дел России Семашко не дали въездную визу. Но гренадер всё же побывал на месте захоронения клада и убедился в том, что он не тронут. Вторую попытку добраться до золота неугомонный Семашко предпринял в 1839-м году. Действовал он теперь через князя Сапегу, который, как и он сам, тоже имел финансовые затруднения и легко согласился участвовать в сомнительной авантюре. Князь вышел с предложением на посланника России графа Панина, который в свою очередь подбил на это дело Александра Христофоровича Бенкендорфа. Ну, естественно. Начальник жандармского корпуса имел огромные полномочия и необъятные возможности. Клад же был весьма значителен по любым меркам, и по всем прикидкам вполне мог быть найден относительно небольшими силами.
К ноябрьским праздникам перевод всех текстов был завершён, и я получил дополнительную возможность изучить всю систему доказательств нашей с Яковлевым гипотезы. Ведь к рукописному плану, тому самому исходному французскому "брульону", прилагалось и его словесное описание, в котором давались краткие разъяснение по поводу условных обозначений, щедро разбросанных автором по некоей местности.
Первая строчка под литерой "А", поначалу не дала мне сколько-нибудь значимой пищи для размышления. Скорее наоборот, надолго сбила с толку. "Днепр имеет немного менее пяти футов воды глубиной летом" – гласила первое предложение.
– Причём тут глубина реки? – лишь недоумённо покрутил я тогда головой. Они что там, купались что ли? Это зимой то? В жуткую стужу, когда на улице было до двадцати ниже нуля! К тому же совершенно непонятно почему здесь пишется именно про лето? Нелепица какая-то и явная глупость!
Зато вторая фраза, обозначенная литерами "В. С." искренне меня порадовала. "Большая дорога от Москвы до Борисова, какой она была в 1812 году". Моему ликованию от данной фразы, просто не было предела. Написать о какой-то дороге "Москва – Борисов" можно было только в одном единственном случае. Только тот человек, который стремится попасть из Москвы именно в Борисов, а не куда-либо ещё, мог написать такие слова про крохотный белорусский городок, коим и являлся Борисов в 1812 году.
Данное открытие буквально вдохнуло в меня новые силы и сразу подумалось о том, что полковник Яковлев с князем Кочубеем совершенно зря таскались в безвестные Цурики и копались там на некоей песчаной отмели. Французы, и об этом факте мне было известно доподлинно ещё со школы, находясь в районе Орши, стремились попасть только в Борисов, и никуда больше. Около него располагались стратегически важные мосты через Березину, и там они надеялись на помощь местного гарнизона для устройства краткосрочного отдыха и улучшения снабжения своих измотанных голодом войск. Наполеон были столь уверен в том, что данный город даст французской армии хоть небольшую передышку, что даже приказал сжечь все хранившиеся в Орше понтоны, предназначенные для переправы через водные преграды.
Отсюда я сразу же сделал однозначный вывод о том, что кладоискательская история, присланная в 1839 году из Парижа, могла происходить только на отрезке пути от Орши до Борисова и нигде больше! И естественно, что поисковый полигон расположенный вблизи белорусской деревеньки Александрия неизбежно и однозначно выдвигался на первый план. Оставалось только понять, почему Яковлев там так ничего и не нашёл и найдя такое объяснение, повторить попытку. Впрочем, продолжу рассказ о сопроводительном письме.
Литеры "В. D." вновь открывали описание некоей дороги. Эта просёлочная дорога отходила от основной трассы в северо-западном (на самом деле просто западном) направлении, и по ней некие лихие (а может быть и обременённые тяжким грузом) всадники могли двигаться в направлении некоего крупного населённого пункта. И что мне показалось весьма важным, эта дорога могла быть удобной только для тех, кто ехал со стороны Могилёва, а не со стороны Орши. Свернув на дорогу "В-D", эти "облегчившиеся" от груза всадники могли напрямую (не делая крюка через покинутую французами Оршу) выйти на местечко Коханово. А оно, как удалось выяснить несколько позже, на некоторое время стало пристанищем Бонапарта.
Следующие литеры "Е. Е." на плане были привязаны к ручейку, витиевато пересекавшему и рощу и дорогу. Описывающий данный ручеёк абзац был намного больше прочих, что наводило меня на мысль о том, что именно в нём рассказывается о том, где и как захоронили некие ценности. Предчувствие меня не обмануло. Вот что было дословно написано на одиннадцати строках сопроводительного текста.
"E.E. – маленькая речушка, пересекающая дорогу В.С. в трех местах образуя два неодинаковых изгиба, наименьший – имеет размеры от тридцати до сорока туазов. На меньшем изгибе стоит отметка Х, которая указывает на место захоронения (склад). Несколько деревянных частей от мельницы (брусьев или досок) использовались при разгрузке фургонов. Канава, которая предназначалась для бочонков, рылась недалеко, на расстоянии в несколько туазов, и параллельно большой дороге, так как она шла в 1812 г. Глубина залегания была около 3–4 футов, но она могла измениться со временем из-за тяжести объектов, и надо зондировать на большую глубину".
(Как вскоре удалось выяснить, слово "Туаз" происходило от старо-французского toise < toiser, что буквально переводилось как "измерять на глаз". Эта единица меры длины во Франции, была равна 1,949 м.).
Скорее всего, составителем описания имелась в виду некая канава, либо вырытая кем-то ранее, либо просто промытая водой и отстоящая от почтового тракта не далее чем на 10–15 метров. По здравому рассуждению нетрудно было догадаться, что речь идёт о том, что вышеупомянутые бочонки, а возможно и ещё какие-то ящики их охранники закопали на глубину чуть больше метра, использовав для этого удачно найденную канавку, то ли в качестве местного ориентира, то ли как некое естественное углубление в земле. Причём создавалось впечатление, что всё это действо происходило именно в центре рощи, вблизи лесной мельницы, а вовсе не у мельницы, стоящей на том же ручье, но на берегу Днепра, до которого, судя по плану, было не менее 3-х километров.
Затем человеку, читающему сопроводительное описание, давалось что-то вроде доброго, напутственного совета. Мол, не надо рассматривать данную карту как точный план с идеальными пропорциями, а просто следовало мысленно связывать все определяемые объекты воедино, как в точной позиции относительно их нахождения на местности. Приняв этот добросердечный совет к сведению, я продолжил читать перевод.
Литера "F" обозначала озеро или пруд, скорее всего образованный мельничной плотиной. Но это была уже другая, т. е. вторая мельница, расположенная далеко от рощи и вблизи самого Днепра. При этом уточнялось, что от лесной мельницы до Днепра было примерно 2,5–3 версты, а до придорожного кабачка (от места захоронения бочонков) было не более версты.
О небольшой роще (литера "G") было сказано следующее: "Густой кустарник, растущий на песчаной почве холма".
Деревушка, отмеченная прописной литерой "a" была упомянута, как лежащая на дороге, отходящей под углом от тракта "В. С.". Обе мельницы помечались малыми буквами "в" и "с". Причём для описания одной из них было применено словосочетание: "moulins avent", которое можно было перевести только как "ветряная мельница"!
– Следовательно, – обрадовано решил я, – вторая была наверняка водяной!
Под литерой "d" подразумевалась приходская церквушка, так же как и вторая мельница, вынесенная ближе к большой реке. А буковка "f" была присвоена кабачку, расположенному на большой дороге. Собственно на этом описание местности и присутствующих на ней объектов заканчивалось, давая поисковикам любого ранга широкий простор для воображения.
Что ж, сопроводительное описание было составлено вполне логично, правдоподобно и достаточно подробно. Ведь представить себе, что тяжело гружёные фургоны тащатся от мощёной дороги по полному бездорожью к реке Днепр, было просто невозможно. При всём желании преодолеть почти четыре километра снега и грязи даже на свежих лошадях было немыслимо. Другое дело – закопать бочонки в роще прямо у почтового тракта. Никуда и ехать не надо, откатил бочки от дорожного полотна метров на пять – десять и зарывай их себе на здоровье. Ориентиров для закладки клада до востребования в данной точке было полно. Тут тебе и недалёкая мельница с плотиной (а не та ли это самая плотина, о которой впоследствии писал Кочубей?), и само извилистое русло речки и корчма за вторым мостом, и само относительно небольшое расстояние между самими мостами, а так же некая очень кстати подвернувшаяся канава… То есть налицо имелся полный джентльменский набор памятных примет, а так же естественных и рукотворных ориентиров, по которым каждый из тех, кто закапывал бочонки (и что там ещё могло быть зарыто), мог их впоследствии легко отыскать. И изъять… Да, да, господа, к сожалению не без этого. В любом поисковом мероприятии нужно учитывать и такой поворот событий. Ведь с момента захоронения данных ценностей к 1840-у минуло уж 28 лет! За такой продолжительный срок чего только не могло случиться.
Иначе совершенно непонятно, отчего столь опытные и бывалые во всяких переделках офицеры, имеющие в своём подчинении и землекопов и взрывные устройства, не смогли обнаружить столь хорошо описанную, неглубоко зарытую и к тому же отлично привязанную к местности захоронку? Но если всё же допустить, что постигшая наших поисковиков неудача была обусловлена не происками конкурентов, а некоей технической трудностью. Ведь тот же Яковлев пишет, что проколы земли стальными щупами они делали через аршин друг от друга.
– Аршин, – тут же подумалось мне, – ведь это по сути дела обычный шаг! Шагнул – кольнул, шагнул – кольнул. Длина шага человека среднего роста это минимум 70 сантиметров. А диаметр бочонков был не более 25 сантиметров, а то и меньше! И не надо удивляться столь скромным размерам! Такой, полностью наполненный монетами бочонок один человек поднимал с большим трудом. Малая площадь донышка – вот вам и прекрасная возможность легко промахнуться по столь малоразмерной и к тому же совершенно невидимой мишени!
Вторая трудность для первых российских поисковиков могла заключаться в том, что, скорее всего, к тому времени была смыта и та плотина, возле которой (или, во всяком случае, в пределах видимости) был закопан данный клад. Иными словами к приезду наших сановных поисковиков исчез один из важнейших местных ориентиров. Значит, шансов попасть штырём точно в стоящий торчком бочонок в общей сумме вероятностей я оцениваю не более чем в 1 из 5. Так что мне представляется, что Яковлев с Кочубеем зря понадеялись на точность такого способа обнаружения относительно малоразмерных предметов.
Итак, в преддверии выезда на место действия этой исторической драмы у меня была только одна гипотеза, довольно внятно объясняющая причину, по которой полковник Яковлев не отыскал французское золото. В двух словах она заключалась в том, что хотя место поисков он выбрал правильно, но несовершенство поисковой техники (щупы и лопаты) не позволило ему нащупать малоразмерные бочонки. Вот и всё и никаких иных загадок. Эх, если бы приехать сейчас на берега Днепра, да с современной техникой, то разгадать загадку можно будет буквально за полчаса…
В моей голове мигом возник план всей нашей дальнейшей деятельности. Первым делом мне следовало лично съездить на место предстоящих поисковых работ. Посетить впадающую в Днепр речку Копыщенку, осмотреть пространство между её рукавами, прогуляться по возможным остаткам той дороги, по которой некогда двигался фургон с "малой кассой" и вообще присмотреться к обстановке. С этими мыслями я в следующую же субботу пожаловал к Михаилу. Натальи дома не было, она уехала к сестре в Пушкино, и мы довольно вольготно расположились на его широком зелёном диване, стоявшем в маленькой комнате. Изложив свои доводы, я в качестве иллюстрации показал ему свежеприобретённую карту, присовокупив к ней и французский план.
Михаил некоторое время рассматривал бумаги, поочерёдно поворачивая к льющемуся из окна световому потоку. Затем протяжно вздохнул и небрежно перебросил мои "доказательства" на стоящий напротив письменный стол.
– Торопливость нужна при ловле блох, – буркнул он. Я теперь не удивляюсь, почему у тебя по физкультуре всегда была пятёрка, а по математике едва тройка.
– Ну-у, – воинственно выпрямился я, – и почему же?