- Меня чуть не убили! - всхлипывая, выдала я.
- То есть?
- Машиной чуть не сбили.
- Переходить надо осторожнее, - равнодушно ответил он. - Ты где? Я тебя у дома жду.
- Да, конечно, - я тут же перестала реветь от злости. Нашла кому жаловаться.
- Так ты когда приедешь? Мне тебя надо, - как ни в чем не бывало, заявил Ворон.
- А мне напиться надо, у меня стресс, - злобно рявкнула я и нажала кнопку отбоя.
- Пошли, Маруська, до хаты, - решительно поволокла я подружку к машине.
- А ты вести сможешь? - пролепетала она.
- Я все могу, - мрачно ответила я. - В горящую избу, коня - все что угодно!
Маруська молча села на переднее сидение. А у меня снова зазвонил телефон.
- Ну? - нелюбезно ответила я, увидев на экранчике номер Ворона.
- Маш, а ты номер - то той машины запомнила?
- Да. К 086 ДУ, еще вопросы?
- Вопросы потом.
Психанув от этого наглого и самоуверенного тона, я резко нажала на кнопку отбоя.
- Маняяя, - всхлипнула Маруська. - Ты чего?
- Дома, все дома.
Дома я напьюсь, пореву и расскажу Маруське что меня каждый день повадились убивать. И что я хочу жить, потому что меня кот, Маруська, вздорная матушка и папа, который без меня пропадет. Да что папа, все они без меня пропадут - и мать, которая не проживет на зарплату учительницы, и папа, как алкоголик не имеющий возможность трудиться, и Маруська, получающая полторы тысячи, и кот Бакс - сдаст его мать на живодерню, как пить дать сдаст. Мать, единственная кто по идее в случае моей кончины жила б хорошо - блаженная, и мигом определит все наследство в церковь.
А я сама, двадцати восьми лет от роду, не успела еще увековечить свое имя абсолютно ничем, не написала докторской диссертации, не получила Нобелевскую премию ( по Канадзаве до 35 лет у меня время есть!), не посадила березу и в общем - то ничего в жизни толком не видела, кроме плохо выбритых по нынешней моде фейсов клиентов и заклинаний в ученической тетрадке на 98 листов, написанных моим старательным, тогда еще детским почерком.
Жуть!
В общем, у меня были веские причины чтобы не желать моей безвременной кончины.
Мы молча доехали до дому и ярость всколыхнулась во мне удушающей волной, когда я увидела долговязую фигуру Ворона, покуривающую у своего серебристого джипа. Кровавая пелена застлала мне глаза. То что жигуленок - дело его рук, я не сомневалась. Тварь, убийца, недоносок, motherfucker, bloody bastard, merde, - стучало у меня в висках набатом. Я бросила машину в его сторону, страстно желая смять его, почувствовать глухой удар о бок дорогущего лексуса, смягченный прослойкой в виде его тела.
- Мама! - протяжно закричала Маруська у меня над ухом.
Неимоверным усилием воли я в последний момент затормозила, буквально в нескольких сантиметрах от него, и застыла, в ненависти наблюдая за своим убийцей.
"Не пори горячку, - холодно велел внутренний голос, - на дворе полно народа, которые тут же стали бы свидетелями, если ты б его раздавила, никакой адвокат не поможет. Загремишь на нары, как пить дать загремишь". Я с ненавистью наблюдала, как Ворон выкидывает длинное поджарое тело из слишком узкой щели меж нашими машинами. Когда он выбрался, я, уже почти спокойная, вышла из своей бэмки и от души залепила ему пощечину, так, что его голова мотнулась в сторону.
- Ты чего?
- ошеломленно пробормотал он.
"Тварь, убийца, недоносок, motherfucker, bloody bastard, merde", - билось у меня в голове.
"Вот и умница, за это точно не посадят, - одобрил внутренний голос, - а сейчас - руки в ноги, и быстрей несись домой, дядя злой".
"Конечно, - отстраненно согласилась я, - только сначала…"
И я снова размахнулась, желая, чтобы от моих ударов темноволосая голова Ворона безвольно моталась из стороны в сторону, чтобы в его совершенном накачанном теле что - то сломалась, как в механизме часов, чтобы этот механизм перестал равномерно тикать, отмечая минуты и часы.
Но Ворон меня обманул. Он перехватил мою руку, я тут же молниеносно подняла вторую, но невесть откуда вероломная Маруська с воем повисла на ней, а Ворон отвесил мне звонкую пощечину, так, что МОЯ голова мотнулась в сторону, нарушая ход мыслей. Изумление - он-меня-ударил!!! - вытеснило и кровавую пелену и "тварь, убийца, недоносок, motherfucker, bloody bastard, merde".
- Успокоилась? - зло спросил он.
Я злобно посмотрела на него и промолчала, посчитав что я в невыигрышном положении.
- Ты мне за это - должна, - лишенным эмоций голос продолжил мой убийца.
- Через две недели это обсудим, - цинично усмехнулась я, уверенная что через две недели я буду пить кисель на его поминках.
- Не тебе выбирать. Ты ей кто? - обратился он к Маруське.
- Подруга, - проблеяла она, с ужасом глядя на разыгравшиеся страсти.
- Домой ее уведешь?
Маруська только кивнула.
- Что, - с ненавистью глядя на него, - не получилось меня сегодня уконтрапупить? Не мог попрофессиональнее нанять людей, денег пожалел?
- Ты о чем? - бесстрастно спросил он.
- Святая простота, - злобно улыбнулась я. - О твоем знакомом с жигуленка, госномер К 086 ДУ. Только, Ворон, теперь ходи и оглядывайся - ты не на невинного младенчика напал, я тебя самого сожру, и без гарнира. Ты меня знаешь. Уж не удивляйся если завтра с тобой чего случится.
- Дура, - бросил он. - Насчет жигуленка твоего я уже позвонил знакомым ребятам, его на Горького задержали, водитель пьян в усмерть, с трехдневной попойки по случаю свадьбы у друга возвращался.
- Ну-ну, - саркастически бросила я. - А я тогда принцесса Диана.
- Пошла к черту, - раздельно бросил он. - И на принцессу ты рожей не вышла, уж извини за правду.
Я в оцепенении наблюдала как он загрузился в свой джип и, с места газанув, проехался по острым носкам моих туфель. Несколько сантиметров левее - и минимум у меня были бы тяжкие телесные повреждения.
- Это кто? - пискнула Маруська, когда он скрылся за воротами.
- Ворон, - кратко ответила я. - Бери бутылку с того бока.
Люди во дворе, пока мы надрываясь, несли баклажку с кристалловской водой к подъезду, очень пристально на меня смотрели. Также пристально, затаив дыхание, они смотрели и на почти исполненное мной смертоубийство Ворона. Или наоборот? Бабульки на лавочке, все как одна замолкшие при моем приближении, прятали глаза, лишь Августа Никифоровна попыталась меня остановить:
- Эээ, Машенька, мы в домоуправлении …
- Потом, - невежливо отмахнулась я. Зайдя в подъезд, я села по ступеньку лестницы, достала сотовый и набрала номер Витьки Корабельникова, с которым мы выросли в одном дворе, а ныне мента.
- Витя, привет, это Маша Потёмкина.
- О! Сколько лет, сколько зим! Чем обязан?
- Вить, а ничего если я по делу? Без китайских церемоний?
- Ну говори, - вздохнул он.
- Послушай, меня интересует водитель красного жигуленка, госномер К 086 ДУ, по моей информации он на Горького недавно задержан.
- Подписаться за него хочешь? - неодобрительно спросил Витька.
- Не, хочу узнать что за фикус, и почему его задержали.
- Минутку, - бросил Корабельников и в трубке повисла тишина.
- Маруська, дай сигарету, - попросила я.
- Ты же не куришь, - страшно удивилась она.
- Так котенок сдох, - невпопад ответила я.
- Какой котенок? - Маруська смотрела на меня как на умалишенную. Я дотянулась до ее сумочки, достала "Золотую Яву", выбила сигарету и прикурила. Потом послушала тишину в трубке, от души затянулась и пояснила :
- Да анекдот такой старинный есть. Приезжает Чапаев из боя, а во дворе сидит Петька и горько плачет. "Петька, - говорит Василий Иванович, - ты чего ревешь? Ты ж боец красной армии, стыд и срам!" А Петька шмыгает носом и говорит: "Котенок у меня, Василий Иванович, сдох". " Отчего же?" "Да вот, конины объелся". "А где ж он столько конины взял?" - удивляется Чапаев. "Конюшня сгорела, а он там потом лазил, маленький, дурной, что с него взять". "Как - конюшня сгорела? - бледнеет, сереет и зеленеет Чапаев. - Кто виноват? Расстреляю!" "Да Фурманов сигарету непотушенную бросил, сразу занялось". "Ну а вот тут ты, Петька, врешь, Фурманов же отродясь не курит!" "Закуришь тут, когда знамя полка белые сперли".
- А в чем прикол? - не поняла Маруська.
- Да черт его знает, - снова затянулась я и поперхнулась дымом с непривычки. Откашлявшись, задумчиво сказала. - Вроде как потеря знамени была самым страшным событием для полка, абсолютной катастрофой в то время.
- Ааа, - с умным видом протянула подружка.
Трубка сотового ожила и Витькиным голосом спросила:
- Лис, ты тут?
- Тут, тут, - откликнулась я. Лис, Лисица, Лисонька и Лисёночек - так меня зовут друзья еще со школьных времен. Различные недоброжелатели правда зовут не иначе как Лисищщщей, непременно шипя при этом. Когда меня спрашивают, откуда это пошло, я мило улыбаюсь и скромно заявляю : "Умная я очень". Хотя на самом деле Лисом я стала после того как в седьмом классе свистнула у матери пачку хны и явилась в школу с ярко - оранжевыми волосами.
- В общем, владелец сего транспортного средства - Ломеко Станислав Иванович, 1954 года рождения, трудится токарем на моторостроительном заводе. Полчаса назад совершил наезд на "Волгу" в состоянии сильного алкогольного опьянения и потому задержан прибывшим патрулем. Что еще тебя интересует?
- Витя, можно на него взглянуть?
- Он тебе вообще кто? - поинтересовался Корабельников.
- Никто.
- Тогда приезжай завтра, посмотришь, - почему-то сразу согласился он.
- Витенька, мне сегодня, сейчас надо.
- Не, сейчас не могу, и не проси, у меня обед, - отрезал он.
- Покажешь мне его - и съездим, пообедаем как раз, я угощаю! - предложила я.
- В "Патио", - не колеблясь, предложил он. Там делали просто фантастическую пиццу и на любой вкус - помимо традиционной с мясом - колбасой были и пиццы с ананасом, семгой, отличное пиво и коктейли.
- Здорово, - обрадовалась я. - Куда подъезжать?
Витька объяснил, я достала ключи из сумочки и кинула Маруське.
- Я по делам, как видишь, дождешься?
- Ага, - пожала она плечами. - Только ты уж пришли мне из охраны снизу мальчиков посимпатичней, мне твою воду одной не уволочь!
Товарищ Ломеко Станислав Иванович, раскрыв рот, храпел в маленькой камере, распространяя удушающий аромат давнего перегара. Непрезентабельные черные штаны, грязная футболка из тех, что бесплатно раздают заезжие американские проповедники с надписью "Together in Christ", сальные волосы и лицо - немолодое лицо, потрепанное неумеренными возлияниями, вечно брюзжащей женой и парочкой детей - двоечников, которые твердо именуются им как "спиногрызы". Черт меня возьми, но Ломеко Станислав Иванович, 1954 года рождения на киллера не тянул никак. Максимум на что он способен - это на травлю тараканов и битье собственной жены по случаю ее недовольства "Опять пришел пьяный, скотина!".
- Посмотрела? - нетерпеливо спросил Витек.
Понятно, дружочек, обед у мужчин - святое, а тут я чего - то торможу у немытого тела этого дядьки.
- Дай мне его адрес, - попросила я.
- А что сразу не сказала? - поскучнела я.
- Адрес - и сразу в пиццерию! - клятвенно пообещала я.
- И пустишь меня за руль, - уточнил он.
- Пущу, пущу.
- Тогда иди в машину, я сейчас! - обрадовался Корабельников.
Не успела я устроиться на непривычном мне пассажирском кресле, как на крыльце появился Витек в сопровождении товарищей - тоже в форме.
- Вы уж меня прикройте, может подзадержусь, - вещал мой школьный друг.
- Прикроем, какой разговор, - ответил молодой светловолосый парнишка и достал сигарету.
- А что у тебя стряслось? - спросил второй.
- Да вот с девушкой в пиццерию на обед договорился съездить, - небрежно бросил Витек и не торопясь подошел к моей бэмке, по хозяйски уселся на мое бывшее место, по хозяйски хлопнул дверцей и привычным жестом повернул ключ.
"Далеко пойдет", - улыбнулась я про себя.
- Держи, - кинул он мне на колени сложенный тетрадный листок.
Я развернула - корявым почерком было написано "Новогодняя, 45".
Значит, Новогодняя…
В голове пронеслась крамольная мысль - с лихвой выдать Витьке денег на такси и пиццу и рвануть по адресу, однако я решительно ее прогнала как недостойную. Кое - как промучившись час, отведенный на обед, я с облегчением высадила Витьку около его ментовки и рванула на Новогоднюю. Улочка оказалась на краю вселенной и моя машина, притормозившая на ней около сорок пятого дома оказала магическое действие на пару малолетних аборигенов, щелкающих семечки на лавке.
- Бээмвэ, - авторитетно заявил длинноволосый тинейджер и сплюнул под ноги.
- А вы к кому, тетенька? - бесхитростно спросил круглоголовый пацанчик лет восьми.
- К Ломекам, - кивнула я на дом.
- А мама только вечером будет, - ответил пацанчик.
- Работает что ли?
- Санитаркой в больнице, это на соседней, Волочаевской, если сильно надо, то можете к ней туда съездить, - тут же выдал он все секреты семьи.
- Да ладно, - неопределенно протянула я, - отец - то где?
- А он еще не приехал, он у дяди Игоря пьет с пятницы, дядя Игорь - он с работы папкиной, они на моторостроительном вместе работают, - обстоятельно разъяснил на этот раз тинейджер.
- Братья, что ли? - задала я глупый вопрос. Уж очень похожей была их манера делиться информацией.
- Ага, это Жорка, братан мой старший, он за меня кому хочешь в нос даст, - объяснил пацанчик.
Я посмотрела на бедно одетых ребятишек, покосившийся домишко и вздохнула. Нет, киллерами тут и не пахло, в том что меня чуть не сбил Ломеко Станислав Иванович, непутевый отец этих детей - Ворон точно не виноват. И похоже зря я за проделки Грицацуевой на него думаю - мало ли за что он ей деньги отдал.
- Матери скажите, что отец в милицию загремел, авария на нем, - сказала я и пошла к машине.
- Мать его убьет, - авторитетно вынес вердикт разговорчивый младшенький.
- Так понятно, - согласился старший.
Черт. В любом случае не нравится мне этот наезд - что - то пошло не так.
Не так.
Плохая примета, хуже выскочившей наперерез черной кошки. Пусть Ломеко Станислав Иванович и не имел в мыслях меня лишить жизни, только это ясно показывало что удача не на моей стороне, а с учетом того, на что я решилась - выглядело и правда страшновато.
Подумав об этом, быстренько доехала до дому, и первым делом рванула в гостиную, где осталась незаконченная раскладка со вчерашнего дня. Через полчаса, помучив карты и так и этак, я прикрыла глаза, откинувшись в кресле. Ну что мне стоило закончить раскладку сразу же, не было бы напрасных надежд и феерических планов. Карты были тверды - деньги взять несложно, да и лежат они - рядом. Но около них - смерть меня или самого дорогого мне человека (читай - Маруська), вор (читай - Зырян со своей братией), но даже если я их и найду, они мне не достанутся через вероломство близкого человека, ни центика ( читай - матушка их заберет у меня, пока я сплю и сдаст в церковь).
Надежды не было - я перепробовала все способы гадания, и везде результат был на диво однообразен. Мне хотелось растоптать гадкие картонные бумажки, сжечь их в банном тазике для курения трав, а ветер пустить по ветру.
- Машка, пошли есть, - заглянула ко мне Маруська.
- Маруська, оставь меня, - глухо выдавила я из себя.
Прахом все надежды! Я уже в воображении переехала в Барселону, жаркую благословенную Испанию, где живет чудовищно толстая Монсеррат с чудовищной фамилией Кабалье и ангельским, невыразимо прекрасным сопрано. Там бродят горячие испанские парни с бронзовыми сильными телами, жесткими членами и римскими профилями. И любая блондинка там - затаенная мечта любого их них, орошенная спермой и бурлением гормонов в крови. Я бы поставила в новом доме огромную кровать, в ванной было бы великое множество полуоплывших свечей, освещавших темные тела моих мачо, и в моем доме пахло бы не сожженной полынью, а жаркими испанскими признаниями на шелковых простынях, смешанной с моим телом спермой и моими оргазменными стонами. И никто мне не скажет что я рожей на принцессу не тяну. А в перерывах я бы разводила в оранжерее экзотические орхидеи и разноцветных попугаев. И никакой магии - даже самой простенькой! Я не выдержала и слезы покатились из глаз.
A poco dinero poca salud - беднее бед, когда денег нет, говорят в жаркой Барселоне.
Мои горькие рыдания прервала трель сотового.
- Извини, - буркнул Ворон. - Я обозлился, когда ты на меня налетела и наговорил черт знает чего.
- Да ладно, - вяло отозвалась я, - чего надо?
- Я около тебя сейчас, можно зайду?
- Ну заходи.
Me da lo mismo, - сказала бы я, если бы была в Испании.
Мне все равно.
Снова запиликал сотовый.
- Маняша, - не терпящим возражения голосом начала мать. - Времени полпятого, ты почему еще не приехала?
Я тут же забыла про Испанию, облилась холодным потом от ужаса и проблеяла:
- Так ты же на пять назначала, вот я к пяти и собираюсь.
- Могла бы и пораньше приехать, матери помочь на стол накрыть, ради тебя же стараюсь, - недовольно попеняла мать.
- Мамочка, я скоро буду и все сделаю!
- Да ладно уж, времени в обрез, хоть сама объявись.
Я положила сотовый на коленки и глубоко вздохнула - если бы я забыла и не приехала, мать бы с меня три шкуры спустила. Вдалеке на первом этаже едва различимо запиликал домофон. Ладно, Маруська откроет. Я же ринулась в спальню, раскрыла платяной шкаф и обозрела развешанные на плечиках тряпки. Мне было необходимо платье. Мать терпеть не могла меня в джинсах, по библии носить мужскую одежду был страшный грех, потому брюки мать заклеймила как непотребные. Я пыталась ей объяснить, что когда Богом был утвержден этот мораторий на внешний вид, мужчины носили длинные бабские халаты, а одежда их жен включала обязательные брючата. Я в этом вопросе я Бога понимала - понятно, что если б было наоборот, горячие палестинские парни испытывали б меньше проблем с проникновением в "Запретный женский сад удовольствия". Одно дело - халатик, поднял подол и все дела, другое дело - сложная конструкция из пары шаровар, тройки рубах и отлично все фиксирующего сыромятного пояса. Берег свое стадо Господь от блуда, слов нет, все до мелочей предусмотрел. Мать же меня слушать не стала, обозвала еретичкой и нехристью и велела в бесовской одежде не являться.
Выбрав голубое платье, я вытащила его, критически оглядела и вздохнула - оно было всего лишь до колен, а следовательно - бесовское. Выгонят. Не то что я была этому не рада, но потом же проблем с матерью не оберешься.
Снова запиликал сотовый.
- Ну? - спросила я, увидев на экране номер сотового Ворона.
- Меня твоя подруга не пускает, - проинформировал он.
"Правильно делает", - подумала я, а вслух сказала:
- Ворон, подожди меня у подъезда, я сейчас выйду, кое - что поменялось.
- Хорошо, - коротко ответил он.
В конце концов я выбрала унылое коричневое платье до щиколоток, произведение трудолюбивых китайцев, купленное для сельхозработ на материной даче, быстренько переоделась и пошла вниз.