В коридоре выстроилась огромная очередь, состоящая из стариков и старушек. Они все что-то оживленно обсуждали.
Пристроившись в хвост, я достала из сумки последний детектив Говоруна, предусмотрительно купленный по дороге. Надо же изучить опыт предшественников, чтобы в случае чего знать, как действовать.
Конечно, мой бывший сокурсник в этом вопросе не является для меня авторитетом. Не мешало бы почитать что-нибудь классическое. Но на уличных лотках ничего такого не попалось, для начала сойдет и это.
Название было совершенно бредовым, сюжет отличался прежним кретинизмом. От героев хотелось ожидать чего-нибудь лучшего, чем их беспорядочные и бессмысленные метания в поисках истины, лежащей на поверхности, точнее на пятнадцатой странице.
Да, подумалось мне, какой же идиоткой вскоре буду выглядеть я!
Есть ли в книжных магазинах пособия для начинающих детективов? Надо узнать. А то без него никуда.
Когда подошла моя очередь, я, резво переворачивая страницы незамысловатой книги, дошла уже до середины, так и не дождавшись проблесков интеллекта у главного героя следователя Михайлова. Озарение его тоже не посещало. Такое впечатление, что сначала Говорун написал преступление, а потом усиленно стал думать, как бы его подольше не распутать.
Среди персонажей царил такой сумбур, что запомнить, кто есть кто и как он связан с описываемым преступлением, я, как ни старалась, не могла. Приходилось то и дело возвращаться на несколько страниц и вспоминать, кто же этот очередной Иван Иванович или Марья Тимофеевна и какое отношение имеют они к сюжету.
Нагромождение совпадений жутко раздражало. Люди, по идее никак не связанные друг с другом и по логике течения жизни столь нелепое переплетение судеб которых было нереально, тем не менее были запутаны в такой тесный клубок, что поверить в это было невозможно. Ну в самом деле, какая вероятность, что А случайно зайдет со своим другом Б в первую же попавшуюся нотариальную контору к незнакомому нотариусу, который окажется любовником жены А и одновременно, как выяснится впоследствии, братом матери Б, о чем, конечно, никто не знает, да еще самым причудливым образом будет связан с их общим знакомым В, являющимся любовником жены С, который в свою очередь школьный приятель жены Б и коллега по работе тещи А.
Я вошла в кабинет, абсолютно не готовая к встрече, не представляя, что стану говорить, и даже втайне не ожидая увидеть перед собой рыжую девицу. Я ее и не увидела.
- Что вам? - рявкнула мужеподобная гарпия в совершенно ужасном, невероятном полосатом костюме, сидевшая за столом, и с недоверием окинула меня взглядом.
В чем это она меня заподозрила? В желании выдать себя за пенсионерку? Украсть коробку скрепок? Выпросить субсидию?
- Моей бабушке… - начала я и не успела закончила.
- Адрес. Фамилия, - перебили меня кратко и резко.
Я назвала. Она быстренько набрала что-то на клавиатуре компьютера и сразу потеряла ко мне интерес:
- Нет такой. Следующий.
- Как это - нет такой, когда есть? - возмутилась я.
- Где прописана?
Я повторила.
- Так дом пять или пятнадцать?
- Дом пять, квартира пятнадцать.
- Что вы мне голову тогда морочите?
- Извините, я перепутала.
Не нарочно же.
Пощелкав мышкой, гарпия кинула:
- Ну?
- Что? - переспросила я озадаченно.
- Что хотите?
- К моей бабушке приходила девушка из вашего отдела. Рыжая с веснушками. Принесла материальную помощь.
- Никакой помощи у нас по домам не разносят, и рыжих девушек у нас нет.
- Послушайте, этого не может быть. Она приходила из вашего отдела. А тушенка была просрочена, ее есть совершенно невозможно.
- Вы что, глухая? У нас по домам никто ничего не разносит. Людей не хватит, чтобы всю Москву обойти.
- Как же так, - настаивала я, - кто-то приходил.
- Почем я знаю. Ваша бабка умом тронулась, ей всякое мерещится. Или купила сама испорченную тушенку по дешевке, теперь прикидывается, признаться боится.
- Это точно, что от вас никто не приходил?
- Да что вы пристали ко мне со своей тушенкой? Видали очередь? Никакой тушенки мы не выдаем. Следующий, - опять рявкнула владычица кабинета.
В комнату робко заглянул седой старичок с палочкой:
- Можно?
Испытывая чувство вины перед собравшимися в коридоре стариками за то, что отнимаю время (но выхода у меня не было), я покинула кабинет. Послонявшись по управе, заглядывая во все комнаты, делая вид, что ошиблась дверью, я не встретила ни одной рыжей, подходящей по возрасту. Другого результата и не ожидалось. Получила подтверждение своей уверенности в том, что рыжая девица никаким образом не связана с соцзащитой. Теперь можно и удалиться со спокойной совестью.
Ничего не узнав и не найдя, вышла в пыльный, жаркий двор. Но это было ничто по сравнению с улицей, с ее выхлопными газами и раскаленным асфальтом. Поскорее нырнув в спасительное, прохладное метро, я присела на скамейку и достала листок со стрелочками. Пририсовав еще одну от "Соцзащиты", написала "Тупик". Потом поставила знак вопроса рядом с рыжей девицей. Кто же она такая и как ее искать?
Мимо проходили поезда. Останавливались, маня открытыми дверями, сообщали название следующей станции и исчезали.
Если бы на моем месте был следователь Михайлов, сейчас из одного из этих вагонов вышло бы рыжее с веснушками создание семнадцати лет и навело бы меня на след. Но оно почему-то не выходило.
В таком случае оставим ее пока в покое и займемся другими.
Проверив выясненный накануне по справочной адрес галереи "Нео-арт", я прямиком направилась туда.
Зеркальные стекла галереи отражали замученную жарой старую московскую улочку, вяло бредущих по ней полуравнодушных туристов, спешащих москвичей.
Плакат перед входом гласил, что именно сегодня в 13 часов состоится открытие выставки Сергея Петухова.
Еще этого не хватало. Сейчас меня быстренько отсюда вытурят, если вообще пустят. Открытие, как правило, только для своих, а меня, помнится, никто не приглашал.
Я распахнула дверь и вступила в прохладное помещение.
Собственно, галерея и представляла собой один-единственный, к тому же не слишком большой зал, в конце которого была дверь, скрывающая, должно быть, подсобное помещение. В углу - винтовая лестница на антресоль, занимающую примерно четверть зала, отделенную от остального пространства легкой витой балюстрадой. Что там находилось, не знаю, да и не хочу знать.
Мои опасения быть выдворенной оказались напрасны. За час с момента открытия все уже успели изрядно выпить, никто не обратил внимания на вновь прибывшее незнакомое лицо.
Кто-то быстренько сунул мне в руку пластиковый стаканчик с шампанским, предложил бутерброд с засохшим сыром, края которого неэстетично загнулись. Машинально улыбнувшись, я деловито продефилировала вдоль строя довольно уродливых картин.
Прямо скажем, это не собрание Анфилады Львовны. Такого она не потерпела бы в своей квартире. Картины представляли собой некое невообразимое смешение всех жанров и стилей, бессюжетное, хаотичное нагромождение красок. Художник оказался к тому же еще и скульптором по совместительству.
В центре зала расположились металлические монстры. Петухов, не скрывая своих планов, намеревался шокировать публику собственным творчеством. Во избежание кошмаров, не рекомендовала бы посещать выставку слабонервным и впечатлительным.
Присоединившись к наиболее многочисленной кучке приглашенных, я прислушалась к разговорам, пытаясь определить владелицу галереи. Самая шумная дама, ярко, но далеко не безвкусно одетая, лет сорока пяти, высокая, громко смеющаяся, по моим расчетам, и являлась хозяйкой. Спросив об этом у стоявшей рядом со мной манерной женщины, я получила утвердительный ответ, а также узнала имя владелицы галереи - Ольга. Переходя от кружка к кружку, переместилась ближе к интересующему меня объекту.
Арт-жаргон, как вы понимаете, небезызвестен мне, и я постепенно вступила в разговор. Впрочем, особых знаний и не требовалось. Главное вовремя кивать головой и сыпать не всем понятными и, в сущности, мало что говорившими словечками типа "художественное восприятие", "амбивалентное отношение", "цветовая палитра", "ассоциативное мышление" и так далее.
Люди подходили и отходили, рассматривали петуховские шедевры, свободно перемещались по залу, общались. То и дело наполнялись стаканы. Особое оживление вызывал вынос из таинственной комнаты в конце зала очередных бутылок шампанского и водки.
Когда возле нас осталось наименьшее число свидетелей, оттянувшихся ближе к столу с новой порцией спиртного, не раздумывая и боясь упустить такую благоприятную возможность, я брякнула наобум первое, что пришло в голову:
- Моя тетя, Анфилада Львовна Соколова, говорила, что вы заходили к ней и предлагали сделать выставку.
- Как! Вы племянница Анфилады Львовны? - преувеличенно обрадовалась Ольга. - Очень приятно. Не ожидала вас увидеть. Она мне много о вас рассказывала.
Да неужели! Почему-то мы познакомились с ней только сегодня. Конечно, не исключаю, что Анфилада Львовна успела рассказать и ей о всех своих родственниках, среди которых могла быть и племянница.
- Правда? Надеюсь, только хорошее.
- Естественно. Не передумала ваша тетушка насчет выставки?
- Да нет, пока не хочет. Размышляет, сомневается. Знаете ведь, как в таком возрасте с ними сложно.
- Ой, и не говорите. Такого натерпишься, пока договоришься со всеми этими старыми перечницами! Извините, я вашу тетушку в виду не имею. Она милейшее существо. Куда уж проще с молодыми дело иметь.
Согласна. Куда уж проще. Они не слишком привередливы, счастливы хоть на время избавиться от патологических уродцев, последствий стихийных выплесков катастрофического видения своих создателей. Кому захочется такое в собственной квартире держать или даже в мастерской.
- Вы бы уж ее как-нибудь уговорили, - попросила Ольга.
- Да она в маразме почти, - проговорила я. (Простите мне, Анфилада Львовна, эту клевету, в конечном счете я же для вас стараюсь. А вы об этом моем плохом поступке и не узнаете. Надеюсь.) - То она хочет, чтобы "люди увидели коллекцию Соколовых", то скажет: "Нет, все тут будет, как мой папа повесил. Не дам никому разбазарить то, что столько лет любовно собиралось".
- Вот-вот. И мне она тоже твердила про наследие своего отца и деда, что, мол, все государству достанется после ее смерти. А то распродадут - и поминай как звали, растащат по кусочкам и не вспомнят, что, откуда.
Это что-то новенькое, Анфилада Львовна. Мне вы ничего о том, что собираетесь оставить картины государству, не говорили. Какие еще сюрпризы вы приготовили?
Болтает - не остановишь, а что-то важное неожиданно недоговаривает. Попробуй догадаться, что еще она скрыла от меня, что помогло бы в следствии.
- Я одного старичка знала, - продолжала между тем Ольга, - так он над своими картинами точно скупой рыцарь сидел. А уж собрание не так чтобы особо ценное. Так, пара рисунков Врубеля, остальное - начало XX века. - (Ничего себе - не особо ценная!.. Что, по-твоему, в таком случае ценно, дорогая Оленька?) - Они с определенного возраста начинают воображать себя Третьяковыми и думают, в дар какому-нибудь музею отдадут, так им кто спасибо скажет. Как же! Уплывет их коллекция за границу, никто и не узнает. Какая такая коллекция? Не было ничего. Это тогда Третьяковыми можно было быть. Сейчас и пытаться не стоит.
- Другие времена, - поддакнула я.
Что мне с ней спорить? Мне нужны сведения, а не выяснение истины в проблеме утечки ценностей за границу.
- У вас замечательная галерея, - лицемерно похвалила я. - Всегда что-нибудь новенькое увидишь.
Только меня вы здесь вряд ли еще когда-нибудь увидите.
- Вот и уговорили бы свою бабулю выставиться у нас. Мы условия хорошие предложим. Конечно, не такие, как в большой галерее. У нас масштабы не те, сами понимаете. Но вполне приличные. В этом случае исключение сделали бы.
Еще бы вам исключение не сделать. Такая возможность. Анфилада Львовна с ее бесподобным собранием не продукт катаклизмов и глобальной перестройки мышления. Примитивизм хорошо, а классику все любят.
- Попробую поговорить с ней. Вдруг что получится.
- Поговорите, посодействуйте. Я вам буду очень признательна.
Ольга бросила взгляд поверх моего плеча, высматривая кого-то. Видя, что жертва теряет интерес к разговору, я бросила наживку:
- Не у вас случайно работает такая рыжая девушка с веснушками? Галя, кажется.
То ли наживка оказалась неподходящей, то ли Ольга хорошо владела собой. Ничто не изменилось в ее лице. Она лишь плечами пожала:
- Нет. У нас не работает. Кстати, наши сотрудники все до одного здесь. Извините, подойду к виновнику торжества.
- Конечно.
Наживка невостребованно осталась болтаться на крючке.
Побродив еще по залу, стараясь особенно не всматриваться в "произведения искусства", чтобы спокойно спать ночью, послушав разговоры, осмотрев всех имеющихся женщин на предмет веснушек и рыжины, я покинула галерею и побрела по теневой стороне улицы к метро.
Вскоре меня догнал мужчина лет сорока в джинсах и красной майке с надписью "Ауди". Просто ходячая реклама.
В руках у него был каталог только что покинутой мною галереи.
- Я видел вас на открытии Серегиной выставки, - заговорил со мной он, - вы его знакомая? Я раньше вас не встречал.
- Нет, я приходила к Ольге.
- А-а, - не то огорчился, не то обрадовался мужчина и представился: - Николай.
- Наталья, - отозвалась я в ответ.
- Не возражаете, если провожу до метро?
- Пожалуйста. А вы друг Сергея?
- Вместе учились в Суриковке. Как вам его художества?
- Очень органично, - запела было я, - выдержанно…
- Дерьмо, - пренебрежительно перебил мой новый знакомый, - вам это что, действительно понравилось?
Я засмеялась:
- Вообще-то просто жуть.
- Верно подмечено. Нахваливают, боясь прослыть невеждами. А на самом деле ни черта не понимают в выставленном убожестве. Гадают, что это он намазюкал и зачем притащил весь этот металлический хлам, которому самое место на свалке.
- Вы-то наверняка тоже пели дифирамбы, - не преминула уколоть его я.
- Я слова не сказал, - помотал головой Николай. (И как я его в таком заподозрила!) - На правду обидится. А чего друга обижать? Все-таки двадцать лет знакомы. Да и праздник у него, как-никак - выставка.
- А вы в какой манере работаете?
- Я реалист, - услышала я гордый ответ, - больше по старинке, приверженец классики. В основном пейзажи пишу. Улочки старой Москвы мне неплохо удаются, и сам душой отдыхаю, рисуя кривые московские переулки, особнячки с мезонинами. Иногда, скажу тебе, такие экземпляры попадаются! Немало еще осталось, переживших войну тысяча восемьсот двенадцатого года. Но и сносят много. На их месте возводят однотипные, турками построенные офисные здания. Жалко Москву. Иностранцы одно время неплохо раскупали, и наши брали, грех жаловаться. Сейчас времена уже не те, - он тяжело вздохнул, - спроса никакого. Наелись, сволочи. А ты чем занимаешься?
- Журналистикой. Собираюсь писать статью о "Нео-арт".
Вспомнив, что Говорун сказал о случае в их работе, я тут же спросила о рыжей Гале. Мой новый знакомый не является ли таким случаем? Я рассказала, что видела ее якобы на одной презентации, она дала мне визитку, обещала дать редкие материалы. Визитку ее я тут же потеряла. Последнее, кстати, похоже на правду, имею такое обыкновение - терять визитки.
- Нет, не помню, чтобы встречал такую. В галереях, видишь ли, в основном солидные дамы работают вроде Ольги.
Ничего не поделаешь. Его Величество Случай заставляет себя ждать.
Выбирать мне не из чего, попробуем выжать из этого знакомства что возможно. Никогда не знаешь, откуда придет помощь.
Поэтому, когда Николай предложил зайти в открытое кафе, попавшееся нам по пути, я тут же согласилась. Мы сели за столик, спрятавшись от вездесущего солнца под тентом.
Посетители кафе все, как один, уставились на экран телевизора, по которому транслировали чемпионат мира по футболу.
Как раз когда мы проходили мимо, комментатор истошно заорал: "Удар! Го-о-ол! - И спустя пару секунд виновато прибавил: - Нет, простите, я поторопился".
- Ты что будешь? - спросил Николай.
- Только сок, желательно похолоднее, если у них есть.
- Уверена?
- Абсолютно.
- А я водочки выпью.
Я мысленно передернулась. Пить водку в такую жару! Самоубийца! Знавала я многих художников и все как один странные люди.
Николай отправился за напитками и через десять минут появился с соком, водкой, чашкой кофе и парой бутербродов, вызывающих сильное подозрение, что рыба на них не только не первой свежести, но и не второй.
- На этих презентациях пить дают, а закусить вечно нечем, - посетовал он.
Закусить ему явно не повредило бы. Помешивая в высоком бокале кусочки льда, я обдумывала, чем бы он мог мне помочь и какие вопросы ему следует задать.
- Твое здоровье, - произнес пейзажист и опрокинул содержимое рюмки. - Так о чем ты, говоришь, пишешь?
Мы уже забыли! Провалы в памяти? Меньше нужно пить, Коля. Для здоровья полезней. А твоя забывчивость мне даже на руку: предложим новую версию, раз уж ты не помнишь старой.
- Намечается у меня одна статья о краже картин, - выдвинула я новый вариант, - сейчас собираю материал.
- Да, воруют, - тут же согласился Николай оживленно, - у меня вот один тип тоже сюжет украл. Представляешь? Я только задумал, а он уже изобразил, сволочь. По пьянке я ему, что ли, рассказал, не знаю. Ветров-Загросский, может, слышала?
- Нет, не приходилось.
- Еще бы! О нем лучше и не слышать, и не видеть эту мерзкую рожу. На самом деле он Рабинович. Придумал себе псевдоним, гад. Можно подумать, по нему сразу не видно, какой он Ветров-Загросский. Вот и написала бы. Я тебе об этой скотине расскажу в подробностях, всю подноготную, он у меня попляшет.
- Моя статья несколько другого рода, - возразила я. (Только мне их внутренних склок не хватало). - Я пишу о картинах старых мастеров, которые крадут из частных коллекций. Как вы думаете, кому такие картины продают?
- Продать всегда можно, - сник Коля от моего отказа описать похищение его сюжета нехорошим художником Ветровым-Загросским, - был бы товар, найдется и покупатель.
- Я понимаю, что такую картину в антикварный салон не понесешь.
Главное не дать ему сойти с рельсов нашего разговора.
- Иностранцу какому-нибудь толкнуть, - предположил мой новый знакомый, беря бутерброд и осматривая его со всех сторон, - они до всякой классики страсть как охочи.
- Нужно разрешение на вывоз. Официально на краденую картину его не получишь.
- Достанут, коли нужно, сейчас все продается, все покупается. Если честно, так я в этом вопросе полнейший профан. Свои-то работы с трудом сбагриваю, вся мастерская завалена, ступить негде. Тебе к специалисту обратиться надо. К человеку со связями, знающему.
- Это ясно. А где его найти?
- Хочешь, порасспрашиваю, кто тебе может помочь?
- Конечно, - обрадовалась я, - это было бы здорово.